скачать книгу бесплатно
И нас протолкнули в дверь одновременно.
За огромным столом в дальнем конце кабинета сидела Высокая комиссия. «Конечно, одни Корнеплоды, – с горечью подумал я, и мне захотелось сплюнуть себе под ноги. – Вот поэтому так и живем. Потому что одни Корнеплоды у власти на местах. Когда же это кончится… Видимо, уже не на нашем с Ки веку…»
Мои размышления прервал строгий голос. Говорила пожилая Брюква с высокой прической.
– Клубника РК15648, ваши итоговые отметки позволяют нам предложить вам клубничный торт. Коржи бисквитные, крем сметанный. Обращаю также ваше внимание, что ваши отметки дают вам право выбора. Но выбор у нас в этом году не велик – или торт, или варенье. Ваше решение?
Ки побледнела и до сока прикусила губу.
– А мой супруг? – еле слышно спросила она. – Могу я сначала узнать, что у вас есть предложить моему супругу?
Корнеплоды переглянулись. Сельдерей презрительно хмыкнул, Свекла закатила глаза. Остальные лишь пялились в телефоны с совершенно отсутствующим видом.
– Да, пожалуй, можете, – брезгливо выпятив всю розетку, процедила Брюква. Тыква БЖ89723 не проявил такого же усердия к учебе, плюс я вижу, что поведение тоже оставило желать лучшего, плюс никакого участия в общественной жизни курса. Ну и в довершение – его специфическая узость применения.
Мы с Ки замерли от ужаса.
– Поэтому – хэллоуин! – грянул сокрушительный вердикт.
Ки заломила руки. Я зашатался и схватился за спинку стоящего рядом стула:
– Вы не имеете права! – прохрипел я. – Я добропорядочное интеллигентное растение! Я веду правильный образ жизни! Я не желаю иметь ничего общего с этим… с этим… – Я не мог даже выговорить название адского ужаса, на который меня собиралась обречь эта гниль. – Хватает же мест для таких, как я! Супы, каши, да те же пироги и печенья, наконец!
– Не прислали заявок! – загремел металлом вдруг очнувшийся Редис. – Или вы соглашаетесь, или в отходы!
Я быстро взглянул на Ки. Она все поняла, коротко улыбнулась и уверенно кивнула. Мы взялись за руки, подбежали к окну, быстро распахнули его и прыгнули вниз.
***
Ребята, коллеги. Мы пишем вам с единственной целью (хоть нам это, поверьте, сейчас очень нелегко – приходится наговаривать этот текст тому, кто может держать в руках ручку и блокнот). Так вот, мы хотим, чтобы вы знали: любовь сильнее смерти. И есть жизнь после жизни.
С приветом из клубнично-тыквенного пюре для детей раннего возраста. Ваши Ки и Ти.
Смерть Сергей
– Блииин… Ну я сегодня капец как задолбался. – Сергей тяжело присел на скамейку и закурил.
– Что, дорожное? Или обрушение какое? – спросил с интересом Виталик, торчавший в курилке уже с полчаса в ожидании вызова.
– Да нее… К такому я норм. Побегаешь полсмены сломя голову, конечно, зато все понятно: этих к Толику, а эти мои. А тут мое «любимое». Как в Буратино. То ли «пациент скорее жив, чем мертв», то ли наоборот.
– А! – Виталик усмехнулся. – Панические.
– Так точно. – Сергей зло сплюнул сквозь зубы. – А я что, нанимался? Я тоже живой человек, простите за оксюморон. Понабирают на вызовы новичков, а они определиться не могут, как народ тусовать. А как по мне, так их прямиком к Снежане надо. Полежать, прокапаться. Зато дурь из головы выветрится. «Ах, на меня падает потолок, мне трудно дышать, меня бьет озноб, я умираю!» – а потом встала, блин, пошла чайник поставила и на балконе уже сидит музло слушает. А я мотаюсь туда-обратно, как заведенный.
– Слушай, – Виталик быстро обернулся по сторонам, понизил голос и наклонился поближе к Сергею. – Я на днях в отделе слышал, что паническим тебя вообще не надо. Понял? Их всегда к Толику. У них эта фигня никогда типа с тобой не связана.
– Ты счас серьезно?.. – Сергей задохнулся. – Ну, знаете…
Он встал, с силой затушил сигарету в пепельнице и жестко процедил:
– А вот нет. Я не дам над собой издеваться. Я работаю тут уже десять лет, пять раз на доске почета висел, сколько раз меня начальство на планерках хвалило, я заслуженная Смерть нашего района! И меня как мальчишку! Я им покажу. Я устрою этой Лидии Максимовне. Завтра же ее заберу и плевать, что меня у панических не должно быть!
Он развернулся и резко вышел из курилки. Виталик бросился за ним:
– Да погоди ты, не дури, не кипятись! Потом затаскают. Сначала уголовку повесят, а там на пожизненное. Что, в нашем случае, сам понимаешь…
– Нет, даже не уговаривай! Чет меня совсем проняло. Игры они со мной устроили! Ладно, Виталя. Давай. У тебя сегодня как, спокойно хоть?
– Да с утра было спокойно вроде, по мелочи там, пара ларингоспазмов, пневмоний. А после обеда вроде обещали инсульт. Надо съездить на шоссе Энтузиастов, разбить одного старичка… Но ты подумай, Серый. Не пори горячку.
– Ладно, подумаю. Но я ничего не могу обещ… – и Сергей замер на полуслове, уставившись перед собой. Там, возле ресепшена, стояла, очевидно, новенькая. Неприметная очкастая брюнетка, правда, довольно милая. – Этто кто?
– Понятия не имею. Новенькая на вызовы, скорее всего. А что?
– Она же богиня… Я должен немедленно с ней познакомиться… Она… она совершенство!
Сергей решительно двинулся в сторону ресепшена, но в этот момент в динамиках раздался голос: «Всем сотрудникам срочно явиться в конференц-зал».
***
Когда все расселись, Илья Петрович, директор, откашлялся и взял слово:
– Коллеги! Я хочу вам сообщить, что начальник отдела выздоровлений, наш любимый Анатолий, уволился. Да, он давно планировал, и мы искали замену. И я рад представить вам нового начальника этого отдела. Светлана Николаевна молодой, но уже очень опытный сотрудник, с солидным стажем. Светлана Николаевна, встаньте, пожалуйста.
Бесшумно и без тени смущения со своего места поднялась та самая очкастая брюнетка. И не дожидаясь приглашения, заговорила бойким уверенным голосом:
– Рада знакомству и надеюсь на плодотворное сотрудничество. Не люблю долгих прелюдий, поэтому сразу сообщу, что первым моим делом будет довольно запутанное дело Лидии Максимовны, долгое время страдающей паническими атаками. Коллеги, благодарю вас за внимание, но наша работа не позволяет долго сидеть на месте. Сотрудников моего отдела прошу пройти ко мне в кабинет, мы детально обсудим план действий по озвученному мной делу. Всем остальным спасибо.
Сергей молча вышел в коридор и побрел к себе. Виталик по-прежнему семенил рядом.
– На свидание позову, – вдруг резко выпалил Сергей. – Прямо сегодня. Плевать, как это выглядит. Я до завтра не дотерплю. Я готов за кольцом бежать уже сразу. Ума не приложу, что со мной. А ты иди, Виталя, иди. Там дедушке уже давно пора инсультом обзавестись.
– И что ты будешь теперь делать с той Лидией панической и со своей обидой?
– С Лидией… – Сергей посмотрел в никуда и пожевал губами. – Повезло ей.
История нашей любви
– Мы встретились весной, в конце марта. Я не ждала и была не слишком готова. Той весной не могло случиться ничего особенного. Ведь все особенное уже случилось раньше.
Он был смешной, трогательный и… мой. Я сразу это поняла. В таких случаях говорят, что ударила молния, бла-бла… Но так и есть. Это была молния.
Я прошла бы мимо, честно. Но он не позволил. Он с самого начала дал понять, что у меня ничего не выйдет – не получится уйти.
Иногда я просила кого-то там наверху, я обращалась к голосу разума, я строила сама для себя четкие схемы обоснований, почему мы не можем быть вместе.
Но та молния не давала покоя. С нею пришли все вы. С нею я разом, в один момент, как это и бывает при вспышке, увидела всех вас. Потом я не раз спорила сама с собой, отрицала увиденное… Но в сущности, за нас ведь в жизни все уже решено…
Детская горка у ночного Макдональдса, в руках – по бутылке пива (которой уже по счету в ту ночь?), ветер – ультимативно весенний, в сердце – вы. Ничего не хотела, ни о чем не думала, планировала жизнь иначе, а в сердце все равно уже поселились вы.
Вы были в нем и тогда, во время польских рок-фестивалей под Белостоком, когда я неожиданно для себя самой бесстрашно нападала на пьяных приставших к нам гопников. Наверное, мною опять двигали вы…
Нам было сложно, чего таить… Таким всегда сложно. Нам всегда суждено видеть свою инаковость. Поэтому я уже прекрасно понимала, что ждет меня – нас! – дальше. Ведь в моем сердце уже были вы.
Дальше было все, как в жизни: поэзия неминуемо сменялась прозой. Таких, как мы, в этом мире тогда было уже порядком, но мы все равно вынуждены были скрываться. Общество всегда консервативно, и признать, что рядом с тобой теперь навсегда, на веки вечные, будут жить такие, как мы, мог в то время далеко не каждый.
Но мы смогли, мы выстояли. Мы создали свой мир. Чтобы появились вы. Ведь вы что?..
– …с самого начала поселились в твоем сердце, хоть ты и не хотела верить, – вывел знакомую фразу стройный хор.
– Правильно, милые. Так и есть, – я открыла глаза, посмотрела на них, улыбнулась и перевела взгляд на долину. Солнце стыдливо опускалось в горы, пытаясь спрятаться от ветра, который, как и много веков подряд, настойчиво щекотал его золотые пятки, утверждая: «Тебе все равно не уйти».
«Точно как дед» – с усмешкой пробормотала я.
– Что, бабуль? – стройные голоса внуков заставили меня очнуться.
– Ничего, милые. Я говорю, солнышко садится. Бегите, а то крылышки и шейки отморозите. И знаете что? Позовите мне деда. Будем с ним чай пить. И пусть поторопится – закат сегодня что надо. А то засиделся с гитарой.
Внуки вскочили с гамака и, весело щебеча, побежали в дом, заботливо прикрывая друг другу ладошками крылышки и кутаясь в шарфы, под которыми, на шейках, бились дополнительные сердца – наш родовой признак.
Про ботильончики
Вывеска действительно была невзрачной. Как и обещал тот радостно щебечущий голос в телефонной трубке. И висела она как-то косо, между «Ремонтом паровых котлов» и «Кундалини-йогой для всей семьи». «Да уж, компания под стать. Развелось же ж всякого…» – саркастично хмыкнула Оля, но, ни на секунду не задумываясь, потянула на себя пластиковую дверь.
В помещении было светло, неожиданно уютно и пахло лавандой. За небольшой стойкой сидела улыбающаяся женщина средних лет:
– Добрый день! Меня зовут Анастасия. Вы по поводу аппарата?
Оля кашлянула:
– Да, я Ольга. Мы созванивались вчера вечером.
– Да-да! – защебетала Анастасия. – Вот, пожалуйста. – И она протянула Оле какую-то белую трубочку, похожую на тампон для тех самых дней. В запаянном полиэтиленовом пакете.
Оля недоверчиво взяла аппарат двумя пальцами.
– Вот здесь две кнопки, – сказала Анастасия. – Нажимаете верхнюю – и тело уменьшается на двадцать процентов. Здесь встроенный сенсор, работает на базе фотошопа, так что будет постоянно считывать ваш внешний вид и постепенно делать из вас красотку, как эти все инстателочки. Но напоминаю! Прибор экспериментальный! Патент мы зарегистрировали, но испытания еще не окончили. Вы практически участвуете в его тестировании. Поэтому за результат наша компания не ручается и поэтому же выдает вам его бесплатно. Ой, вам же есть восемнадцать?
– Да, недавно исполнилось, вот паспорт, – Оля протянула документ. – А вторая кнопка?
– Вторая возвращает все назад. Точнее, отменяет предыдущий шаг. По крайней мере должна… – голос Анастасии вдруг стал менее уверенным. – Но пока все шло хорошо, все отзывы положительные. Берете?
Оля кивнула, спрятала «тампон» в сумку и вышла на улицу.
Была зима, но за эти пять минут в помещении она успела облиться с ног до головы потом и теперь пыталась прийти в себя. Когда ты весишь без малого 130 кило в 18 лет, то совершенно неважно, зима или лето, – жизнь твоя все равно невыносима и точка. А одногруппницу Светку все время хочется убить и тоже точка. «Фотомодель, блин. Обычно им до таких, как мы, дела нет, мы просто не существуем. И чего она ко мне привязалась…» – уныло думала Оля, уже бредя на пары.
В универ она пришла за пятнадцать минут до звонка, аудиторию как раз открыли, и вся группа ломанулась внутрь с целью поскорее занять места на «камчатке», подальше от унылого препода по эстетике. Внезапно Олю кто-то сильно толкнул, и она по инерции чуть сама не снесла нескольких человек рядом.
– Айй!.. Корова жирная, куда прешь! Как ты уже достала! Ты мне еще и кофту порвала, гадина! – конечно, это была, как назло, Светка. Обычно у Оли в таких ситуациях немедленно появлялось желание исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю. Но сейчас она вспомнила про аппарат и неожиданно почувствовала злой азарт.
Поток уже выплюнул ее в аудиторию, народ рассосался и начал рассаживаться. «Сейчас я вам всем покажу, – кипя от ярости, думала Оля. – Сейчас вы все увидите, что со мной произойдет». Она подошла к Светке, вытянула вперед руку с аппаратом и победоносно нажала на кнопку. Но прибор оказался и впрямь экспериментальным, потому что едва успевшая удивленно взглянуть на Олю Светка в ту же секунду растворилась в воздухе, а на пол аудитории аккуратно и печально опустились свитерок со свеженькой дырочкой, джегинсы, два браслета, три колечка и бельишко. И составили компанию внезапно осиротевшим ботильончикам.
Когда твой кот – социопат
Дети давно просили кота.
Сын – черного мальчика. Дочь – белую девочку.
Когда аргументов «против» не осталось, в приюте был отыскан подходящий вариант – белый мальчик.
С именем мои старорежимные дети не заморачивались. Барсик, говорят, он будет. И все тут.
Ну ок. С моей точки зрения. Я тоже этот, консерватор. А вот Барсик оказался пофигистом. Его что Барсиком, что кыс-кысом – ноль эмоций. На своей волне чел. Что есть кот, что нету. Сегодня откликнусь – завтра нет. Сегодня погладишь – а завтра фиг.
В остальном проявлял себя довольно по-котиному. Днями сидел на кухне и почему-то сверлил глазами вентиляционную решетку. Ночью спал. Никаких претензий. Лоток уважает. Сухой корм грызет. За ноги не цапает.
Притерлись. Но знаете, как-то без души. Не того хотелось детям. Не на такого питомца рассчитывали. На более классического, что ли. Чтобы и с бумажкой с ниточкой, и погонять, и спать с собой поукладывать.
Однажды ночью я проснулась от звуков. С кухни. Кто-то что-то отодвигал, придвигал… Я пугливая невероятно. Разбудила мужа, пошли вместе. Он впереди, я за ним.
На кухне горит свет, решетка от вентиляции валяется на полу. На столе стоят чашки, гринфилд наш черный пакетированный, печенье. За столом – Барсик. Натурально по-человечьи, нога за но… тьфу, лапа за лапу. Рядом с ним, на другой табуретке – человечек… Нет, скорее, кукла. И какая-то, знаете, до боли знакомая.
Мы с мужем, понятно, остолбенели от картинки. Но дальше было круче. Открывает Барсик пасть свою и выдает приятным баритоном:
– Сергей, Ирина! Ну вот клянусь! – и лапой себя в грудь. – Не по тем я делам. Люди вы хорошие и дети у вас не совсем монстры, и привык я к вам, чоужтам. Но… не могу. Не то у меня нутро. Социопат я. Но не могу просто уйти. Поэтому нашел себе преемника. Кузьма любезно согласился быть вашим домашним домовым. Поверьте, это даже лучше, чем котейка. Ус даю!
Мы с мужем смотрим на человечка – и точно! Это же домовенок Кузька из мультика! А он так:
– Здрассссьте, – шелестит и стеснительно глазками стреляет.
А Барсик:
– Вооот… Ну, вы тогда знакомьтесь, а я, значит, в общем, оревуар.
Задрал хвост, вскочил на подоконник, открыл форточку и выпрыгнул в ночной туман.
История одного дневника
«март, 1965.
Это кафе на 14-й улице тесное и тусклое, но мне почему-то здесь уютно. И кофе очень хорош. Я прихожу сюда уже третий раз и по странному стечению обстоятельств каждый раз вижу его. Не знаю… Наверное, так бывает, когда вереница людей ежедневно просто проносится мимо, но однажды взгляд и память застревают на каком-то человеке. Так и здесь. Он довольно молод, гладко выбрит и все время в окружении друзей. Они галдят, курят и что-то бурно и весело обсуждают.
декабрь, 1965.
Я прихожу в это кафе исправно каждую неделю. Он появляется здесь по четвергам, я уже вычислила. Всегда не один, всегда! Это так удивительно. Ведь я, например, так и не нашла себе компании для походов сюда. А им с друзьями всегда весело и есть о чем поговорить. Нет, за все время он так и не приметил меня, хотя мы, можно сказать, каждую неделю несколько часов проводим практически вместе. Я знаю наизусть уже каждую складочку у его рта, всю коллекцию усмешек, три седых волоска на левом виске и изогнутую венку на правом. За этот почти год, что мы «знакомы», он стал более, что ли, зрелым, а разговоры за столом – более тихими и отрывистыми.
февраль, 1966.
