Лёшенька. Часть вторая

Мальчишки побледнели.

– Брехня…

– Бывает такое, – пожал плечом Лёшка. – А вы что, не заметили, как зябко вчерась стало? Когда мертвяк рядом, завсегда холод чувствуется.

Ребята молчали, всё ещё не веря.

– Прошлым летом она ногу косой рассекла, заболела и померла от этого.

– А-а-а-а-а! – завопили Кирька с Колькой и бросились бежать по мокрой от росы траве, забыв про коней и козу.

– Я ж говорил: голосить будете… – вздохнул Лёша.

***

Константин привёз пугающее известие: третьего дня у его хозяина отняли кузню, или национализировали, как сказали в сельсовете. Что они собирались с ней делать – неизвестно.

– Царица Небесная, заступница! И как же теперь? – ахнула мать.

– Не знаю, сестрица Вера.

– Хоть бы оставили, не помирать же с голоду деткам.

Константин раскурил самокрутку, выдохнул облачко дыма и сказал:

– Дураки будут, ежели закроют. Кузня-то денег приносит, неужто лишняя копейка мошну тянет?

Яшка так и обмер: как же его планы пойти к дяде Косте в ученики, выходит, лопнули? Он хмуро ковырял заусенцы на пальцах и морщил лоб. Вот завсегда так, только размечтаешься о чём-нибудь хорошем, так судьба тебе в лоб сковородником – терпи, Яков, да почёсывайся.

Но, к счастью, вскоре пришла утешительная новость: кузню и кузнеца оставляют, даже разрешают взять ученика. Радостный Яшка готов был ехать сию минуту, но мать удержала:

– Куда торопишься? Завтра вместе поедем.

Она пересмотрела сыновью одежду, надставила лоскутками рукава старой рубахи: поносишь и такую, чай не жених ещё; подлатала дырочки на куртке, выстирала штаны и исподнее.

– Как там тебя встретят?.. Фенечка-то девка добрая, а вот маменька ейная… Так, поди, и ходит к дочке свои порядки наводить. Хотя говорят, потише Матрёна стала, как Иван домой воротился.

На другое утро отправились в Андреевку сразу после чая, оставив Полинку домовничать.

– Чужих в дом не пускать, щи в печке стоят, ватрушка – в суднавке, – дала мамка последние указания.

– Да знаю, знаю… А Варю можно позвать?

– Варю можно.

Яшка запряг Вишенку в лёгкий тарантас, купленный у Михаила Ивановича. Хороший всё-таки человек Михаил, жаль будет, если его конюшню… как там… национализируют. Пока как будто не трогают, хотя кто его знает.

Яшка задумался, всё смотрел на острые ушки и тёмную гриву лошади и вдруг сказал:

– Вот бы Вишенка жеребёночка нам родила, да мам? Здорово было бы: две коровы, две лошади в хозяйстве, как у Ульяна Петровича.

Мать рассмеялась, поправляя по привычке косынку. Она лишь недавно сняла чёрный вдовий платок и повязала белый и, заметив взгляды детей, устремлённые на ее голову, сказала с виноватыми нотками в голосе, что в тёмном очень жарко.

– Да, хорошо будет с двумя лошадушками. Может, услышит нас Господь, и принесёт Вишенка жеребчика.

Яшка как наяву увидел жеребёночка-сосунка, такого же тёмного с вишнёвым отливом, как Вишенка, с тонкими резвыми ножками, с коротенькой щёточкой гривы… И цокнул языком: эх, здорово! За этими приятными мыслями и дорога стала короче, вот и дом Константина показался.

Крупный рыжий пёс чутко дремал у калитки. Услышал шум, вскочил, хвостом завилял – узнал, рыжая морда! В окно выглянула Матрёна, увидела гостей и лицом помрачнела – мать это сразу заприметила, – но тут же улыбнулась и затянула нараспев:

– Здравствуйте, гости дорогие! Веруша, Яшенька, заходите в избу… Лёша, отгони кобеля, ступить, зараза, не даёт.

Матрёна говорила без умолку, зорко поглядывая на Яшку с узелком в руках.

– Константин? Да в кузне, где ж ему быть… Феня с отцом в поле ушла, а я с дитями сижу. Кто ж ещё поможет дочке единственной, как не родная мать?

Близняшки играли на полу с тряпичными куклами в красных сарафанчиках и во все глаза уставились на гостей.

– Господи, выросли-то как, не узнать! – ахнула мать.

Вынула из корзины два пирожка с картошкой и протянула девочкам. Те торопливо поднялись с пола и подбежали за угощением, семеня маленькими ножками. Девочки были очень похожи друг на друга, на первый взгляд и не отличить. Сходство ещё больше подчёркивали одинаковые холстинковые рубашонки, украшенные яркой тесьмой.

– Сколько им, Матрёша?

– На Покров два будет.

Пока Матрёна возилась с самоваром, сестрёнки сложили матери в подол своих кукол с пуговичными глазами, объясняя словами и жестами, что одна кукла – это Лиза, а вторая —Таня. Лизутка бегала споро, перебирая маленькими ножками, а Танюшка сильно прихрамывала на больную ступню.

– А что это, Вера, Яшенька с узелком? Ай собрался куда? – спросила Матрёна, перетирая полотенцем блюдца и чашки.

– Да куда… к Константину в ученики приехал, – осторожно отозвалась мать, ладонью разглаживая на столе клеёнку с пышными розанами. – Школу закончил, рукомеслу надо-тка учиться.

Матрёна пошла рваными красными пятнами и принуждённо засмеялась:

– А и правда, рукомеслу обучится – не пропадёт.

Хоть и ласково говорила, а глазами недобро зыркала, руки нервно двигались, переставляли без надобности вещицы на полочке. Яшка поднялся, потянулся за картузом:

– Я к дяде Косте…

– Иди, сынок, мы с Лёшей только вечером назад поедем.

Закипел самовар. Матрёна разлила чай, пододвинула тарелку с пряженцами. Мать посмотрела на румяные лепёшки и вспомнила:

– Не чутко, не собираются ли из развёрки (так она назвала развёрстку) за хлебом приехать?

– Не, не чутко… Да сейчас-то зачем ехать, ещё не жали, не молотили – брать нечего. Вот к Покрову, может, нагрянут… Ой, как я тогда испужалась, душа в пятки ушла! Мы с Иваном хлебушек-то в курятнике припрятали. Они туды и не сунулись, но всё равно боязно было. Четыре мешка забрали, а могли и больше… Коська в кузницу зерно увозил, там, грит, тоже не искали. А у вас-то как?

– Да тоже взяли… Своя мучица вышла вся, покупала… Умолота ждём. Ох дорого, хлебушек-то золотой нынче. – Мать отхлебнула из чашки, украдкой поглядывая на Лёшу, играющего с девочками в углу комнаты.

Он сводил и с усилием разводил светящиеся ладони, словно они были намагничены.

– О-о-о! – задохнулись от восторга близняшки, потянулись, прикоснулись пальчиками.

Лёшка приложил руки к больной ноге Танюшки. Ладони закололо, но он закусил губу, не одёрнул. Таня скривила ротик, скуксилась и захныкала.

– Больно? Перемогись, потерпи, – уговаривал Лёша.

И она словно поняла, зажмурилась, вцепилась ручонками в свою куклу. Резво побежали по ладошкам искры, вливалась сила в искривлённую, напряжённую пружинкой Танюшкину ногу. Лёшка растирал её, надавливая на нужные точки то в одном месте, то в другом.

– Получится, беспременно получится. Вот так, ещё чуть-чуть… – шептал он. – Ещё побегаем с тобой наперегонки. Эге?

– Эге…

Стукнула калитка, послышался обрадованный возглас.

– Никак Фенька… – Матрёна отодвинула занавеску и выглянула во двор.

В избу вошла раскрасневшаяся от солнца и ветра Феня, поздоровалась со всеми, перецеловалась.

– А я вижу: Вишенка во дворе! Гости приехали, а хозяйки нет, – улыбнулась она, обмахиваясь краем платка. – Благодать какая на улице, последние тёплые денёчки стоят.

– Отец-то где? – спросила Матрёна.

– Домой пошёл.

– Ну и я пойду, – подхватилась она. – Проводи, Феньк, а то чёрт рыжий кидается, без рук и ног оставит, ирод пучеглазый…

***

Хорошо живётся Яшке. Уже месяц работает он с Константином, постигает все тонкости кузнечного мастерства. В кожаном фартуке стоит возле полыхающего горна, такого яркого, что смотреть больно; стучит молотом по наковальне, высекает искры. Ему радостно и удивительно смотреть, как из бесформенного куска железа получается замечательная скоба или щеколда. Не чудо ли? Яшка чувствует себя самим Сварогом, богом-кузнецом.

Он получил первые деньги и гордился собой: пусть небольшие, но свои. Не дядя Костя дал, а сам заработал, вот этими мозолистыми руками. Скоро домой поедет, поможет мамке отмолотиться. Не управиться ей одной без мужика-то…

Матрёна приходила нянчить внучек, бросала на Яшку полные боли взгляды и едва заметно морщилась, но молчала. К счастью, они не так часто встречались, иначе кусок хлеба у Яшки поперёк горла бы встал.

Фенечка тоже замечала недовольную мамкину физиономию и успокаивала:

– Ты, братец Яков, не тушуйся, на маменьку мою не гляди, она завсегда любила личики делать.

– Да я и не…

– И правильно. Как я скажу – так и будет.

«Ого, характерная», – подумал Яшка. Он смотрел на близняшек, бегающих за белым котёнком, Зайкиным сыночком, и замечал, как легче стала двигаться Танюшка. Уже не так сильно выворачивала ногу и меньше хромала. Он поделился своим наблюдением с Феней, та радостно и немного испуганно согласилась:

– Я вижу… молчу – боюсь сглазить.

– Это Лёшка наверняка помог.

– Лёшенька? – округлила глаза Фенечка.

Яшка рассказал о появившемся у брата даре. Свои люди, можно.

– В ноженьки поклонюсь, – Феня вытерла глаза передником, – я завсегда знала: Лёша – особенный.

Вот и дождался Яшка молотьбы. Раньше, когда он был маленьким, жатва проходила весело, с песнями, шутками и прибаутками. Первый срезанный пучок мать обязательно обматывала вокруг пояса, чтобы не болела от работы спина, потом эту вязку по обычаю закладывала за иконы. Сжатый хлеб они убирали в снопы, а снопы – в суслоны. И когда ставили последний суслон, все громко кричали: «У нашего хозяина: стоги высоки, засеки глубоки, мякушки гладки, налитушки сладки!» И громче всех звучал голос отца. Да, весело было…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.