Неординарные преступники и преступления. Книга 4

Вызванные полицейские должным образом осмотрели находку. Оказалось, что в мешке находится расчленённое женское тело; руки и ноги отсутствовали, зато имелась голова, точнее череп, с фрагментами кожи и волосами. Сохранность органических материалов была очень низкой, скорее всего, смерть наступила много недель назад. Тем не менее патологоанатомы уверенно определили, что погибшая была женщиной-негритянкой ростом около 152 см (то есть очень невысокой); преступник не просто отделил ей голову, но и срезал с тела обширные фрагменты кожи и прилегавших к ней тканей.

Волосы, найденные в мешке с останками «тела №8», первоначально были приняты за сильно повреждённый парик. Однако после внимательного изучения улики и обнаружения в волосах трёх ржавых заколок, коронер Гербер изменил первоначальное суждение и заявил, что это остатки скальпа, отделившегося от черепа в результате гниения.

В мешке находилась кипа сильно повреждённых сыростью кливлендских газет, датированных июнем предшествующего года. Кроме них в мешке оказалась пачка листовок с объявлением о наборе женщин в труппу кливлендского «Палас-театра». Листовки были также датированы летом 1936 года.

Это показалось детективам зацепкой. Возможно, погибшая являлась одной из претенденток на место в труппе; возможно, она распространяла эти листовки, во всяком случае, представлялось вполне вероятным, что эту женщину знали в «Палас-театре». Детектив Орли Мэй официально допросил Нила Гретленда, менеджера шоу, проводившего отбор претенденток, в надежде, что тот сможет припомнить какие-то существенные детали. Гретленд ничем не смог помочь полиции: негритянки маленького роста не принимали участия в отборочном конкурсе, поскольку труппа нуждалась только в высоких девушках.

Однако имелось кое-что, что давало надежду на опознание убитой. Рассматривая найденный череп, Питер Мерило обратил внимание на то, что зубы имели следы профессионального стоматологического лечения. Первые моляры верхней челюсти – речь идёт о коренных жевательных зубах – были удалены с обеих сторон. Были также удалены все зубы мудрости. Убитая носила две золотые коронки и золотой мост на три зуба на верхней челюсти слева. Кроме того, имелось несколько разрушенных зубов. По-видимому, женщина знавала хорошенькие деньки и когда-то могла оплачивать услуги стоматолога и зубного техника, однако затем жизненная ситуация изменилась к худшему, и она перестала следить за зубами. Тем не менее, имело смысл навести справки среди стоматологов.

Поиски увели детективов далеко от Кливленда. После двух недель рассылок писем и личных бесед по телефону со стоматологами из северных и северо-восточных штатов США детективы получили то, что желали. Они узнали, что уже умерший дантист из Цинциннати, города, удалённого от Кливленда почти на 400 км, лечил пациентку со схожим состоянием зубов. Врач, купивший практику, сохранил архив предшественника и сумел отыскать нужную ортопантомограмму. Судя по записям стоматолога, рентгеновский снимок отображал челюсти некоей Роуз Уоллес (Rose Wallace), женщины в возрасте «около 40 лет». По-видимому, она сама не знала свой точный возраст.

Эта фотография автомобильного моста «Лорейн-Карнеги», под пятым пролётом которого были найдены останки, получившие условное название «тело №8». Подросток на фотоснимке – это тот самый Рассел Лойер, кто нашёл мешок с останками. Подросток стоит на том самом месте, где лежал мешок. Снимок даёт неплохое представление о том, в какой местности «Безумный Мясник» спрятал останки своей очередной жертвы. Промышленный район, лишённый жилой застройки, заваленный разнообразным хламом и мусором, явился, по мнению убийцы, прекрасным «кладбищем». Можно считать, что лишь по чистой случайности труп вообще оказался найден.

Детективы попытались отыскать эту женщину, и выяснилось, что Уоллес действительно проживала в Кливленде в доме №2027 по Сковилл-авеню (Scovill avenue), но в конце лета 1936 года исчезла. Место проживания Уоллес находилось не очень далеко от домов, в которых квартировали Эндрасси и Полилло. Можно сказать, что эта троица ходила по одним улицам и посещала одни и те же питейные заведения. В последний раз Роуз видели поздним вечером 21 августа предыдущего года – она уехала из бара с неким смуглолицым «Бобом», похожим то ли на итальянца, то ли на грека.

Надо сказать, что результат работы Питера Мерило вызвал заметное раздражение коронера Гербера, который оспорил точность идентификации останков. По мнению Гербера, смерть «жертвы №8» последовала за 8—10 недель до обнаружения останков, то есть в последней декаде марта 1937 года. Коронер вряд ли был прав, судебные медики хорошо знают, что отделение волосяного покрова от черепа в результате гниения кожных покровов происходит приблизительно через год после наступления смерти – это, кстати, верный индикатор значительной давности момента умирания. Разумеется, существуют исключения, хорошо известные науке, например, в пещерах Псково-Печерского монастыря находятся тела людей, умерших 200, 300 и более лет назад и не лишившихся волосяного покрова, но это именно исключение из приведённого выше правила.

Нельзя не отметить того, что в данном деле Сэмюэл Гербер проявил себя далеко не с лучшей стороны. Сначала найденное тело он посчитал мужским, и лишь после того, как патологоанатом Штейн оспорил это заключение, Гербер изменил свою точку зрения. Волосы, найденные в мешке, коронер объявил париком, и лишь несогласие Штейна с этим выводом побудило Гербера заняться их внимательным изучением и пересмотреть первоначальный вывод. В вопросе давности убийства «жертвы №8» коронер, по-видимому, тоже сильно ошибался, но должностные лица не могли игнорировать его точку зрения, поэтому опознание убитой женщины и летом 1937 года, и в последующие годы считалось «предположительным».

Однако Питер Мерило считал, что личность убитой установлена верно и в дальнейшей работе именно из этого и следует исходить. Изучая прошлое Роуз Уоллес, детектив выяснил, что женщина эта занималась проституцией, её сутенёром являлся некий «Однорукий Вилли» («One-armed Willie»), хорошо известный полиции Кливленда чернокожий мужчина с криминальным прошлым. Мерило знал, что «Однорукий Вилли» был некоторое время и сутенёром Флоренс Полилло, однако последняя буквально за два или три дня до своей гибели крупно с ним повздорила и разорвала всяческие отношения. По этой причине «Однорукий Вилли» проверялся в феврале 1936 года как возможный убийца Полилло, но он быстро доказал alibi и серьёзных подозрений не вызвал.

И вот в конце июня 1937 года оказалось, что между двумя жертвами «Кливлендского расчленителя» существует связь, пусть и опосредованная. Детектив Мерило очень хотел доказать факт знакомства Полилло и Уоллес, но сделать этого не смог. В последний раз Роуз видели в баре на пересечении Восточной 19-й стрит и Сковилл-авеню – в этом баре также появлялись и Эндрасси, и Полилло. Питер Мерило вместе со своими коллегами Орли Мэем (Orley May) и детективом-сержантом Джеймсом Хоганом (James Hogan) затратил много времени и сил на создание списка подозрительных завсегдатаев питейных заведений, расположенных на участке от Восточной 9-й стрит до Восточной 40-й [расстояние между этими улицами 2,6 км]. В результате появилась огромная база данных мужчин, каждый из которых потенциально мог оказаться «Безумным Мясником», но проверка всех их была чрезвычайно затруднена ввиду банальной нехватки полицейских ресурсов.

Элиот Несс летом 1937 года предпринял довольно нетривиальную попытку установить личности убитых «Кливлендским расчленителем» людей. На огромной торгово-развлекательной выставке «Грейт лэйк ЭКСПО», чьё открытие стало событием общегосударственного масштаба, был развёрнут особый павильон, целиком посвящённый деятельности полиции.

Вид на «Грейт лэйк ЭКСПО» с высоты птичьего полёта. Открытие выставки стало событием федерального уровня и президент США Рузвельт 14 августа 1937 года прибыл в Кливленд для того, чтобы лично осмотреть экспозицию. На заднем плане у левого края фотографии можно видеть здание городской администрации («Сити – холл»), а высотное здание вдали – это «Терминал-тауэр», небоскрёб, являвшийся некоторое время вторым в мире по высоте.

Формально этот павильон создавался сугубо в целях просвещения общественности о методах полицейской работы и улучшения имиджа правоохранительных органов. Вход для осмотра экспозиции был бесплатным, с посетителей по их желанию могли снять отпечатки пальцев (дактилоскопическая карта вручалась им на память), в витринах были выставлены разного рода любопытные экспонаты – одним словом, всё было рассчитано на то, чтобы заманить в павильон побольше зевак. Но главной изюминкой экспозиции были реконструированные антропологами головы жертв «Безумного Мясника». Отдельный стенд содержал описания одежды погибших и мест обнаружения останков. Помощник мэра по вопросам безопасности возлагал большие надежды на то, что кто-то из посетителей сможет опознать некогда исчезнувших людей.

Идея Элиота Несса, конечно же, была неплоха. Народ, привлечённый рекламой, валом валил на осмотр полицейской экспозиции, приезжая для этого даже из соседних штатов. В период с 1937 по 1939 годы стенд с восстановленными головами жертв «Кливлендского расчленителя» осмотрели 7 млн. человек! И тем поразительнее выглядит результат этого осмотра – никто не узнал ни одного из убитых!

Это очень важный момент. На него стоит обратить сейчас особое внимание, поскольку в дальнейшем об этой полицейской экспозиции еще придётся вспомнить.

В конце июня 1937 года следователям вроде бы улыбнулась удача. Работавшие с кливлендскими проститутками детективы установили, что в августе 1936 года исчезла некая чернокожая проститутка Роуз Уолсепс. Своим внешним видом она хорошо соответствовала жертве маньяка, обозначенной под «№8» (то есть найденной 6 июня). С большой долей вероятности можно было предполагать, что Уолсепс стала очередной жертвой кровавого маньяка. Однако никаких объективных данных, подтверждающих это предположение, никогда получено не было, а потому полиция официально не заявила об идентификации тела.

Между тем страшные находки не иссякали. Ранним утром 6 июля 1937 г. в реке Кайохога, ниже впадения в неё Кингсбари-ран, нарядом Национальной гвардии из трёх человек, находившимся на мосту под названием «Мост на 3-й Западной улице» («The West Third street bridge»), были замечены плывущие человеческие останки. Вызванные полицейские извлекли из воды мужской торс и два бедра, не отделённые от торса. Части ног ниже колена отсутствовали [как руки и голова]. Для осмотра обширного водного района был вызван катер береговой охраны. Через несколько часов с его борта была замечена верхняя часть левой руки, находившаяся выше по течению на удалении 75 метров от моста.

«Мост на 3-й Западной улице» – именно с него наряд Национальной гвардии в седьмом часу утра 6 июля 1937 года увидел плывущий в воде обезглавленный торс, лишённый рук и частей ног ниже колен.

На рассвете следующего дня поиски продолжились как вверх по течению от моста, так и вниз. Помимо водной поверхности осматривались также берега. В тот день были найдены предплечья обеих рук с кистями.

Три дня спустя – 10 июля – удалось обнаружить верхнюю часть правой руки. Наконец 14 июля в полутора километрах выше по течению была обнаружена нижняя часть правой ноги со ступнёй. Голова убитого никогда не была найдена.

Коронер Гербер оценил возраст расчленённого мужчины в 35—40 лет, его рост равнялся приблизительно 173 см, а вес при жизни – около 70 кг (153 фунта). Неизвестный имел кое-какие особые приметы – на большом пальце правой руки был шрам, а на икре левой ноги – довольно необычный крестообразный рубец, точнее, наложение двух рубцов. Поперечины креста имели длину 5 см и благодаря тёмно-синему цвету были хорошо заметны на коже. На первый взгляд можно было подумать, что это татуировка, однако исследование ткани под микроскопом однозначно доказало, что это именно рубец, образовавшийся в результате подкожной инфекции.

В ходе поисковой операции на воде в руки правоохранительных органов попало ещё кое-что, что было сочтено важными уликами. На верхнюю часть обезображенного торса был натянут мешок, и когда его сняли, то оказалось, что внутри находится ворох размокших от воды газет. Их аккуратно разъединили, расправили и просушили. Оказалось, что состояние бумаги позволяет прочитать напечатанный текст. Благодаря этому удалось установить, что все газеты вышли из типографии не позже 15 июня, то есть за 3 недели до их обнаружения в воде.

Локализация мест обнаружения расчленённых тел на карте Кливленда. Числа обозначают: 1 – район Джэкасс-хилл, где 23 сентября 1935 года были найдены останки Эндрасси и неизвестного мужчины; 2 – место обнаружения фрагментов тела Флоренс Полилло 26 января 1936 года; 3 – место обнаружения «Татуированного мужчины» 5 июня 1936 года; 4 – район Бруклин-виллидж, где 22 июля 1936 года было обнаружено обезглавленное «тело №5»; 5 – обнаружение 10 сентября 1936 года расчленённого трупа в реке Кайохога неподалёку от большого лагеря «хобо»; 6 – участок побережья озера Эри в районе Восточной 156-й стрит, где 23 февраля 1937 года были найдены расчленённые и обезглавленные женские останки, условно названные «тело №7»; 7 – автомобильный мост «Лорейн-Карнеги», под 5-й опорой которого вечером 6 июня 1937 года был обнаружен мешок с расчленёнными останками чернокожей женщины, предположительно опознанной как Роуз Уоллес; 8 – мост на 3-й Западной стрит, под которым 6 июля 1937 года был замечен плавающий мужской труп с мешком на верхней части обезглавленного торса.

Помимо газет, в мешке находился шёлковый чулок телесного цвета. На чулке были найдены два волоска – один имел двойной чёрно-белый окрас и происходил от собаки, а второй определённо являлся человеческим. При длине 3,5 см он мог быть как мужским, так и женским, цвет имел светлый. Человек, из головы которого выпал этот волос, определённо мог быть назван блондином (блондинкой).

Эксперты тщательнейшим образом поработали с этими уликами, пытаясь «выжать» из них хоть что-то, что могло бы помочь детективам. Джордж Кёстль (George Koestle), специалист по отпечаткам пальцев, внимательно изучил поверхность газет, надеясь обнаружить отпечаток пальца, пощажённый водой. Надежда на это представлялась призрачной, но, как известно, небывалое бывает!

Криминалист Джордж Кёстль, специалист по отпечаткам пальцев Бюро по криминальной идентификации кливлендской полиции, за работой.

А лейтенант Дэвид Коулс, начальник Бюро криминальной идентификации, лично исследовал мешок и чулок. Он пришёл к выводу, что мешковина была изготовлена около трёх лет назад, но это мало что давало полиции. На мешке отсутствовали какие-либо знаки, позволявшие проследить его путь от производителя к последнему владельцу.

Жертва этого преступления была убита примерно 3—4 июля 1937 года. В целом можно было сказать, что тело расчленённого мужчины сохранилось довольно хорошо. Погибший не имел прижизненных повреждений, и патологоанатом определил в качестве причины смерти отделение головы (декапитацию). Однако преступник, отрезав голову живому человеку, не успокоился: он рассёк грудную клетку и живот и извлёк некоторые органы – печень, почки, желудок, кишечник и сердце. Фактически убийца выпотрошил свою жертву. Извлечённые органы никогда не были найдены.

Манипуляции, осуществлённые преступником, были очень кровавыми, но его, видимо, нисколько не страшил вид крови. Убийца проявил завидное мастерство; анатом, вскрывавший тело, заявил без колебаний: «Это работа хирурга». То, сколь квалифицированно преступник вскрыл тело убитого им человека и извлёк органы, свидетельствовало о наличии у него профессиональных медицинских навыков. Если раньше в ряду возможных профессий преступника, помимо врача, назывались и забойщик скота, и мясник, то теперь круг розысков можно было существенно сузить.

Было решено сосредоточиться на проверке действующего персонала медицинских учреждений, врачей, лишённых за различные нарушения лицензий, а также студентов-медиков. Показателями для тщательной индивидуальной проверки должны были служить следующие признаки:

1) употребление наркотиков;

2) извращенные сексуальные наклонности (перверсии);

3) алкоголизм;

4) допущенные когда-либо нарушения законности в любой форме (без срока давности);

5) жалобы клиентов на сексуальные домогательства в любой форме (без срока давности).

Следует заметить, что несколько ранее – в марте 1938 года – на границе небольшого города Сэндаски, находящегося в 90 км западнее Кливленда, была найдена отрезанная человеческая нога. Внимание детективов, прибывших на место её обнаружения, привлёк расположенный неподалёку государственный госпиталь ветеранов войны. Один из врачей этого заведения несколькими неделями раньше попал в список проверяемых. Исходя из этого, Элиот Несс по договорённости с руководством штата направил в госпиталь группу детективов, поручив им «поплотнее поработать с персоналом».

Кливлендский госпиталь ветеранов войны с высоты птичьего полёта.

В ходе опросов работников госпиталя и больных, лечившихся там, выяснилось, что в этом заведении царила атмосфера вседозволенности. Внутренний режим не был должным образом налажен: пациенты могли приходить и уходить из госпиталя по своему желанию, в выходные дни там вообще царила анархия, нередки были попойки, вызовы в больничные палаты проституток и тому подобное. Момент этот показался полицейским немаловажным: дело было в том, что один из весьма перспективных подозреваемых – некий Фрэнсис [или сокращённо Фрэнк] Суинни – доказывал свою непричастность к преступлениям «Безумного Мясника» тем, что во время убийств находился на лечении в госпитале ветеранов войн. Осенью 1937 года, когда Суинни первый раз привлёк к себе внимание полиции, этому alibi поверили, ограничившись лишь формальным запросом в госпиталь. Теперь же выяснилось, что пребывание в этом лечебном учреждении отнюдь не гарантировало безусловное нахождение подозреваемого на его территории. Другими словами, Суинни оказался без alibi. Между тем, этот человек казался очень хорошим подозреваемым – он являлся алкоголиком, употреблял наркотики и демонстрировал явные признаки душевной болезни. Впечатляюще выглядели его физические кондиции: вес 100 кг при росте 186 см – это довольно много по меркам поколения, не знавшего, что такое акселерация.

Госпиталь ветеранов войн ввиду недостаточного бюджетного финансирования привлекал на подсобные работы заключённых тюрьмы штата Огайо. Эта практика в те времена была официально узаконена (все заключённые имели незначительные сроки, хорошо характеризовались тюремной администрацией и являлись добровольцами, так что такую работу можно считать неплохим опытом социальной реабилитации). Один из таких подсобных рабочих-зэков – некий Алекс Арчаки – при опросе полицейскими признал, что является другом Фрэнка Суинни. Арчаки на свободе вёл образ жизни эдакого «перекати-поля», человека без работы, корней и какой-то осмысленной цели существования. Он прозябал, довольствуясь мелкими кражами и случайными подработками. В 1936 году он познакомился с Суинни в баре самого низкого пошиба, где собиралась публика во всём похожая, между ними завязалось нечто похожее на приятельские отношения. Помимо пьянства, Арчаки и Суинни объединили финансовые махинации: первый приторговывал барбитуратами и запрещёнными к свободной продаже лекарствами, а второй – периодически снабжал его необходимыми рецептами. За незначительное правонарушение Арчаки угодил в тюрьму штата Огайо, из которой был направлен на работу в госпиталь ветеранов войн. Там он неожиданно для себя повстречался с Фрэнком Суинни, который как раз проходил курс отучения от алкоголя. Арчаки стал тайно снабжать своего старого знакомого спиртным, и их контакты возобновились.

Когда Алекс Арчаки узнал причину интереса детективов к Фрэнку Суинни, то отреагировал совершенно неожиданно, заявив с улыбкой: «Я всегда знал, что Суинни – Безумный Мясник! «Он рассказал, что уже само знакомство с Суинни выглядело довольно подозрительно: доктор подсел к нему в баре, угостил выпивкой и стал расспрашивать о семье. Узнав, что Арчаки одинок, Суинни очень воодушевился; поведение его выглядело весьма необычным для подобного места. Арчаки считал, что Суинни оценивал его как потенциальную жертву, но убедившись в том, что у него большое количество знакомых (некоторые даже видели их в тот вечер вместе), от убийства отказался. Арчаки сообщил полицейским, что в то время, когда Суинни якобы проходил лечение в госпитале ветеранов войны, на самом деле он не ночевал в палате, а уходил в город. У Суинни не было alibi на моменты совершения «Безумным Мясником» убийств, Арчаки утверждал это однозначно и был готов официально подтвердить это заявление в суде!

Полиции удалось установить происхождение человеческой ноги, найденной неподалёку от госпиталя. Выяснилось, что никаких криминальных историй с нею не связано: нога была ампутирована в госпитале в ходе плановой операции, но из-за невнимательности персонала её не передали в крематорий на сжигание, а просто выбросили на помойку.

Тем не менее работа полиции в госпитале ветеранов войн не была напрасной. Следствие в лице доктора Суинни получило серьёзного подозреваемого. Но к нему требовалось грамотно подступиться.

Проблема заключалась в том, что Фрэнсис Эдвард Суинни являлся двоюродным братом Мартина Льюиса Суинни, конгрессмена-демократа от штата Огайо. Последний находился в жёсткой конфронтации с мэром Кливленда, а потому любое действие полиции в отношении Фрэнка конгрессмен расценил бы как акцию, направленную против него лично.

Двоюродные братья Суинни. На фотографии слева Фрэнсис Эдвард – тот самый «доктор-дегенерат», которого Несс считал таинственным убийцей-расчленителем. На фотографии справа Мартин Суинни, конгрессмен по 20-му федеральному избирательному округу, включавшему в себя город Кливленд. Суинни являлся демократом, а Бартон, мэр Кливленда, республиканцем. Мэр и конгрессмен постоянно оппонировали друг другу, что спустя многие десятилетия породило конспирологическую теорию, согласно которой обвинения в адрес Фрэнсиса являлись лишь способом давления на его двоюродного брата.

Арест доктора из вопроса уголовного немедленно был бы переведён в политическую плоскость, что, разумеется, не соответствовало интересам расследования. Оптимальным вариантом представлялся арест подозреваемого в момент нападения на очередную жертву. Для этого Фрэнк Суинни был взят под скрытое наблюдение.

Этот человек неслучайно оказался в полицейском списке подозрительных врачей и ещё осенью 1937 года проверялся на возможную причастность к преступлениям «Безумного Мясника». Рождённый в 1894 году в семье ирландских эмигрантов Фрэнк Суинни провёл детство в окрестностях Кингсбари-ран. Отец его в результате огнестрельного ранения стал инвалидом, а мать умерла, когда сыну было 9 лет. В конце концов отец Фрэнка спился и окончательно деградировал; последние три года своей жизни он провёл в психиатрической лечебнице. Во время Мировой войны 1914—1918 годов Фрэнк Суинни воевал на фронте, получил контузию, впоследствии долго лечился. Несмотря на бедность и отсутствие поддержки семьи, Фрэнк сумел найти себя: в 1928 году (то есть в возрасте 34-х лет!) он окончил медицинскую школу и стал работать хирургом в больнице Святого Алексиса, находившейся неподалёку от Кингсбари-ран. В июле 1927 года Фрэнк женился на русской эмигрантке Марии Соколовой, получившей вместе с родителями американское гражданство в 1920 году и изменившей имя и фамилию на Мэри Джозефина Сокол (Mary Josephine Sokol). У четы родились два мальчика – Фрэнк и Джеймс.

К тому моменту, когда Великая депрессия потрясла самые основы американского государства, семья Суинни вроде бы забыла о бедности и связанных с нею лишениях. Фрэнк сумел быстро добиться уважения коллег и пациентов; по рассказам знавших его людей, он никогда не отказывался лечить бедных, для него не существовало выходных, и любой нуждающийся всегда мог рассчитывать на его помощь. Суинни имел репутацию честного и отзывчивого человека. Одновременно с постоянной хорошо оплачиваемой работой в дом Суинни пришёл достаток. Вместе с тем в начале 30-х годов стали проявляться и быстро прогрессировать негативные черты его личности: он стал много пить и в состоянии алкогольного опьянения превращался в агрессивно-неуправляемого психопата. Первый запой случился с доктором в июле 1929 года, и с той поры примерно раз в квартал Суинни напивался до скотского состояния. Какое-то время пагубное пристрастие удавалось скрывать от окружающих, но довольно скоро дикие выходки доктора Суинни сделались общеизвестны. Великая депрессия и связанные с нею материальные проблемы стали тяжёлым испытанием на прочность отношений между супругами. В конце концов жена ушла от него, забрав детей, и 4 сентября 1934 года официально был зарегистрирован развод супругов. «Семейная лодка разбилась о быт», – так написал поэт о подобной жизненной коллизии.