скачать книгу бесплатно
– Губошлепом я оказался, Катюша, причем полнейшим. Противно на себя в зеркало смотреть. – Собственное отражение показалось ему идиотским, и он раздраженно отвернулся.
С Магдалиной же после ресторана произошло вовсе не то, что предположил Пантарчук.
Выйдя на крыльцо, рассеял взгляд по прохожим и вздрогнул, как от удара током. Глаза выхватили девушку. Спина, светлые волосы, плечи, длинные ноги, высокий каблук, бедра, походка притянули как магнитом и не отпускали. В памяти что-то колыхнулось, изнутри обдало жаром. На миг почудилась нечто знакомое в девушке, как будто он готов был узнать ее. Ноги сами понесли по следу. По чужому городу. По шумным улицам и дворам. Мимо неприветливых построек и незнакомых людей. Он спешил за девушкой, захлебываясь безвкусным воздухом.
В памяти зияла дыра, парень хотел быстрее заполнить ее, чтоб не тянуло холодом и безысходностью, как из пропасти. Мозг не находил главного ответа. Но если собственный мозг отказывал, думал Василий, то наверняка должны найтись люди, которые знают, кто он такой. А вдруг эта девушка обернется и увидит знакомое лицо? И станет для него спасительной соломинкой.
Но девушка стремительно прыгнула в такси. Парень заметался. Припустил по тротуару вдогонку, сбивая прохожих. Отстал, потерял из виду. Дикое опустошение сдавило сердце. Надежда рухнула. Он отдышался, уныло опустил плечи и голову, поплелся невесть куда.
Долго блуждал по улицам.
Наступил вечер. Тело нагрузилось усталостью. А мысли вернулись к Пантарчуку. Больше в этом городе Магдалина никого не знал.
А раньше этого, за пять минут до того, как Пантарчук с парнем подъехал к ресторану, свое авто неподалеку припарковала девушка. Отодвинула назад сиденье, переобула туфли и осмотрелась сквозь тонированные стекла. Увидала, как подкатил автомобиль Петра и как двое вылезли из салона. Сразу замерла и притаилась, покамест Пантарчук и Василий не вошли в ресторан. Лишь после слегка расслабилась и сжала губы. Она узнала Василия. И что-то начала прокручивать в голове.
Потом выпорхнула в толпу пешеходов и стала прохаживаться по тротуару. Короткая юбка, топ до пупка, вьющиеся волосы, небольшие уши. Внешность броская, привлекала взгляды мужчин.
Не обрадовалась, когда Магдалина кинулся следом за нею, сделала все, чтобы оторваться и скрыться.
Такси привезло ее в какой-то двор, куда она машинально ткнула пальцем. Огляделась: слева несколько подъездов с облезлыми металлическими дверями, справа палисадник, заросший деревьями и травой. Не считая, сунула таксисту деньги. Выскочила из такси и метнулась к ближайшему подъезду. Забежала, выхватила из сумочки телефон:
– Блохин? Это Зовалевская. – Голос был нервным. – Дуй с Саранчаевым ко мне. Улица Революции, дом номер, да черт его знает, какой номер, он рядом с церквушкой, в нем магазин «Магнит». Найдешь. – Поднялась на площадку между первым и вторым этажами и сощурилась, глядя в окно. Выхватила из пачки сигарету, закурила. Потом бросила окурок на подоконник.
Выскользнула из подъезда, когда во двор въехал знакомый автомобиль. Прыгнула на заднее сиденье. Блохин – за рулем, рядом – Саранчаев. Он вывернул голову назад, облизнулся, заглядывая под короткую юбку девушки.
– Тринадцатый номер появился в городе, – объявила она резко и раздраженно дернула за ухо Саранчаева. – Не туда таращишься! – крикнула и продолжила. – Я наткнулась на него у ресторана. Нарочно пробежалась по тротуару, крутнулась перед ним. Решила проверить, помнит ли меня. И он, кажется, узнал, увязался следом. Не могу прийти в себя. – Задергала дамскую сумочку в поисках пачки с сигаретами. Блохин расторопно протянул ей свои и чиркнул зажигалкой. Она затянулась, выдохнула дым и нервно произнесла: – Бред какой-то. Этого никак не должно было произойти. Он не должен никого узнавать. Его мозг чист от прошлого, как белый лист. Не понимаю. Неужели с Тринадцатым облом? Вы, бараны, ничего не напортачили во время перевозки? – спросила, повышая голос.
Блохин вытянул вперед толстые губы:
– Обижаешь, мать. На чем портачить? – щелкнул пальцами по рулю. Наше дело телячье: погрузили, вывезли за город, выгрузили. Как приказано. По правде, думали, концы отдал, а он живучий оказался. – Блохин говорил неохотно, перед глазами до сих пор стоял ночной призрак, а по телу пробегал жутковатый мороз.
Саранчаев потер ухо, опять украдкой заглянул Зовалевской под юбку. Хрюкнул и дернулся, вспомнив о происшествии на темной дороге. Отвернулся, засопел:
– Может, стоило притюкнуть его? И все было бы шито-крыто.
Зовалевская вжалась в спинку сиденья, посмотрела недобро:
– Если б он при транспортировке отдал концы, от вас теперь только пшик остался бы! – Она с негодованием раздула ноздри. – Еще раз подгребем его и повторим сеанс. Он у ресторатора Пантарчука. Дуйте в ресторан на Красноармейском проспекте. Рядом припаркована моя машина, вот ключи, пригоните. – Бросила ключи в раскрытую ладонь Блохина. – Не теряйте время! – Распахнула дверцу и выпрыгнула вон.
Позже подъехала на такси к высокому зданию на проспекте Ленина, над центральным входом красовалась вывеска: «Центр бизнеса и торговли». На лифте поднялась на этаж. По длинному коридору прошла к нужной двери, привычно толкнула. Помещение не ахти какое, уставлено стеллажами, на которых сплошь натыканы коробки с товаром. Против окна два стола, молоденькие девушки за компьютерами, покупатели топчутся в узком пространстве между стеллажами.
Зовалевская протиснулась к внутренней двери в стене. Вошла в небольшой зашторенный полутемный кабинет с черным письменным столом, черным креслом, черным шкафом, черной вешалкой и черными стульями. На серой стене напротив входной двери – картина в черной раме, выполненная в красно-кровавых тонах. На первый взгляд – абстракция. Но всякий раз, когда Зовалевская пыталась рассмотреть ее, по телу пробегала дрожь и трепетала душа.
На столе – стопки бумаг, большой письменный прибор, вычурные настольные часы со статуэткой пляшущего чертика, плоский ноутбук.
Навстречу девушке из-за стола поднялся мужчина средних лет. В черной тонкой рубахе со стоячим воротом и подвернутыми рукавами, в черных брюках. Густая седина на висках придавала его облику некоторый шарм. Он взял Зовалевскую за плечи и слегка чмокнул в губы. Ростом он был чуть выше нее. Спортивного сложения, с плоским животом, сильными плечами, прямым носом, рельефными губами и цепким быстрым взглядом.
Она опустилась на стул с резным изображением пляшущего чертика на спинке. Короткая юбка поднялась до бедер, обнажив красивые ноги. Достала из дамской сумочки пачку с сигаретами, но вытащить сигарету не успела. Хозяин кабинета, не церемонясь, выдернул из ее ладони пачку и бросил на столешницу. Затем придвинул стул для себя, присел, всмотрелся в лицо девушки, молча погладил ухоженными пальцами ее красивые колени.
Зовалевская подалась вперед, вздохнула с сожалением, что не удалось закурить, и принялась рассказывать о случившемся. Рассказывала подробно до мельчайших деталей, зная, что краткое изложение вызовет дополнительные вопросы и неминуемое недовольство собеседника. Закончив, развела руками:
– Вот такие новости, Вениамин. Паршивые.
Вениамин Вяземский продолжительное время не отрывал взгляда от Зовалевской, как бы заглядывал в ее нутро и заново изучал, хотя давно уже знал наизусть каждую клеточку ее тела. Потом откачнулся к резной спинке, чуть вытянул шею и отрицательно покрутил головой:
– Нет, не мог он тебя узнать. Исключено. Просто обжегся взглядом о красивую куколку, красота всегда приковывает. – Вяземский снова слегка погладил ее ноги, словно подтверждал сказанное. – Любой человек привержен существующему в подсознании образу. Могут быть разные модификации, но идеал остается постоянным. Ты нравилась Тринадцатому номеру, вот и вся разгадка. Встретилась бы ему похожая на тебя, он увязался б за нею. Человек притирается к условиям, но не может условия подогнать под себя. Лишь тешится иллюзиями, что способен переделать природу. Глупость, ерунда. Человеку это не по силам. Мы ведь тоже не изобретаем ничего, мы просто используем природу, как шпаргалку.
Зовалевская зашевелилась на мягком сиденье, оторвала от него зад, приподнялась и потянулась за пачкой с сигаретами. Но Вяземский отодвинул пачку в сторону. Рука девушки очертила в воздухе полукруг, и тело вновь провалилось в мякоть стула.
– С Блохиным и Саранчаевым ты на сей раз поторопилась, – сказал неодобрительно, встал, поглядел с высоты своего роста. – Не тебе и не мне решать такие вопросы. Надо было не пороть горячку, а сначала связаться со мной. – Взял сигареты, повертел в руке и протянул ей. – Но отменять твое решение не стану. Может быть, перепроверить не мешает.
Зовалевская схватила пачку, поспешно выдернула сигарету и прикурила. Втянула табачный дым и зашлась от удовольствия.
– Впредь будь умнее! – жестко потребовал Вяземский, морщась от дыма. – Занимайся своим делом и не смей вылезать за рамки! Любое выплескивание через край приближает человека к животному. А животное должно содержаться в клетке или стойле!
Его слова заставили девушку вздрогнуть. Она выдохнула дым, неловко скомкала в кулаке сигарету, обожгла ладонь, заерзала на стуле, как будто под нею разожгли костер:
– Прости, Вениамин, – попросила сдавленно. – Я просто переполошилась сдуру.
– Никотин, как и алкоголь, разрушает мозг, – усмехнулся Вяземский. – Со стороны особенно заметно. Подумай над этим на досуге, – резко убрал придвинутый стул и вернулся за стол.
Глава пятая
Нападение
Потеряв Зовалевскую, Магдалина изрядно устал от бессмысленного блуждания по улицам и переулкам. И на ночь устроился на деревянном диване в небольшом дворике. Спал отвратительно, было жестко и неудобно. В мозгах даже во сне заваривалась какая-то каша, и ее невозможно было расхлебать. Голова гудела. Странными вспышками изредка возникала фигура девушки и выплывало лицо Пантарчука. Василий часто просыпался, вскакивал и топтался вокруг дивана.
Тусклый фонарь у подъезда рассеивал блеклый свет. Темные окна пятиэтажного дома спали, как и жители в квартирах. Магдалина смотрел на окна, на фонарь, зевал, снова ложился и забывался.
А утром, проснувшись, отправился искать Пантарчука. Известно, что язык до Киева доведет. Так и случилось. К середине дня Магдалина притопал к ресторану.
На парковке увидал автомобиль Петра с водителем внутри. И совсем не обратил внимания на машину, в которой поджидали его лениво дремавшие Блохин и Саранчаев. Они чуть не прозевали, всполошились, когда тот начал подниматься по ступеням. Кубарем выкатились из салона, метнулись за ним. Вцепились, выкрутили ему руки.
Водитель Пантарчука оторопел от неожиданности: происходящее привело в крайнее недоумение. Он машинально выпрыгнул на выручку Магдалине, занес кулак над Блохиным.
Но вдруг животом наткнулся на ствол пистолета. Растерялся и застыл.
– Тихо, – процедил с угрозой Блохин, бесцветное лицо с бесцветным взглядом вызверилось. – Свинцом набью брюхо!
Водитель попятился, глазами ловил черный костюм и красную рубаху охранника ресторана, возникшего в дверях.
Блохин рукояткой саданул водителя в лоб, вырубил. Взял на мушку охранника, прорычал угрожающе.
Саранчаев в это время стволом своего пистолета втолкнул в машину Магдалину и втиснулся сам. Блохин бросил охранника и нырнул за руль. Мотор взревел.
Охранник с опозданием выхватил оружие и пальнул по колесам. Засвистел воздух. Автомобиль, сорвавшись с места, просел набок, прокатился на дисках, остановился. Саранчаев навалился на Магдалину, тыкал стволом в лицо и картаво захлебывался матом.
Магдалина сжался. Его память не воспроизводила голоса и лица Саранчаева, но монотонный грубый рык Блохина оживлял мозг. В какую-то секунду померещилось, что он уже слышал этот топорный звук. Из густого тумана памяти вылепилась свирепая физиономия с вытянутыми вперед губами. И схлынула, как сон.
К машине бежала охрана ресторана.
Блохин и Саранчаев затравленно переглянулись. Бросили Магдалину и кинулись наутек, в гущу прохожих. Оба были в бешенстве, что дали маху. Хрипели и рычали, уходя прыжками от преследователей. Прохожие шарахались. Блохин несся впереди, Саранчаев едва поспевал за ним. С центральной улицы метнулись во дворы. Задыхаясь, юркнули за мусорные ящики между домами, затаились. Преследователи проскочили мимо. Саранчаев и Блохин понеслись в другую сторону.
Магдалина выкарабкался из автомобиля, и тут его оглушил возмущенный крик оклемавшегося водителя:
– Кто ты такой, черт побери?! Бандюган какой-то! – Желтая рубаха водителя на животе была в пятнах тротуарной грязи. – Твои приятели – уголовники отпетые! Чего глаза вытаращил? Лучше б дружки тебя завалили и – никаких проблем, а так – одна морока с тобой! – Он хватался за вспухший рассеченный лоб, ощущая ноющую резь.
Чуть позже Пантарчук всматривался в лицо Магдалины с непонятным чувством: вчерашние события приводили в замешательство, но сегодняшние вообще выбивали из равновесия. Тут уже без полиции не обойтись. Чуть прохожих не перебили. Охранник, дурило пустоголовое, стрельбу в гуще людей учинил. Хотя, может, и прав был, тут как посмотреть на это. Василия все-таки выдернули из лап невесть кого.
Магдалину покормили, и Пантарчук снова позвонил Константину Грушинину. Тот выслушал и пообещал подъехать.
Через час в кабинете директора ресторана Грушинин и Василий пытливо всматривались друг в друга. Один – на стуле за столом, другой – на стуле возле стола. Перед Грушининым лежала записная книжка и авторучка. Памятуя о вчерашнем разговоре с Пантарчуком, он сразу же задал вопрос о девушке. И поставил Магдалину в тупик. Тот заволновался, растерянность и досада расширили зрачки. Пропала девушка, и больше нечего сказать. Видел только голову, спину и ноги. Пожал плечами, поджался и вдруг неожиданно вскочил, напрягся и не очень уверенно произнес, что попытался бы нарисовать ее портрет. Да, лица не видел, но ему почему-то кажется, он знает его, оно словно маячит перед глазами.
Все было странно. Грушинин недоверчиво улыбнулся: на идиота этот Василий вроде бы не похож, а языком метет полную чушь. Нарисовать портрет, не видя лица. Явно изворачивается, по всему что-то скрывает. Константин попробовал поймать Магдалину на обмане, вразнобой засыпал разными вопросами. Ан ничего из этого не получилось.
Василий так и не ответил на вопрос, кто на него напал. Лишь не переставая тер пальцами лоб, как бы желал стереть из памяти туманный налет. Но только вызывал ломоту в висках.
Все потуги ни к чему не приводили, и он снова сел и обессиленно обмяк на стуле. Было стыдно за себя. Голова пухла от жуткой пустоты в мозгах.
Из всей путаницы ответов Василия у Грушинина проступала пока только одна версия. Он интуитивно связал нападение на Магдалину с девушкой. Придвинул к Магдалине лист бумаги и усмешливо протянул авторучку:
– Рисуйте.
Но Василий перебрался за компьютер, его пальцы забегали по клавишам. Однако очень быстро их бег остановился, взгляд Магдалины потух, ибо в компьютере не оказалось нужной программы.
Тогда Грушинин решил отвезти Василия в полицию. Там очень быстро сделали фоторобот. Магдалина обрадовался, именно это женское лицо блуждало в памяти. Но больше объяснить ничего не смог, сколько бы не морщинил лоб и не сжимал виски. Константин пролистал архив собственной памяти, но подобного лица из криминальных дел прошлого в сознании не всплыло. Уточнил у Василия:
– Уверен, что лицо именно той девушки?
– Нет, – ответил Василий. – Но мне так кажется. Почему-то оно тревожит меня.
Грушинин внутренне поежился. Столько времени – коту под хвост. Вот загадка из пяти неизвестных. Вечно попадаешь в цейтнот как в вакуум. Мало ли чье лицо может тревожить, не факт, что оно станет ниточкой, за какую можно потянуть и распутать клубок. Все вилами на воде писано. Это лицо на фотороботе вообще может не иметь никакого отношения к предмету поиска.
Константин сомневался, что не буксует на месте. Попросил у Магдалины приметы напавших на него. И получил фотороботы на Блохина и Саранчаева. Вдобавок Василий вспомнил интонации голоса Блохина и картавость Саранчаева. Грушинин был доволен: мелочи нередко имели определяющее значение.
Через пару часов водитель Пантарчука и охранник подтвердили идентичность фотороботов. И тогда же выяснилось, что автомобиль был в угоне.
Вечером после работы Грушинин подошел к автобусной остановке. Неопределенность с Магдалиной мотала душу. Информации было мало. Вся история не обещала быстрых результатов. Скорее маячила новым висяком. Константин задумался и не заметил очередной автолайн, лишь встрепенулся, когда с шумом на остановку выплеснулась толпа пассажиров.
Глава шестая
Мозги и души
Из толпы вывалились два расхристанных пьяных парня. Одежда мятая, волосы торчком, рубахи нараспашку, обувь грязная, лица небритые.
Тощий что-то по-петушиному кукарекнул своему приятелю с красноносым лицом. И пьяные ноги непроизвольно понесли парней на Константина, с трудом удерживая в вертикальном положении. Наткнувшись на Грушинина, застопорились, обнялись, невнятно бубня и икая. Константину в нос ударило перегаром, он поморщился, обошел их и шагнул в автолайн.
И дальше не видел, как пьяные сомкнулись лбами, держась друг за друга, как долго топтались на месте, как стали шарить по карманам изжеванных штанов, выскребая мелочь и ссыпая на ладонь красноносому. На последний пузырек. Тупо считали, сбиваясь и споря. И снова рылись в карманах. Тощий вытянул последнюю скомканную купюру. И все равно не хватало десяти рублей.
Он цапнул за руку прохожего, хрипло прокукарекал просьбу: одолжить. Но человек брезгливо оттолкнул тощего и шарахнулся вон. Пьяные вяло обнялись, постояли, оторвались друг от друга и, шатаясь, поплелись по тротуару. Потом уткнулись в крашеную стену многоэтажного здания, матерясь и досадуя на нехватку денег.
– Сколько нужно? – вдруг раздалось сзади них.
– Десять! – машинально буркнул красноносый, оттолкнулся от стены и косо повел глазами.
Увидал Прондопула. У того в раскрытой ладони лежала купюра в пятьдесят рублей. У красноносого потекла слюна. Он жадно схватил купюру и почувствовал, как хмель мгновенно стал улетучиваться из головы, а по спине побежал мороз. Скрючился от пронизывающего взгляда, выпучил белки глаз, но деньги из пальцев не выпустил. Тощий тоже начал трезветь.
– Ты артист, что ли? Фокусник? – Красноносый сжал купюру. – В бабочке.
– Спецодежда, – коротко бросил Прондопул.
Тощего на минуту пробила зависть: хорошая работенка, коль такой спецовкой разжился. Отрезвление действовало угнетающе, хотелось вернуться в пьяную очумелость, чтобы в мозгах продолжала бродить хмельная дурь. Ткнул в бок приятелю, дескать, проси еще на одну бутылку. Но у красноносого в голове заелозила трезвая мысль не попрошайничать, а продать Прондопулу часы. Он выпятил грудь и протянул архидему запястье с часами, предлагая купить. Но Прондопул даже не глянул на них. Тогда красноносый принялся навязываться, уверяя, что часы точны до секунды. Однако Прондопул оборвал, заметив, что часы на две с половиной секунды отстают. Слюнявый рот красноносого раскрылся, тупой грязный палец поскреб по циферблату, и парень начал предлагать архидему все подряд, что возникало в мозгах. Отчаявшись, пыхнул:
– Да купи ты хоть что-нибудь. Недорого возьму.
– Твои мозги, – сказал Прондопул.
– Мозги что надо! – Красноносый стукнул себя по лбу. – Любую работу сварганю за бабки! Говори, что смастерить? – Он явно не понял, чего хотел от него Прондопул.
Взгляд архидема сковал тело красноносого и он ощутил, как в голове полушария перевернулись с боку на бок, потом набухли, точно тесто на дрожжах, затем сжались до голубиного яйца.
– Твой мозг атрофирован, – изрек архидем, как отрубил, словно перед этим покопался в черепе парня.
– Не балаболь чушь, – противился красноносый. – Я не дурак. У меня высшее образование, – похвастал. – Я запросто мог стать профессором. – Глянул на тощего. – А чем черт не шутит? – Красноносый осклабился.
Тощий закивал и тоже прокукарекал:
– Да, да, чем черт не шутит.
Взгляд Прондопула вогнал приятелей в дрожь:
– Черт никогда ничем не шутит, – сказал недовольно. – Черт не клоун в цирке.
Тощий поджался, хихикнул и вопросительно снова кукарекнул:
– Ты с ним знаком, что ли? – И тут внезапно его язык прилип к верхнему нёбу, а из раскрытого рта вместо слов разнесся петушиный хрип.
– Я с ними со всеми знаком, – спокойно подтвердил архидем. – Ты тоже скоро познакомишься.
А красноносый вдруг обнаружил, что не в силах оторвать ноги от асфальта. Бросил взгляд книзу и ошалел: ног не было, торчало только туловище. Висело в воздухе. Красноносый покосился на тощего и ополоумел окончательно. На месте приятеля в воздухе маячил белый скелет, щелкая скулами черепа. Красноносого пробило жаром, кажется, допился до ручки. Зажмурился и забарабанил зубами:
– Никаких чертей нет! Не бывает! Никого не бывает! Как говорится: ни богу – свечка, ни черту – кочерга! И ты мозги не пудри, фокусник!
Сбоку скелет тощего задвигал костями.
Красноносый по-прежнему не видел своих ног. Не мог взять в толк, как теперь передвигаться, не висеть же всю жизнь в воздухе на одном месте. Видел только, как шарахались в стороны прохожие и качались, будто корабли на волнах, автомобили на дороге. Попытался развернуть туловище, и к великой радости это получилось. Ноги под ним ожили и затоптались по асфальту. А скелет приятеля проявился в виде глупейшей физиономии и худосочного туловища собутыльника. Красноносый вздохнул с облегчением. Нет, точно, с питьем надо завязывать, иначе крыша уже поехала.
Прондопул взглядом потянул красноносого влево, тот переместился на три шага. И в следующий миг на то место, где он только что топтался, жахнул с кровли кирпич. А чей-то голос сверху запоздало пискляво предупредил, чтобы внизу побереглись. Опоздал на две с половиной секунды. Архидем заметил:
