Спартаковские исповеди. Отцы-основатели; из мастеров – в тренеры. От Старостиных до Аленичева

На поле Игорь Александрович на партнеров орал своим тонким голосом – это же кошмар какой-то, не давал права на ошибку! Бедный Масленкин, на него в такие минуты смотреть жалко было.

– Ну ты, Гнусавый! – А Толя еще глухой был на одно ухо и половину не слышал. – Ты что, не видишь, куда я тебе показал?!

На кого не орал никогда – так это на Симоняна и Сальникова. А на Ильина, Татушина, Парамонова – сколько угодно. Мог даже этим великим людям заявить: «Вы – дерьмо, а не игроки!»

И никто не огрызался, потому что авторитет у него был бесспорный. Как он трудился на поле! Никогда не бывало, чтобы Нетто не отдавал себя игре без остатка. Хоть больной, хоть травмированный. Это сейчас у молодых парней бедро чуточку побаливает – и он все, уже играть не может. Не знаю даже, как этот бедный Карпин с ними работает…

Сейчас в команде отсутствует какой-то стержневой человек, новый Нетто. Отсюда – перетряска состава и какие-то судорожные действия Карпина. К Валерию отношусь двояко. С одной стороны, он «наш», спартаковец. Играл прекрасно. Хотя поначалу был, конечно, абсолютно «деревянный», долго выходил только на замену – а потом резко прибавил. Но как тренер какой-то он… бесхитростный, что ли. Но кого брать вместо него – не знаю. Аленичев растет, но когда еще там вырастет?

Вот когда-то были Никита Симонян, Сергей Сальников – я бы их назвал футбольными интеллектуалами. А вся команда, которой сегодня Карпин руководит, – без интеллекта. Безответственная какая-то, не знает, когда можно проигрывать и когда – категорически нельзя!

Вообще, эта команда наша сейчас – горе какое-то, особенно для сердечников. Такого «Спартака», как в 50-х, больше не было никогда. Еще были хорошие команды в 80–90-х – но вот такого спаянного состава, одиннадцати гладиаторов, как поколение Нетто, не было и в это время.

О Сальникове ходила легенда, что он – внебрачный сын Николая Петровича. И сам Сергей поддерживал эту легенду. Или, скажем так, не возражал. А мы играли против них в Тарасовке тренировочные матчи. Юноши против основного «Спартака». Я правого полузащитника играл, а он – «десяткой». Уступая ему в технике, я старался играть порезче.

Он однажды получил от меня и говорит:

– Что ты брата лупишь?

– Какого брата?

– Да я брат твой, ты что, не знаешь, что ли?!

Но это так было сказано, что не поймешь – в шутку или всерьез. Мы старались, бились. Сальников-то карьеру заканчивал, особенно не бегал уже, а быстрый Исаев пробросит мяч, оббегает тебя как стоячего – и поминай как звали. Мы же были медленнее, и они, конечно, нас обыгрывали – 4:0, 5:0.

Сальников был самым любимым футболистом Николая Петровича. Ну еще Симонян, конечно. Но Сальникова – с которым я, кстати, тоже хорошо был знаком – он просто боготворил. И все-таки мне кажется, что по поводу родства – это элементарная утка.

* * *

Братья были людьми интеллигентными и деликатными. Поэтому мне смешно слышать легенду о том, что однажды Бесков покритиковал Николая за то, как он одевается, а тот ему якобы ответил: «Ты сын извозчика, а я – царского егеря, и не тебе об этом судить». Это абсолютно не его стиль!

«Николай Петров», «Андрей Петров» – это они заочно могли друг друга так называть, а в лицо – только по именам. Дело было в том, что дед Петр чуть ли не официально фамилию Петров носил, потому что в деревне так было принято: отчество старшего сына становилось фамилией. И он вроде только после переезда в Москву вновь Старостиным стал.

Дядя Шура из всех четверых был, пожалуй, самым молчаливым. Этакий русский здоровяк. У него и фигура была отличная от остальных братьев – кряжистый, полноватый, пониже ростом. Его звали Жбан – еще с юности, когда он играл в футбол. Больше всех в семье поесть любил. Пирожки, рыбку к нам на дачу привозил. У него была поговорка: «Желаю всем, чтобы у них были такие же мужья, как у моей Дусечки!»

У него три брака было. Первая жена – Лиля, от которой у него родилась дочь Алла. Потом Зинаида, спортсменка. На мотоцикле гоняла. Он ее прозвал – Мюллер. Почему – не знаю. А третья жена – Евдокия, до того бывшая замужем за поэтом Смеляковым. Причем про его романы тогда никто ничего не знал. Он был самый скрытный, и оттого было только больше слухов, что он какой-то мачо.

Если что обещал – сделает железно. Спиннинг какой-нибудь дорогой достать – не вопрос. Надо мне, допустим, что-то такое заместителю министра подарить, чего у нас днем с огнем не сыщешь, – к дяде Шуре. Он через свой Роскультторг все организует. С третьей женой и шофером иногда к отцу в деревню приезжал. Мог за компанию по грибы сходить, но уже с трудом. У него аневризма была.

А отец был заядлым грибником. Даже классифицировал грибы по баллам, когда мы ходили их собирать: за белый – три очка, за подосиновик – два, подберезовик – одно, остальные – без очков. Вот все ходили и считали, кто сколько набрал. Когда он уже не работал и жил в деревне, приучал к грибам внуков, моих детей. Его все обожали. А потом ему ногу отрезали, и ходить в лес он прекратил. Другие Старостины по грибы не ходили, я вообще не помню, чтобы они жили где-то на даче.

Восьмидесятилетие Андрея Петровича отмечалось в 1986 году, в разгар борьбы с пьянством и алкоголизмом. В ресторане не посидишь. И я не мог в том же году отметить свое пятидесятилетие. Боялся, что снимут с должности, – а меня в 1981-м назначили генеральным директором «Турбохолода», и в этой должности я в итоге пробыл двадцать два года.

А дома гульбище устраивать нельзя: была опасность, что соседи узнают и донесут. Тогда это страшное дело было. Сигнал, что где-то пьют водку, приезжает наряд – и из партии, и с должности к чертовой матери. А меня и в партию еле-еле приняли, потому что с первой женой в 1966-м развелся, и это было порочащее меня обстоятельство. Даже начальником отдела моей организации из-за этого долго не делали! Но все-таки втихаря мы водку достали и как-то все провели.

А юбилей Андрея в конце концов сделали таким образом. Человек двадцать, включая меня, сидели в квартире Андрея и Ольги на «Аэропорте» постоянно. А остальные сменяли друг друга. Приходят, выпивают, поздравляют и уходят. Было много цыган, целый театр. Пять-шесть таких вот приходящих слоев было! Вот так справлялось его восьмидесятилетие. До следующего дня рождения он немного не дожил…

Николай всегда из-за границы подарки на всю семью привозил. Мне он почему-то всегда дарил галстуки! Самые шикарные, фирменные, какие в моде тогда были. А я галстуки вообще-то не любил носить, но все равно у дяди Коли их принимал, благодарил и ничего не говорил. А может, даже и надевал, когда он приходил, – чтобы его порадовать.

Он был таким человеком, что всегда все продумывал. Если идет куда-то в гости, то заранее знает, что там будут такие-то и такие-то люди. И обязательно что-то им принесет. Если к нам – то ни я, ни жена, ни дети без подарка от него не останутся. Не бог весть что-то, но какую-нибудь мелочь обязательно вручит, чтобы внимание оказать. По-моему, он даже списочки составлял – кому да что.

Возможно, у братьев и были трудности характера, но мне ни с кем из них не было тяжело. Может, потому что они, кроме отца, со мной вместе не жили. Всех троих дядьев безмерно уважал, каждого по-своему. Николай Петрович всегда стоял несколько особняком, при этом делал для каждого больше всех. Не знаю ни одного человека в нашей большой семье, который не получил от него хотя бы какой-нибудь помощи.

Андрей еще до войны начал ходить на бега и увлекался этим делом до последних дней. Бывало, и проигрывал, но его жена Ольга относилась к этому увлечению спокойно – у них очень свободная жизнь была, они друг за другом не следили. Она в театре, он – по своим делам. Внутрисемейная демократия! Даже слухов никогда не было, чтобы Ольга что-то там Андрею запретила или не позволила.

Антонина, жена Николая, была другой – энергичной, волевой. Насколько мне было известно, во всех более или менее важных делах он с ней советовался, ее мнение было для него важным. Вообще, он всегда выслушивал мнения других, был для этого достаточно мудр.

Антонина всегда болела. По словам Ляли, у нее случались приступы – невроз сердца. К тому же еще до войны они попали в аварию. Николай Петрович вел автомобиль, ехали из Москвы в Тарасовку. Дабы не сбить велосипедиста, он вынужден был направить машину в кювет. Сам он почти не пострадал, а Антонина получила перелом таза и потом заново училась ходить.

Больше дядя Коля за руль не садился никогда. Старостины вообще машину не водили. У Андрея ее никогда не было, а Александра возил шофер.

В 1971-м Антонина умерла от рака, и оставшиеся двадцать пять лет своей жизни Николай прожил с Лялей и ее семьей. Были ли у дяди Коли после смерти жены другие женщины – этого никто не знает. Может, Ляля в курсе…

Самым частым гостем из спартаковцев в доме у Николая был Анатолий Коршунов. Потому что они жили в одном доме. Друг семьи. Бывал у него и Симонян, тем более что муж Ляли, Костя Ширинян, армянин. Еще и по этой части родство ощущалось.

Бесков периодически заходил, хотя гораздо чаще к Андрею. Бесков – хитрован. Тяжеловатый в общении человек. Обычно в Тарасовке выпьет бутылку, а потом идет проверять футболистов, не пили ли они, легли ли спать. Игроки потом потешались. Но и игрок был прекрасный, и тренер талантливый – кто бы спорил. Однако с Николаем, в отличие от Андрея, они так по-настоящему и не сроднились. Когда в конце 1988-го Бескова убирали из «Спартака», Николай, помню, комментировал:

– Я же говорил, не надо было его брать!

Андрея к тому времени уже не было в живых.

* * *

Раньше всех не стало Александра – ему было семьдесят восемь, лопнула аневризма, и он умер, как говорили, в одночасье. Собирался идти к Вере смотреть какой-то футбол – она жила на Беговой, прямо напротив ипподрома, куда он тем утром зашел с Андреем. Мы приехали, а он уже мертв. Остальные стали долгожителями, а он – нет, может, потому что полный был, у него ноги отекали.

Многие Старостины скоропостижно умерли: помимо Александра – Андрей, Клавдия, Вера… Андрей еще в апреле 1987-го на моем пятидесятилетии вот в этой квартире сидел – рядом с Николаем. А в октябре его не стало. Совсем чуть-чуть, меньше месяца не дожил до первого чемпионства «Спартака» за восемь лет.

На поминки по нему в ЦДЛ много знаменитого народу пришло. Как и всегда к нему на юбилеи. На семидесятилетие, допустим, Олег Ефремов приходил, Вячеслав Невинный – словом, бомонд. Драматург был, Исидор Шток, женатый на родной сестре Ольги, Александре. Помню, мы с Гилей Хусаиновым на поминках тоже выступали. И на столетии со дня рождения Андрея в Доме актера яблоку негде было упасть. Популярный он был человек, притягивал к себе. Даже после смерти.

Ольга пережила Андрея, умерла уже в девяностых. До девяностых дожили и отец с Николаем. Папа умер в 1993-м. По нему поминки делали на базе в Тарасовке. Прямо в здании. Старое деревянное здание гостиницы, где раньше жили футболисты, уже снесли. Сколько мы там времени когда-то провели, господи!.. Там же и сборные жили – баскетболистки, штангисты…

Николай, если исходить из того, что он родился в 1902 году, прожил девяносто четыре – и работал до последнего. Со здоровьем у него все было в порядке, он никогда не болел и после девяноста лет еще в баню с командой ходил.

У меня был с ним разговор осенью 1995-го. Он еще не болел и позвал меня к себе в кабинет в офисе «Спартака». Тогда как раз женщину генеральным директором назначили, Нечаеву. Это ему не понравилось. Помню, была глубокая осень, и он почему-то сидел в своем кабинете в пальто и, по-моему, даже в кепке. Жаловался, что и на работе у него из-за этой Нечаевой не ладится, и внучка разошлась с внуком Сергея Королева, великого конструктора.

– Вот такая у меня жизнь… А тебе я чем-то могу помочь?

Я сказал категорически: ничего, дядя Коля, мне не надо. Я не бедствовал никогда. Не зарабатывал, как сейчас олигархи, но как у директора зарплата была приличная. Единственный случился с ним такой разговор по душам.

Был там еще в клубе одноглазый парень… как его? А, Есауленко. С ним Николай Петрович вроде ладил. Но его непререкаемая власть в клубе пошатнулась. Эта дама, которая ничего в футболе не знала, сделала так, что он не мог нормально работать.

А вот с Романцевым у него были прекрасные отношения. Он ведь его и привел, старшим тренером сделал. И до конца, по-моему, между ними все было хорошо. Но хозяином в клубе дядя Коля с какого-то времени быть перестал. Какой там нынешний хозяин, Федун, не знаю, с ним не знаком. Как я понимаю, для него «Спартак» – некая категория бизнеса. Но если не он, кто деньги давать будет?..

В больницу Николай Петрович ложиться не хотел ни в какую. Толком не знаю даже, какая болезнь привела к его смерти, но – девяносто четыре года! И так или иначе нельзя считать, что это произошло совсем неожиданно. Однако длилась эта болезнь недолго. Как-то быстро он сгорел, за несколько месяцев. И покоится теперь на центральной аллее Ваганьковского. Кто смог пробить такое престижное место – понятия не имею.

Всей семьей собираемся по торжественным датам. Вот восемьдесят лет Ляле было, семьдесят пять – мне. Наташка созвала на 25-летие со дня смерти Андрея.

Неплохо бы создать музей братьев Старостиных, но для этого нужны люди, которые будут этим заниматься. А я еще недавно инсульт этот перенес. И максимум, на что меня хватает, – иногда ездить на работу на собрания акционеров.

Я вот все думаю – дожить бы до открытия спартаковского стадиона. Меньше года уже осталось. Тем более что и база теперь будет там, в Тушино. Представить только: на месте бывшего аэропорта появится и стадион, о котором все столько лет мечтали, и новая Тарасовка!..

И я очень хочу это увидеть.

* * *

Он увидел. И до чемпионства дожил.

Андрей Петрович-младший скончался в 2018-м. Но в день 99-летия клуба, 18 апреля 2021 года, в матче «Спартак» – «Уфа» первый удар по мячу нанесла Елена Николаевна, дочь Николая Петровича. Дай ей бог здоровья.

А всем нам – памяти о великих братьях, основавших «Спартак».

Никита Симонян

«Василий Сталин сказал: “Спасибо за правду. Играй за свой ”Спартак“»

Пусть ему в то время было не девяносто пять лет, как сейчас, а восемьдесят четыре, но, часами завороженно слушая Никиту Павловича, в это невозможно было поверить. Перед глазами живой легенды мирового футбола (именно так назвал Симоняна в разговоре со мной тогдашний президент ФИФА Йозеф Блаттер) прошла почти вся история «Спартака», память его – феноменальна. Всем, у кого есть возможность и кому небезразличны красно-белые цвета, с ним надо говорить и говорить. Записывать и записывать. Не делать этого – преступление, в чем я лишний раз и убедился, на протяжении четырех часов наслаждаясь беседой с Никитой Павловичем – четырехкратным чемпионом СССР в качестве игрока «Спартака» и двукратным – в роли его главного тренера (еще один раз он выиграл первенство во главе ереванского «Арарата»).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Николай Старостин стал первым в СССР человеком из мира спорта, получившим эту награду.

2

Актриса театра «Ромэн».