Имяславие. На юге России

скачать книгу бесплатно


В свою очередь по протекции Саблера В. К. произошло продвижение Антония (Храповицкого) в сан архиепископа[95 - Львов А. Н. Дневник URL: http://yakov.works/acts/19/1890/lvov3.htm (http://yakov.works/acts/19/1890/lvov3.htm). (дата обращения 08.05.2020)]. Вполне возможно, что с подачи Владимира Карловича он был переназначен в мае 1912 года (по ст. ст.) членом Синода с оставлением на Волынской кафедре[96 - Состав Святейшего правительствующего всероссийского синода и Российской церковной иерархии… Санкт-Петербург. 1915. С.41]. Подобная протекция обер-прокурора, вероятно, продиктована целью приблизить к себе лояльного человека: Антоний (Храповицкий), например, глубоко-сердечно оказал Владимиру Карловичу в свое время моральную поддержку после его отставки из Синода в 1905 году[97 - В частности, в письме от 16 мая 1905 архиепископа Антония (Храповицкого) на имя Саблера В. К. читаем: «Здесь всё живое по всей России и далеко за границей носит печать Вашего влияния и покровительства, и все почти до одного миссионеры считают Вас своим личным другом. Строение храмов Божиих, учреждение святых обителей, церковно-народная школа – все это двигалось и, можно сказать, дышало Вами (…) Последние дни Вашей службы Вы ознаменовали подвигом, которым увенчали цветущее древо своих заслуг, как бы золотым венцом, проявив столь горячее сочувствие восстановлению канонического строя церковной жизни. Я бы сказал, что Вы превзошли самого себя, но выражусь еще точнее: Вы превзошли ожидания даже самых искренних Ваших друзей и почитателей». URL:https://russportal.ru/index.php?id=church_writing.antony_khrapovitsky1968_15_125 (дата обращения 18.07.2022)]. Однако в этом может проявляться также и его дальновидность, которая подсказывала, что Владимира Карловича рано списывать со счетов. Если это был и расчет тоже, то он оправдался.

Протопресвитер Георгий Шавельский, характеризуя назначенного в 1911 году обер-прокурора, отметил: «В. К. Саблер был оригинальнейшим обер-прокурором. Он всегда был другом архиереев, за что последние, по крылатому выражению влиятельнейшего среди них, Антония Храповицкого, „борова поставили бы во епископы“, если бы это потребовалось для удовольствия Владимира Карловича»[98 - Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота URL: https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/vospominanija-poslednego-protopresvitera-russkoj-armii-i-flota/ (https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/vospominanija-poslednego-protopresvitera-russkoj-armii-i-flota/) (дата обращения 09.05.2020)]. Саблер В. К. получил от о. Георгия Шавельского характеристику покровителя «так называемого „ученого“ монашества, в руках которого и раньше была власть русской церкви, а теперь оказалось и духовно-учебное дело. В „царствование“ В. К. развилась какая-то эпидемия пострижений студентов духовных академий (…) Кто хоть немного следил за нашей церковной жизнью, тот знает, что своим печальным расцветом такое направление обязано знаменитому во многих и положительных, и отрицательных отношениях Антонию (Храповицкому), бывшему митрополиту Киевскому»[99 - Там же].

Как видим, тесная связь этих двух влиятельнейших людей, скорее всего, могла обеспечить направление работы Синода в отношении имяславия, оставляя отцам афонским призрачные шансы на всестороннее рассмотрение их обращений российскими церковными властями. Ведь «Св. Синод рассматривал дела, предлагавшиеся ему обер-прокурором. Это, конечно, не исключало инициативы синодальных членов в возбуждении новых вопросов, но решения Синода получали силу лишь после высочайшего утверждения. Докладчиком же у царя по этим вопросам всегда бывал обер-прокурор, от которого зависело то или иное освещение их»[100 - Там же]. Вот и в отношении имяславцев, если верить дневниковым записям митрополита Арсения (Стадницкого), Саблер В. К. «метал гром и молнии против „этих“ еретиков»[101 - Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев). Указ. соч… С.649].

Лидеру имяславцев о. Антонию (Булатовичу), сложно будет оправдаться от выдвинутого против него обвинения в учинении «бунта с кровопролитием». Эта ситуация в целом позволила о. Антонию (Храповицкому) еще более резко отзываться о событиях на Афоне. Имяславцев в своем письме на Афон архиепископ Волынский называет шайкой сумасшедших, предводимых честолюбивым гусаром, к которым нужно послать «3 роты солдат и заковать нахалов»[102 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.211/ Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.43]. Подобные высказывания вполне отражают личность архипастыря, склонную к максимализму в борьбе за единство церкви и возрождение оскудевшей духовности народа[103 - Фирсов С. Л. Указ. соч. С.336—337].

Это противостояние шло на фоне ожидаемых церковных преобразований. 28 февраля 1912 года указом императора Николая II было созвано Предсоборное совещание во главе архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским). Цель работы совещания была подготовка созыва Поместного собора, а конечной целью последнего – преобразование синодского управления и избрания патриарха. О необходимости этих реформ громче всех тогда заявлял один из активнейших участников работы совещания – архиепископ Антоний (Храповицкий)[104 - Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви: Синодальный и новейший периоды. М., 2007. С.306], который, несомненно, стремился стать патриархом. На фоне задач общецерковного характера волнения на горе Афон были для него явно раздражающим фактором, разобраться с которым властям как церковным, так и гражданским хотелось как можно скорее.

Гражданская власть в лице Министерства иностранных дел в это время пытается понять положение происходящих на Афоне событий, как в связи с произошедшим в Андреевском скиту, так и грядущими изменениями статуса полуострова после захвата его греческой армией. Для получения всех необходимых сведений на Святую гору посылали как вице-консула российского посольства В.С.Щербину, так и чиновника по особым поручениям П. Б. Мансурова.

Первый отметился появлением в Андреевском скиту с требованием восстановить в должности отца Иеронима, которое не возымело действия. По воспоминаниям о. Антония (Булатовича): «Мы попросили заносчивого юношу, во первых, не кричать в храме, ибо это не приличествует святому месту, а затем объяснили ему, что скит пользуется правом самоуправления»[105 - Булатович А. Моя борьба с имяборцами на Святой горе. М., 2012. С. 64]. Имяславцы подробно пояснили вице-консулу свою позицию в правах в соответствии с уставом, но сделано это было, видимо в тоне, который задел самолюбие чиновника. Вероятно, это стало одним из побудительных мотивов, по которым Щербина В. С. втянул в обсуждение вопроса смены игумена протат Святой горы, указав религиозные причины удаления отца Иеронима. Это привело к тому, что «русский дипломат не только толкнул греков на вмешательство во внутреннюю автономию русских обителей, но и во внутренние религиозные споры (…) российское посольство стало добиваться, чтобы греки признали Андреевский скит неправославным». Результатом подобных действий стало признание кинотом Святой горы за монашеской братией Андреевского скита ложного злословного учения о Втором Лице Святой Троицы с отлучением от церкви «впредь до суда великой церкви»[106 - Там же С.65—66].

Вице-консул Щербина В. С. побывал и в Пантелеимоновском монастыре, где был свидетелем выражения недовольства части братии своим руководством. 22 января состоялось совещание в соборном Покровском храме, на котором вице-консул «Говорил долго и убедительно. Приглашал братство к миру и взаимной любви, напоминал о монашеском смирении и св. послушании игумену и монастырской власти, указывал на порядок решения спорных религиозных вопросов высшей инстанцией Церковной власти – Св. Синодом»[107 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.150—156; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.256 Комментарий: обратите внимание на разницу восприятия речей Щербины В. Г. имяславцами Андреевского скита и описание этих же речей сторонниками игумена Мисаила в Пантелеимоновском монастыре.]. Здесь он тоже не был услышан имяславцами, которые «с шумом прерывая речь Г. Щербины, предъявляли свои излюбленные требования: удалить… иеросхимонахов Агафодора и Вероника и других, обвиняя их в распространении рецензии сх. Хрисанфа (Ильинского)»[108 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.150—156; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.256].

Таким образом, после всего увиденного, наш российский дипломат мог покинуть Афон с представлением о событиях, хоть и в меньших масштабах, но, вероятно, близких по духу к революции. В столице при этом, судя по жестким высказываниям о. Антония (Храповицкого), могли смотреть на афонские события как на продолжение «брожения умов», которое после революционного потрясения начала века перекинулось в церковную ограду. Так, например, в 1908 году смута поразила Глинскую пустынь, а в 1910 году – Оптину пустынь. В 1913 году было положено начало смуты в Соловецком монастыре. Везде имело место выступление части монашеского братства против своего руководства. Все эти события являлись прямым отражением влияния процессов, происходивших в российском обществе[109 - Иеромонах Симеон (Кулагин) «Монашеские смуты» начала ХХ века: Афон, Оптина, Соловки и Глинская пустынь URL: http://www.orthedu.ru/ch-hist/14593-monasheskie-smuty-nachala-hh-veka-afon-optina.html (http://www.orthedu.ru/ch-hist/14593-monasheskie-smuty-nachala-hh-veka-afon-optina.html) (дата обращения 26.06.2020)]. События на Афоне, помимо этого фактора, отличались ещё и религиозным догматическим противостоянием.

Уезжая из Пантелеймоновского монастыря, Щербина В. С. явно предвидел возможные волнения, а потому рекомендовал игумену Мисаилу не делать собраний в его отсутствие. Между тем уже на следующий день[110 - Подписание «Исповедания Имени Божия» в соответствии с хронологией С. Н. Половинкина было 27 января 1913 г. Документы сборника «Забытые страницы русского имяславия имяславия» указывают на 23 января/ Забытые страницы русского имяславия… С.175] под предводительством отца Иринея (Цурикова)[111 - Фото отца Илариона (Цурикова) URL: https://drevo-info.ru/pictures/16339.html (https://drevo-info.ru/pictures/16339.html) (дата обращения 21.04.2020] было организовано общее собрание и, оказывая давление на официальное руководство монастыря, был составлен текст «Исповедание имени Божия», который отец Ириней внушил подписать и самому игумену[112 - Документ был составлен в противопоставление утвержденного 20 августа 1912 года собором старцев Пантелеимонова монастыря«Акта о исповедании веры во Имя Божие», который имяславцы не признавали //Начала. №1—4 (23—26). М., 1998. С. 167—170.]. Также отца-игумена принудили подписать акт об изгнании 8-ми человек, лиц из его ближайшего окружения. Отец Ириней говорил при этом настоятелю архимандриту Мисаилу: «Иди скорее, подписывайся к нашему протоколу, или мы иначе с тобою заговорим»[113 - Забытые страницы русского имяславия… С.51—54].

В результате этих действий игумена Мисаила лишили его власти, избрав из среды имяславцев 12 новых соборных старцев, которые принуждали его во всем беспрекословно соглашаться на их предложения[114 - Там же С.52]. Также была отобрана монастырская печать и ключ от кассы. Один из 8 изгнанников – иеросхимонах Агафодор в этой связи отмечал, что ревность за имя Божие была для руководителей имяславцев Пантелеймоновского монастыря лишь прикрытием, а «главная цель их была завладение в монастыре властию и кассою (…) у Иринея же за спиной скрывался самый главный вождь – иеромонах Иорам, претендент на игуменство»[115 - Архив Русского Пантелеимонова монастыря (Афон) АРПМА Оп.10. Д.501 С.135, 142].

Между тем, в январе 1913 года, в контексте обсуждения книги отца Илариона (Домрачева), найти общий язык с имяславцами попытался архиепископ Никон (Рождественский). Он пишет на Афон послание, в котором стремится примирить стороны, пытается обратиться к совести имяславцев и призывает к подчинению матери-Церкви: «… не смиреннее ли, не благоразумнее ли вовсе не читать сей книги, дабы не засорять своего сердца немирством к инакомыслящим – по крайней мере дотоле, пока сама Церковь не скажет своего слова (…) помнить должно, что для монаха все спасение в послушании Церкви (…)». Послание в целом носило примирительный характер, где действия «горячих голов» с обеих сторон были раскритикованы: «как противники, так и защитники книги внесли уже много в свою полемику (…) И те и другие подлежат строгой епитимии»[116 - Начала, №1—4 (23—26). М., 1998. С.247—249]. Однако о. Никон весь корень проблемы сосредоточил в разном понимании выражений книги схимонаха Илариона.

В своем развернутом ответе иноки четко выразили мысль, что не книга о. Илариона стала причиной разногласий, а рецензия на нее инока Хрисанфа и статьи архиепископа Антония (Храповицкого), где говорится о том, что имя Божие не есть Бог[117 - Начала, №1—4 (23—26). М., 1998. С.254]. В целом оценка его послания была воспринята имяславцами отрицательно. Они были опечалены тем, что он не встал однозначно на их сторону и восприняли его слова более сочувственными к Антонию (Храповицкому) с которым он «один дух имеет»[118 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.67—68 об./Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.69].

5 апреля 1913 года вновь избранный Константинопольский патриарх Герман V, после очередного обращения за мнением богословов Халкинской школы подтверждает своей грамотой прежнее мнение почившего патриарха Иоакима III.

Антоний (Булатович) к этому времени уже находится в Санкт-Петербурге, где пишет в инстанции прошения и жалобы, в частности на архиепископа Антония (Храповицкого), отстаивая позиции афонских имяславцев. Также он плотно работает с П. Флоренским и М. Новоселовым (см. фото), которые активно помогают ему в издании «Апологии».

Михаил Новоселов (слева) и Павел Флоренский

В Синоде при этом, видя слабую реакцию на письменные увещевания афонцев, постепенно формируется мысль о необходимости послать на Святую Гору кого-либо из авторитетных пастырей. На этом настаивал так же прибывший из командировки с Афона П. Б. Мансуров. Этого, как казалось некоторым, требовала и сама ситуация – незадолго до Пасхи в афонский Свято-Пантелеимоновский монастырь прибыл имевший в свое время статус миссионера о. Арсений. Он приехал на Афон с намерением окончить там свой земной путь, однако его появление совпало с нагнетанием непримиримых столкновений. Попав в среду имяславцев в Андреевском скиту, он становится их пламенным защитником[119 - Паисий, иеромонах. История Афонской смуты URL: https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5 (https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5) (дата обращения 03.05.2020)].

Параллельно с этим, 3 мая в Пантелеимоновский афонский монастырь прибыл Священный Кинот – центральный соборный орган управления Святой Горы Афон с миссией зачитать патриаршую грамоту Германа V, в которой осуждалось учение об имени «Иисус» как еретическое. Собравшимся в Покровском соборе также было предложено подписаться под этой грамотой, на что имяславцы, разумеется, не могли откликнуться: «Священный Кинот передал свое обращение к братии монаху Иринею, который заставил своего сообщника иеродиакона Игнатия читать его. И только чтец дочитал до слов, что учение об имени Иисус разбиралось в Богословской Патриаршей школе в Халки собранием профессоров в 8 официальных заседаниях, как Ириней остановил чтеца и стал глумиться над учением Св. Церкви и патриаршей грамотой, говоря: „Слышате, братия! – в Халки; что такое Халки, мы не знаем, нам покажите из Святых Отцов, а Халки мы не признаем“– и пытался вступить в прения со Священным Кинотом (…) гостивший в нашей св. обители ученый иеромонах Пантелеимон попросил слово (…) стал объяснять, что само имя никак не может быть названо Богом, тогда поднялся в соборе сильный шум и ему пришлось скорее уйти, так как грозила опасность быть избитому (если не убитому)[120 - С текстом речи иеромонаха Пантелеимона (Успенского), записанной имяславцами, можно ознакомиться здесь: РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.86—86об.; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.138—139]. Иеромонах же Варахия закричал братии: „Видите, какие Халкинские богословы! Ученые еретики!“ В храме поднялся невообразимый шум и Священному Киноту пришлось скорее уйти, не исполнив своей миссии»[121 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.150—156; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.260].

Игумен монастыря святого Пантелеимона архимандрит Мисаил в связи со всеми произошедшими событиям и пишет в Россию развернутый официальный доклад, в котором в итоге просит правительство от лица всей обители оказать содействие Св. Церкви «в очищении нашего Священного места от еретиков», которые, «почуяв себя сильными в обители, примутся опять за выполнение своих давно задуманных властолюбивых целей и тем могут в конец разорить св. обитель. Необходимо их раз и навсегда обезвредить»[122 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.150—156; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.260—261].

Между тем, на фоне столь бурной полемики, епископ Иларион (Алфеев), сравнив мнения Троицкого С. В. и о. Антония (Булатовича), видит много точек соприкосновения двух авторов, где первый из них принимает по сути имяславское учение об имени Божием как об энергии Божией[123 - Стоит упомянуть фрагмент доклада, составленного в 1925 г. А. Ф. Лосевым «О сущности и энергии (имени)»: «Энергия неотделима от существа Божия и потому есть сам Бог. Но энергия сущности отличается от самой сущности, и потому сам Бог не есть его энергия, сама сущность не есть энергия сущности. Энергия – свет существа Божия» // Начала, №1—4 (15—18). М., 1996. С.259] и дополняет, уточняет тезисы второго, открывая возможность примирения между сторонами. Позиция Троицкого имела шанс стать общей платформой[124 - Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев) Священная тайна Церкви …С.532], но он был упущен.

Для решения накопившихся противоречий Синодом было принято решение отправить на Афон архиепископа Никона (Рождественского), на документ об утверждении кандидатуры которого сам император Николай II начертал резолюцию: «Преосвященному Никону моим именем запретить эту распрю»[125 - РГИА Ф.797 Оп.83 Д.59 Л.6.;Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.514].

Перед отправкой своего представителя, Синод успел сделать то, что изначально вело к провалу миссии. Произошло официальное осуждение учения об именах, изложенное в книгах отца Илариона и Антония Булатовича. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) по поручению Святейшего Синода, на основе заслушанных докладов архиепископов Антония и Никона, а также профессора Троицкого, составляет послание. Оно будет опубликовано 18 мая 1913 г. и в нём имяславцы обвинялись в обожествлении звуков и букв имени Бога: «Главное же, допускать (вместе с о. Булатовичем), что „самым звукам и буквам Имени Божия присуща благодать Божия“ или (в сущности, то же самое) что Бог нераздельно присущ Своему Имени – значит в конце концов ставить Бога в какую-то зависимость от человека, даже более: признавать прямо Его находящимся как бы в распоряжении человека. Стоит только человеку (хотя бы и без веры, хотя бы бессознательно) произнести Имя Божие, и Бог как бы вынужден быть Своею благодатию с этим человеком и творить свойственное Ему. Но это уже богохульство! Это есть магическое суеверие, которое давно осуждено Святой Церковью»[126 - Послание Святейшего Синода 1913 года. URL: http://www.blagogon.ru/biblio/564/ (дата обращения 14.01.2021) (Фрагмент) (…) С особой силою приверженцы нового догмата ссылаются на почившего о. Иоанна Кронштадтского в доказательство своего учения. Но удивительно: сочинения почившего распространены широко, читали их, можно сказать, все, почему же до сих пор никто не заметил в этих сочинениях такого учения, кроме о. Илариона и его последователей? Уже это одно заставляет усомниться в правильности ссылок на о. Иоанна. Вчитавшись же в слова о. Иоанна, всякий может убедиться, что о. Иоанн говорит только о том свойственном нашему сознанию явлении, что мы при молитве, при произношении Имени Божия в сердце (в частности, при молитве Иисусовой) не отделяем в своем сознании Его Самого от произносимого Имени, Имя и Сам Бог в молитве для нас тождественны. О. Иоанн советует и не отделять их, не стараться при молитве представлять Бога отдельно от Имени и вне его. И этот совет для молитвенника вполне необходим и понятен: если мы, так сказать, заключим Бога в Имя Его, нами устно или только мысленно в сердце произносимое, мы освободимся от опасности придавать Богу, при обращении к Нему, какой-нибудь чувственный образ, от чего предостерегают все законоположители невидимой брани. Имя Божие во время молитвы для нас и должно как бы сливаться, отождествляться с Богом до нераздельности. Недаром и о. Иларион сначала говорил, что Имя Божие для молящегося не прямо «Бог», а только «как бы Бог». Но это только в молитве, в нашем сердце, и зависит это только от узости нашего сознания, от нашей ограниченности, а совсем не от того, чтобы и вне нашего сознания Имя Божие было тождественно с Богом, было Божеством. Поэтому о. Иоанн, хотя подобно другим церковным писателям и упоминает об особой силе, чудодейственности Имени Божия, однако ясно дает понять, что эта сила не в самом Имени как таковом, а в призывании Господа, Который (или благодать Которого) и действует. Например, мы читаем в сочинении «Моя жизнь во Христе» (издание 2-е, исправленное автором, СПб., 1893, т. IV, с. 30): «Везде – всемогущий, творческий дух Господа нашего Иисуса Христа, и везде Он может даже не сущая нарицати яко сущая (Аз с вами есмь… Мф. 28, 20). А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест или имя Христово действуют сами по себе, эти же крест и имя Христово не производят чуда, когда я не увижу сердечными очами или верою Христа Господа и не поверю от сердца во все то, что Он совершил нашего ради спасения». Эти слова совсем не мирятся с новым догматом о. Илариона и о. Антония Булатовича, будто «Имя Иисус всесильно творить чудеса вследствие присутствия в нем Божества» (4-й пункт воззвания Союза Михаила Архангела), а, напротив, подтверждают то, что говорили и писали против такого учения о. Хрисанф и др., то есть что Имя Божие чудодействует лишь под условием веры; другими словами, когда человек, произнося его, не от произношения ждет чуда, а призывает Господа, Которого имя означает, и Господь по вере этого человека творит чудо. Это же непременное условие чуда указывает в Евангелии и Господь (Если будете иметь веру и не усумнитесь… Мф. 21, 21; 17, 20 и др.). Тем же объясняет исцеление хромого и апостол Петр в Деяниях (3, 16): «…ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего… и вера, которая от Него, даровала ему исцеление».].

Наш Синод (мнение которого формировалось под влиянием непримиримой позиции о. Антония (Храповицкого), таким образом, присоединился к решению Святейшего патриарха и Священного Синода Великой Константинопольской Церкви, осудившего новое учение «как богохульное и еретическое». Анализируя крайне резкий доклад архиепископа Антония (Храповицкого), епископ Иларион (Алфеев) считает, что причиной его ненависти к имяславию было то, что ему «был глубоко чужд тот дух мистицизма, которым пронизана книга „На горах Кавказа“ и который отразился в „Апологии“. Будучи воспитан в традициях русской академической науки, впитавший в себя дух латинской схоластики и протестантского рационализма, архиепископ Антоний оказался неспособен воспринять иную богословскую традицию, сформировавшуюся на протяжении столетий в афонских монастырях». Причем даже молитву он воспринимал «как-то психологически, как преодоление духовного одиночества»[127 - Флоровский Г. В. Пути русского богословия. М., 2009. С.549].

Опубликованное послание главного органа церковного управления только разжигало афонских иноков к фанатичной защите своих взглядов. Позиция Синода отражена в рефлексии сознания одного из современников событий тех лет – монахини Сергии (Клименко): «Отец Иларион стал учить о имени Господа не в согласии с учением Церкви: он начал утверждать, что „имя Божие есть Сам Бог“, как бы ввел четвертую ипостась – имя. (…) все зло, разрыв с Православной Церковью, со всеми печальными последствиями, произошли от извращенного, утрированного понимания учения старца его фанатическим „последователем“ Булатовичем. (…) это ложное, нездоровое направление нашло сочувствие[128 - Монахиня Сергия (Клименко). Минувшее развертывает свиток. Минск, 2005. С.8]».

Сам же отец Иларион (Домрачев), в одном из писем так отвечал на подобные обвинения: «Считаю ли я, что имя Божие есть четвертое Божество?

Отвечаю – отнюдь нет! Никогда это богохульное учение не только теперь, но и во всю мою жизнь, не находило места в моем внутреннем мире, даже и на одно мгновение! (…) обожаю ли я звуки и буквы имени Божия и что я разумею под Именем Божиим? Выражаясь «Имя Божие Сам Бог», я разумел не звуки и буквы, а идею Божию, свойства и действа Божии, качества природы Божией, или вообще ея принадлежность, ибо свв. отцы под именами Божиими разумели не сущность Божию, которая не именуема, а именно: свойства или действа. При том следует сказать еще и то, что, выражаясь: «имя Божие есть Сам Бог», мы этим как бы так говорим: «имя Божие есть никто другой, но именно Он Сам» (фрагмент письма, выделенный жирным шрифтом, вырезан в книге Епископа Илариона (Алфеева) – А.П.). И это понятие для молитвенника весьма важно, именно: призывая имя Божие, чтобы он не думал, что призывает кого другого или бьет словами напрасно по воздуху, но именно призывает Его Самого; для этого у нас и сказано, что имя Его есть Он Сам; повторяю, ни кто другой, но Он, – Он Сам, по неотделимости Его имени от Него Самого (хотя мы различаем имя Божие от Сущности Божией, но повторяю, не отделяем). А звуками мы только произносим, называем или призываем имя Божие, которое находится в Боге, как Его принадлежность; буквами же начертываем Его, т. е. изображаем, пишем; но это есть только внешняя сторона имени Божия, а внутренняя – свойства или действа, которые мы облекли в сию нашу форму произношения или письма. Но и пред этой формой, т. е. – внешней стороной имени Божия, истинные последователи Христа Иисуса всегда благоговели и почитали ее наравне с св. иконами и св. крестом (…)»[129 - Начала, №1—4 (23—26). М., 1998. С.193—195]

Имяславцы нашего времени со своей стороны вспоминают, что «в 1913 году вышла синодская программа. Какой-то монах, говорят, 12 или 13 лет ходил под мантией, а потом подорвал веру – что есть Господь не от духа, а от плоти. Как есть шпионы, которые работают, так и он. Священники поверили, а это грех. Так и пошло оно. Говорили, что украли ковчег матери Божьей, что мать Божья якобы жива»[130 - Полевые материалы автора (беседа от 28.09.2012г).]. «Имя Божие есть Сам Бог. Имяборцы считали, что Иисус – простой человек, сказали, что Бога нет. Имяборцы- предатели[131 - Полевые материалы автора (беседа от 09.03.2013) Эти воспоминания, полученные от темнобукских монахинь, сохранила их духовная последовательница, проживающая в современном Славянске-на-Кубани.]»

Одним из гимнов неизжитой в душе обиды на этот счет являются воспоминания старца-иеромонаха Паисия: «Еретическая куча Антония, архиепископа Волынского, состояла из семи членов Синода (…) богохульное семиглавие (…) имело споспешника своему злочестию, в лице сильного и могучего Обер-прокурора Святейшего Синода Владимира Саблера, который захватил полномочия в Российской Церкви, наподобие папы Римского. (…) И этот немецкий выродок являлся самым высшим лицом в Святейшем Синоде, фундаментом богохульного имяборческого гнезда. Итак, каков состав этой кучи, таково и ее действие. Так выросла адская гидра (…) Гидра эта – дракон, вышедший из Ильинского скита, из окаянной души „номинального Хрисанфа“, которая очаровала Афонский протат, Вселенского Константинопольского Патриарха Иоакима III и, наконец, Российский Синод, потому что куча архиеп. Антония действовала от имени Синода, несмотря на то, что большая часть его членов оставалась благочестивой»[132 - Паисий, иеромонах. История Афонской смуты URL: https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5 (https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5) (дата обращения 03.05.2020)].

В аналогичном настроении, вероятно, встретили отца Никона имяславцы Пантелеимоновского монастыря. Сам о. Никон, просчитывая варианты будущих бесед с оппонентами, скорее всего, находился в смятении, не понимая, как ему правильнее себя поставить. Незадолго до отъезда он пишет письмо обер-прокурору Синода Саблеру В.К, в котором открыто просит о помощи: «Скажу Вам откровенно: в великое затруднение я поставлен: боюсь профанации слов Помазанника Божия. Помогите мне добрым советом»[133 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.472—472 об.; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.158].

Предположим, что эта встреча состоялась, и Владимир Карлович дал свое напутственное слово. Тогда это могло определить стиль поведения архиепископа, который, прибыв на место, как сообщают имяславцы, вел себя как жестокий инквизитор, обвинявший оппонентов в оскорблении чести Синода и бунте против Императорского Правительства[134 - Имяславие. Антология. М.: Изд-во «Факториал Пресс». 2002. С.221—222].

Если же перед выездом на Афон встречи с обер-прокурором и не было, то причину столь жесткой позиции о. Никона можно считать реакцией на непримиримость защитников имени Божия. Недружественная, нагнетаемая атмосфера могла привести к внутренней защитной реакции его психики. На отца Никона была возложена серьезная ответственность в деэскалации конфликта, пожар которого изначально разжигал не он. На него также давили возложенные на него надежды самого императора, подвести которого он очень не хотел. В целом, скорее всего, оба эти фактора играли свою роль в разной степени в том, что атмосфера переговоров только накалялась.

К вышеописанным предположениям стоит добавить, что архиепископ Никон, несколько десятилетий писал статьи, направленные на духовное просвещение, ратуя за возобновление оскудевшей духовной жизни русского народа. Он был активным борцом с сектантством и революционными движениями. Имяславие и ситуация на Афоне, видимо, были восприняты архиепископом как церковное революционное сектантство в самом центре русского монашеского мира, которому он решил дать самый серьезный отпор, что и сделало его одиозной фигурой среди имяславцев.

Архиепископ Никон проводил неоднократные беседы с монахами в храмах и монастырской библиотеке, однако речи его не вызывали отклика у собравшихся, которые часто мешали ему вести проповедь, выкрикивая из толпы самые разные обвинения.

Сам отец Никон вспоминал: «Я здесь на Афоне оказался масоном и еретиком, даже не знают как и назвать меня. (…) Это настоящие революционеры. Никого не хотят признавать»[135 - Афонская трагедия: гордость и сатанинские. замыслы / авт.-сост. Петр (Пиголь). Краматорск., 2007. С.68]. Он также вспоминал, что «все выступления монахов в защиту лжеучения и потом на Афоне носили один и тот же характер: горячие заявления, что они за имя Божие готовы душу свою положить, пострадать, умереть (как будто мы какие мучители – игемоны), а когда им говорили, что никто от них этого не требует, а только разъясняют им, что и мы все имя Божие благоговейно почитаем, признаем, что оно достохвально и преславно, но что оно само по себе не есть еще Сам Бог, – то они начинали беспорядочно волноваться, кричать, повторяя все одну и ту же фразу: „Сам Бог, Сам Бог!“ Сколько раз я ни повторял в свою очередь, что я верую и исповедую, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог, что речь идет не о Его Личности, а только о словах-именах Его, что одно – Сам Господь, а другое – Его имя, – ничто не помогало: они уже обвиняли меня, что я не называю Иисуса Христа Богом, что я – еретик»[136 - Имяславие. Антология. М.: Изд-во «Факториал Пресс». 2002. С.398—399].

В отношении того, что вызвало подобное отношение имяславцев к одному из высших иерархов церкви, сохранились следующие сведения: «Священный Синод без суда и следствия осудил почитателей священного имени Божия и послал на Афон карательный отряд, подчинив его указаниям членам Св. Синода архиепископа Никона и его помощника – преподавателя духовного училища С. В. Троицкого. Они-то на Святой Горе дополнили миру хулы и кощунства на имя Господне. С этой целью архиепископ Никон в изобилии раздавал свои брошюры, которые множеством хулы и даже кощунства на имя Господне привели иноков в ужас. Там он, между прочим, изложил свое учение о святом и страшном таинстве евхаристии, в котором отрицает не слитное и нераздельное соединение в Спасителе божеского естества с человеческим такими словами: „Значит в теле и кровь Спасителя – всём животворящем по виду хлебе и вине – Сам Он – Бог Всесовершенный? Вывод несомненный и по логике защитников нового „догмата“ следовало высказать прямо, что Святые Тайны – Сам Бог“ (Церковные ведомости 862, №20, 1913). Если в святом теле и крови спасителя нет Бога, как учит архиепископ Никон и Священный Синод, то для чего и причащаться Святыми Таинствами? Мы же, наученные святыми учителями Церкви, что в Святых Дарах не слитно и нераздельно присутствует Всесовершенный Бог, как учит и святой Иоанн Дамаскин: „Причастие называется таинством потому, что через него мы причащаемся божества Иисуса. А общением и называется и поистине… того, что через него мы вступаем в общение со Христом и принимаем участие в Его как плоти так и божестве“. О плоти же Христа святый говорит так: „Плоть Господня есть животворящий Дух, потому что она зачата от животворящего духа, ибо рожденная от Духа – Дух есть. Говорю это не уничтожая естества тела, но желая показать животворность и божественность этого“ (…) имяборчество есть действительно отступление от православия, ибо православное учение заключается не в логических соображениях нескольких влиятельных членов Священного Синода, дерзнувших присвоить своему лжемудрствованию наименования голоса православной церкви, а в учении боговдохновенных учителей церкви, прославленных Богом, от какого учения мы не должны уклоняться никуда в сторону, иначе мы перестанем быть православными»[137 - Архив УФСБ РФ по Краснодарскому краю Д.П-63796 Т.7 Л.278].

Бывший ранее на Святой горе Павел Борисович Мансуров в освещении положения афонских событий оказался провидцем. В своих донесениях на имя министра иностранных дел С. Д. Сазонова он предупреждал о недопустимости вмешательства гражданской власти в решение религиозных вопросов, т.к. это может повлиять на состояние духовной жизни всего русского народа[138 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.74—79; Опубликовано: Cпоры об Имени Божием… С.60]. Это мнение не было услышано.

На Афоне в результате многократных бесед с имяславцами члены миссии не смогли добиться положительного результата. Монахи всё менее дружественно относились к посланникам Синода. В дальнейшем с подачи российского посла в Константинополе М. Н. Гирса[139 - Забытые страницы русского имяславия… С.127] в согласии с архиепископом Никоном[140 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.428; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.209] было принято решение действовать иными методами. Уже 9 июня наш посол телеграфирует с просьбой прислать на Афон «еще не менее 200 человек десанта, не опасаясь сопротивления занять монастырь и арестовать бунтовщиков»[141 - Там же… С.188]. На монахов он смотрел как на толпу, фанатично преданную нескольким вожакам. Так как не было возможности мирного ареста лидеров имяславцев, то произошло насильственное выселение иноков Пантелеимоновского монастыря со Святой горы.

Несогласие имяславцев подчиниться было предсказуемым, позиция Антония (Храповицкого): «заковать нахалов» – уже была им озвучена. П. Б. Мансуров, характеризуя ситуацию, отмечал, что «бывший во время Афонской смуты в Константинополе наш посол М. Н. Гирс привык вести церковные дела, но не интересовался их специально церковной сутью. (…) Принципиальным руководством в отношении к афонским спорам служил для него взгляд архиепископа Харьковского Антония (ныне митрополита), пользующегося в Константинополе авторитетом»[142 - Забытые страницы русского имяславия… С.11—12].

Таким образом, последовавшие события были неотвратимы, а воспоминания о них – одни из самых эмоциональных в мемуарах очевидцев. 3 июля 1913 года произошла настоящая драма. Монахи оказали активное сопротивление, а власти для усмирения несогласных пустили в ход шланги с холодной водой и физическую силу присланных солдат. В результате «монастырь превратился в поле сражения: коридоры были окровавлены, по всему двору видна была кровь, смешанная с водою; в некоторых местах выстланного камнями двора стояли целые лужи крови (…) до ста человек впереди стоявших иноков было избито, смято, изранено… и все они валялись в грязи вместе с разбитыми св. иконами, крестами и царскими портретами»[143 - Иеросхимонах Антоний (Булатович). Православная Церковь о почитании Имени Божия и о молитве Иисусовой. СПб., 1914. С.18—22 URL: https://philhist.spbu.ru/biblioteka/istochniki/159-pravoslavnaya-tserkov-o-pochitanii-imeni-bozhiya-i-o-molitve-iisusovoj.html (https://philhist.spbu.ru/biblioteka/istochniki/159-pravoslavnaya-tserkov-o-pochitanii-imeni-bozhiya-i-o-molitve-iisusovoj.html) (дата обращения 20.05.2020)]. Десятки монахов получили ранения и увечья. «После этого истязания, во время которого иноки, стоя на месте, падая и подымаясь от сбивавшей с ног сильной струи и защищая от нее глаза и лицо, держимыми в руках иконами, немолчно вопияли ко Господу о помиловании и спасении, на иноков, среди которых были и глубокие и дряхлые старцы, были брошены в атаку заранее отобранные для этого охотники солдаты, предварительно напоенные вином, причем среди них было немало было иноверцев; по команде: «бей монахов прикладами», – они стали беспощадно избивать не сопротивлявшихся старцев и по мокрым лестницам с четвертого этажа свергать вниз, причем многие скатывались замертво.

Избитых, мокрых до костей и израненных иноков, выгнав из монастыря, погнали на транспорт «Херсон», вытребованный для этого из Царьграда арх. Никоном и засадили в трюм. Более 60 иноков оказались пораненными и были перевязаны и зарегистрированы судовым врачом; более тяжело раненные были положены в монастырскую больницу, при этом раны наполовину были штыковые. 4 инока, как утверждали очевидцы греки Канон и Андрей, были ночью тайком похоронены»[144 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.533—534;Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.483—484].

После столь неоднозначных действий последовало мирное выселение монахов Андреевского скита, которые добровольно открыли ворота, не смотря на то, что также были готовы стоять за свои убеждения до последнего. Однако возобладало мнение старцев, которые убедили всех, что «войско идет от имени царской власти, и если воспротивимся царю, то окажемся противниками Самому Богу; что Бог попускает, тому мы должны покориться как испытанию, незыблемо храня исповедание веры во Имя Господне».

В общей сложности в июле Афон покинуло более восьмиста имяславцев. Газета Кубанские областные ведомости сообщала, со ссылкой на Петербургское телеграфное агентство, о 616 монахах, прибывших на пароходе Херсон с Афона как «выдворенные оттуда в связи с учением иеромонаха Булатовича»[145 - Кубанские областные ведомости №151 от 16 июля 1913. С.3]. Спустя неделю там же появилась телеграмма из Одессы: «На пароходе „Чихачев“ приехали с Афона 213 монахов Андреевского и Ильинского скитов, добровольно покинувших скиты»[146 - Кубанские областные ведомости №157 от 24 июля 1913. С.3]. Иеромонах Паисий говорит о 1500 лиц духовного звания, выдворенных с Афона в целом[147 - Паисий, иеромонах. История Афонской смуты URL: https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5 (https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5) (дата обращения 03.05.2020)].

Большой интерес представляет рапорт директора канцелярии обер-прокурора Священного Синода В. И. Яцкевича от 25 июля 1913 года, который ознакомился в Одессе с первой группой привезенных монахов: «Большинство прибывших на пароходе „Херсон“ афонцев имяславцев настроено враждебно и фанатически. Мне довелось беседовать с благонадежнейшими из них. Крепко стоят за свое упование. Слово „увещание“ не действенно для них. Всякий стоит за всех и все за одного. Чувствуется крепкая связь и дисциплина. Идет призыв к единению на Новом Афоне. По рукам афонцев ходило воззвание о сем известного Иринея Цурикова. Возможно скопление имяславцев и по другим местам. Их фанатическая проповедь, при отсутствии надлежащего наблюдения, а главное, убежденного, идущего к сердцу простеца пастырского слова на местах может зажечь и в православной темной русской пастве пламя еретического воодушевления и ревности, потушить которое будет трудно»[148 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Ч.1 Л.503—512 об//Богословские труды 2005 №40 С.199 Цит по: Исповеднический путь монашествующих на Кавказе: 1920-1930-е годы// Сост.: Л. Е. Сикорская. М., 2017. С.324—325].

Вышеописанное мнение не было учтено и привезенных в Россию монахов через Одессу отправили в основном к местам их прежнего проживания. Перед этим в соответствии с указанием Синода по ходатайству министра внутренних дел, имяславцы, принявшие монашеский постриг на Афоне, были лишены сана в соответствии с церковным правилом, а местным епархиальным управлениям было запрещено принимать их в монастыри. Исключение составляли только те монахи, которые изначально приняли постриг на территории России, а потом уже уехали на Афон[149 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.432—433; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.215]. Однако таковых было единицы, при этом 40 человек, подозреваемых в преступлениях, были задержаны[150 - Начала, №1—4. М., 1996 С.19].

Иеромонах Паисий вспоминает: «В участке нас приняло само начальство. Призвали в большой зал, где заседало много начальников. Приказали раздеваться. Но никто из нас этот приказ не выполняет. На крик и ругань начальствующих мы, по примеру Господа нашего Иисуса Христа пред судом законопреступных судей, заключили свои уста молчанием. Наконец, на долгие и настойчивые требования их, мы высказались так: „Наши тела, в ваших руках. Но руки наши не коснутся к исполнению вашего беззаконного приказа“. После такого ответа начальство приказало служителям полиции раздевать нас насильно. Во исполнение приказа начальства, полицейские служители дерзко и грубо начали раздевать нас. Поснимали мантии и расстелили их на полу. Поснимали с голов клобуки и бросили их на мантии. Сняли все монашеские одежды: рясы, подрясники, святые кресты. Отобрали святые книги: Евангелия, Псалтири, Молитвословы. Все это свалили в кучу, на мантию. Видя такое поругание и кощунство, мы омывали лица свои прегорькими слезами и втайне, из глубины сердечной, воссылали безгласные вопли к Заступнице нашей, Царице спасения. (…) Тут же стригут волосы и бороды. А начальники выдают волчьи билеты, как удостоверение личности, с которыми направляют каждого поруганного инока по месту рождения. Полицейские разводят обесчещенных иноков на поезда, кому куда надлежит ехать. (…) Три дня в городе Одесса были днями великого плача всех Афонских имяславцев»[151 - Паисий, иеромонах. История Афонской смуты URL: https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5 (https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5) (дата обращения 03.05.2020)].

Подобные жесткие меры были инициированы российским послом в Константинополе М. Н. Гирсом, в соответствии с секретной телеграммой которого и была произведена конфискация церковной литературы, предметов и облачений, а монахи разделены на категории, к которым применялись соответствующие меры[152 - РГИА Ф. 797. Оп. 83. Д.59 Л. 23—23 об.; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С..517].

Отношение к прибывшим в Россию духовным лицам со стороны официальных властей преимущественно было весьма негативным. Помимо запрета на прием в монастыри, им было запрещено священнослужение и они были отлучены от причастия впредь до «отречения от ереси», письменную форму которого приняли в августе 1913 года[153 - Забытые страницы русского имяславия… С.118—119: Мы, нижеподписавшиеся, искренно сознавая, что впали в еретическое мудрование, приняв за истину ложное учение, будто имена Божии, особенно же имя Иисус, есть Сам Бог, и глубоко раскаиваясь в сем заблуждении, преискренне возвращаемся к учению православной Церкви, изложенному в грамотах Святейших Вселенских патриархов Иоакима III и Германа V, и в послании Святейшего Синода Всероссийской Церкви, всем сердцем приемлем и лобызаем оное учение, исповедуя, что святейшие имена Господа Иисуса Христа и все имена Божии должны почитать относительно, а не боголепно, отнюдь не почитая их Богом Самим, а только признавая Божественными, в полноте своего смысла единому Богу приличествующими, учение же, содержащееся в книгах «На горах Кавказа» монаха Илариона, «Апология» иеросхимонаха Антония Булатовича и им подобных, отметаем яко противное чисто православному учению Святой Церкви о именах Божиих, яко ведущее к суеверию, к злочестивому пантеизму или всебожию, самые же книги вышепоименованные отвергаем и верить оным отрицаемся. Во свидетельство же искренности сего нашего пред Богом покаянного исповедания благоговейно целуем Крест и Евангелие нашего Спасителя Иисуса Христа. Аминь (Цит. по: Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев) Указ. соч. С.577)] после слушаний в Синоде доклада архиепископа Никона о результатах его поездки на Афон. По результатам этих слушаний Синод выступил на стороне о. Никона, выпустив развернутое постановление[154 - Кубанские областные ведомости №185 от 29 августа 1913. С.3: «Признавая правильными и целесообразными действия командированных на Афон лиц, а принудительное выселение „имябожников“ светской властью делом печальной, но неизбежной необходимости и, с одной стороны, заботясь об ограждении верующих, с другой, снисходя к бедственному положению прельщенных вожаками многих простецов, Синод, дабы не оставить ни кротости слабой, ни строгости жестокой, определяет: 1) Усвоить последователям нового лжеучения наименование „имябожников“, как наиболее соответствующее содержанию их учения; 2) Отправить прилагаемое при сем послание от имени Святейшего Синода го всесвятейшеству вселенскому патриарху Герману V с просьбой произвести канонический суд над упорствующими подчиненными его духовной власти, а раскаявшихся разрешить Российскому Синоду принимать в церковное увещание и сообщить решение константинопольского священного Синода относительно этого; 3) По получении ответа от патриарха иметь суждение о дальнейших мерах, касающихся упорствующих „имябожников“; 4) Поручить миссионерам и священникам приходов, где проживают „имябожники“, принять меры в предупреждение распространения ими своего лжеучения и увещевать их; 5) Если кто-либо из „имябожников“ сам пожелает принести чистосердечное раскаяние или хотя бы только усомнится в своем заблуждении, то предоставить таковому обратиться к игумену ближайшего монастыря или местному священнику, который тщательно испытает его верование о имени Божием и раскроет ему православное учение о нем; убедившись в искренности его обращения, посредством испытания его совести на исповеди и, не разрешая его, предложит ему подписать отречение от ереси, о чем и донесет письменно епископу, если возможно через самого кающегося, дабы епископ мог и лично побеседовать с ним; 6) Предоставить епархиальному епископу разрешить такового от греха ереси, противления церкви и лично или чрез донесшего наложить по своему усмотрению епитимию, допустить его ко святому причащению и разрешить поступать в тот монастырь, куда примут, предписав настоятелю и духовнику сего монастыря подвергнуть его строгому надзору; 7) Зачисление в братию или о признании его в монашеском звании отложить на предписанный законом срок, в продолжении коего он должен находиться в числе испытуемых; 8) Препроводить к епархиальным Преосвященным алфавитные списки высланных и добровольно приехавших в Россию имябожников для рассылки этих списков настоятелям монастырей с запрещением принимать в монастырь упомянутых в списках лиц без особого разрешения епархиальной власти»].

Таким образом, мы видим, что имяславцы оказались в значительном затруднении на родине. От вернувшихся иноков отворачивались их родственники как от самых страшных еретиков. Многие, вернувшись домой, не обнаружили никого из родственников в живых или таковые не способны были содержать старцев, не способных более к труду.

Отцы афонские находились в большом смятении. Яркое тому свидетельство – эмоциональное письмо монаха Гервасия на имя отца Давида (Мухранова): « (…) я с великою скорбию и горькими слезами оставил свою Андреевскую обитель и добровольно вместе с вами выехал в Россию. Много терпел скорбей, укорений и поношений и сейчас терплю то, что меня навсегда отлучают от причастия Св. Божественных Христовых Тайн. Здешние священники требуют подписки, что имя Иисусово не Бог, говорят, что если помрешь и хоронить по христианскому обряду не будем, поэтому я нахожусь в страшной скорби и великом недоумении, дайте мне наставление, что мне делать, как жить и как быть»[155 - Епафродит, инок. Имяславие. Т.5. М., 2014. С.368—369]. Между тем были и иные истории судеб, менее напряженные по своему внутреннему накалу. Среди них – история казака из Кубанской области

Важно отметить, что среди сотен высланных имяславцев к настоящему времени обнаружены только трое выходцев из южных регионов. Так, например, монах Неофит (в миру отставной барабанщик Никита Тихонович Могила) и монах Августин (в миру крестьянин Александр Захарович Польшин) – оба из Ставропольской губернии и уезда, Донской волости, села Донского. Третьим был схимонах Климент (в миру Корнилий Иванович Стрельников) – казак Кубанской области, Баталпашинского отдела, станицы Передовой[156 - Монахологий Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне/ Т.2 Святая Гора Афон, 2013. С.427,474,609].

Именно о нем в своем рапорте Священному Синоду от 16 октября 1913 года архиепископ Агафодор (Преображенский) о указывает, что священник Дмитриевской церкви станицы Передовой, Кубанской области, Георгий Лукьянов представил отречение схимонаха Климента, в котором сказано: «От чистого сердца своего свидетельствую, что по простоте своей и неучености я никогда не занимался вопросами нашей веры, и в догматических заблуждениях монахов Афона касательно имени Иисус не принимал никакого участия. Во время пребывания на Афоне Архиепископа Никона, я был в больнице и не только не слышал поучений его, даже не видел его. Если не подписал отречения от ереси, то не потому, что мыслил не по православному, а единственно по совету своего духовного отца. О своей вере по своей неучености не могу сказать ничего определенного, только заявляю: верую я так, как верует Святая Православная, наша Российская Церковь. От еретического учения иеромонаха Илариона, Антония и др., что в имени Иисус заключается Сам Бог, всем своим существом, – отрицаюсь». Здесь же архиепископ Ставропольский и Екатеринодарский прибавляет, что «Ведет себя схимонах Климонт хорошо и замкнуто, ни с кем из прихожан не беседует о вере и этим самым заслуживает снятия с него епитимии и позволения приступить к таинству Св. причащения»[157 - РГИА Ф. 796. Оп. 199. Д. 80 Л. 324—324 об.; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.323—324].

История имяславцев после их прибытия в Россию получила самую широкую огласку, а действия на Афоне архиепископа Никона в основном были осуждены прессой[158 - Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев). Указ. соч. С.577]. Император так и не удостоил его своей аудиенции.

Разошедшиеся по всей империи афонские монахи[159 - Если говорить о насельниках Свято-Пантелеймоновского монастыря в целом, то социальные связи афонского монашества с их родиной выглядят следующим образом (по губерниям за XIX – XX вв.): Курская губерния – 369 чел. Подольская губерния – 340 чел. Воронежская губерния – 259 чел. Херсонская губерния – 243 чел. Тамбовская губерния – 205 чел. Киевская губерния – 187 чел. Полтавская губерния – 148 чел. Черниговская губерния – 140 чел. Московская губерния – 104 чел. Вятская губерния – 75 чел. и др. Данные опубликованы: Монахологий Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне/ Т.2 Святая Гора Афон. 2013. С.6], описывали своим духовным чадам самые мрачные картины произошедшей для них трагедии.

На юге империи в описании событий, произошедших на Афоне, простым монахам в борьбе за общественное мнение противостоял один из главных информационных рупоров -газета Кубанские областные ведомости. Она формировала в умах читателей однозначно негативную оценку событий в деле имяславия. Так, например, в статье, посвященной русским монастырям Святой Горы, автор, оценивая события с насильственным выдворением части афонских иноков, пишет: «На Афоне только что разыгралось целое возмущение на почве новой ереси. Братия пошла на братию. Имянославцы так рьяно воевали со своими противниками, что их пришлось усмирять казакам, и свыше сотни арестованных монахов, привезенных со Святой Горы в Россию, подверглись различным карам. Конечно, подобные возмущения крайне редко нарушают жизнь многочисленных обителей: все они спаяны в одно целое общими интересами, обычной и постоянной заботой о том, чтобы на Святую Гору не ворвался суетный мир, с его дрязгами и жуткой, мелочной борьбой за кусок хлеба…»[160 - Кубанские областные ведомости №173 от 14 августа 1913. С.2].

Настоятель русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне архимандрит Мисаил

Здесь же тремя днями ранее была опубликована заметка о том, что «Настоятель русского Пантелеймоновского монастыря на Афоне архимандрит Мисаил обратился к обер-прокурору Св. Синода с нижеследующей телеграммой: „Почтительнейше просим Ваше Высокопревосходительство повергнуть к стопам Его Императорского Величества нашу усерднейшую благодарность за освобождение нашего монастыря от грозившей ему со стороны революционеров и сектантов опасности и разорения“». Император ответил подписью: «Желаю Пантелеймоновскому монастырю мира, тишины и благочестия»[161 - Кубанские областные ведомости №171 от 11 августа 1913. С.3].

Пока региональная пресса работала над имиджем власти, в кругах интеллигенции и духовенства двух столиц имяславие находило все большее число сторонников. К таковым относились: отец Павел (Флоренский), заслуженный ординарный профессор Московской Духовной Академии М. Д. Муретов; о. Сергий (Булгаков), философ Алексей Лосев, почетный член МДА профессор Михаил Новоселов и многие другие.

Причина, по которой чаша весов общественного мнения постепенно склонилась в сторону имяславцев-афонитов, лежит не только в том, что был найден новый повод для либеральной общественности критиковать власть, но и активная полемическая деятельность отца Антония (Булатовича). В целом же эта история вызвала неоднозначную реакцию в обществе – как среди рядового монашества, так и среди церковной и около церковной интеллигенции[162 - Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев). Указ. соч. С.284, 405].

Сочувствие к имяславцам стал проявлять и сам император Николай II, который еще в апреле 1914 года передает обер-прокурору синода В. К. Саблеру записку, в которой призывает: «Забудем распрю- не нам судить о величайшей святыне – Имени Божием и тем навлекать гнев Господень на родину; суд следует отменить и всех иноков, по примеру распоряжения митрополита Флавиана, расположить по монастырям, возвратить им монашеский сан и разрешить им священнослужение»[163 - Споры об Имени Божием… С.368—369].

Стоит отметить, что император пытается лично вникнуть в суть афонских событий, встречаясь с непосредственными свидетелями и участниками этих событий как с одной, так и с другой стороны. Так, например, 30 января он принял двух иеромонахов: Питирима и Макария, посланных игуменом Иеронимом от Свято-Андреевского скита[164 - Там же С.595].

Также Епископ Петр (Ладыгин) вспоминал: «Государю Николаю Александровичу и Государыне Александре Федоровне были наговорены разные нелепости и они верили им и сожалели об вывезенных, и писали во всех газетах, чтобы дело разобрать в Государственной Думе.

Чтобы убедить Государя, в 1914 году 30 января меня назначили на аудиенцию объяснить неправду. 30 января я был принят Государем в Царском селе. Государь принял меня, выслушал и назначил меня на завтрак, чтобы я объяснил и Государыне во время завтрака. Я объяснил Государю и Государыне. На завтраке были еще четыре княгини и наследник. Государь поблагодарил меня и остался доволен»[165 - Забытые страницы русского имяславия… С.439].

Однако в итоге решительное влияние на государя имела встреча с несколькими из имяславцев, которые удостоились этой чести в Царском селе 13 февраля 1914 г. Это были иеросхимонах Николай, схимонах Исаакий, схимонах Мартиниан (Белоконь) и монах Манассия (Зенин).

Есть мнение, что эту встречу помог организовать один из влиятельных лиц того времени – Григорий Распутин. В своей книге Варламов А.Н отмечает: « (…) скорее всего, он просто сочувствовал потерпевшей стороне, тем более, что общий пункт обвинения – хлыстовство – сближал его с ними. Да и плюс еще личность митрополита Антония, наиболее одиозно по отношению к афонским монахам настроенного, и одновременно с этим одного из самых яростных распутинских врагов. (…)

Об отношении Распутина к имяславцам известно также из письменных показаний С. П. Белецкого следственной комиссии Временного правительства: «На одном из ближайших обедов у кн. Андроникова с Распутиным я навел разговор на тему об имябожцах и восстановил в воспоминании Распутина некоторые тяжелые картины гонений на них в связи с поездкой ревизии Св. Синода, члена Государственного Совета архиепископа Никона, которые мне были известны… кроме того, меня самого лично интересовала точка зрения на имябожцев Распутина; мне хотелось выяснить, не было ли каких-либо влияний на Распутина со стороны какого-либо кружка, занимающегося церковными вопросами, или интриги против Саблера, говорило ли в нем чувство жалости, когда он лично видел прибывших тайно в Петроград этих монахов преклонного возраста (многие из них были в схиме) с обрезанными бородами и надетом на них штатском платье и когда он отвозил их в таком виде на показ во дворец. <…> Затронутая мною на обеде у Андроникова тема об имябожниках оживила Распутина, и из его слов объяснения мне существа разномыслия, происшедшего на Афоне, и из его горячей поддержки их мнения мне было очевидно, что он сам был сторонником этого течения в монашеской среде; при этом, когда я ему поставил вопрос, верует ли он так же, как и они, он мне прямо ответил утвердительно и добавил, что не только на Афоне монахи придерживаются этого толкования Имени Божьего, но и в других старых монастырях, которые он посещал, и что спор этот давний. Затем впоследствии, как я уже говорил, Распутин все время отстаивал имябожцев».

И, как заметил в другом месте Белецкий, отстаивал по «вполне бескорыстным побуждениям».

Таким образом, именно Распутин оказался организатором встречи Николая с самими имяславцами, которая состоялась 13 февраля 1914 года»[166 - Варламов А. Н. Григорий Распутин. М. 2007. С.228—229 (о бескорыстности отстаивания интересов имяславцев далее автор книги приводит доводы, что Распутин использовал ситуацию для давления на Синод в своей придворной политике)].

Сохранилось письмо одного из 4-х приглашенных, в котором описана встреча с Николаем II: «Государь умудрил нас грешных во всех подробностях доложить Ему о гонении, Имени Христа ради, на нас имяславцев, о лишении нас Св. причастия, обращении нас в мирское состояние и о всех тех муках, которые мы претерпели при аресте нас на Афоне и выдворении в Россию, а также о тяжелом житии нашем в настоящее время без святой обители.

Просили мы Батюшку Государя нашего повелеть по справедливости рассмотреть дело наше и дать всем нам, инокам афонским, насильственно выдворенным в Россию, вновь соединиться в одной общей обители для дальнейшего служения Господу Богу нашему. Наши смиренные слова были милостиво и умиленно выслушаны Государем, и дал Он нам полную надежду на скорое окончание дела и на предоставление нам, инокам Афонским, в недалеком будущем святой обители»[167 - Архив священника Павла Александровича Флоренского. Вып.2. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998. С.254.].

Весть об этом событии разлетелась по всей империи и передавалась из уст в уста с описанием различных подробностей. В среде имяславцев ходили слухи, что якобы афонские монахи были у императора и второй раз[168 - Епафродит, инок. Имяславие. Т.5. М., 2014. С.441]. Подтверждением тому служат два источника. Первый – это воспоминания иеромонаха Паисия, который вспоминает, что родная сестра отца Антония (Булатовича) – Мария Ксаверьевна дружила с фрейлиной императрицы, которой поведала историю афонской трагедии. Фрейлина передала рассказ Александре Федоровне, а та, в свою очередь, Николаю II, который также узнал, что человек двадцать афонских монахов приютились недалеко от Петербурга в лесных дачах при станции Бабино. Государь повелел немедленно пригласить к себе несколько человек из них для личной беседы. Прибывшие четыре инока поведали императору свою историю. «Слушая рассказ, Государь содрогался и плакал. А Государыня и присутствовавшая фрейлина истерично рыдали. Беседа длилась около трех часов. (…) При сем объяснении Государь приложил свою руку к сердцу и с умилением воскликнул: „Отцы, я тоже верую во Имя Божие так же, как и вы!“»[169 - Паисий, иеромонах. История Афонской смуты URL: https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5 (https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5) (дата обращения 03.05.2020)]

Подтверждением этих мемуаров служат воспоминания о. Федора (Григоровича), который утверждал, что «Николай II стал имяславцем во время раскола на следующей почве: в Петербург поехали четыре наших старца, в том числе Давид и Антоний (Булатович). Они имели аудиенцию у государя, который с ними беседовал. Они ему так объяснили Имяславие, что Николай II ответил, что его до сих пор обманывали, и стал имяславцем. Об этом свидании с царем мне лично написал издатель журнала „Дым Отечества“»[170 - Архив Управления ФСБ РФ по Краснодарскому краю Д. П-63796 Т.3 Л.22].

Стоит отметить, что приведенные свидетельства о принятии императором богословия имяславия содержаться только в мемуарах и свидетельских показаниях имяславцев. Иных источников на данный момент на этот счет не обнаружено. Это может навести на мысль о том, что Николай II, несомненно, по человечески мог сопереживать судьбе изгнанных монахов, но вопрос о принятии им богословской стороны имяславия остается открытым.

Аргументом к такой неопределенности является мнение греческого афонского монаха Каллиника Исихаста. Когда его спросили об имяславцах, он ответил: «Оставили голову и поклоняются скуфье (шапке)». Примечательно, что сам царь Николай II, услышав эти слова, был настолько доволен ими, что велел наградить старца Каллиника медалью, которая вместе с грамотой до сих пор хранится на Афоне. Ответ старца во многом характеризует взгляд греческих монашеских и церковных кругов в целом на суть события[171 - Габуев А. К. История имяславия в контексте зарубежной церковной публицистики// Вестник Северо-Осетинского государственного университета имени К.Л.Хетагурова №2. 2021. С.23].

Это может быть пазлом к пониманию того, по какой причине в переданном министерством иностранных дел на имя обер-прокурора послании от константинопольского патриарха, содержалось извещение, что дело об «имябожниках» предоставляет окончательно на разрешение российского Синода с воспрещением имябожникам возвращаться на святую гору[172 - Кубанские областные ведомости №37 от 14 февраля 1914. С.3]. Факт запрета вернуться на Афон даже раскаявшимся монахам был признан российским правительством болезненно, «…задевающим достоинство России»[173 - Кубанские областные ведомости №45 от 26 февраля 1914. С.2]. Экстренное заседание Синода в связи с этим пришло к решению «обратиться к министру иностранных дел Сазонову с просьбой дать понять патриарху Гермогену чрез русского посла в Константинополе на неуместность его точки зрения»[174 - Там же]. Кроме того, митрополит Владимир от имени Синода отправил патриарху письмо с выражением сожаления по поводу его послания.

Тем временем Синод назначает суд над 25 наиболее упорными имяславцами, поручая это дело Московской синодальной конторе. С момента встреч императора с изгнанными монахами начинается период послаблений в отношении части братии. Покровительство самого государя тут же изменило настроение многих умов в высшей церковной иерархии. Так, например, митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий) 26 февраля 1914 г. в своих дневниках по этому поводу записал: «Теперь суд над 25-ю имяславцами, главными вожаками этого движения, передан в Московскую Синодальную контору. Такой оборот дела знаменует недоверие к Синоду, по моему мнению, и являет собою тенденцию отступления от того решительного пути, на который стал было сначала Синод. Да и среди членов Синода нет теперь согласия относительно еретичества так называемых имяславцев. По крайней мере, Митрополиты Московский и Киевский беспрепятственно принимают их в свои епархии, как хороших монахов. Такое разногласие является результатом той беспринципности, какая царит ныне в Синоде. А обер то и делает, что танцует. Ведь помню, как он в бытность свою у меня в прошлом году, во время пребывания у меня Антиохийского Патриарха, когда дело имяславцев только разгоралось, как он метал гром и молнии против „этих“ еретиков и все упование возлагал на Никона, которого предположено было послать на Афон для усмирения. А теперь и он уже запел другое. Теперь он сам старается распределить их по российским монастырям, чего прежде так опасался как распространения ереси (…) Какое дело Карлычу вмешиваться в такие и подобные дела? Почему он вступает в переговоры с нами по такого рода вопросам? Да! Мы сами сдали свои позиции и за нас теперь другие думают и делают что хотят и как хотят. Большего рабства Церкви и представить себе нельзя. Мы спим, бездействуем, а Карлычи и (…) Распутины, пользуясь непонятным влиянием, делают что хотят»[175 - Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев). Указ. соч… С.649].

Эти красноречивые воспоминания вполне согласуются с данными печати. Так, например, А. Булатович предпринял «целый ряд шагов, чтобы принудить Синод изменить свое первоначальное решение о расстрижении монахов-еретиков и разрешить им поселиться, в качестве монашествующих лиц, в православных монастырях в России»[176 - Кубанские областные ведомости №37 от 22 февраля 1914. С.3]. Эта деятельность имела свои последствия. Киевская епархия, например, обеспечивала приём имяславцев в свои монастыри еще с осени 1913 года «принимая во внимание бесприютность их в предстоящей зиме (…), но без разрешения святого причастия»[177 - Кубанские областные ведомости №73 от 1 апреля 1914 С.3].

Весной 1914 года вопрос об имяславцах вспыхнул в Государственной думе. Речи звучали самые разные: о том, что Россия вернулась в первые века христианства, ибо объект разногласий вызывает тени великих ересиархов-философов и гностиков; о том, что архиепископ Никон принес на Афон не мир и благоволение, а меч, раздор и разложение[178 - Рожков В., протоиерей. Церковные вопросы в Государственной думе. М., 2004. С.303—308]. Между тем, уже в начале марта прошли слушания по вопросу «о неправильных действиях и распоряжениях правительства в связи с подавлением религиозного движения на греческом Афоне». Этот вопрос инициировала партия октябристов. Её лидер Караулов, размышляя о сложившейся ситуации, логично отмечал: «Одно из двух: или эти сотни монахов действительно заражены религиозной чумой, тогда зачем по воле Синода они разосланы во все концы земли русской или эти монахи не вредны, тогда зачем их истязали?»[179 - Кубанские областные ведомости №55 от 9 марта 1914 г. С.3]. Решено было отправить запрос на разъяснение действий властей сразу трем министрам: юстиции, иностранных и внутренних дел.

1 мая 1914 года епископу Верейскому Модесту определением Московской Синодальной конторы было поручено сношение с афонскими изгнанниками. Из личного общения с их лидерами он вынес самое благоприятное мнение и уже 14 мая в письме издателю журнала «Дым Отечества» А. Л. Гарязину делился своей радостью: «Благодарение Господу Богу, все иноки имяславцы оказались истинными чадами Церкви. […] О. Антоний и все виденные мною иноки афонские назначены в число братии Знаменского монастыря»[180 - Архив священника Павла Александровича Флоренского. Вып.2. Переписка с М. А. Новоселовым. – Томск, 1998.– С. 227].

Здесь, во-первых, речь идет о посещении девятнадцати монашествующих, которые благодаря покровительству редактора газеты «Дым Отчества» Гарязина А. Л. нашли себе приют в деревне Трубников Бор при станции Любань Николаевской железной дороги, недалеко от Санкт-Петербурга, четверых из которых принимал немногим ранее сам император[181 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.151—158; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.426]. Во вторых, речь шла о решении Московской Синодальной конторы от 7 мая 1914 года, в котором говорилось, что у иноков-имяславцев «нет оснований к отступлению ради учения об именах Божиих от Православной Церкви»[182 - Там же С.225]. В связи с этим судебное делопроизводство в отношении Антония (Булатовича) и еще 12 афонских иноков официально было прекращено.

Архимандрит Давид (Мухранов) после выдворения с Афона оставался с некоторыми своими сторонниками на иждивении Одесского подворья Андреевского скита. Он тогда отказался явиться на суд Московской синодальной конторы, но представители последней оказались более чем благосклонны, назвав его действия недоразумением. Он не был оправдан так, как о. Антоний (Булатович) и его окружение, но над ним и над шестью его сторонниками решено было поставить Епископа Верейского Модеста для «нравственного руководства и духовного смотрения»[183 - Споры об Имени Божием… С.397]. При этом, получив право рясоношения, им надлежало из Одессы переселиться в Московский Покровский монастырь.

По решению конторы, в целом все иноки – имяславцы, не подлежащие суду, должны были подать на имя своих епархиальных архиереев заявления о том, «что они веруют так, как верует Православная Церковь, и желают быть в повиновении церковной иерархии»[184 - Забытые страницы русского имяславия… С. 221—226].

На фоне столь благостного поворота событий, уже 28 мая 1914 года выходит сообщение, что Св. Синод отверг приговор Московской Синодальной конторы, не допуская сторонников имяславия к причастию[185 - Там же С.400]. Это привело к тому, что оправданные монахи отказались переселяться в Покровский монастырь, находящийся в ведении епископа Модеста. Для них было оскорблением то, что в монастырь их принимают не как чисто православных, а как заблуждающихся, но раскаявшихся в своем заблуждении, с запрещением на некоторое время в священнослужении[186 - Споры об Имени Божием… С.428].

Таким образом, Московская синодальная контора и Священный Синод выявили явные противоречия во мнении в отношении имяславцев. Однако вышестоящий Синод, по мнению епископа Илариона (Алфеева) не решился опубликовать официально свою позицию и отвергнуть мнение конторы по ряду причин. Главной из них выступает нежелание публично противостоять мнению императора, а второстепенными – информационный фон вокруг вопросов имяславия[187 - Епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев). Указ. соч… С.667].

Имяславцам стало известно, что в Покровский монастырь принимают изгнанников с Афона. Летом 1914 года там уже проживало 34 афонских монаха. Однако епископ Модест опасался наплыва в свою обитель до трехсот иноков, которая физически не смогла бы всех уместить. Поэтому он активно включился в поиск подходящего места для подобного заселения.

Сами монахи при этом уповали на возможность переселиться в афонский скит Пицунды, но их стремление собраться вместе на Кавказе встретило сопротивление настоятеля Ново-Афонского монастыря архимандрита Илариона (Кучина), который считал, что если «они желают обособиться от других иночествующих в пустынной обители, в таком случае, если благоволит церковная власть, она может отвести им какой-нибудь из древних кавказских монастырей, ожидающих возобновления: пусть они там сами потрудятся и благоустроятся, как будет нужно»[188 - Забытые страницы русского имяславия… С.249].

Епископ Модест в результате договорился о предоставлении афонским отцам Георгиевского монастыря в г. Балаклава. Когда все необходимые тонкости передачи в управление обители были улажены, последовало постановление Синода от 29 июля 1914 г. в котором монастырь предоставлялся для размещения тех афонских иноков, которые будут приняты в общение с Православной Церковью с условием отречения от учения, изложенного в Апологии и других сочинениях иеросхимонаха Антония[189 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.173—175об.; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.434—435]. Подобная формулировка означала полный провал всех тех добрых начинаний, которые активно развивал епископ Модест, ибо ситуация опять таки сводилась к отречению от формулировки «Имя Божие есть Бог», которая и проходит красной нитью через сочинения о. Антония. Начавшаяся вскоре Первая мировая война и вовсе сделала невозможным переселение иноков в Крым, территория которого находилась на военном положении.

Историю с размещением афонитов в монастырь, вероятно, пытался решить лично император. Так, например, об это говорят воспоминания о братьях Григоровичах, которые «рассказывали, что Государь по приглашению имяславцев должен был когда-то приехать на Красную Поляну, чтобы осмотреть какие-то места, но это ему не удалось. Они об этом очень сожалели»[190 - Архив Управления ФСБ РФ по Краснодарскому краю Д. П.63796 Т.4 Л.271]. То есть, возможно, напрямую велись переговоры с императором о выделении имяславцам земли в районе известного сейчас горного курорта и строительства в тех местах нового монастыря.

Подтверждением этих воспоминаний является архивное дело Российского государственного исторического архива, озаглавленное: «Об отводе участка земли в Сочинском округе для устройства пустыннической обители для кавказских пустынножителей»[191 - РГИА Ф.796 Оп.202 Д.439]. Дело датировано как раз 1916 годом. В документах схимонах Иларион (он же крестьянин Подольской губернии., Гайскаго уезда, Ладыжинской волости Иван Иванович Гудзь), представляясь уполномоченным от лица кавказских пустынножителей, ходатайствует о выделении им 400 десятин[192 - РГИА Ф.796 Оп.202 Д.439 (2-й стол, 2-е отделение) 1916. Л.1] земли при урочище горы Ачишхо[193 - Описано более точное расположение: «в 10 верстах от селения Медовеевки, в 25 верстах от Красной Поляны, по течению реки Чвижепсе у впадающаго в нее источника с правой стороны, в 40 верстах от моря, – в черте дачи Царской охоты, при Императорском охотничьем доме, что на Красной Поляне» (там же см. Л.5—6)], Сочинскаго округа, в районе которой, по данным просителя, проживало на тот момент не менее 80 монахов[194 - В деле содержится список лиц, которые подписались под доверенностью представлять интересы монашеской общины, а именно: Монах Иоанн Горгола, монах Иоанн Сережин, схимонах Григорий Галкин, монахи: Исакий Улаков, Николай Белоусов, Никифор Клепиков, Вениамин Осиченко, занеграм монаха Иосифа Руденка монах Вениамин, монах Моисей Бурцов, Герасим Коробка, Епифаний Либенко, послушник Василий Новиков, он же и Русяйкин, за неграмотного монаха Гавриила Василякина послушник Василий Новиков, монах Даниил Бондаренко. Послушники: Иоанн Почтарук, Харитон Труш, Симеон Федорченко, Константин Никитин, монах Сергий Хандожка, послушники: Пантелеимон Бондарь, Иван Шулдяков, монах Исихий Белецкий, монах Иоаникий Сизый, за неграмотного монаха Петра Скрепцова расписался монах Иоаникий Сизый. Послушник Яков Баев, монах Иоанн Фавстов. По доверию Димитрия Игнатенко расписался Яков Баев. Монахи: Афанасий Куркаев, Исаак Колодяжный, Дометий Евсеев, послушники: Иван Лащухин, Григорий Хорошков, Антоний Ксенз, монах Агапит Лоздняков, послушники: Михаил Зуенков, Ефрем Перудив, Петр Попов, монах Иероним Жоломтковский, послушники: Алексей Мануилов Петрыкин, Михаил Мельников, Даниил Солодовников, Иоаникий Синявский, Феоктист Белов, монах Афанасий Куркаев, схимонах Гамалиил Гайдуков, монахи: Ипполит Савинов, Пантелеймон расписался за неграмотнаго схимон. Ифрасим, монах Феодор Злосов, послушник Севериан, монах Михей, монах Симеон, схимонах Иероним Мотовилов, монах Пионий Шептикита, монах Феодор Панкратов, монах Патрикий Белых, монах Александр Шестаков, монах Исаия Соловьев, монах Арсений Кохн, монах Емельян Горбачев, за неграмотнаго Василия Таку по его просьбе расписался монах Иоанн Гаргола, схимонах Михаил Лысенко, схимонах Антипа Яновский. (Там же см. Л.21—21об.)], составлявших братию вновь учреждаемой «Иверской отшельнической пустынной обители на горах Кавказа во имя Божий Матери»[195 - РГИА Ф.796 Оп.202 Д.439 (2-й стол, 2-е отделение) 1916. Л.13—14 об.].

«Медовеевские скиты» район расселения имяславцев у горы Ачишхо

Каков был ответ на прошения монахов, можно предположить исходя из документа, датированного 28 Апреля 1917 года за №7392 от Синодального члена Экзарха Грузии (г. Тифлис) на имя Обер-Прокурора Св. Синода Владимира Николаевича Львова.

Сергий Епископ Сухумский отношением от 19 Ноября 1916 года сообщил следующее: «Схимонах Иларион (Иоанн Гудзь), бывший Старо Афонский инок, в пустыне на Кавказе живет уже около 17 лет и о нем самом ничего предосудительного слышать не приходилось. Вообще же (…) пустынники по существу беглые монахи, ушедшие из других обителей для жития самовольного (…) большинство пустынников, живущих в горах, состоит из лиц, высланных со Старого Афона за участие в недавней смуте и являются открытыми сторонниками породившего в иночестве смуту лжеучения, каковое они и теперь не стесняясь пропагандируют.

Если просьба будет удовлетворена, тогда запросят себе земли и другие пустынники и пустынницы. Такая легализация может послужить соблазном уйти из обители и основать свою, новую. Могут просить земли и на Урале и за Уралом, и не будет основания отказать.

По соседству с пустынниками поселяются пустынницы. От такого соседства выходит грех и соблазн.

Первая просьба была подана 1 Марта 1912 г.[196 - Уполномоченным представлять интересы пустынников был Иван Корякин.] (…) В Сентябре месяце 1912 г. вторично подана слово в слово та же просьба, но от имени схимонаха Иллариона (Ивана Ивановича Гудзя). Приложен и Устав, тождественный с Корякинским Уставом. Следующее недоразумение: кто эти Корякин и Гудзь (…) им же приходится верить, что их не менее 80 человек, но проверить нет никакой возможности. Среди них есть люди хорошей жизни, но есть несколько человек, образ жизни которых вполне не понятен: то живут с женщинами, то являются в город и называясь пустынниками, позволяют себе пьянствовать. По преимуществу же они выходцы со Старого Афона, где они и сделались монахами, схимонахами и пр. (выделено автором) Но получить документальные данные об их звании совершенно невозможно; официально же они Корякины, Гудзи и т. п.

Таким образом простые миряне хлопочут об отводе им довольно солидного участка земли в их владение, отклоняя предложение Преосвященного, чтобы была земля отдана хотя бы и для их пользования, но во владение близ лежащего, Свято-Троицкого монастыря.

Заслушав обстоятельства и принимая во внимание (…) что ходатайство об отводе земли в Сочинском округе (…) бывшим Наместником Его Императорского Величества на Кавказе было отклонено (…) открытие пустыннической обители в Сухумской епархии по ходатайству схимонаха Иллариона об отводе участка земли в Сочинском округе для нужд обители является нежелательным»[197 - РГИА Ф.796 Оп.202 Д.439 (2-й стол, 2-е отделение) 1916. Л.16—19].

Реакция афонских монахов была, в связи с их положением, довольно резкой. Главным виновником сложившейся ситуации был объявлен митрополит Антоний (Храповицкий): «Из всех времен христианства – только один гнусный пример: куча Волынского Антония. Она связала руки Императора и не допустила его создать святую обитель при Пицундском полуразрушенном храме, воспретила ему дать покой имяславцам в Крыму, в Балаклавской обители. Один только сатана – враг строительства святых обителей и храмов Божиих. Ему свойственны вражда и ненависть к Богу и к подвижникам Его.

После этого, кто из верующих, искренно любящих Бога, не убедится, что куча Волынского Антония вдохновляется и движется этим самым духом сатаны, который в ней гнездится и составляет одно ядро зла, направленного против Имени Божия и его защитников – имяславцев»[198 - Паисий, иеромонах. История Афонской смуты URL: https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5 (https://ispovednik.org/biblioteka/russkaja-cerkov-100-let-pod-anafemoj/istorija-afonskoj-smuty/#cmtoc_anchor_id_5) (дата обращения 03.05.2020)].

Между тем нежелание Синода смягчить свою позицию не способствовали решению судьбы афонитов, а продолжавшаяся ожесточенная полемика в прессе не вела к решению сути догматического спора и выработке формулировок, которые бы вели к прекращению противостояния. Говорить о каком-либо переломе по отношению ко всем афонским монахам и их последователям можно лишь весьма условно. Слабо примирительным выглядит, например, предложение Синода министерству внутренних дел выдавать бывшим афонским монахам паспорта с отметками о том, что они «были удалены с Св. Горы Афон по делу об имябожническом лжеучении»[199 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.365—365 об.; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.457;].

Предпринимаемые властями меры разрешить сложившуюся ситуацию могли лишь локально, снимая напряжение в общении сторон. Например, в августе 1914 года митрополит Макарий получил от Обер-Прокурора Св. Синода В. К. Саблера официальную телеграмму, в которой ему предоставлялись полномочия допустить к священнослужению тех из оправданных иноков, которых он найдет достойными. Владыка «разрешил немедленно около 20 человек и донес о сем телеграммой Обер-Прокурору, а потом разрешил и других»[200 - Забытые страницы русского имяславия… С.226]. Двенадцать иеромонахов, среди которых был о Антоний (Булатович) получили разрешение на священнослужение с одной важной миссией – они изъявили желание отправиться в действующую армию полковыми священниками, что им и было разрешено. Вместе с ними в качестве работников лазаретов отправилось добровольно еще около сотни афонских иноков[201 - РГИА Ф.796 Оп.199 Д.80 Л.287; Опубликовано: Споры об Имени Божием… С.453].