скачать книгу бесплатно
Это известие застало меня врасплох. Невольно я отстранился, не зная, что делать.
– Ну, что же ты, давай, я хочу! – сказала она, широко раздвинула ноги и потянула меня на себя.
Ее зов, настойчивая требовательность моего приятеля, быстро погасили во мне нерешительность. Я навалился на Риту, а мой приятель стал искать вход в заветную пещеру.
– Только не в меня, – прошептала девушка, поправляя моего приятеля рукой.
Упершись в преграду, мой приятель усилил натиск и, наконец, протиснулся в горячее влажное лоно. Рита вскрикнула и сжала ноги. Нырнув туда с десяток раз, мой приятель истошно заорал, что сейчас он взорвется. Я поспешно выдернул его, и он действительно взорвался на животе у Риты, а ударная волна снесла мне половину головы. Спустя полминуты, когда сознание стало возвращаться ко мне, девушка тихонько отстранила меня. Закутавшись в полотенце, которое она подстелила под себя, незаметно для меня, Рита побежала в ванну. Осмотрев простыню, я заметил два небольших пятнышка крови, проникших сквозь полотенце, а вот мой приятель был в ней перепачкан весь. Стараясь не испачкать белье, я присел на край дивана, ожидая своей очереди в ванну. Рита вернулась минут через десять и быстро юркнула под одеяло. Помывшись, я присоединился к ней. Девушка лежала на спине, подложив руки под голову.
– Тебе очень больно? – спросил я, благодарно целуя Риту.
– Терпимо, но сегодня больше нельзя, у меня там все в крови, – сказала она, ощутив бедром активность моего, пришедшего в себя, приятеля.
– Ты знаешь, Андрей, это ведь у меня третья попытка. Я хотела сделать это полгода назад с одним взрослым парнем, но он прогнал меня, узнав, что я девушка. Потом пробовала с другим мальчиком, а у него почему-то не получилось, и он перестал со мной встречаться. А вот с тобой я, наконец, от этого избавилась, спасибо тебе, ты молодец. Теперь я могу свободно трахаться, когда захочу и с кем захочу. Давай за это выпьем!
Я натянул трусы и налил коньяк. Последние слова Риты меня слегка покоробили, но тянувшее чувство вины пропало. К тому же, ее похвала бальзамом легла на сердце Самолюбия.
– А тебе, сколько лет? – спросил я, подавая ей рюмку коньяка и дольку апельсина.
– Не боись! Восемнадцать уже исполнилось. Ну что, поздравляй меня с настоящим женским днем!
Мы звонко чокнулись, выпив бокалы до дна. О том, что, по-настоящему, и я сегодня стал мужчиной, я скромно промолчал, ведь день то сегодня женский! Мы с ней еще немного поболтали и незаметно уснули. Рано утром меня разбудил Толик, в училище нам надо было успеть к половине девятого. Быстро одевшись и наскоро распрощавшись с сонными, полуодетыми девчонками, мы ушли.
– Ну как ты? – спросил Толик по дороге.
– Нормально, – отозвался я, посвящать его в подробности почему-то не хотелось.
– А меня замучила, трахается как швейная машинка, нимфоманка, что ли? – пробурчал сонный Толик.
– Будем с ними еще встречаться? – полюбопытствовал я.
– А смысл? Тетка сегодня возвращается, так что квартиры больше не будет. А ты что, запал? – поинтересовался Толян.
– Скажешь тоже, я – как ты, – ответил я, хотя встретится с Ритой еще несколько раз был бы не прочь.
– Ну и лады, – подытожил наш разговор Толик, – других найдем.
Планам Толяна сбыться было не суждено. Через пару недель после 8 марта Толик отозвал меня в сторону.
– Все, Андрюха, кончились наши с тобой походы, – объявил он. – Я, тут на днях, с такой феминой познакомился, закачаешься. Красавица, блондинка, студентка четвертого курса мединститута, да еще и москвичка. В общем, запал я, Андрюха, по-полной. Буду добиваться, так сказать, руки и сердца. Так что, ты давай уж, развлекайся без меня.
Сказать по-правде, развлекаться на прежний манер без разбитного Толика шансов у меня было немного. Свою природную стеснительность перед женщинами я так и не преодолел. А вскоре произошло событие, которое заставило меня напрочь забыть обо всем на свете. Перед самыми экзаменами за третий курс скончался от внезапного сердечного приступа мой отец.
Глава третья
В кабинет начальника курса меня вызвали с самоподготовки. Дежурный курсовой офицер, молча, протянул мне телефонную трубку.
– Сынок, папа умер, – услышал я в трубке заплаканный голос мамы, – приезжай скорей.
Курсовой уже выписывал мне увольнительную. Домой я добрался на коммерческом автобусе часам к одиннадцати вечера. Мама сидела на кухне с пожилым полноватым мужчиной. Кажется, это был начальник отца.
– Ты, Викторовна, не волнуйся, – сказал мужчина, – всю организацию похорон и расходы фирма возьмет на себя. Эх, такого человека потеряли. Ну, я пойду, вот и сынок приехал.
Мужчина поднялся и, пожав мне руку, двинулся к выходу. Мы с мамой остались одни.
– Ты знаешь, Андрей, вечером я пошла в магазин за продуктами, а он сидел в своем любимом кресле, читал книгу, – плача рассказывала мне мама, – когда я вернулась, он по-прежнему сидел в кресле, а книга валялась на полу. Я, заподозрив неладное, бросилась к нему, а он уже не дышит, и глаза открыты. Я вызвала скорую, врач констатировал смерть, вероятно, от инфаркта и его забрали на вскрытие. А ведь отец никогда не жаловался на сердце. Как же такое могло произойти, сынок?
Как мог, я успокаивал маму. Наконец, она немного пришла в себя.
– Давай попробуем уснуть, сын, завтра у нас трудный день, – тяжело вздохнув, сказала мама. – Тетя твоя приехать не сможет, она с командой на соревнованиях в Испании, а остальным моим родственникам добираться к нам далеко и очень дорого. Так что, нам с тобой все придется делать одним. Ты не против, если я приглашу на похороны священника?
– Конечно, нет, – ответил я.
Уснуть я не мог долго. Припомнился разговор с отцом, случившийся незадолго до моего поступления в училище. Тогда в соседнем подъезде умерла старушка. Обряд отпевания происходил на улице у дома и я, из любопытства, подошел поближе. Молоденький священник скороговоркой читал молитвы на старорусском языке, многие из слов которого были мне непонятны. Иногда он обходил гроб, размахивая блестящим кадилом, из которого распространялся ароматный дымок, вероятно, это был ладан. Лицо старушки было маленьким и сморщенным, а ведь когда-то она была молодой и, возможно, красивой девушкой. А вот теперь ее земная жизнь окончена. Будет ли ее душа, если она вообще существует, где-то обретаться и что ее ждет? И как может повлиять на ее судьбу этот архаичный, странноватый обряд? Размышляя об этом, я вернулся домой.
Моя семья религиозной не была, хотя мама иногда захаживала в церковь, ставя свечки, как она говорила «за упокой» и «за здравие» родных. Отец в церковь не ходил вовсе, но к маминым посещениям церкви относился вполне лояльно.
– Пап, как ты думаешь, Бог есть? – спросил я вечером у отца.
– А ты можешь мне объяснить, что побудило тебя задать мне этот вопрос? – поинтересовался отец.
Я рассказал ему о своих мыслях, возникших от увиденного на похоронах соседки.
– Ну, вот видишь, ты практически сам ответил на свой вопрос. Смерть соседки натолкнула тебя на мысли о Боге. Если с фактом неизбежной смерти физического тела человек волей-неволей вынужден смириться, то с тем, что его духовная индивидуальность, мысли и чувства, а иными словами, душа, канет в небытие и бесследно исчезнет, человек не смирится никогда. Так уж он устроен. И как далеко не шагнула бы наука, продляя жизнь человека на Земле, все равно она будет конечна, а значит, Бог будет всегда! Ведь боги не нужны только бессмертным существам.
– Значит, Бог есть. Тогда выходит, что именно он создал человека, а не эволюция жизни на Земле, как это утверждает наука.
– Ты знаешь, сын, наука-то ведь не стоит на месте. Сейчас многие ученые склоняются к тому, что эволюция на Земле вполне управляемая и приводят в подтверждение этому вполне убедительные доказательства. Даже наша солнечная система несет в себе следы постороннего вмешательства. А это означает, что Земля и ее обитатели, созданы какой-то посторонней могучей силой для каких-то неведомых нам целей. Лично мне, почему-то представляется такой порядок мироздания – существуют Создатели, некие суперсущности, обладающие невиданными для человека возможностями. Создатели действуют по велению и в интересах некой Мегасущности, которая в нашем понимании и есть Бог. Судя по масштабам, времени и объему работ, проделанных Создателями для создания человека, их цель очень важна для них и для Бога. Возможно, Земля является инкубатором душ, предназначенных для заселения и выполнения каких-то функций в иных мирах и измерениях и Богу нужны души обладающие определенными качествами. А возможно и человека постепенно готовят к роли Создателя. Разумеется, никаких серьезных, бесспорных доказательств, кроме своих мироощущений, в пользу своей теории я привести не могу, как в прочем, по моему мнению, не может их представить в свою пользу ни одна из существующих в мире религий.
– Пап, а тогда почему Создатели не поставили перед нами четких и ясных целей, не прописали нам подробно, как нам нужно жить и действовать и к чему стремиться? И почему, раз они такие могущественные, они не заставят человечество жить правильно и делать то, что нужно Богу?
– По всему выходит, что Богу не нужны послушные, не рассуждающие рабы. Поэтому Создатели наделили человека величайшим даром – способностью сомневаться. Ведь именно сомнение является для человека основным инструментом познания истины. Именно сомнение обеспечивает непрерывное развитие человека и общества. На земле уже давно существуют и действуют довольно эффективно несколько видов сообществ живых существ. Ну, например, пчелы и муравьи. Ученые даже считают, что они обладают коллективным разумом. Их сообщества весьма разумно устроены. Каждая особь в сообществе обладает определенным набором возможностей и строго выполняет предписанные ей функции. Вот только даром сомнения они не обладают, и потому, достигнув определенного, рационального уровня развития своего сообщества, они остановились в своем развитии, существуя так, уже много тысяч лет.
Впрочем, по моему мнению, Создатели все же очень осторожно и аккуратно дают нам понять, каким бы они хотели видеть человека. Во всех мировых религиях есть следы такого вмешательства. Правда потом они обрастают легендами, всевозможными толкованиями и догмами, в зависимости от особенностей существования этноса, в среде которого прижилась и распространилась данная религия. Эти требования к человеку практически одинаково сформулированы во всех мировых религиях. В христианстве эти требования предлагаются в виде заповедей.
– Пап, а тогда как же определить какая религия самая верная, ведь все они утверждают свою истинность и правоту? Ну, вот смотри, истинные католики, правоверные мусульмане, православные, не знаю уж, как буддисты себя называют. И все они критикуют друг друга и соперничают между собой. А ведь истина только одна!
– Думаю, что не все так просто, Андрей. Ведь в признании Божественного начала и в требованиях к духовности человека, практически все религии более-менее едины. Рознятся только способы достижения необходимой для Бога духовности человека. Мне кажется, что любая религия правильная, если она взывает к Богу и стремится сделать человека лучше. А что касается особенностей и различий в обрядах разных религий, мне думается, что это связано больше с особенностями культурного развития того или иного этноса исповедующего данную веру. Не берусь, однако, утверждать это определенно. Одно знаю точно, без веры в Бога, без стремления к духовному совершенству, человек может превратиться в опаснейшего из всех, когда-либо существовавших, зверей.
Не разделяя до конца постулаты и догмы ни одной из существующих религий, лично я избрал свой собственный путь к Богу и сформулировал для себя свою собственную религию. Девиз для своей религии я позаимствовал у суфизма, было на Востоке такое религиозное течение еще до появления мусульманства. Он прост: « Бог в сердце, руки в труде». А морально-нравственной основой моей личной религии стала вторая заповедь христианства: «Возлюби ближнего как самого себя». Что это для меня означает на практике? Я обращаюсь к Богу с просьбами о помощи, когда мне тяжело и трудно, со словами благодарности, когда мне хорошо и радостно, я прошу у него совета, когда не знаю, как поступить и на что решиться. Ну, и к людям я стараюсь относиться так, как хотел бы, чтобы они относились ко мне. Мне не нравится, когда мне врут и обманывают – я стараюсь не врать и не обманывать сам. Мне не нравится, когда мне грубят, и я стараюсь не грубить сам, и так далее…. Вот, собственно и вся моя религия. Я никому ее не навязываю и не стремлюсь, кого-либо обратить в нее, в том числе и тебя. Но, для начала, пока ты в этом не определился, я посоветовал бы тебе соблюдать вторую заповедь. А в дальнейшем ты сам должен определиться, примкнешь ли ты к одной из существующих конфессий или будешь искать свой путь к Богу самостоятельно. Я ответил на твой вопрос?
Где теперь душа моего отца? Попала ли она в Рай или низвергнута в Ад? И существует ли она вообще? Хотелось бы надеяться на лучшее, и я горячо попросил об этом Бога. Незаметно я уснул.
Следующий день прошел в скорбных хлопотах. Диагноз врача скорой помощи подтвердился, у отца случился обширный инфаркт. Похороны состоялись через день после смерти. Проводить отца пришло неожиданно много народа. Мы с мамой были удивлены такому количеству людей, ведь мы прожили в этом городке всего около пяти лет. Заупокойную службу вел пожилой, полноватый священник и она уже не показалась мне странной и примитивной. Перед тем, как гроб с отцом закрыли и опустили в могилу, мы с мамой поцеловали отца в лоб. Поминки проходили в рабочей столовой. Народу собралось много, но бывший начальник отца слово свое сдержал, и все было организовано на приличном уровне. Незнакомые мне люди поднимались, говорили каким умным, добрым и отзывчивым был мой отец, вспоминали разные случаи, когда он кому-то помогал словом или делом.
Вернувшись в осиротевшую квартиру, мы с мамой стали обсуждать наши планы на ближайшее будущее, теперь уже без отца.
– Ты за меня не бойся, сын, – сказала мне мама, – я сильная. Отца уже не вернуть, а жизнь продолжается. Живое – живым. Я тут справлюсь, а тебе надо экзамены сдавать. Учись спокойно, обо мне не беспокойся.
Наутро я отбыл в училище.
Мои друзья в училище мне искренне посочувствовали. Напряженная подготовка к экзаменам, да и сами экзамены притупили горечь утраты, жизнь брала свое. Письма маме я старался писать хотя бы через день. Наконец, экзамены остались позади. Сдал я их более-менее успешно. Предстоял летний отпуск. У Казика на отпуск была запланирована свадьба, на которую он пригласил меня еще на втором курсе, но он на приглашении настаивать не стал.
– Понимаю, братик. Тебе сейчас не до веселья. Езжай домой, побудь с мамой, – сказал он мне при расставании.
Отпуск мой прошел буднично и спокойно. Я переклеил обои в квартире, помогал маме в нашем саде-огороде и читал книги. Мама к отсутствию отца потихоньку привыкала, к ней стали чаще приходить подруги.
– Вон, какой у тебя красавец сын вырос, любо-дорого посмотреть, – говорили они маме.
Внешностью своей я, и в правду, был вполне доволен. Рост – метр восемьдесят, без одного сантиметра, плечи довольно широкие, развернутые, живот плоский, без капли жира, ноги прямые, покрытые редкими, почти незаметными волосками, правильные черты лица, серые, спокойные, и хотелось бы думать, что умные глаза, короткая, густая темно-русая шевелюра. Вот только уши могли бы быть поменьше и прилегать поплотнее. В целом, довольно приятный, на мой взгляд, тип.
В училище меня ждала встреча с друзьями. Казбек женился и привез с собой кучу фотографий и кассету с видеофильмом. Весь наш учебный взвод с интересом разглядывал подробности красивой и шумной кавказской свадьбы. Комментировал происходящие события Толик, побывавший на свадьбе у Казбека.
– У меня до сих пор в ушах лезгинка звучит, – говорил он, нарочито тряся головой.
Казбек ходил задумчивый и грустный, видно было, что он тосковал по своей молодой жене.
– Ничего, братишка, год пролетит быстро, а там мы уже взрослые, самостоятельные офицеры, – утешал я его.
Время и впрямь летело быстро. На зимних каникулах женился Толик на своей блондинке-докторице. Я был у него шафером на свадьбе. Свадьба была небогатой, но веселой. Проходила она в небольшой кафешке, рядом с домом невесты. Подруга невесты оказалась замужней дамой, так что завязать приятное знакомство мне с ней не удалось. После свадьбы Толик оставил казарму и поселился в небольшой двушке, где проживала его жена вместе с матерью. В училище он приходил только на занятия.
Неуклонно приближалась пора госэкзаменов. Больше всего меня беспокоил французский язык. Нас, «французов», на курсе было всего несколько человек, поэтому штатного преподавателя французского языка в училище не было. Внештатные преподаватели то появлялись, то исчезали и занятия шли крайне нерегулярно. Курсанты, изучающие английский уже давно получили заветный зачет по иностранному языку, а мы – «французы», были в подвешенном состоянии. Преподавательница французского, появившаяся в училище в начале четвертого курса, молоденькая веснушчатая девчонка с тоненьким обручальным колечком на левой руке, оказалась сущей гарпией. Она категорически отвергала всякие намеки на компромиссы и предъявляла к нам требования, как к студентам иняза, частенько жалуясь на нас начальнику курса. В конце концов, зачеты она у нас все-таки приняла, но пота мы пролили больше чем на полосе препятствий.
Незадолго до госэкзаменов меня вызвали к начальнику курса. В кресле начальника сидел незнакомый подполковник в годах, с серебристым ежиком на голове и маленькими серыми колючими глазками. Левую сторону груди подполковника украшала внушительная колодка с орденскими лентами. Перед ним лежала синяя папка, по всей видимости, мое личное дело.
– Товарищ подполковник, курсант Зимин по вашему приказанию прибыл! – доложился я по форме.
– Садись курсант, – приказал подполковник. Представляться мне он не счел нужным.
– Наслышан о твоих подвигах на стрельбище и в тире, такие люди нам нужны, – сказал он, – предлагаю тебе после окончания училища пройти курсы спецподготовки снайперов. По их окончанию будешь зачислен в особую группу и прикомандирован к спецназу. Это большая честь, такое предлагается лишь немногим. Ну, а все подробности я могу тебе рассказать только после того, как ты дашь письменную подписку о согласии.
– Мамочка родная! – пронеслось у меня в голове, – подставил меня все-таки начальник кафедры огневой подготовки.
Становиться профессиональным снайпером мне решительно не хотелось.
– Товарищ подполковник! В спецназ-то я хоть сейчас, да вот только профессионального снайпера из меня, я боюсь, не получится. Понимаете, характер у меня такой – не могу долго сидеть на одном месте. Мне все время надо что-то делать, чем-то заниматься, а снайперу ведь часами надо находиться в неподвижности. Не получится у меня. Да и с математикой я на Вы, а там надо всякие вычисления в уме делать. Ну, не мое это призвание, товарищ подполковник.
И без того маленькие глаза подполковника сузились в узкие щелочки.
– Что ты тут передо мной мастурбируешь, курсант! – грубо сказал подполковник, – ручки в кровушке боишься перепачкать? Пусть, значит, другие грязными делами занимаются, а мы впереди на лихом коне, шашка наголо!
– Ну, вроде того, товарищ подполковник, – не стал юлить я.
– Да один подготовленный снайпер за минуту положит десяток таких придурков, как ты. Ну, да ладно, с тобой все ясно. Насильно мил не будешь, можешь идти. А про спецназ, забудь напрочь, там такие чистоплюи как ты, даром не нужны, – в сердцах крикнул мне подполковник, когда я подходил к двери.
Разговор с подполковником оставил у меня тяжелый и неприятный осадок. Впрочем, все скоро забылось. Предэкзаменационная суета, примерка и пошив офицерского обмундирования, и, наконец, сами экзамены вскоре остались позади. Мы, с Казбеком сдали экзамены без троек, а Толян одну троечку все-таки подхватил. Ну, да разве в этом дело! Вскоре состоялся торжественный выпуск и выпускной бал. Мы с большим удовольствием разглядывали друг друга в непривычной еще офицерской форме. Несмотря на то, что мы все трое подавали рапорта с просьбой зачислить нас в спецназ или на худой конец, на южную границу, назначения у всех вышли разные. Казбек, единственный из всего курса, все-таки попал в спецназ, Толик попал в группу войск в Таджикистане, на Афганскую, а мне крупно не повезло – меня распределили в Карелию. По всей видимости, поставил все-таки сердитый подполковник в моем личном деле пресловутую черную точку. Расстроился я, конечно, сильно. Но приказ – есть приказ, его надо выполнять.
Получив на руки направления, проездные документы и отпускные мы втроем распили, на удачу, бутылку шампанского в ближайшей забегаловке и, обнявшись, распрощались с клятвами не терять друг друга из виду. Каждому из нас предстоял месячный отпуск, по окончанию которого, нас ожидала матушка Служба.
Мой первый офицерский отпуск прошел буднично и скучновато. Мама долго гладила погоны на моих плечах.
– Эх, сынок, видел бы сейчас тебя отец, – тяжело вздохнула она.
Мы с ней навестили могилу отца, а потом устроили праздничный ужин вдвоем.
Я проводил время, помогая маме по хозяйству, читая книги и размышляя о предстоящей службе. К месту службы я отбыл на два дня раньше положенного срока, пообещав маме регулярно писать.
Глава четвертая
К месту назначения я добрался без приключений. Небольшой карельский городок на берегу Ладоги, славившийся раньше производством лыж неплохого качества, встретил меня почти патриархальной тишиной. Загрузив два огромных фибровых чемодана с одеждой в багажник потрепанных жигулей, с надписью «Такси», я попросил водителя отвезти меня к штабу погранотряда. Доехали мы быстро. Выгрузив чемоданы и расплатившись с водителем, я протянул документы дежурившему на КПП солдату.
– Вам, товарищ лейтенант, в штаб надо, к оперативному дежурному, – мельком взглянув на документы, сказал солдат, – вон видите, двухэтажное здание? Там штаб. А вещички свои можете пока здесь оставить, чтобы не таскаться. И он любезно помог мне занести чемоданы в помещение КПП.
Осмотрев мои документы, майор, оперативный дежурный по отряду, почесал в затылке.
– Так, начальник отряда сейчас на границе, зам. по воспитательной работе – в отпуске, а вот начштаба, на месте. – Он поднял трубку телефона.
– Товарищ подполковник, тут к нам новое пополнение прибыло, лейтенант Зимин. Хорошо, сейчас он идет. Давай, лейтенант, дуй на второй этаж, в кабинет начштаба, он тебя ждет.
Постучав, я вошел в кабинет начальника штаба и представился по всей форме. Высокий сухощавый подполковник вышел из-за стола и с улыбкой протянул мне руку.
– Поздравляю с началом службы, лейтенант Зимин, присаживайтесь, – сказал он, – личное дело ваше я уже смотрел, оно пока небогатое. Несколько благодарностей за стрельбу и хорошую учебу. Теперь предстоит воплощать полученные знания на практике. Командир принял решение назначить вас заместителем начальника шестой заставы. Начальник заставы майор Сидоренко опытный и умелый командир. У него можно многому научиться. Через пару месяцев осенняя проверка, надо подтягивать личный состав. Сейчас у нас идут всяческие реорганизации, многие заставы консервируются, на службу принимаем контрактников, а они народ заковыристый и с ленцой, так что, работы вам – непочатый край. С учебными программами и остальными документами ознакомитесь на заставе. Я в ближайшее время собираюсь поработать у вас на заставе. Так что, как говориться, контроль на месте, а помощь в приказе, – усмехнулся подполковник, – желаю удачи, лейтенант! Идите к оперативному дежурному, он подыщет вам транспорт до заставы.
Четко повернувшись, я вышел из кабинета и спустился к оперативному дежурному.
– Ну, что, лейтенант, получил ОБЦУ? (Особо ценные указания). – Осведомился майор, – давай знакомиться, я начальник службы арттехвооружения отряда майор Журавлев. А тебя, значит, на шестерку замом? Ну, Сидоренко крепкий мужик, тебе повезло. Ты там за оружием смотри, приеду, найду грязный ствол, три шкуры спущу. Стрелять-то хоть умеешь?
– Был чемпионом училища по стрельбе из пистолета Макарова, товарищ майор, – ответил я.
– Вона как! – протянул майор, – ладно, приеду к тебе, постреляемся, кто кого.
– Так, тебя же на шестерку отправить надо. – Он снова поднял трубку, – здорово, живодер! – сказал он в трубку, когда та откликнулась, – ты, я слышал, на левый фланг собираешься? Захватишь новенького зама до шестерки? Ну, вот и умница, он тебя у КПП ждать будет. Поедешь с ветерком, лейтенант, на УАЗике, с начальником ветеринарной службы, он через полчаса выезжает. Так, что давай, всех благ.
Распрощавшись с веселым майором, я вернулся к КПП. Через полчаса, я уже пылил на УАЗике по тряскому, с выбоинами асфальту, а затем мы свернули на проселок. От отряда до заставы было около семидесяти километров. Пожилой капитан, начальник ветеринарной службы отряда, разговорчивостью не отличался и всю дорогу клевал носом. Солдат – водитель, тоже молчал. Часа через два мы въехали в крошечный поселок с абсолютно непроизносимым карельским названием, где и находилась шестая погранзастава. Высадив меня с чемоданами у крыльца заставы, УАЗик с дремлющим капитаном покатил дальше. Выскочивший на крыльцо сержант срочной службы с красной повязкой на рукаве представился мне.
– Дежурный по заставе сержант Ольшанский.
– Лейтенант Зимин, – в свою очередь, представился ему я.
– Пойдемте, товарищ лейтенант, начальник заставы вас ждет в канцелярии, а чемоданы оставьте, их отнесут куда нужно.
Дверь в заставскую канцелярию была открыта. Канцелярия представляла собой квадратную комнату с двумя окнами, площадью примерно метров шестнадцать. Посредине комнаты стояли три составленных вместе письменных стола. В углу слева громоздился железный сейф. На стене висела схема участка заставы и портрет Президента. За главным столом сидел пожилой, плотный майор с живыми карими глазами, слева от него располагался средних лет капитан, справа – прапорщик, лет двадцати пяти.
– Товарищ майор, лейтенант Зимин для дальнейшего прохождения службы во вверенном вам подразделении прибыл! – бодро отрапортовал я.
– Вольно, лейтенант, зачем так кричать, – слегка поморщился майор, – давайте знакомиться. Меня зовут Иван Петрович, а это мой зам по воспитательной работе Сергей Леонидович, указал на капитана майор. Ну и, наконец, наш бравый старшина заставы Николай Борисович. А ты, значит, Андрей Николаевич, как я понимаю. Когда мы не в строю, у нас принято обращаться друг к другу по имени отчеству. Не возражаешь?
– Никак нет товарищ майор! То есть Иван Петрович, – быстро спохватился я.
