скачать книгу бесплатно
– Ну вот! Первый нормальный день в твоей бестолковой жизни. Так держать! – напутствовало меня на ночь Самолюбие.
– Интересно, сколько ты еще будешь капать мне на мозги? – спросил я.
– Да всю оставшуюся жизнь! Неужели ты этого еще не понял? – был ответ.
Обдумывая эту, не слишком радужную перспективу, я уснул.
С тех пор проклятое Самолюбие не давало мне покою ни днем, ни ночью. Всякий раз при попытке соврать оно садистски прокручивало у меня в голове тот самый разговор двух моих друзей, заставляя вновь и вновь переживать охвативший меня тогда стыд. Но со временем я стал замечать, что моя жизнь намного упростилась. Родители лжи – лень и страх, потихоньку покидали меня, уступая место ответственности и уверенности в себе. Мама первая заметила во мне эти перемены.
– Ты повзрослел, сынок. Тебе уже не надо дважды повторять одно и то же, – как-то сказала мне она.
Мое Самолюбие удовлетворенно хмыкнуло. Да и мои друзья и окружающие стали относиться ко мне с большим уважением. В общем, жизнь налаживалась. Вот только в личном плане был полный пробел. Единственная девочка в классе, которая мне нравилась, была уже занята. И вы сразу же догадаетесь кем. Конечно же, неотразимым чемпионом и моим лучшим другом Женькой. Нина, так звали девочку, подружилась с Женькой еще в восьмом классе, до моего приезда в городок. А мой чертов кодекс чести не позволял мне даже думать о том, чтобы попытаться отбить ее у моего друга, хотя иногда она лукаво посматривала на меня. Но кто знает, что творится в голове у девчонок? Одна из одноклассниц, довольно миловидная, но чуть полноватая девочка оказывала мне явные знаки внимания, но я представлял себе свою избранницу стройной хрупкой дюймовочкой и, по возможности, деликатно игнорировал их. В общем, ничего путного с девочками у меня не выходило.
А тем временем вокруг шумела неуправляемая Перестройка, рушился уклад привычной для большинства жизни, выходили на историческую сцену новые экономические понятия и личности. Я сознательно ухожу от описания великих исторических перемен, выпавших на окончание моего детства, о них уже много написано и будет написано еще больше. Скажу только, что нашей семье, как впрочем, и другим, приходилось не сладко. Пустые полки магазинов, кое-где заставленные морской капустой я, вероятно, не забуду до конца своей жизни. Если бы не шесть соток, которые отцу выделили на работе в первый год приезда, наше выживание было бы весьма проблематичным.
Отец и мать часто обсуждали происходящие вокруг перемены. Отец находил их неизбежными, а мама тосковала по тем временам, когда все было просто и ясно. Что касается меня, то предстоящие выпускные экзамены занимали меня куда больше. Кроме того, нужно было окончательно определиться с будущей профессией и местом дальнейшей учебы. Родители на меня не давили, оставляя за мной право свободного выбора. Не чувствуя призвания ни к точным наукам, ни к хозяйственной и гуманитарной деятельности, я склонял свой выбор к поступлению в военное училище. Вот только окончательно не мог решить в какое.
Предпочтений было два: летное и пограничное. С одной стороны, – красивая летная форма, стремительные обводы самолетов и возможность, при определенных условиях стать космонавтом, с другой стороны, – погони и засады, шпионы и контрабандисты, и прочая романтика пограничной службы. Хотя перспектива стать космонавтом была более чем захватывающей, все же, немало поразмыслив, я от нее отказался. Дело было в том, что я, почему-то, панически боялся высоты, и от одной мысли, что мне придется прыгать с парашютом, волосы шевелились у меня на голове от страха.
Окончательно определившись, я сообщил о своем решении родителям. Отца, мое желание стать пограничником не особенно удивило.
– По крайней мере, без работы не останешься, хоть какие-то границы у нас все ж таки да будут, – сказал он.
Мама, конечно, заохала. Мол, опасно, и все такое.
– Да что ты, мать, сейчас у нас на улицах опаснее, чем в Доме Павлова во время Сталинградской битвы, – прокомментировал мамины опасения отец, – уж кому, что на роду написано. Может, хоть у военных какой-то порядок остался.
Таким образом, судьбоносный выбор был сделан. Выпускные экзамены в школе я сдал сравнительно легко, получив четверки лишь по русскому письменному и физике. А вот с французским пришлось повозиться. Мама договорилась о сдаче экзамена в одной из школ областного центра. Экзамен я сдавал один. Пожилая учительница протянула мне билеты и, выбрав один из них, я стал готовиться к ответу. Предстояло прочитать, перевести и пересказать текст своими словами. Послушав меня с минуту, она горестно вздохнула и спросила, куда я собираюсь поступать. Узнав, что это будет военное училище, она еще раз вздохнув, поставила мне четверку.
Как бы то ни было, школа была окончена. Отшумел незатейливый школьный бал, отзвучали клятвы в вечной преданности школьной дружбе, настала пора долгожданной взрослой жизни. Свой аттестат об окончании школы и заявление о приеме я отвез в Московское Высшее Пограничное Командное училище. Женька, естественно, поступал, в физкультурный, а вот Витька меня удивил. Он собирался подать документы в Военно-Медицинскую академию в Питере.
Время перед вступительными экзаменами в училище пролетело быстро. Я помог отцу выкопать небольшой погреб в сарае для хранения овощей, лениво перелистывал учебники и читал книги. Наконец, долгожданный день наступил, и я поехал в Бабушкино. Порядки в училище меня ошеломили с самого начала. Все передвижения по территории училища только строем или бегом, подъемы и отбои по распорядку, в столовую строем, на занятия и экзамены строем, словом, кошмар какой-то. Так и хотелось воскликнуть: «Куда я попал и где мои вещи!».
– А ты вернись к мамочке, пусть она тебе сопельки вытрет, – издевалось Самолюбие, – это ведь военное училище, а не детский сад.
Моим соседом по двухъярусной койке в казарме абитуриентов оказался худощавый, чуть ниже меня ростом, осетин из большого Северо-Осетинского села Чекалы. Звали его Казбек. По-русски Казбек говорил чисто, без малейшего акцента, но иногда придуривался, жутко коверкая слова. Когда нас разместили в казарме, Казбек выбрал себе верхнюю койку, забрался на нее и оттуда возвестил мне.
– Слюший дарагой, на вэрху карасива как в гарах.
– Ты смотри, шею мне не сломай, когда со своих гор будешь спускаться! – предупредил я его.
– Обязательно сломаю, дарагой, когда в спортзал пойдем, – пообещал мне Казбек.
В классе для самоподготовки мы тоже оказались с ним за одним столом.
– Ничего не боюсь, кроме экзамена по русскому, – сознался Казбек. – Понимаешь, эти запятые, мапятые ставлю не там где надо. Поможешь, если что?
– Если будет возможность, помогу, – пообещал я.
– Поосторожней, на поворотах, Обещалкин, – предостерегло Самолюбие.
На экзамене по русскому языку мы сели за соседние столы. В аудитории было жарко и, улучив момент, когда двое из экзаменаторов вышли покурить, а женщина – преподаватель стала внимательно разглядывать свои ногти, Казбек передал мне свои листы. Спрятавшись за его спиной, я бегло просмотрел текст, исправив в нем две орфографические ошибки, и поставил четыре запятые. Дама, скучая, встала из-за стола и направилась к окну. Не теряя времени, я вернул листки владельцу. Фокус удался. Экзамен по – русскому языку мы с Казбеком оба сдали на четверку. По остальным предметам я получил пятерки, а Казбек одну четверку и две пятерки. Оставалось ждать результатов конкурсной комиссии.
В этом году в училище был большой наплыв солдат с границы, которые шли вне конкурса. Ожидания были недолгими и волнения оказались напрасными. И я, и Казбек были зачислены в курсанты. С этой радостной вестью мы и разъехались по домам до начала учебных занятий. На прощанье Казбек достал из сумки иголку и уколов сначала свой большой палец, а потом мой, выдавил из них по капельке крови и соединил.
– Теперь Андрей, мы с тобой кровные братья.
Мы с ним обнялись и распрощались до осени. Вернувшись домой, триумфальной арки, выстроенной в честь поступления абитуриента Зимина в военное училище, я не обнаружил. Мое поступление мы скромно отметили в узком семейном кругу. Я попытался связаться с Женькой и Витькой, но их не было.
Неожиданно на улице я встретил Нину. На мой вопрос о Женьке, Нина ответила, что она с ним окончательно рассталась вскоре после выпускного бала, и где он, ей не известно. Я предложил ей прогуляться. Рядом был парк, и мы долго бродили с ней по пустым аллеям. Нина рассказала, что она поступила в мединститут в Киеве, где жила ее тетя, а завтра она уезжает. Мы остановились друг против друга у парковой ограды. Посмотрев Нине в глаза, я обнял и поцеловал ее.
– Почему ты не сделал этого еще в десятом классе? Ведь ты мне так нравился, – сказала она, – ну да, дурацкий мужской кодекс чести. Какие же вы все-таки глупые, мальчишки!
Мы прогуляли и процеловались с ней до позднего вечера, а наутро я проводил Нину на московский автобус. На прощанье она дала мне тетин адрес и обещала писать.
Глава вторая
После отъезда Нины, жизнь в городишке казалась пустой и невыносимо скучной, и я едва дождался начала занятий в училище. Нас переодели в военную форму и тут началось! Порядки, существующие в училище, при приеме абитуриентов оказались просто анархической вольницей по сравнению с распорядком дня курсантов.
Строевая подготовка сменялась занятиями в классе, класс – на спортзал, спортзал – на тир, все это щедро разбавлялось кроссами с полной выкладкой и занятиями на полосе препятствий. Во время самоподготовки курсовые офицеры бдительно следили за тем, чтобы мы не клевали носами в классах и не писали писем, а занимались. Энергетические затраты организма были очень велики и нам постоянно хотелось есть.
– Ничего, – утешали курсовые, – месяца через три втянетесь, и все войдет в норму.
Как бы их еще прожить, эти три месяца? Жалкая мыслишка о том, что пока еще не принял присягу, можно подать рапорт об отчислении, маячила все же на горизонте. Но Самолюбие и личный пример моего названного брата Казбека, которому было все нипочем, давили ее в зародыше. И, правда, месяца через три, я с некоторым удивлением заметил, что еды мне стало хватать и физические нагрузки стали не такими уж тяжелыми. Личное время было посвящено письмам домой и Нине. Коротенькие в пять строчек рапорта о самочувствии домой, пару раз в месяц, и длиннющие, с описанием героических подвигов и мечтаниях о предстоящей встрече на каникулах, еженедельно, Нине. Нина отвечала не чаще одного раза в месяц, к тому же письма ее напоминали коротенькие сводки погоды. Ну, ничего, утешал я себя, вот встретимся на каникулах…. Что будет дальше, я представлял себе плохо. Пятое письмо от Нины было последним.
– Знаешь Андрей, – писала Нина, – не стоит нам с тобой цепляться за школьные воспоминания. Ведь вокруг нас кипит реальная жизнь и наивно предаваться детским мечтаниям. Я встретила и полюбила прекрасного умного человека, а наши с тобой поцелуи были просто тоской по уходящему детству. Лично я уже повзрослела, чего и тебе желаю. Прости меня и живи своей жизнью.
Сказать, что последнее письмо от Нины меня расстроило, значит не сказать ничего. Недели две я ходил сам не свой. Не так-то просто отказаться от хрустальной мечты. Да и Самолюбие мое съежилось до микроскопических размеров и жалобно скулило.
– Слушай, а ведь она, наверное, права, встретишь ты еще свою девушку, – утешал меня братик, когда я показал ему письмо от Нины.
– Тебе хорошо, у тебя невеста есть, – не унимался я.
Сразу же по приезду, Казик показал мне фотографию стройной девчушки с озорными черными глазами и длинной косичкой.
– Ей сейчас пятнадцать, а когда окончу третий курс, будет восемнадцать. Официально приглашаю на свадьбу, брат.
После третьего курса курсантам разрешали жениться, жить в городе и приходить в училище только на занятия. Справедливости ради следует признать, что долго переживать потерю связи с Ниной мне не позволил ни возраст, ни распорядок дня. Вскоре мы приняли Присягу, и курсантская жизнь покатилась скорым размеренным темпом.
А насчет того, что он оторвет мне голову в спортзале, мой братик, оказывается, не шутил. Казбек оказался кандидатом в мастера спорта по вольной и греко-римской борьбе. У них на Кавказе это любимые виды спорта. Занимался он и восточными единоборствами. Голову он мне, конечно, не отрывал, жалел, а вот синяков и шишек наставлял великое множество. Он настоял на том, чтобы мы оба записались на факультатив по самбо и всякий раз, решительно пресекал мои попытки пропустить занятия. Забегая вперед, скажу, что сам Казбек уже на втором курсе стал чемпионом училища по всяческим единоборствам и не уступал этот титул никому до окончания училища.
– Ми народ кауказкий, злой народ, – говорил Казбек с ужасающим акцентом, протягивая руку очередному поверженному претенденту на звание чемпиона под гомерический хохот всего спортзала, – моя папа бил абрек, мой мама бил абрек, даже мой бабушка, и тот бил абрек! Что ти хочишь?
А между тем, бурлившая в Москве политическая жизнь то и дело перехлестывала через высокие добротные стены училища и врывалась в курсантские аудитории. Нам, в отличие от наших предшественников, не приходилось подолгу конспектировать занудно-заумные труды кровожадного вождя мирового пролетариата, уничтожившего и вытеснившего из страны весь цвет русского офицерства. Марксистко-ленинская идеология уходила в прошлое. Преподаватели, стремясь заполнить пробелы в истории, знакомили нас с биографиями бывших лютых врагов Советской власти, генералами Корниловым, Юденичем, Колчаком и Врангелем. Впрочем, единого взгляда ни на историю, ни на происходящие за стенами политические события ни у кого не было. Руководство училища придерживалось курса на нейтралитет и изолированность вооруженных сил от политики. Погранвойска, как и всю страну, трясло, к тому же их вывели из-под опеки органов Госбезопасности, которые стали шельмовать все, кому не лень. Как показали дальнейшие события, решение было ошибочным. Впрочем по сравнению с другими ошибками того времени, эта ошибка была микроскопической.
В конце первого курса, основательно подзабыв коварную одноклассницу, я предпринял попытку познакомиться с девушкой. В увольнение я пошел один. Казик предпочел увольнению – спортзал. Побродив по району, прилегавшему к училищу, я зашел в небольшой, недорогой бар. Народу было немного, я заказал мороженое, кофе и сел за столик. В баре тихо играла музыка, на крохотном танцевальном пятачке никого не было. У стойки в углу я заметил привлекательную блондинку с длинными волосами, которая курила, нервно стряхивая пепел в пепельницу. Перед девушкой на стойке стоял стакан с недопитым коктейлем. На вид девушке было лет семнадцать, восемнадцать.
– Алкоголь и сигарета не лучшие украшения для девушки, – назидательно сказало мне Самолюбие.
Проигнорировав зануду и собрав в кулак всю свою волю, я встал из-за стола и направился к девушке. Остановившись от нее в двух шагах, я как можно элегантней тряхнул головой, разлепил непослушные губы и открыл рот.
– Разрешите пригласить вас на танец?
– Да пошел ты на …, козел! – зло скривив губы, отчетливо произнесла нехорошее слово из трех букв девушка.
Самолюбие без слов брякнулось в обморок. Я стоял как соляной столб не в силах, что- то сказать и сдвинуться с места. В это время небольшая дверь в подсобку, находившаяся рядом, открылась. Оттуда выскочил бритый парень, схватил девушку за руку и потащил за собой. Девушка вырвала руку, закатила парню здоровенную оплеуху и стремительно покинула бар. Потихоньку, я приходил в себя.
– Хватит придуриваться, вставай, – скомандовал я Самолюбию, – ты же видишь, что я просто случайно попал в чужую разборку.
– А ведь я тебя предупреждало, что тут не все чисто, – охая и стеная, сказало Самолюбие.
Наскоро доев мороженое и выпив остывший кофе, я покинул бар. Охота знакомиться с девушками пропала очень надолго.
Первый курс мы с браткой окончили без троек и получили по второй нашивке на рукав.
Каникулы прошли тихо и скучно. Ненадолго приезжал Витька. От него я узнал, что Женька экзамены в институт завалил и устроился на работу где-то в Москве. Я помогал родителям на огороде и читал книги. Когда отпуск кончился, я с легким сердцем вернулся в училище. Моя жизнь была теперь здесь.
Казбек вернулся и отпуска озабоченным.
– Неспокойно у нас, – ответил он на мой вопрос, – соседи совсем с ума посходили. Суверенитетов им подавай, кровь льют как воду. Да они без России никто и звать никем.
– Ну, а ваши, как к России относятся? – спросил я.
– Наши прадеды еще русскому царю на верность присягали, осетины никогда Россию не предадут. Ты вот думаешь, почему я в училище пошел? Потому, что в наших семьях закон такой: первый сын на хозяйстве остается, семейные традиции поддерживает, а второй – воин, Родине должен служить, ну а остальные, кто в медицину, кто в науку, кто в хозяйство. Не во всех, конечно, семьях так, но во многих. А я второй сын. Ты знаешь, что больше всего Героев СССР в пересчете на количество народа у осетин? Так что, осетины всегда будут с Россией, святым Георгием клянусь! Он наш святой покровитель.
– Казбек, а в Бога ты веришь?
– Конечно, верю, а как же.
– А вера, у вас какая?
– Разная. Есть христиане, есть мусульмане. У меня папа христианин, а мама мусульманка.
– А ты?
– А сам не знаю. Вот когда ты ешь, для тебя большая разница, чем ты ешь? Ложкой, вилкой, палочками или просто руками? Главное чтобы еда в рот попадала. Кто как привык, тот так и ест. Вот и Богу, я думаю, все равно, кто как ему молится. Главное, чтобы человек был правильный, тогда он его после смерти к себе и заберет. А гадов всяких, подлецов и предателей шайтаны утащат. Ты со мной согласен?
Не согласиться было невозможно. Хотел бы я иметь такую прямоту и ясность мышления.
Второй курс для меня ознаменовался неожиданным открытием. Выяснилось, что я хорошо умею стрелять. Состоялось это открытие при стрельбе из пистолета Макарова.
Отстрелявшись первый раз, мы подошли к мишеням. Три отверстия в моей мишени располагались кучно, на расстоянии не более двух сантиметров друг от друга в левой части девятки.
– Весьма неплохо, – прокомментировал мою стрельбу начальник кафедры огневой подготовки, – вот только влево уводишь пистолет при стрельбе.
– Товарищ полковник, это пистолет плохо пристрелян, – самоуверенно заявил я.
– Не наглей, курсант. У меня все оружие пристреляно.
Когда мы вернулись на огневой рубеж, полковник, взяв у меня пистолет, быстро выстрелил три раза по моей мишени.
– Ну, пойдем, посмотрим. – Пули полковника оказались в девятке, рядом с моими, только расположились не так кучно.
– Странно, похоже, что ты прав, – сказал полковник, – а ну-ка, возьми другой пистолет.
На сей раз все три пули оказались точнехонько в середине десятки, с еще меньшим разбросом.
– Занимался раньше стрельбой? – спросил полковник.
– Нет, так, пару раз стрелял в тире из воздушки.
– Ну, ты феномен! Считай, что ты уже член сборной команды училища по стрельбе. Я договорюсь с начальником курса, чтобы тебя отпускали на тренировки с самоподготовки. Попробуем, как ты из спортивного пистолета будешь стрелять.
Стрельба из спортивного пистолета меня разочаровала. Пистолет Марголина мне не понравился, он и на пистолет-то не был похож. Маленькие пульки, маленькие черные мишеньки. Хотя результаты стрельбы у меня были неплохими, многие члены команды из спортивного оружия стреляли лучше, чем я. Посетив несколько тренировок, я сказал полковнику, что хотел бы иметь дело только с боевым оружием.
– Смотри, дело твое, – сказал полковник. – Только учти, что ты лишаешь себя возможности стать мастером спорта международного класса.
Очень неплохие результаты были у меня и по стрельбе из снайперской винтовки Драгунова на короткие и средние дистанции. Для стрельбы на дальние и сверхдальние, надо было всерьез изучать баллистику.
– Эх, в снайперскую школу бы тебя, – вздыхал полковник, подсовывая мне пособия по снайперской стрельбе, – такой талант пропадает.
Таблицы поправок и отклонений у меня энтузиазма не вызывали, да и сама карьера снайпера тоже вызывала сомнения. Слишком уж, в моем понимании, приклад снайперской винтовки смахивал на деревянную рукоять топора палача. А вот в стрельбе из Макарушки, я вскоре стал чемпионом училища, участвовал во многих соревнованиях и получил звание кандидата в мастера спорта по стрельбе. Само собой, что у моих сокурсников никогда не возникало желания стрельнуть со мной на масло или компот.
В училище неоднократно предпринимались попытки возродить былые традиции русского офицерства. Проводились балы и периодически, то возникал, то сходил на нет, факультатив бального танца. В мое время факультатив вела престарелая балерина, имевшая честь состоять в кордебалете Большого Театра. Чтобы преодолеть врожденную стеснительность своего несчастного организма перед женским полом, а так же расширить возможности межполового общения я решил позаниматься бальными танцами.
Поскольку лезгинка в перечень бальных танцев не входила, братишка мой, последовать за мной решительно отказался. Так что, посещать танцы мне приходилось одному. В партнерши мне досталась дочка преподавателя с кафедры службы и тактики Погранвойск, девушка по имени Тина. Фигурка у девушки была чересчур уж стройной, даже по моим понятиям. Какие либо положенные девушкам выпуклости у нее практически отсутствовали, тоненькие ножки были кривоватыми, нос – великоват, а на лбу, под слоем макияжа, проступали следы от красных прыщиков. А вот глаза были хороши. Большие, черные и ироничные.
– Ты не парься, Андрей, в ЗАГС я тебя тащить не собираюсь, – отследив таки мою реакцию на ее внешность, с усмешкой сказала мне Тина, когда мы познакомились, – у меня свой парень есть. Просто, я очень танцевать люблю.
Тина была студенткой третьего курса мединститута. На бальные танцы в училище она ходила второй год и уже неплохо танцевала. Буквально через пару занятий я понял, как мне повезло с партнершей. Легкая и гибкая, Тина отлично чувствовала музыку, умело поправляя мои движения. В общении же Тина была, просто своим парнем, умным, веселым и ироничным. Порой я даже жалел, что у нее есть жених. Наши занятия танцами продолжались два курса. Я весьма недурно научился танцевать, к тому же общение с Тиной многое мне дало в смысле понимания таинственной женской души. Потом, отставная балерина тяжело заболела и занятия прекратились.
Балы в училище проходили более-менее регулярно, раз в полтора, два месяца. Рассказывали, что раньше, по популярности, училище занимало едва ли не одно из первых мест в Москве, уступая разве что, знаменитому МГИМО. Первые красавицы пед и медвузов с боем брали проходную училища, а дежурящий курсовой офицер придирчиво проверял у них студенческие билеты, безжалостно отсеивая неподходящие, по его мнению кандидатуры, заботясь об уровне и качестве будущих офицерских семей. Теперь же, когда уровень престижа профессии офицера скатился фактически до нуля, на балы приходили все, кому не лень. Даже иногородние красавицы брезговали будущими офицерами, справедливо опасаясь, что они могут их завести в такое место, по сравнению с которым, их родной городишка окажется столицей мира. Что уж говорить про москвичек. В общем, побывав пару раз на таких мероприятиях и посмотрев на жиденькие ряды не блещущих достоинствами выпускниц ПТУ и медсестер, я счел ниже своего достоинства посещать их. Тем более, что танцевать никто из девчонок практически не умел.
В спортзале, благодаря неотступным и весьма настойчивым усилиям моего братика, дела у меня шли неплохо, правда, в часто проводившихся соревнованиях призовые места я занимал редко.
– Тебе злости не хватает, – говорил мне Казбек. – Ведь на тренировках ты многих делаешь. На противника надо разозлиться, а ты проводишь прием и лыбишься, как кот Леопольд. Ты представь себе, что он у тебя невесту украл и дави его. А после боя можешь с ним обниматься сколько хочешь.
– Да, нет же у меня никакой невесты, Казик.
– Ай, да что с тобой говорить, – обреченно махал рукой Казбек, – никакого самолюбия у тебя нет.
Тут он был явно неправ, просто мое Самолюбие, почему-то, равнодушно относилось ко всяческим мордобоям.
Зимой я предпринял еще одну попытку познакомиться с девушкой. Прогуливаясь возле ВДНХ, я зашел в кафешку погреться и выпить кофе. До вечера было далеко и народу в кафе практически не было. Снимая шинель, я обратил внимание на девушку, одиноко сидящую за столиком в центре зала. Шатенка была дивно хороша. Тонкое, одухотворенное лицо в красивых и вероятно дорогих очках склонилось над тетрадкой. Одета девушка тоже была дорого и со вкусом.
– Вероятно студентка, – подумал я. – Эх, была – не была!
Я решительной походкой направился к столику девушки. Самолюбие демонстративно заткнуло уши.
