Тень от загородного дома

Но как же не хотелось верить, что они исчезли из квартиры! Ольга кинулась по всем дверцам и ящикам, переворошила все, везде заглянула, надеясь где-нибудь наткнуться на них. Но надежда стремительно растаяла. Ольга окончательно осознала, что ничего в квартире нет. Ее обдало жаром, охватило огнем, словно оказалась на костре. Состояние было хуже, чем в тот момент, когда обнаружила вчера, что у нее с шеи, ушей и рук исчезли все украшения. Огонь словно раскалил ее докрасна. В голове поплыл заунывный звук лопнувшей струны, будто разорвалось сердце. И Ольга завыла, завопила, заголосила отчаянно и длинно, опустившись на стул и закрыв лицо руками. Домработница, наблюдавшая за ее метаниями, не могла взять в толк, что заставило Ольгу так безысходно зареветь. Но, увидав страх в ее глазах, тоже напугалась:

– Боже мой, да что случилось-то? Скажи! На тебе лица нет, Оля! – Подошла к ней и стала гладить по спине.

Медленно приходя в себя, продолжая всхлипывать, Ольга подняла лицо. Домработница челноком слетала в кухню, принесла бумажные салфетки, положила перед нею. Ольга промокнула красные глаза. Оглянулась вокруг, потерянно глянула на домработницу, прошептала:

– Из квартиры исчезли все деньги и драгоценности.

– Да не убивайся ты так. Позвони Глебу – может, он знает, – сказала женщина первое, что пришло на ум.

Сорвавшись с места, Ольга схватила телефон, набрала номер, надрывным голосом выдохнула:

– Глеб, это ты забрал все деньги?

Занятый делами, Корозов не сразу сообразил, о чем его спросила жена, пока та не пояснила, что не нашла в комоде ни одного рубля. На секунду замешкался:

– Посмотри еще – может, ты вчера переложила их в другое место.

– Ну о чем ты говоришь, Глеб? Ты же видел вчера: я пересчитала и положила на прежнее место! И все! Больше не заходила в гостиную! – Лицо ее горело. – Открыла комод сегодня, когда собралась на работу! Денег нет, Глеб. Совсем нет!

– Я ничего не брал, Оленька. У меня на карте есть. Зачем мне наличка? – ответил озадаченно его голос.

– Я думала, вдруг тебе срочно понадобились, – обронила она, ощущая, как рушится последняя надежда, в висках стало сначала сильно стучать, а потом как будто начали бухать выстрелы. – Тогда куда они исчезли? – спросила испуганно и следом выпалила: – Все мои украшения из шкатулки тоже пропали, Глеб. Все, все! Шкатулка совсем пустая! – Ольга как будто стала захлебываться и тонуть, с трудом выдохнула, словно выпустила пузыри. – Нас что, обокрали, Глеб? Нас обворовали, да?

Точно ушатом холодной воды окатило Корозова, в сознании вспыхнуло вчерашнее происшествие, а теперь еще этот Ольгин звонок! В душе что-то оборвалось:

– Когда? Утром я заглядывал в комод, хотел напомнить тебе, чтобы не забыла взять деньги. Они были на месте.

– А украшения вчера были все в шкатулке. Я же при тебе смотрела ее и при тебе спрятала в сейф. Но сейчас шкатулка пустая, совсем пустая! Драгоценностей нет! – простонала Ольга. – Я убита, потому что ничего не понимаю, Глеб.

– Оленька, ты успокойся. Разберемся, во всем разберемся.

– Я не знаю. Я уже ничего не знаю. Приезжай, Глеб. Мне плохо, мне очень плохо, потому что все непонятно, – прошептала она.

Прежде чем сорваться с места и мчаться домой, Корозов некоторое время собирал мысли воедино. Несколько раз прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Ольга ошеломила своим сообщением. Вчерашнее происшествие с нею еще можно было попытаться как-то объяснить. Но чтобы сегодня из квартиры пропали все деньги и ее украшения, это не укладывалось в голове. Глеб терялся в предположениях. Если обокрали, то как? Что за напасть! Самому вряд ли в этом разобраться! Тут никакая логика не поможет. Сломаешь мозги, а толку не будет. И он позвонил в полицию Акламину:

– Аристарх, тут такое дело, – помолчал. – Правда, не по профилю твоего отдела. Убийства никакого нет. Но творится что-то непонятное. Нужны твои мозги. У меня заклинило, ничего объяснить не могу. Ты сможешь сейчас поехать ко мне домой? – подождал и, услыхав ответ, проговорил: – Тогда я за тобой заеду! По дороге все объясню. Чудеса какие-то происходят, Аристарх, чудеса.

– Жду, – коротко, не спрашивая ни о чем, сказал на другом конце Акламин.

В машине Корозов рассказал ему всю историю. Они сидели рядом на заднем сиденье. Глеб старался сдерживаться, но трудно было скрыть от глаз опытного опера нервозность, которая распаляла его изнутри. Аристарх был серьезен. Слушал спокойно, уставив неулыбчивые глаза в одну невидимую точку. Вид Ольги, встретившей их в дверях, был потерянным и перепуганным одновременно. Увидав Акламина, сообразила, что, вероятно, все гораздо хуже, чем она предполагала. Иначе Глеб не приехал бы с Аристархом. Значит, ее догадка о воровстве может иметь место. Вот только когда и как это могло случиться, ответа не находилось. Выслушав женщину, Аристарх прошел по квартире. Пробежал глазами по двери, окну, лоджиям, комнатам, ища следы проникновения и ограбления, но ничего найти не удалось. Между тем, исходя из своего опыта, он хорошо знал: ничто просто так не пропадает. Это значит, грабитель опытный, работает не оставляя следов. Посмотрел на Глеба, который не отходил от него, мотался возле, как маятник, сказал:

– Следов нет. У грабителя или есть ключи, или его сами впустили в квартиру!

– Ты думаешь, все-таки здесь побывал грабитель? – озадаченно напружинил мускулы Корозов.

– А ты думаешь, у денег и украшений есть ноги, чтобы самим сбежать?

– Тогда получается, что он невидимка! – Щеку Глеба дернула резкая морщина.

– Получается, что так, – согласился Аристарх, но следом добавил: – Или все-таки кто-то его видел. – Перевел глаза на Ольгу. – У кого еще есть ключи от вашей квартиры?

Она растерянно посмотрела на Глеба, потом на домработницу, взглядом говоря, что кроме них, ни у кого нет.

– Вот и давайте разбираться, – сказал Акламин и внимательно вгляделся в лицо домработницы.

Та сразу не на шутку заволновалась:

– Неужели вы думаете на меня? – На лице вспыхнули яркие пятна. – Меня видела консьержка, когда я пришла. Я добросовестно работаю в этом доме. Меня еще никто и никогда не подозревал в воровстве. Как можно? Зачем так обижать? Я на подобное не способна!

– Да нет, ну что ты, Аристарх! – вступился за нее Глеб. – Даже не думай!

– Но ведь ключами могли воспользоваться другие. В конце концов, снять с них слепки. Такое часто встречается. – Акламин продолжал смотреть на домработницу.

Она отрицательно решительно закрутила головой:

– Боже упаси кому-то дать ключи! Ни в коем случае! А без разрешения взять их некому в моей семье. Мы живем вдвоем с мужем. Сюда он даже дорогу не знает. Гости к нам не ходят. Жизнь такая – не до гостей. По крайней мере, за последние полгода никто не заглядывал. Ко всему, даже муж не знает, где ключи и от какой они квартиры. Он у меня не любопытный и не ревнивый. Ему главное – быть накормленным и наглаженным.

– Как я понимаю… – Аристарх отвернулся от домработницы и подошел к тумбочке с сейфом. Она была повернута к нему задней стенкой. Дверца сейфа открыта Ольгой. Акламин присел на корточки, внимательно посмотрел замок. Качнул головой, поднялся с корточек, проговорил: – Как я понимаю, под вопросом промежуток времени между уходом на работу Глеба и появлением домработницы.

– Получается, что так, – подтвердил Глеб.

В голове у Аристарха закрутились разные догадки. Судя по тому, что он слышал и видел, Ольга могла сама открыть дверь. После чего ее просто усыпили газовым баллончиком. Известный прием преступников, чтобы проникнуть в квартиру. Хотя здесь этот вариант спорен. Ведь шкатулка была в сейфе, закрытом на кодовый замок. Преступник не мог знать кода. А чтобы быстро открыть сейф, нужно быть хорошим медвежатником. Однако хороший медвежатник вряд ли станет размениваться на женские украшения и мараться такой суммой денег. Это не банковский сейф, чтобы взять миллионы. Отсюда все-таки наиболее приемлемая версия, что Ольга сама открыла дверь в квартиру и сама открыла сейф.

– Думаю, что с Ольгой сыграли злую шутку, – серьезно сказал Аристарх. – Попытайся вспомнить, – глянул на нее, – может, ты кому-то открывала дверь? Наверняка звонил звонок.

– Да ну что ты, Аристарх, я же не чокнутая!

– Тогда как ты объяснишь, почему после ухода Глеба опять легла спать? Глеб говорит, что ты была бодрой, когда он уходил, а домработница застала тебя спящей. Что скажешь?

Прежде чем что-то ответить, Ольга напрягла память и обессиленно выдохнула:

– Ничего не скажу. Такого никогда не было. Не знаю, как я могла лечь, когда надо было собираться на работу. Не соображу даже.

– Вспоминай! – настаивал Акламин. – Вспоминай!

Собирая в голове мысли, она как будто что-то стала припоминать. Звонок, что ли. В дверь. В ушах сейчас раздался его звон. Но больше ничего в памяти не выплывало. Словно бритвой отрезало. Она застонала, сжимая ладонью лоб. Домработница, стараясь помочь ей, смущенно заморгала и вставила несколько слов:

– Я долго звонила в дверь. Я же не знала, что Оля спала. Я думала, она там вместе с Глебом. Мне консьержка сказала, что видела, как он вернулся домой. Я поэтому и звонила. Но никто дверь не открыл. Тогда я достала свои ключи и вошла. Я удивилась, что Оля спала. Она всегда в такое время собирается на работу. А тут вдруг спит! И Глеба дома не было. А консьержка говорила, он дома.

– Что за чушь? – Глеб с недоумением возмутился. – Я не возвращался домой!

Робко моргнув на его слова, домработница осмелилась добавить:

– Оля спала очень крепко. Как убитая. Я даже не могла сразу ее разбудить, хоть из пушки стреляй!

Все это озадачило Глеба, да и Ольгу тоже. Никто из них не находил никакого объяснения. На лице у Ольги застыло, как маска, какое-то болезненное выражение. Глеб же неспокойно топтался по кухне, супился и ничего не говорил. Осмысливая услышанное, Акламин тоже молчал. Он сел за стол в кухне, положил перед собой записную книжку, но раскрывать не стал. Видимо, записывать было нечего. Все в тумане. Наконец пошевелился:

– Давай-ка, Глеб, спустимся к консьержке и поговорим с ней.

Они спустились вниз.

Консьержка проворно выглянула из своей каморки, а когда услыхала, что Акламин из полиции, выступила за двери. Утвердительно ответила на вопрос, видала ли, как Корозов возвратился домой:

– А как же? Я не слепая. Он еще улыбнулся мне. Возвратился, возвратился и больше не выходил.

Глеб медленно пошел пятнами. Всегда сдержанный, на этот раз он готов был сорваться, как с цепи. Что она городит? Сбрендила, наверно! Вякает какую-то чушь! Приснилось ей, что ли? Утверждает то, чего не было на самом деле! Да еще таким убежденным тоном, что самому впору поверить в этот бред. Так и подмывало заткнуть ей рот, но он все же повышать голос не стал. Только спросил:

– Как же тогда я снова оказался на улице и появился недавно с улицы вместе с полицейским, если, вернувшись, больше не выходил из дому?

– Да, не выходил, – ошарашенно подтвердила консьержка. – Как утром вернулся, так назад не проходил. Мимо меня никто не прошмыгнет. Я всех вижу. А как снова оказался на улице и потом пришел с улицы с полицией, не знаю. – Она, кажется, струхнула чуток, потому что потеряла нить своей убежденности. – Так ведь не выходил же, это точно! – повторила, чувствуя, что сама запуталась. – Или прошмыгнул как? – начала выдумывать, ее глаза беспокойно забегали с одного лица на другое.

Пытаясь расширить ход ее мыслей, Аристарх подтолкнул:

– А посторонних вы никого не видели? Можете вспомнить, кто входил и выходил между восемью и десятью часами утра?

– Конечно могу, я здесь всех знаю, давно работаю уже. Даже знаю, кто и во сколько каждое утро выходит.

– Тогда напишите мне список и укажите примерное время.

Консьержка вернулась в каморку, села за стол, достала из стола потрепанную тетрадь, развернула на чистом листе и стала старательно выводить карандашом. Акламин и Корозов терпеливо ждали возле открытой двери. Писала она медленно, тщательно вспоминая каждого. На каком-то этапе запнулась и беспомощно огляделась. Аристарх тут же пришел на помощь:

– Что-то не так?

– Все так. Только вот Андрей Андреевич сегодня что-то не выходил, как обычно. Маргарита Петровна не выходила, и Анна Павловна не выходила. А уж эти трое всегда заглянут ко мне и спросят о здоровье. А сегодня их не было.

– В каких квартирах они живут? Вероятно, заболели, я зайду узнаю.

Консьержка охотно назвала номера квартир. Дождавшись полного списка, Аристарх взял его, и они с Глебом отошли от каморки. Отправив Корозова к жене, Акламин прошел по указанным квартирам. И получил ответ, что Андрей Андреевич, Маргарита Петровна и Анна Павловна ушли на работу, как обычно. Получалось, что они проходили мимо консьержки, но она не заметила их. Как же так? Ведь она утверждала, что видит каждого. Однако вот этих троих пропустила мимо глаз, и в то же время видела, как возвращался Корозов. Нестыковки явные. Или консьержка мутит воду, или вода замутнена помимо нее. Вернувшись в отдел, Аристарх направил опера к этим людям на работу. Тот к вечеру принес информацию, что Анна Павловна, уходя утром, заглянула, как обычно, к консьержке, но та спала в кресле. Анна Павловна решила, что та вздремнула, потому что приболела, и спросила о здоровье. Но консьержка так крепко спала, что даже не пошевелилась. Дышала ровно и глубоко. Анна Павловна будить не стала, прикрыла дверь и пошла дальше. Примерно такой же ответ дали и двое других жильцов, утверждая, что видели консьержку спящей. В свою очередь, та была немало удивлена, что ее видели спящей. Уж чего-чего, а чтобы она спала на рабочем месте – это исключено совершенно! Консьержка категорически отрицала подобное. Между тем жильцы дома стояли на своем:

– Что же я, по-вашему, собственным глазам не должна верить? – говорила Анна Павловна.

– Спала, да еще как крепко! – отрезала Маргарита Петровна.

– Я, вообще-то, человек непьющий, чтобы мне что-то мерещилось! – усмехался Андрей Андреевич.

Было над чем Акламину поразмыслить. Выходило, что, увидав Корозова, консьержка уснула. И, по утверждению жильцов, спала крепким сном. Но по словам домработницы, Ольга тоже спала как убитая. Аристарх связался с операми, занимающимися уличными и квартирными кражами. Ему показали несколько заявлений от граждан, которых обокрали. Все заявления были написаны, как под копирку. Пострадавшие вдруг обнаруживали, что у них исчезали в квартире или прямо на улице деньги и украшения. Опера, занимавшиеся этими кражами, разводили руками. Преступники не оставляли следов. Зацепиться не за что. Однако были убеждены, что преступления совершались под воздействием сильного гипноза, с помощью которого обворовывали жертву, а потом усыпляли, стирая все из памяти. Под эту раздачу попала и Ольга. Причем с нею произошло дважды. Определенно, на нее специально охотились. Итак, все, кажется, стало проясняться, вставать на свои места. Оставалось только поймать преступников. Но это как раз было самым трудным. Об этом через пару дней Аристарх сказал Глебу. Обескуражил его. Но одновременно и разозлил. Глеб сидел в кабинете Акламина на скрипучем стуле и недовольно ерзал:

– И что же теперь ждать, когда преступник снова обворует?

– Не думаю, что третий раз он появится возле Ольги, – не глуп же он настолько. Он либо на время заляжет на дно, либо, если он залетный, переместится в другой город. Раскрывать такие преступления непросто и нелегко! – Неулыбчивое лицо Аристарха хмурилось.

– Ну спасибо, Аристарх, помог! – сорвалось с языка у Глеба. – Полиция разводит руками! Здорово! Мне теперь что, самому искать его? Да если бы все было легко и просто, Аристарх, тогда зачем бы нужна была полиция? Да что тебе говорить, ты и сам знаешь лучше меня! – Стул под Корозовым задвигался и заскрипел. – У тебя хотя бы мысли какие-то на этот счет есть?

Дождавшись, когда Глеб затихнет, Акламин сказал:

– Мысли, конечно, есть. Я хочу найти этого преступника. Не могу же я бросить подругу моей жены в беде. Мне жена всю шею перепилит за Ольгу, если не найду вора. Ты сам-то как реагируешь на гипноз?

– Для меня он что укус комара! – отмахнулся и поморщился Глеб. – Не берет! А почему ты спрашиваешь – думаешь, что и со мной попытаются проделать подобное? С чего бы это? Не думаю, чтобы у вора все внимание было сконцентрировано на нас двоих. Неужели мы с Ольгой этому преступнику как кость в горле? Я надеюсь, поживился и унес ноги.

Уловив насмешку в голосе Корозова, Аристарх никак не отреагировал, по-прежнему остался спокойным и серьезным:

– Как знать, Глеб, может быть, ты как раз и есть такая кость, просто воздействуют на тебя через Ольгу.

– Послушай, Аристарх, со мной уже было немало приключений, что в новые я не хочу верить! Вряд ли я какому-то гипнотизеру перешел дорогу! С Ольгой, я думаю, чистый случай в торговом центре. Увидал дорогие украшения и сработал. Спонтанно, как цыгане. Шел мимо, увидал, грабанул. Ну а потом проследил до дома, надеясь взять хороший куш в квартире. Случайность, случайность. А вот за Риммой определенно кто-то охотится. Гипнотизер или нет, но убить ее точно хотел. И приплетать сейчас ко мне гипнотизера – это скорее из области фантастики! – Глеб качнулся на стуле, слыша его скрип. – Ты бы лучше стул заменил, а то скрипит, на нервы действует! Вдобавок скажу, что работает какая-то шушера. Залезли в квартиру, забрали деньги и золото. Мелкая шантрапа! Нет, твоя версия не выдерживает критики, Аристарх.

Сцепив пальцы рук, положив их на стол перед собой, Акламин сделал паузу. Он как будто не слышал рассуждений Глеба, был занят собственными мыслями и словно уже отрабатывал версию. Расстегнул пуговицы пиджака, поправил ворот рубахи, цепко удержал взглядом глаза Корозова, прежде чем произнести:

– Обычно преступники не возвращаются на одно и то же место, но с Ольгой случай другой. Тут возможны два предположения: либо преступник чрезвычайно уверен в себе, либо он действительно затеял игру с тобой. Постарайся серьезно воспринять мою информацию. Если в банки тобой даны доверенности на Ольгу с правом получения денег по ее подписи, то немедленно все аннулируй! Подумай, где еще может быть слабое место, и прикрой его! Сделай это оперативно, потому что ты не можешь постоянно находиться рядом с женой, а преступник, если он следит за тобой, этим обязательно воспользуется. Он все сначала фиксирует, а уже потом планирует свои действия. Картина пока что непонятна, а следовательно, надо быть начеку. Не расслабляйся. Поручи Исаю приставить к Ольге надежную охрану. Да и сам не зевай!

Возвращался от Акламина Глеб в невеселом настроении. Версия Аристарха насторожила. И верилось, и не верилось в нее. Но все-таки к совету оперативника прислушался. И сделал все оперативно.

4

Подъехав к больнице, где, кстати, лежала Римма, Велинская остановила машину на парковке, осмотрелась, вылезла из салона. Одернула пальцами легкое цветное платье, обмахнула бумажной салфеткой красивые босоножки, скомкала салфетку и бросила под ноги. Пискнула сигнализацией, направилась к центральному входу. Шла уверенно, будто бывала тут не один раз и знала каждый уголок. День был хороший. Теплый, светлый. Живи да радуйся. В такую погоду лежать в больнице даже как-то стремно. Хочется бежать по мягкой траве голыми ногами и целоваться с солнцем. Набросив на себя белый халат, Дарья беспрепятственно поднялась в хирургическое отделение, подошла к двери заведующего. Несколько раз подергала за ручку, но дверь не открылась. Оглянулась кругом. Коридор был широкий, чистый, окна открыты, воздуху много. Двери в палаты тоже открыты. Пациенты прохаживались по коридору. Велинская заметила за выступом стены стол дежурной медсестры. Та встала из-за него и направилась в какую-то палату. Дарья догнала ее, спросила про заведующего. Ответ медсестры обескуражил. Та, с добрым белым лицом без загара, спокойными движениями, неопределенно пожала плечами, вежливо сообщила:

– Заведующего сегодня не будет. Он отсутствует уже второй день по неизвестным мне причинам.

Озабоченно Дарья свела брови над переносицей. Поворот неожиданный. Между тем не растерялась. Спросила у медсестры:

– Ты знаешь его домашний адрес?

Медсестра посмотрела с удивлением. Сам вопрос ей показался странным, и обращение – вызывающим. Развела руками и тактично ответила:

– Обратитесь, пожалуйста, к Алевтине Ивановне. Это врач, которая сегодня вместо заведующего.

Поймав взглядом глаза медсестры, Велинская впилась в них, притянула, пальцами коснулась ее плеча, подчиняя девушку своей воле:

– Дай мне его домашний адрес!

– Адрес записан в нашем журнале, – подалась к ней медсестра.

– Посмотри, – подтолкнула к столу.

Как ручная, девушка направилась к своему рабочему месту, вытащила из ящика стола журнал, полистала. Нашла адрес, телефон, прочитала. Дарья запомнила. Легонько дотронулась до ее руки:

– Сядь на свое место. Посиди пять минут. Забудь, что видела меня и разговаривала со мной!

Медсестра опустилась на стул, а Велинская проворно пошла к выходу из отделения. Проходя по коридору мимо одной из палат с открытой дверью, она повернула голову и увидала в дверном проеме Римму. Вздрогнула, приостановилась. Римма тоже замерла. Их взгляды схлестнулись, уперлись друг в друга, сцепились и словно окаменели. Лица изменились, моментально исказились исступлением. Все вокруг перестало для них существовать. Были лишь они двое и никого больше. То, что узрели друг в друге, нельзя было выразить словами, мимикой или жестами. Это, как в зеркалах, отражалось только в их глазах, шло откуда-то из глубин расширенных зрачков. Казалось, что каждая хотела взять верх над другой. Но Дарья мгновенно учуяла, а возможно, уже знала, что не может подчинить себе Римму. Ее гипноз не производил никакого воздействия на ту. И Велинская резко отвернулась, оторвав свой взгляд от глаз Риммы. Ну а взгляд Дригорович, точно потеряв опору, рухнул вниз. Дарья двинулась дальше, а Римма подняла глаза и посмотрела ей в спину. Взирала до тех пор, пока та не скрылась за углом. После этого вернулась в палату и плотно прикрыла за собой дверь. Проворно сбежав вниз по ступеням лестничных маршей, Велинская сорвала с себя белый халат, оставшись в коротком цветном платье, выскочила на улицу. Здесь остановилась и отдышалась. Была в возбужденном состоянии. И даже не просто в возбуждении, а чувствовала усталость, будто только что без отдыха занималась тяжелым физическим трудом.

Отойдя от дверей к стене, прислонилась к ней спиной, присев на корточки и закрыв глаза. Кто-то, проходя мимо, спросил:

– Девушка, вам плохо, вам помочь?

Но она не слышала вопрос. В эту минуту она ничего не слышала. Уши словно заложило, в них стоял густой тягучий звон. Приоткрыв глаза, наткнулась на склоненное над собой лицо. Сделала усилие, чтобы улыбнуться, и покрутила головой, дескать, все хорошо, ничего не нужно. От нее отступили, и она стала ощущать, как медленно возвращаются полный слух и силы. Наконец поднялась на ноги и направилась к машине. Шла трудно, будто каждая нога весила по тонне. Подойдя к машине, долго искала ключи в своей сумочке, прежде чем открыть двери. Опустившись на сиденье, откинула голову на подголовник и затихла. Некоторое время сидела без движения, потом захлопнула дверь, вставила ключ в замок зажигания и завела мотор. Посмотрела на время и нажала на педаль газа.

Заведующий отделением жил не очень далеко от больницы – буквально через десять минут Велинская подъехала к его дому, припарковалась на углу и достала телефон. Долго никто не отвечал. Дарья уже хотела отключиться, как вдруг длинные гудки прервались и раздался веселый женский голос:

– Да, я вас слушаю.

Не ожидая услышать женский голос, Дарья запнулась, прежде чем произнести первую фразу:

– Я правильно попала? Это квартира Ганилевского?

– Да, это его квартира, – ответил все тот же звонкий веселый голос.

Секунду помолчав, подумав, как построить следующую фразу, Велинская отбросила всякие церемонии:

– Валентина можно к телефону?

– Можно, а кто его спрашивает? – прозвенел женский голос.

По мнению Велинской, вопрос был неуместным. С какой стати она должна представляться неизвестно кому? Хотя понимала, что, сделав звонок, должна себя назвать. Раздраженно, неожиданно для себя, произнесла:

– Его невеста!

– Кто? – В ответ последовала продолжительная пауза, после которой веселый голос как-то надтреснул. – Повторите.

В этот миг Дарье понравилось, что своим ответом она выбила из седла девушку, говорившую по телефону. Она не могла себе объяснить, чем ей это понравилось, но почувствовала, как по телу разлились тепло и удовлетворение:

– Повторяю! Его невеста!

Опять в ответ последовала пауза, и Дарья услыхала, как уже несколько растерянный голос позвал:

– Валентин, тебя к телефону!

Было не слышно, что сказал Ганилевский, но Дарья догадалась, что тот спрашивал, кто звонит. Она различила, как женский голос обронил, и Дарье понравилась оторопь в этом голосе без звучавшей недавно веселости и безмятежности: