Сброд

скачать книгу бесплатно


Да, млиты мыслили коллективно. Никто из них не был индивидуальностью. Теоретически среди млитов мог быть вожак, который решал за всех, что и как делать, но это была только теория. Большинство сотрудников научного института были уверены, что млиты представляют собой единый организм. Нейросеть. Один мозг в сотнях тел. Они бились на рабочие команды и делали всё вместе одинаково хорошо, слажено и упорно. Строили, сеяли, собирали.

Пусть млиты жили примитивно, без стремления к особому комфорту: делали шалаши, навесы, землянки. Но они были чрезвычайно умны и способны.

Пришёл человек в лес, открыл стрельбу по млитам, а они напали на него со всех сторон и убили. Так что они теперь будут делать с его пистолетом? Тыкать в него палкой и отбегать? Использовать как молоток? Нет! Млиты понимают, что такое оружие.

Пистолеты тяжелы для маленьких ручек млитов, и отдача для них слишком сильная. Поэтому лесные человечки мастерили для пистолетов деревянные приклады, и получается что-то вроде ружей. Увидишь млита с пистолетом-ружьём – беги. Млиты не стреляют в воздух. Хотя и стреляют они косо.

И почему же лесные жители так ненавидели людей? Никто не мог этого знать. Сектанты из «Общества раскаявшихся» говорили: это всё от того, что млиты, как телепаты, видят дурные дела и тёмные души горожан. Чёрт бы побрал этих сектантов, но ведь правда, млиты даже не стремились изгнать людей из леса, они старались убить. И больше ни к кому из живых существ млиты не относились с такой жестокостью.

Наблюдать за ними было крайне сложно и опасно для человека. При институте было около сорока добровольных и принуждённых наблюдателей, и двенадцать из них погибли.

Когда млиты заняты работой, они обычно не обращают ни на что внимания. Если быть осторожным и хорошо спрятаться, то можно наблюдать за ними целый день. Но если тебя увидел один млит – это значит, что увидели все. Десятки бледных и тощих тварей, вооруженных кто чем, уже спешат, чтобы убить тебя. Беги! Отбивайся от тех, кто встречается на пути, петляй, когда стреляют. Спасайся! Млитам нужен твой труп.

Это правда! Лесные гуманоиды используют мёртвые тела для размножения. То, как млиты размножаются – это очень интересно. Кажется, что сами по себе они бесполые. У них нет никаких гениталий и они не спариваются. Их половые клетки становятся активными только после смерти.

Смерть для млитов – это не трагедия: один ослаб и не может ничего делать. Ну и что? Он лишь крохотная частичка единого организма, а не отдельная личность. Ослабший, состарившийся… или правильно сказать половозрелый?.. млит отползает подальше от всех и тихо умирает. Когда он перестаёт дышать, другие это чувствуют. Они приходят к мёртвому и бросают его в специальную яму. Это не могила. Это колыбель жизни и смерти.

Когда млит умирает, он очень быстро разлагается. А точнее превращается в вязкую белую массу. Даже костей не остаётся – всё становится массой. Эту массу люди назвали «кашей».

Каша растворяла в себе всё органическое, питалась биоматериалом. Млиты ходили по лесу, выискивали трупики птиц и зверей, чтобы накормить свою кашу. Никого нарочно для этого не умерщвляли. Кроме людей, конечно же.

У ям с кашей всегда кто-нибудь дежурил, чтобы отгонять любопытных животных и помогать родившимся выбраться.

Внутри ямы шёл активный процесс: масса из умерших млитов пузырилась и бурлила, от неё исходил неприятный запах, а потом белая масса становилась серой, переставала бурлить, и запах исчезал. Несколько дней спустя на поверхность всплывали студенистые комки. Это и были новые млиты. Скоро у них появлялись головы, ручки и ножки. Они плавали в массе ещё какое-то время, а потом выбирались из ямы.

Сколько их родится в яме зависело от того, сколько туда было брошено тел млитов и сколько корма дали каше. Чем больше – тем лучше. От растворённого в каше тела человека получалось много – штук восемь.

Взрослые млиты помогали малышам выбраться из вязкой массы и больше ничего с ними не делали. Малыши садились недалеко от ямы и смотрели, что делают взрослые. Через пару дней они поднимались и присоединялись к ним, начинали работать, становились точно такими же, как все. Никто из них не был хуже.

Лесные человечки были довольно хрупкие, но израненные быстро выздоравливали.

Главное дело млитов – расширять лес. Они проращивали семена, засаживали молодыми деревцами и кустарниками места, где лес граничит с пустыней. Ох, сколько же деревьев млиты посадили, пока люди наблюдали за ними!

Зачем? Кто знает… Расширяют свою территорию.

Однажды учёные изловили одного млита и отнесли в свой институт. Там они посадили его в отдельную комнату и наблюдали за ним через прозрачную дверь. Некоторое время он ещё был агрессивен, а потом успокоился. Стал ходить туда-сюда. Спустя несколько часов сел на пол. На людей он уже никак не реагировал, ничего не ел. К вечеру млит уснул, а утром не проснулся. Так и умер во сне и превратился в вязкую массу, из которой уже никто не родился.

Учёные сделали вывод, что млит не может жить без своей стаи, умирает, будто отделённая часть от тела. Это назвали «потерей контакта».

Событие 25. Бог согласился говорить с жителем Города

Бога видели на западной улице в тоннеле с хлыстами, и он остался цел. Кто бы сомневался… Когда Бог входил в тоннель неподалёку, собралась кучка людей. Все они надеялись, что его там порубит, как и всех.

Люди посмеивались, а один крикнул в спину Богу, что его там ждёт сюрприз. И тому шутнику сразу двинули в морду, чтобы он заткнулся.

Был там и Егор Никишин. Он стоял к туннелю ближе всех и видел, что Бог зашёл туда не сразу, а постоял недолго у входа. В тоннеле валялись кости, разбитые черепа, обрывки одежды, разлагающиеся и мумифицированные тела. Когда через тоннель пролетал ветер, то выносил с собой такой смрад, что глотать было больно.

Прямо из центра тоннеля, растрескав каменные плиты, во все стороны торчали длинные чёрные прутья. Были они толстые у основания и тонкие, как иглы, на концах. Их называли «хлысты» или «плети». Никто не знал, что это: растение или животное.

В тоннеле устраивали казни. Туда вынуждали входить приговорённых к смерти.

Обычно хлысты были неподвижны, но когда человек заходил в тоннель и делал пару шагов, они рубили его на куски. Обезглавливали, рассекали надвое, натрое вдоль и поперёк в мгновение ока.

Вот стоял человек, а в следующий миг по тоннелю раскиданы его руки и ноги. Случалось, что из тоннеля вылетали части тел. Когда казнили Грушева, втолкали его туда, грозя пистолетами… голова его сиганула из тоннеля и укатилась неизвестно куда.

Хлысты двигались так быстро, что их нельзя было увидеть. Они рвали воздух с шумом, похожим на ракетные залпы. А когда человек был растерзан, хлысты падали и висели дугами, будто и не двигались с места. Даже кровь с них не капала.

Был слух, что хлысты питались мухами. Их в тоннеле было много. Говорят, кто-то сидел перед тоннелем с биноклем и видел, как мухи садятся на чёрные стебли и тонут в них, будто камешки в тёмной воде. Это могло быть правдой.

Десятиметровый тоннель, что проходил сквозь жилой дом, считался самым опасным местом в Городе. Неужели Бог об этом не знал? Но вёл он себя так, будто видит хлысты в первый раз. Когда он подошёл к тоннелю, черные прутья дрогнули и издали звук, похожий на гремучую змею.

Так говорил Егор Никишин, который стоял ближе всех. Егор здорово пил. За годы, проведённые в Городе, он пристрастился к бордельскому ликёру, но ему можно было верить.

Бог долго стоял у входа, присматривался, вертел головой. Было ему интересно, что это за существо. А потом он вошёл. Медленно шагал, переступая через кости и зловонные останки.

Хлысты вытянулись к потолку. Они не тронули Бога! Они шевелились, но не нападали, не стегали, а только выпрямлялись и провисали. Хлысты будто не хотели, чтобы Бог прикасался к ним. Но он всё рано тронул один из прутьев, потом посмотрел на свою руку и вышел из тоннеля. Целый вышел! Никто не мог поверить своим глазам.

Все остались стоять, и только Никишин пошёл за ним следом. Он уже несколько дней преследовал его и научился себя вести, чтобы Бог не заставил его замирать – держался на безопасном расстоянии.

– Поговори со мной, – просил Егор Никишин. – Мы имеем право знать! Мы должны знать!

Бог не обращал внимания на Егора, если тот не подходил слишком близко и не пытался заговорить с ним слишком часто. Но к концу четвёртого дня Бог обернулся к Никишину и, тяжело вздохнув, спросил:

– Что ты за мной ходишь? Чего тебе надо?

Никишин вдруг почувствовал себя грязным, заросшим и страшным. Ещё и разжирел в последние пару лет – совсем себя запустил.

– Почему ты не хочешь говорить с нами? – Егор не придумал ничего лучше, чем спросить это.

– Мне до вас нет дела, – устало ответил Бог. – Перестань за мной ходить, а то я тебя убью.

– У меня есть к тебе вопросы, – кричал Никишин. – У всех у нас есть вопросы к тебе! Мы имеем право знать!

Был вечер, и фонари ещё светили тускло. Освещение в городе всегда загоралось постепенно – чем темнее, тем ярче. А в ту минуту свет еле теплился, и всё вокруг казалось чёрно-серым.

– Хорошо, я поговорю с тобой, – сказал Бог, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – Только бы ты потом не пожалел.

Егор Никишин не ожидал такого и больше ничего не мог сказать. Может, он и не хотел, чтобы Бог с ним говорил, а только надеялся, что он его пристрелит? Никишин и забыл, о чём хотел спрашивать Бога, так был потрясён его согласием.

– Идём, идём со мной, – звал Бог и шёл вниз по улице мимо окраинных брошенных домов туда, где Город граничил с пустыней.

Никишин подумал, что сперва бы ему побриться и принять душ. Не мог же он предстать перед Богом в таком жутком виде.

Никишин

Противоположность любви – не ненависть, а равнодушие. Егор Никишин не помнил, где вычитал или услышал эти слова, но их будто выжгли клеймом на его груди. Равнодушия он хватил сполна. Уж лучше бы ненависть!

Он был человеком-невидимкой для девушек, которые были ему симпатичны. И это бы не причиняло столько страданий, если бы Никишин рожей не вышел, например. Нет, лицо у него было вполне симпатичное и рост что надо. Только девушек, в которых влюблялся, не интересовали мужчины вроде него.

Егор Никишин считал себя романтиком. И свою страсть к убийствам он тоже романтизировал. Ведь если бы не эта страсть, ни одна из его возлюбленных так и не узнала о том, какие чувства в нём разбудила. Разве это честно?

Егор был убеждён, что каждому человеку нужно пройти несколько важных этапов, чтобы созреть. Первый этап он прошёл, когда у него в юности ломался голос. Второй, когда отслужил два года в армии. Третий, когда стал жить один. И четвёртый, когда впервые убил девушку. Или как он говорил «разорвал связь».

Никишин не считал себя психопатом. Он думал о себе как о человеке с необычным опытом, но не лишённом чувств. Ведь он, как и все, любил и страдал. Страдал с самого детства.

Егор рос с одной матерью, и она была с ним строга. Они жили в доме цвета бетона в частном секторе, над которым проходила высоковольтная линия.

Мать Егора не терпела ошибок, и любой проступок оборачивался неприятностями для мальчика и припоминался множество раз.

Ещё у матери был бзик – она не любила ничего выбрасывать. Когда в одной из комнат был ремонт и рабочие прикрутили новые плинтусы, мать запретила выбрасывать старые. Деревянные плинтусы с торчащими гвоздями она расставила по углам. В углах всегда что-нибудь стояло. Отцовские удочки. Отец умер, когда Егору было два года. Удочки нельзя было выкидывать – не в память об отце, а просто нельзя выкидывать. Ничего нельзя выкидывать. Всё нужное!

Даже вентилятор, сломанный напополам, даже табурет без одной ножки. Когда Егор был ребёнком, это терпелось, но чем старше он становился, тем сильнее поведение матери сводило его с ума.

Не то чтобы вещами был завален весь дом. Однако барахла было достаточно, чтобы мозолить глаза. Никишин и друзей домой не приглашал – стыдно.

Был в отношениях Егора и матери такой эпизод: он вернулся из армии. Мать смотрела на него иначе, сказала, что он похож на своего отца. А тут ещё мать сломала ногу и почти всю зиму еле-еле ходила на костылях. Егор ухаживал за ней, и казалось, что она была готова смягчиться и уступить сыну роль «хозяина в доме» или хотя бы воспринимать на равных. Но негодный сын снова сделал ошибку.

Как только мать поправилась, она поехала отдыхать в санаторий на лечебные воды. Городские друзья Егора стали проситься к нему в гости. Но как их приведёшь в такой бардак? Никишин затеял уборку. Прежде всего разобрал заставленные углы. Сначала хотел спрятать хлам подальше, но все кладовые были и так завалены. И Егор выбросил старые плинтусы, удочки и материны костыли, которые тоже заняли один из углов. Он был рад, что избавился от костылей. В доме, где люди здоровы, не должно быть того, что напоминает о тяжёлых травмах.

Егор и его друзья хорошо повеселились, пока мать отдыхала в санатории, а потом она вернулась и начался кошмар.

«Ты сошёл с ума?! Как ты мог выбросить костыли?! Они стоят денег! Я бы могла их отдать! Не имей привычки ничего выкидывать! А если что случится?! Возвращай мне костыли!».

Костыли! Костыли! Костыли! Мать не могла успокоиться целую неделю. Каждый день напоминала сыну о проклятых костылях. Она снова смотрела на него как на негодного подростка и больше никогда не сумела разглядеть в нём взрослого мужчину.

На следующий день рождения Егора, мать пожелала ему, чтобы у него «прибавилось мозгов». Когда он спросил, почему она так груба с ним в его праздник, мать ответила: «Егор, ну как ты додумался мои костыли выкинуть?».

Никишин понял, что эта женщина никогда не простит его. Он прожил в доме с матерью ещё десять лет, а потом случилось невообразимое. Мать стала жаловаться на частые головные боли, а потом начались обмороки. Она падала на кухне, когда мыла посуду, падала с лестницы и когда работала в саду.

Ей посоветовали лечь в больницу на обследование. Мать долго не соглашалась. Егор думал, что это потому, что она не хочет оставлять его одного в доме. И правда, когда мать всё-таки собралась проверить здоровье, она тысячу раз брала у сына обещание, что он не тронет ни одну из её вещей. Егор клялся, что не прикоснётся ни к чему в доме. Он боялся эту женщину.

Прошло три дня, а Никишин не навещал мать в больнице. Всё собирался, но не мог. А потом ему позвонил врач и попросил прийти в больницу для беседы.

Пожилому лысоватому доктору было не в первой сообщать родственникам плохие новости, но молодого человека он решил пощадить. Всё-таки у тридцатилетнего Никишина никого, кроме матери, не было. Врач долго и запутано что-то объяснял, изображал сочувствие. В конце концов Егору это надоело, и он призвал старика не ходить вокруг да около.

Врач выдохнул и сказал, что у матери Никишина вся передняя часть мозга – это сплошная опухоль, и странно то, что она всё ещё может вставать и передвигаться на своих ногах. Жить ей осталось не больше двух месяцев – так сказал доктор. А на самом деле пока он всё это объяснял, дорогая матушка Егора уже скончалась в своей палате. Об этом Никишину сообщили уже по телефону, как только он вернулся домой из больницы.

Теперь Егор знал, что мать больше никогда не вернётся домой. Это было чувство… чувство тревоги, граничащее с восторгом. Он не мог поверить в то, что произошло. Он не мог и представить, что однажды будет жить в мире, где нет его матери. Не мог и мечтать?

Были похороны. Приехали родственники издалека. Все сочувствовали Егору, просили его держаться, не падать духом. Были те, кто советовали начинать новую жизнь: поскорее жениться и завести детей. Старухи нагнетали, выли, плакали. Сам Никишин и на похоронах, и на поминках был с пустым лицом. Ему только хотелось, чтобы это всё поскорее закончилось.

А когда всё улеглось и родственники разъехались, Егор арендовал восьмикубовый мусорный бункер на сбережения матери. И целый день таскал из дома хлам. Разобранная мебель, старые тряпки, стопки журналов и газет – всё летело в бункер без разбора, и когда он наполнился доверху, его отвезли на свалку. А потом бункер привезли снова, и Никишин кидал, кидал, кидал… Дом постепенно становился каким Егор хотел его видеть: пустым и просторным. Когда не такие уж и большие комнаты освободились от ненужных вещей, они стали казаться Никишину дворцовыми залами.

Егор сам сделал ремонт. Он работал маляром и кое-чего в этом смыслил. Одиночеством Никишин наслаждался ровно год: много читал, слушал музыку так громко, как ему хотелось. Ненавистные грядки и цветник он перекопал и засеял травой. Теперь он просто подстригал газон, как видел это в кино.

На годовщину смерти матери Егор опрокинул две рюмки водки и впервые заплакал. «Какая же тоска без тебя, мама!», – он сказал это вслух и сам испугался, будто мать могла услышать и вернуться.

В том же месяце Егор познакомился с женщиной. Сначала встречался, а потом позвал к себе и прожил с ней три года. Вот так запросто. Она ушла от него сама, и Егор не жалел. Эта женщина была такая серая, такая невзрачная, такая сухая и скучная, что Никишин в какой-то момент просто перестал обращать на неё внимание. О ней и вспомнить-то было нечего.

Но этот опыт был полезен: Егор понял, что должен встретить ту, которую полюбит. При этом он держал в голове образ своей одноклассницы. Первой девушки, что показалась ему привлекательной. Шли годы, а Егор не мог влюбиться.

Но взял привычку ездить в город и бродить по улицам, высматривать себе невесту. Слушал себя, искал тех, кто ему и правда нравится. Вскоре он понял, что ему интересны молоденькие девушки. Улыбчивые, стильные, с кукольными личиками, не старше двадцати трёх лет. Такие ходили по две, по три, и всегда о чём-то говорили, живо и эмоционально, звонко смеялись. Смотреть на них было одно удовольствие. И вот среди этих красавиц Егор высмотрел себе одну. Это была девушка девятнадцати лет, её звали Настя Доронина.

Никишин узнал её имя, когда зашёл в ту же кофейню, что и она со своими подружками. Егор проходил мимо их столика и заглянул в смартфон девушки. Она загружала новую фотографию на свою страничку.

У Насти были светлые косички-колоски, густые крашенные чёрные брови. Роста в ней было метр шестьдесят примерно. Она была по-детски хрупка, и на этом миниатюрном теле очень мило вырисовывалась небольшая грудь. Никишину нравилось!

Егору ещё оставался год до сорока, и он надеялся, что ещё не слишком стар для этого невинного создания. Чем чаще он встречал Настю, тем сильнее влюблялся. Только вот она что-то никак не могла заметить его.

Странно: ведь Никишин идёт по улице, и эта девушка в своих коротеньких шортиках идёт навстречу. У Никишина замирает сердце, он думает, что сама судьба заставляет их снова и снова встречаться, а Настя шагает и смотрит куда-то мимо… Егор всем своим видом, всеми мыслями кричит: «Заметь меня! Посмотри на меня!». Он мечтает, что их взгляды встретятся, и он одними только глазами скажет девушке всё, что хочет сказать. Но нет, Настя проходит мимо, будто не видя его.

Егора это удивляло. Он постоянно спрашивал себя: почему? Иногда он стоял перед зеркалом в одних трусах и не видел никаких явных недостатков в своей фигуре: Егор был высок, у него были довольно крепкие руки, никаких лишних килограммов. Также он не думал, что проблема в одежде, хотя в её выборе был небрежен.