скачать книгу бесплатно
Легенда о скифах
Р. С-Дж. Кабылан
Роман «Легенда о скифах» – первая книга цикла легенд о скифах. Героями этого романа являются мальчик-сирота, ставший народным героем, и принцесса, по трагической случайности принявшая бремя ответственности за царство и народ, исчезнувший с мировой арены, но возродившийся в наших сердцах. Эта книга погрузит вас в античные времена, рассказывая о жизни, буднях, традициях, битвах, любви. Роман не претендует на историческую или документальную достоверность. Его персонажи – частично вымышленные, частично исторические личности. Предлагаемый роман-легенда повествует о героях, хранивших традиции и чтивших законы тысячелетней истории своего народа.
Р. С-Дж. Кабылан
Легенда о скифах
Предисловие
О, народ мой, кайсак – казахи.
по грекам – скифы, по азиатам – саки!
Скифы – саки, гунны, тюрки,
вы дали миру не только муки,
Не только звуки летящих стрел,
номадов познания кочевых дел…
Вас знали народы за тысячи верст,
не только как злато имеющих горсть,
а чтивших обычаи и мертвых покой,
семейные узы и очаг свой родной!
О, народ мой, кайсак – казахи,
По грекам – скифы, по азиатам – саки!
Скифы – саки, гунны, тюрки,
вы дали миру не только муки,
не только легенды и устный фольклор,
степные мотивы и курганный собор…
Связь тысячелетий не зрит слепец,
не внимает глупец, но знает мудрец:
Она проста и стоит на века -
Чашкой кумыса из кобыльего молока,
Казаном по край вяленой конины,
Ароматом варенной конской солонины.
О, народ мой, кайсак – казахи,
по грекам – скифы, по азиатам – саки!
Скифы – саки, гунны, тюрки,
вы дали миру не только муки,
не только разящий булатный клинок,
юрту, сапожки, уздцы и седло…
Божественные горы молитву вели,
Духовную жизнь зародили в степи,
Закон и порядок, степные уклады
Без скрытой тревоги, излишней бравады!
О, народ мой, кайсак – казахи,
по грекам – скифы, по азиатам – саки!
Скифы – саки, гунны, тюрки,
вы дали миру не только муки,
не только мустангов, послушных седлу,
батыров приемы, отводящих беду,
клич боевой «Ура-ур-аяма»[1 - Рази, не щади!],
герб родовой – тамгу из клейма…
Познали сигналы вы и знаки природы,
скрижали оставили на скальной породе,
А в «тайных» сказаниях разных народов
Вам не внимают, вы словно без рода…
Формулы кровные, генные нормы,
Они, заблуждаясь, находят фантомы -
Мудрые, знающие, ученые, клерки…
Кто бы вы ни были, не тревожьте скелеты,
Тайна сокрыта, оставлена в прошлом,
в курганах найдете ответы возможно…
Пролог. Гибель батыра
Конец весны, 5 век до н. э. вблизи горного хребта Тарбагатай[2 - Тесный (густой) сад (лес) создателя. Дословно: Тар – тесный, густой; баг – сад, лес; атай – создатель, предок.] назревала ожесточенная и решающая битва. В центре скифских войск выстраивалась тяжелая конница из тысячи батыров[3 - Лучшие воины царства.]. По флангам располагались всадники-лучники. А в резерве в одном шакырыме[4 - 500 шагов, расстояние слышимости зова.] стояла личная гвардия царя и его телохранители, блистая такими же золотыми доспехами, как у каесара[5 - Царь, предводитель.]. В ослепляющем глаза строю сложно было определить местонахождение царя. Только гвардия и личные телохранители знали местонахождение предводителя скифского воинства. Аргымаки[6 - «Летучие» кони.] поднимались на дыбы и бряцали доспехами. Тела боевых коней были надежно защищены от стрел: у одних – бронзовыми, у других – золотыми или болатными[7 - Изделия из железной руды.] пластинами.
Воинам становилось все тяжелее удерживать аргымаков, натянутые поводья скользили меж пальцев, обтирая кожаные пятипалые рукавицы. Аргымаки так же, как и их всадники, с нетерпением ждали сигнала начала атаки, роя землю копытами и хрипя от напряжения.
Наконец, загремели барабаны. К раздирающему слух ржанию коней присоединились боевые кличи, исходящие от воинов и батыров. Они били свои круглые щиты акинаками[8 - Рубящий и колющий меч.] в такт, подавая сигнал готовности к слаженным действиям и атаке.
С первым сигналом атаки лучники пустили тысячи стрел, на мгновение затмившие небо. Стрелы вонзались в неприятеля, но строй не редел, а наоборот превращался в неприступную стену, пополнявшуюся десятками тысяч воинов авангарда противника. Сила натяжения тетивы из скифского лука давала непостижимую другому оружию скорость и дальность полета стрелы. Острые наконечники стрел, выплавленные из железной руды, достигая цели, пробивали любое защитное снаряжение тапкашей[9 - Дословно: найти и убежать.], племен-собирателей, населявших территории южнее горной цепи Тан-Жан[10 - Утренний рассвет].
Противники скифов не ожидали такого напора и были неприятно удивлены возможностями применяемого оружия. Но вместо убитых воинов тапкашей их место занимали другие, восстанавливая стену, которая волшебным образом складывалась вновь и вновь и действительно казалась неприступной. Тяжелая конница скифов медленно двигалась в направлении врага, постепенно ускоряя шаг и на ходу выстраиваясь в клин. Задрожала земля от тяжелого шага, почва проваливалась под копытами тысячи коней. От этого поднималась пыль и, словно темное облако, уносилась ветром, еле касаясь земли, а затем рассеивалась, как утренний туман.
Батыры подстегнули своих коней и, выкрикивая боевой клич, ринулись на врага. Как нож в масло, конница легко вонзилась в строй врага, рассекая ряды авангарда противника. Пробив брешь в стене, батыры скифского воинства, сметая все на своем пути, упорно продвигались к ставке предводителя тапкашей. В глазах воинов читалась надежда на скорую победу, проносились радостные мысли о скорой встрече с родными и близкими.
Атаку с флангов поддерживали отряды всадников-лучников. Совершая короткие набеги, они, как голодные хищники, раздирали противника. Царь скифов – Ишпакай, пророча близкую победу, нетерпеливо вступил в бой, направляя свою гвардию в гущу сражения. Они пристроились к хвосту тяжелой конницы и стали свидетелями того, как ее клин вонзился в многочисленный строй рядов врага и оказался в опасной близости от ставки противника.
Но все изменилось мгновенно, и происходящее оказалось непоправимым. Никто не ожидал такого поворота событий. Сражения минувших лет, проводимые обеими сторонами по правилам чести, остались в прошлом, происходящее станет ярким примером недостаточной оценки противника и бесценным уроком последующим поколениям скифов…
Ставка противника оказалась ложной, основные силы укрывались за складками местности. Предводитель врага управлял многочисленными отрядами из глубины тыла, он, как подобает осторожному и коварному стратегу, опасался излишнего риска. В отрядах его представителями были командиры, могущие принимать решения самостоятельно. Конница скифов продолжала натиск и в пылу атаки угодила в замаскированный ров шириною в половину шакырыма. Батыры не смогли удержать своих аргымаков, их тела, один за другим проваливаясь в ров, натыкались на колья и погибали в диком ужасе. Зрелище кровавое и жуткое. В этом сражении и погиб батыр Анаркай – первый десяти тысячник, который был на самом острие клина и вел конницу на врага. Смерть была мгновенной и неоправданной. От увиденного ужаса оставшиеся в живых воины были растеряны и сломлены.
Стена противника смыкалась, подступили его отряды из засады, победа ускользала от скифов. Царю Ишпакаю везло меньше других: от вонзившегося в него копья он не мог передвигаться и держаться в седле, личная гвардия и телохранители, защищая своего предводителя, обеспечили прорыв и безопасный отход в тыл.
После битвы осталась гора мертвых, живых увели в плен.
Скифы не смогли отвоевать просторы степи, принадлежащие им испокон веков, они по-прежнему оставались у захватчиков. Царю скифов было тяжело осознавать поражение его воинства. С болью в сердце он направлялся к месту, где может укрыть свое оставшееся войско от преследований. Придя в себя, Ишпакай послал телохранителей и сотню из личной гвардии найти живых и почтить павших. В числе телохранителей, начавших поиск живых, был друг детства, погибшего Анаркая – Колаксай. Он, не зная о трагедии, пытался отыскать друга живым, но нашел его во рве с торчащим из тела острием кола. «Какая жуткая и коварная смерть недостойная батыра постигла моего друга», – горестно подумал Колаксай.
– Какая подлость со стороны противника! – вскрикнул он, не сдерживая эмоции.
Похоронив своего друга отдельно, он отметил место, выложив курган из камней. Еще не зная, какие слова подберет для утешения родных погибшего, он решил взять с собой боевое оружие товарища, невзирая на традиции и устои скифов (издревле скифы укладывали вместе с погибшим его оружие, снаряжение и боевого коня). В тот день Колаксай решил дать возможность родным Анаркая прикоснуться к оружию и снаряжению погибшего и сохранить на вечную память. Размышляя о жизни и смерти, Колаксай заворачивал в льняное полотно лук и акинак своего друга и готовился к возвращению.
Земля, полная страданий и зла, не защищенная горной грядой Тан-Жан, веками переходила из одних рук в другие, эта территория долго оставалась спорной. Но эти места были обителью скифов, их колыбелью. И цари скифов не могли позволить чужакам владеть этой землей и посягать на ее жителей. Потери скифов оказались слишком велики, и, чтобы оправиться от поражения, потребуются годы и новое поколение воинов и батыров.
Глава 1. Безотцовщина
Легенда эта об одном из многих скифов зародилась у подножия горной цепи Тан-Жан в предгорьях хребта Алатау[11 - Пестрая гора.], на земле рек Жети-шу[12 - Дословно: семь рек.], питающихся родниковыми и талыми водами. От злых ветров эти земли защищали горные хребты, они же разделяли народы севера и юга. Реки имели свои истоки и притоки. Это земля обладала множеством долин сказочной красоты: Уш-тарак[13 - Каратал, или темное дерево.], Еле[14 - Река Или.], Мерке, Тараз-Талас и Шу-мер[15 - Шу.]. Диковинные леса предгорий Алатау и долин семи рек были полны удивительного и неожиданного, в них можно найти пропитание или сгинуть без следа, – так устроен мир природы, так устроены его законы. Сыпатай, мальчишка 11 лет отроду, как все его ровесники, любил бродить по диковинным местам, сочетая приятное времяпрепровождение с полезным – выпасом домашних животных. Табун, который он пас, был оставлен ему в наследство от ата-баба[16 - Дед и отец, предки.]. И день изо дня он делал то, что суждено было ему судьбой: одна дорога, один и тот же лес, одна и та же степь кругом. Он был знаком со всем, что встречалось на пути, будь то аул[17 - Поселение.], ручей, дерево, камень или муравейник. Только путники встречались разные: то знакомые соседи-кочевники или горожане, то незнакомые путешественники из других земель. Предыдущий день повторялся в сегодняшнем или последующем.
И сегодня ноги Сыпатая, путаясь с ногами годовалого кулына[18 - Жеребенок.], вели его по излюбленной тропе к городищу Такыр[19 - Дословно: глиняная ровная площадка (тюрк.).]. Это городище стало крепостью и защитой от врагов для всех жителей предгорий Алатау, располагаясь неподалеку от кочевий предков, путь к нему составлял не больше одного дневного перехода.
Огражденное каменными стенами со сторожевыми башнями и громоздкими воротами, которые закрывали и открывали дюжина стражников, городище являлось местом обитания царского рода. Такие городища издревле служили убежищем для царей и строились в основном у подножия гор для удобства побега из крепости в случае вражеской осады. В дни страшных бедствий из крепости в горы вели несколько тайных троп, так цари меняли свой стан на подвижную ставку, чтобы управлять народом в непростое время.
На воротах красовался герб в виде свернутого для прыжка барса, а ниже написаны рунами назидания, одно из них гласило: «Енбектын лайыгын кут»[20 - Ожидай заслуженного.]. Так как рядом проходил караванный путь, то, возможно, эти слова были адресованы путникам, которым требовались защита, ночлег и еда. Надпись означала: никто не получит блага, если он этого не заслужил. И достойное путника поведение вознаграждалось подобающим образом.
Сыпатай по пути встречал многих людей, среди них были и воины, и путешественники, и бродячие артисты, и ремесленники, и торговцы. Каждый рассказывал степные легенды и поучал юношу. Но один и тот же рассказ путников больше всего заинтересовал Сыпатая. Это сказание о прекрасной юной принцессе, живущей в крепости Такыр.
Они рассказывали о ней больше, чем о своей жизни, и ему казалось, что он знаком с ней столько же, сколько встречался со сказителями. Сыпатай, слушая своих собеседников, представлял себе ее образ, черты лица, в которые был почти влюблен. Юноша мечтал увидеться с ней и сблизиться, но не представлял, как это произойдет.
Он вспомнил слова ата-баба о том, что они с царями от одного предка, но жизнь сложилась так, как сложилась. Эти воспоминания натолкнули мальчишку на грустные мысли, от которых ему стало жаль себя. Размышляя об этом, он проводил жизненные параллели, в которых рассмотрел то, что по линии предков случались падения и взлеты: и цари, и пастухи, и батыры, и ремесленники – все они не могли одинаково преуспеть, хотя многие мечтали достичь большего. И Сыпатай не был исключением, не желая мириться со своим нынешним положением. Что-то необъяснимое бурлило в его крови, и он чувствовал это.
«С кровью предков к потомкам должно было что-нибудь и перейти», – размышлял Сыпатай. Эти чувства вспыхивали с новой силой, когда он смотрел на воинов царя в золотых доспехах, горделиво сидящих на нетерпеливых конях.
«Об этих воинах в золотых доспехах много раз рассказывал отец, – припоминал Сыпатай. – В такие доспехи облачались и цари, и принцы, и принцессы, таким образом они сливались с телохранителями, опасаясь подосланных убийц, так говорил мой отец», – продолжал вспоминать мальчик.
Не успел он добраться до самых занимательных сюжетов, подбрасываемых памятью, как открылись врата, и оттуда показалась дюжина воинов и сам царь в тех же золотых доспехах. Десятки собак породы тазы[21 - Охотничья борзая, короткошерстная.] кружили вокруг хозяина и виляли хвостом, выказывая свою учтивость к его знатной персоне.
«А! на охоту», – догадался юноша. Воин натянул поводья и на мгновенья остановился возле него.
–Ты похож на моего друга, как зовут тебя? – спросил он, облаченный в золотые доспехи и выглядевший как «батыр».
Удивленно посмотрев на воина, юноша с гордостью ответил:
– Сыпатай, сын Анаркая!
– Приходи завтра в полдень к говорящим скалам, – сказал воин, сразу сообразив, с кем имеет дело.
Колоксай не мог оставить царя и поспешил, но он признал в мальчишке сына своего друга, который действительно был очень похож на Анаркая. Подняв на дыбы игривого скакуна, воин исчез в клубе пыли.
Поперхнувшись от пыли, поднятой копытами резвого коня, Сыпатай прокашлялся и продолжил вспоминать прошлое, когда он не был еще сиротой. Так он добрёл до своей кочёвки и решил задать долгожданный вопрос матери, который обычно предназначается отцу:
– Анам[22 - Мать.], если предки царя и мои исходили от одного адама[23 - Человек.], могу ли я изменить судьбу свою или мне суждено навсегда остаться пастухом?
Мать задумалась и сказала:
– Судьба складывается у людей по-разному, если бы твой отец был жив, он ответил бы на твой вопрос. А я могу только благословить твое решение, которое ты примешь сам, как настоящий мужчина.
– Но я не могу спросить у своего баба[24 - Отец.], даже пойти на его могилу, поклониться ему, и ата[25 - Дед.] исчез, и нет вестей от него, – всхлипывая, ответил Сыпатай.
У матери выступили слезы, она не могла их сдерживать, они текли по изборожденному судьбой лицу. Вытирая покрытые шрамами щеки, она смотрела на сына.
Глаза матери Сыпатая напоминали о былой ее красоте. По обычаю, народа вдовы царапали и сдирали кожу с лица в день траура, отдавая почести погибшему в сражении мужу. Сыну до боли в сердце стало жаль мать, он обнял ее и попытался утешить, напевая колыбельную из детства:
– Айтугандай анасы альпельдейды баласын, бесиктегы кишкентай айкайляйды ай-ай-ай…[26 - Мать красивая, как едва народившаяся луна, качает сына, лежащего в колыбели,но сын не хочет спать и кричит: ай-ай-ай!]
Перед сном он вспоминал о том месте, где отец показал ему наскальные письмена и рисунки из прошлого их общих предков. «О тех самых говорящих скалах говорил и незнакомец», – думал Сыпатай засыпая, укрывшись пушистой накидкой из тонкорунной шерсти.
Рано утром мальчик принялся за работу, чтобы успеть к полуденной встрече с воином. Хозяйство по дому легло на плечи единственного сына и его мать. С тех скорбных дней никто не посещал их дом. Родители по линии матери после соединения брачных уз дочери с будущим отцом Сыпатая откочевали на юг к городищу Сауран[27 - Городище западнее горной цепи Алатау.], с тех пор нет вестей от них, как нет возможности у матери встретиться с сородичами. А ата Сыпатая не вернулся после паломничества к могиле своего сына Анаркая. Вот так сложились судьбы юноши и его матери.
Закончив работу, он съел сваренное вяленое мясо и выпил напиток из молочного растворимого творога, который сушился в форме сферы и превращался в камень (скифы называли его курт[28 - Сушеный творог.]). Эта еда давала силы до самого вечера. Выгнав табун лошадей из загона, он вскочил на годовалого жеребенка, которого еще не отучили от кормления молоком кобылицы.
Сыпатай приручал его, прикармливая из рук сладостями. Время от времени Сыпатай занимался подготовкой своего нового друга к байге[29 - Скачки.]. В таком возрасте все юноши участвуют в скачках в надежде получить ежегодный приз от самого царя. Посчитав по головам лошадей, он погнал их к «говорящим» скалам.
