ПутешестВеник, или С приветом по Тибетам

Хотел организовать офис под одной крышей со своим родовым гнездом и ходить на работу в тапочках, но потом ему подвернулось офисное здание в портовой зоне. Отдали его ему за копейки, так как балансовую стоимость никто не удосужился пересчитать с цен развитого социализма. Главное, здание добротное, кирпичное. Какая никакая, а общая с портовыми властями, охраняемая зона с проходной. Далековато от делового центра, но Макар и не любил светиться. Многих своих знакомых, по дикому бизнесу 90-х, он уже проводил в последний путь.

Так и получилось, что он дал своей «деревяшке» вторую жизнь. Дерево оказалось неплохим и сруб не гнил. Обшить внутри и снаружи, облагородить дом, было делом техники. Так и появилась на окраине города усадьба, с теремом и четырёхметровым забором.

А гости по достоинству оценивали модные, в то время, евроремонт, почти загородную тишину и уют, а спустя какое-то время и дорогу сюда, которая странным образом попала в список на первоочередной ремонт.

Макар первое время частенько буквально затаскивал к себе Вениамина и Нину, благо жил Веня по-прежнему в двух шагах. Ему хотелось и показать, чего он добился, и ввести делового партнёра в круг своих знакомств. Но друг детства был далёк от всего этого. Он с недоумением воспринимал хвастовство друга, а-ля: «Ну, как тебе? Есть теперь к чему стремиться!» Ведь он помнил, как жил Макар в детстве, как они вместе мечтали не о роскоши и застольях, а о приключениях и дальних странах.

А потом они с Ниной сошлись окончательно и переехали в хрущёвку почти в центре.

Кто такая Нина? Точно, я ж совсем забыл, а Веня и не любил вспоминать годы учёбы.

Нина училась на курсе экономистов в том же техникуме, и сразу же заинтересовалась парочкой поступивших мальчишек. Веня, естественно, этот интерес не заметил, а вот Макар, так же естественно, принял этот интерес на свой счёт.

Макар, вообще, умел привлечь к себе восхищённые перешёптывания девчонок, и не только. Взять хотя бы тот случай, когда на ноябрьских каникулах они группой от техникума поехали в Ленинград на экскурсии.

Поселили их почти за городом. Каждый день, после очередной поездки по трём-четырём достопримечательностям, они возвращались больше получаса от метро на автобусе до конечной остановки маршрута.

На конечке, прямо лицом к остановке, стояла столовая, привычно разместившаяся в стандартном цоколе хрущёвки, куда они и заходили на свой поздний обед. Высокие ступеньки этого заведения общепита бросались в глаза едва открывались двери автобуса.

Половину предыдущей ночи Макар проболтал с пацанами с Казахстана, приехавшими, как и они, на каникулы на экскурсию и живущими в одном с ними, "люксовом" как они шутили, двадцатиместном номере на турбазе. Весь этот день Макар был в состоянии «поднять, подняли, а вот разбудить забыли». К тому же, в автобусе, несущем их группу, после особо изнурительных в этот день экскурсий, к долгожданному обеду, было на редкость многолюдно. И Макар всю дорогу ехал почти на подножке у дверей, не продвигаясь в салон.

Когда двери на одной из остановок открылись и он, наконец, увидел долгожданные ступени, он с облегчением ступил на тротуар. Выходящие люди толкали его, и он прошёл несколько шагов вперёд, глядя под ноги, чтобы не утонуть в круглогодичных, питерских лужах. Только после этого он поднял свой взгляд от асфальта.

Вместо столь милой, стандартной надписи: «Столовая», висела вывеска «Хозтовары» и дом был не пятиэтажный, а девятиэтажка! Макар, ещё не понимая до конца такой метаморфозы, обернулся и увидел отходящий от остановки автобус, из которого, с задней площадки, на него глядели застывшие в ужасе девчонки.

Автобус уходил в никуда, а он оставался неизвестно где, и куда ему надо ехать, он не имел никакого понятия. Любой подросток, наверно, в такой момент забился бы в истерике и закричал: «Я отстал, я потерялся!»

Любой, но только не Макар. Не раздумывая ни секунды, Макар побежал за автобусом, набиравшем скорость.

Ерунда. Непонятно зачем вообще автобусы, ведь скорость автобуса и человека равны! Постойте, или всё-таки нет?

Неизвестно, что было в голове у парня в этот момент и на что он вообще надеялся, но на следующем перекрёстке он действительно догнал автобус, вставший на светофоре. Но дело в том, что догнал он его перед самой сменой красного на зелёный и едва он упёрся руками в колени и согнулся, чтобы унять бешено стучащееся сердце, как автобус рванул дальше и девчонки потеряли его из виду.

А в автобусе, в это время, разъярённая классная руководитель пробиралась, с так удачно занятого сидячего места впереди, к вопящим девчонкам на задней площадке.

–Как отстал? Как вышел? Ну, этот Макаров! Найду его и точно прибью! Я так и знала, от него только одни неприятности! Ведь как я его не хотела брать!

А в это время пассажиры, оккупировавшие самые хорошие места с видом на тротуар, наблюдали, как их обгонял едущий по первой полосе троллейбус. На задней лестнице его, для выхода на крышу к усам, висел Макар, с таким непринуждённым видом глядя на автобус, что даже не верилось, что он снаружи, а не внутри транспорта.

Пешеходы на следующем переходе увидели, как от завернувшего троллейбуса отделился мальчик и, посмотрев на направление автобуса, пересекавшего перекрёсток, прямо, не спеша побежал за ним на остановку на другой стороне. Ну, что ж, бывает…

Людмила Игоревна на задней площадке дала последние инструкции девочкам: «Доехать до конечной и ждать пока я привезу этого охламона, хоть час, хоть два!» и вышла на остановку.

Из средней двери её вдруг кто-то окликнул: «Людмила Игоревна, вы куда!? Это не наша остановка!»

Из автобуса озадачено выглядывал Николай Макаров!

Забравшись обратно в автобус, преподаватель русского языка так отчихвостила девочек на том самом, великом языке, который она преподаёт, что пассажиры только невольно уткнули глаза в пол. Таков был Макар.

Благодаря этой и другим историям, он в любой компании быстро оказывался в центре внимания. Но в случае с Ниной, система дала сбой.

Нина никогда не западала на шустрых парней. Одна подруга как-то уже в конце учёбы сказала ей: «Почему тебя всегда тянет на этих ботанов? И ты ведь каждый раз разочаровываешься в них после первой же постели, ты не устала от этого?»

На что Нина спокойно ответила: «А почему ты думаешь, что я с ними изначально собиралась встречаться на постоянку? Это ты – дурочка! Ты же вроде на экономиста учишься? Считай это моей инвестицией на будущее. От меня не убудет, а для любого из них, я едва ли не первая и они меня запомнят на всю жизнь.

А для всех этих твоих красавчиков, ты – трофей. И он раструбит о тебе на всю округу, и ты же ещё и прослывёшь потаскухой. А моим ухажёрам и поделиться-то своим свиданием не с кем, а даже если он и расскажет, что я чуть ли не на первом свидании с ним переспала, то его на смех подымут. Да и тебя сплетницей если что назовут, ты учти.

Я для своих едва ли не лучшее, что будет в их сексуальной жизни. При этом, мой с ним романчик останется нашей тайной. А там посмотрим, лет через пятнадцать он ещё министром станет, а я – тайная любовь всей его жизни. Вот тогда посмотрим, кто из нас дура!»

Правда, ожидание министра затянулось, а тут как-то в городе она увидела Вениамина, одну из своих инвестиций. Он по-прежнему был в окружении раскрутившегося Макара, которого она, согласно своей стратегии, отшила в техникуме, и даже позже, когда он увидел её в их фирме, зайдя по своим каким-то делам, уже весь такой деловой: на малиновом пиджаке и с барсеткой, с ключами от заветной BMW.

У неё даже мелькнула на мгновение мысль, может это её шанс, но она остановилась. Уж очень высок был шанс сгореть в этой самой бэхе, вместе со своим любовником-однокурсником Макаром, после очередной разборки с его подельниками. Она посматривала иногда криминальную хронику.

А вот Вениамин, другое дело. От него всегда исходила какая-то тайна. Даже их краткий роман был не таким, как с другими. Она не успела даже начать свою обычную речь – «этому лучше быть нашей тайной» и «мне надо обдумать свои чувства», как он уже сказал: «Наверно этому лучше остаться просто красивой историей. Я ведь понимаю, такая, как ты достойна самого лучшего.»

Если бы это был бы кто другой, она бы даже подумала, что её отшивают. Но в голосе этого молчуна было столько понимания, что она ничего не сказала в ответ, лишь улыбнувшись подумала: «Красивая история? Да тут у нас романтик!»

И вот, спустя более пяти лет, всё такой же таинственный и загадочный, появился Веня на её горизонте. Многие думали, что это за «серый кардинал» при Макаре? Строит из себя бухгалтера, а на деле тот у него не стесняется спрашивать совета и мнения, даже на самых серьёзных стрелках. Поговаривали, что именно благодаря этой тени, Макар не только выскакивал из пирамид типа МММ и Хопёр-инвест сухим, но и сделал там неплохие деньги.

Когда у них начались отношения, Макар пытался открыть Вене глаза, но тот только сказал, что всё понимает. Первый же звоночек Нине звякнул, когда она узнала, что Веня по-прежнему живёт со своей мамой, хоть и в просторной сталинке, но всё равно, в однушке и на промзоне.

Правда и сам Макар жил там недалеко, а потом мама Вени проговорилась, что у них есть двушка в центре. Они рассказывали ей какую-то историю, мол, она занималась в месткоме ветеранами и ухаживала за одной одинокой бабулей, и та отписала квартиру.

"Чего только не придумают!" – думала Нина – "Отжали хатку, мне по барабану, главное не с мамой на кухне свидания."

Они съехались в этой хрущёвке, а спустя полгода по-тихому расписались.

А потом, словно передав эстафету, так же тихо ушла мама. О том, что у неё рак, Вениамин не знал до последних дней, да и сгорела она практически за пару месяцев.

Через пару лет они узнали, что у Вениамина не будет детей, а ещё через полгода на горизонте Нины появился очередной инвест-проект. Веня, ничего не говоря, съехал обратно на промзону, погрузился с головой в работу и завёл, как и полагается холостяку, кошку. Сколько не пытался Макар его вывести в свет развеяться, тот неизменно отказывался.

Даже на работу он продолжал ездить на автобусе, через весь город, почти сорок минут, хотя Макар готов был его подбирать или даже предоставлять шофёра – сам он обычно не приезжал на работу так рано.

Веня же говорил, что автобус очень удобен. Ехать от одной конечной до другой – всегда сядешь. И думается в нём хорошо. Медитация.

Про то, что он посчитал количество остановок, столбов и деревьев, он умолчал. Он знал почти всех пассажиров. Кто на какой остановке зайдёт, кто где выйдет и кто где любит садиться. Это были его друзья, знакомые. Хотя они, конечно, об этом не знали.

А фирма «Комер», начав подбирать за копейки, сначала строительную технику, потом бесхозные здания и землю, продолжала развиваться и вышла в одного из лидеров города в строительстве.

Веня правда, постоянно критиковал название:

–Пришёл в Комер – всё равно, что помер. Доверился Комеру – пошёл по миру! Макар, ну, что за название!?

На что Макар лишь смеялся:

–Тебе бы слоганы писать, что-нибудь типа «Дерьмо случается». Кстати, не смотрел фильм, недавно мне попался, не знаю как пропустил раньше, «Форест Гамп» называется? Ну, точь-в-точь про тебя. Не видел? Посмотри обязательно. Один в один ты.

И Веня действительно посмотрел. Фильм тронул его до глубины души. Пару раз он едва не плакал. Он думал о своей матери и вдруг понял, что с её уходом, какая-то частичка его души тоже ушла. Ушла, но при этом словно освободив внутри него что-то другое, словно подарив взамен, какую-то свободу.

Вспомнил он и как она сказала в последний свой день: «А помнишь, как ты маленький хотел сосчитать звёзды? Если все они кроме одной погаснут, это буду я. Я всегда буду смотреть на тебя оттуда, мой мальчик. Я всегда буду с тобой рядом.»

Посмотрел он и момент, где Гамп рождает свой слоган: «Дерьмо случается». А ещё, вспомнил он фразу из любимой маминой книги «Алиса в Стране чудес»: «Если в мире всё бессмысленно, что мешает выдумать какой-нибудь смысл?»

Это был день «Ноль» …

Глава четвёртая. Хождение по путям.

Вообще-то существует четыре основных

пути, чтобы добраться до Бэнгора. (с)

«Короткая дорога миссис Тодд» С. Кинг

День первый. Время в пути: 1 час 3 минуты 44 секунды.

Этим утром Веня проснулся сам, не по будильнику. Причём, не так проснулся, как будто что-то разбудило, оторвало от сладкой дрёмы, и ты ещё думаешь: "ну сейчас, ещё минуточку!" Нет. Он проснулся, словно кто-то щёлкнул выключателем и он открыл глаза. И именно с этим первым взглядом, упёршемся в белый, пустой потолок, он понял, сегодня он начнёт, или даже уже начал, новую жизнь.

На этой грани, когда сон потихоньку сдаёт свои позиции, а реальности ещё не до конца заявила свои права на мысли и ощущения человека, он вдруг вспомнил маму. Почему-то такой, какой она была, когда однажды забирала его из сада. Весной, прямо с прогулки, и чуть раньше, чем забирали других детей. Она была в модном тогда кримпленовом платье, голубом в белую звёздочку. Пятьдесят одну звёздочку, если быть точным.

Вспомнил он почему-то и Катю, которая постоянно плакала, когда её мама каждое утро пыталась оторвать в раздевалке дочку от ноги, чтобы уйти уже, наконец, на работу. Мама долго думала, что в саду дочку обижают. Она слышала рёв Кати в группе, на крыльце сада и почти до самой остановки. Материнское сердце обливалось кровью. Но все эти терзания были резко оборваны в тот день, когда она решила подсмотреть через окошко за тем, как её дочь будет безутешно рыдать.

Каково же было её удивление, когда она увидела, как её Катенька забежала в группу и чуть ли не улыбаясь, но при этом продолжая орать в голос, подбежала к Кириллу, забрала машинку и проехав с метр, кинула машинку обратно мальчишке.

…При этом продолжая орать в голос.

Потом она подбежала к стенду с детскими книжками, взяла одну и сев на пол раскрыла её и начала её неумело листать.

…И при этом продолжая орать в голос!

Уже привыкшие к такому Катиному «Здрасьте!» малыши, не обращали на её рёв ровно никакого внимания.

Первой не выдерживала няня и говорила: «Ну, всё, Катя, хватит уже. Мама ушла и не слышит. Выключай свою шарманку!»

И Катя, не отрываясь от книги, словно по щелчку выключила «шарманку». В группе воцарился привычный среднестатистический шум.

На следующий день, в предверии обычного концерта, мама сказала: «Мне можешь не орать, я тебе больше не верю! Я всё видела. Ты всё время меня обманывала!»

На что Катя притопнула ногой и, поняв, что её обман раскрыт, надулась и, поглядев исподлобья, сказала: «Ну и не надо!»

Развернулась и спокойно пошла в группу. На этом её рёв канул в лету. Такие вот дети – манипуляторы родительских сердец.

Вспомнил он и Нурмамеда, который почти весь свой барыш тратил на заметание следов операции по получению этого самого барыша. Движение ради движения? Или невозможность выйти из порочного круга?

Вспомнилась фраза из какого-то популярного чтива: «Игры в которые играют люди, и люди, которые играют в игры».

Что наша жизнь? Игра.

Потом вдруг вспомнился разговор с Ниной о ребёнке, которого у него никогда не будет. Он тогда чётко сформулировал: «Смысл нашей жизни в том, чтобы продолжить себя в наших детях. Если после меня никого не останется, и я тоже точно умру, какой смысл во мне для Вселенной. Я субъект бессмысленный и бесполезный».

Мысль, как это бывает в состоянии между сном и явью, пробежав по извилистой цепочке образов, в конце концов сформировалась в голове Вени в виде резюме: «Да, может я и не могу найти какой-то глубокий смысл в своём существовании, но, как и Гамп, можно хотя бы попытаться заполнить её каким-то, может и бессмысленным, но движением. Движенье – жизнь!»

Веня резко поднялся с кровати.

Если любимая мамина Алиса сказала: «Если в мире всё бессмысленно, что мешает выдумать какой-нибудь смысл?», то так тому и быть!

«Нет, как Гамп бежать через всю страну я не буду, он парень спортивный с детства, и в армии не в стройбате служил, а в самой, что ни на есть, войне участвовал. Да и у нас далеко не убежишь, медицинская спецбригада быстро придёт на помощь и доставит по нужному, причём ей, а не тебе, адресу. А вот пройтись до работы пешком, это мне по силам. Надо только одеться как-то более подходяще для пешей прогулки.» Так думал он этим утром.

Веня никогда спортом особо не занимался, за исключением одного учебного года занятий плаванием и уроков физкультуры. Поэтому, спортивной амуниции, с доармейской поры, в его гардеробе не прибавилось. Он вытащил с антресоли старую сумку, в которой нашли, как уже казалось когда-то, вечный покой кроссовки «Кимры».

Примерив их, он ещё раз удивился, как такие могли произвести в самый расцвет застоя. В меру растоптанные, они удобно облегали ногу. Его рабочие туфли легли в пакет, вместе с запасной рубашкой. Штаны он решил оставить, они были в меру свободными и не стесняли шаг, а вот куртку взял тоже и старых запасов. Некогда безумно модную, неизвестно, как её достала тогда мама, «аляску» тёмно-синего цвета.

Глянув в зеркало трюмо, от которого он тоже всё никак не мог избавиться, он улыбнулся и сказал своему отражению: «Назад в СССР».

Маршрут автобуса номер сорок восемь, которым он до сегодняшнего дня пользовался для поездок на работу, соединял две рабочие зоны города, промзону и портовую. На конечной остановке, у Вениного дома, это вообще был единственный маршрут. Раньше, когда цеха давали работу сотням людей, маршрутов было штук пять, но социализм кончился и работа тоже. Автобус же, словно понимая, что везёт в основном людей простых рабочих профессий, огибал весь город по окраинам, делая большой крюк и не заезжая в центр, дабы не смущать пролетариат «огнями большого города». Ну а обитателей Бродвея – запахом рабочей спецовки и, особенно, кирзовой обуви.

Веня прикинул, что, пройдя через центр, он сократит маршрут, по сравнению с автобусной версией, минимум на четверть. Плюс ожидание на остановке, куда он всегда приходил минут за пять до отправления. Именно за столько автобус приходил на конечную и гостеприимно открывал свои двери. Плюс время на остановках по пути следования. Веня заложил оптимистичное отставание от времени движения автобуса с его скоростью, и двинулся в путь за час до начала работы, на пятнадцать минут раньше обычного.

Вениамин не был затворником, но и выходить в город просто погулять не имел привычки. Работа, магазины, коммунальные службы, это практически полный список его перемещений. Его Вселенной был мир книг. Даже телевизор был ему не так интересен. Интернет – другое дело. С его появлением поиск информации стал намного проще, а утолять информационный голод в своей голове он любил.

А этим утром он шёл по городу, хоть и с вполне определённой целью, на работу, но он был частью этой разноликой толпы с её Броуновским движением.

Люди просто шли по своим делам, а кто-то и без дела. Вениамину хотелось кричать: «Здравствуйте! Я тоже иду, просто иду, хотя мог ехать и это было бы логичнее». Он улыбался, на что, в основном, люди либо не отвечали, либо смотрели в ответ недоуменно.

***

День двадцать пятый. Время в пути: пятьдесят две минуты.

Вениамин начал входить во вкус. Мышцы ног перестали болеть по утрам и начали наливаться приятной энергией, слегка даже пружиня его походку. Он стал проходить маршрут почти на пять минут быстрее и вот, сегодня, Веня решил впервые серьёзно оптимизировать маршрут, сократив время в пути.

Это теперь в каждом телефоне карта, с GPS координатами и построением наилучшего маршрута. А в нулевых, телефон ещё был только для того, чтобы звонить.

Зато была видна, почти с любой возвышенности города, труба портовой котельной, и она указывала на то, что более короткий путь в город лежит через промзону, а не через остановку автобуса и вдоль его пути движения, как он ходил раньше.

И он решил в это утро опробовать новый маршрут.

Подойдя к шлагбауму на проходной, он спросил:

– Ребят, можно пройти по железке напрямую на проспект Мира. Тут получается срезать и дорога короче, через Переулок Вернадского.

– Ваня, ты что ли?

Из будки выбрался заспанный охранник в телогрейке, перехваченной армейским ремнём. Несвежее лицо, с лёгкой щетиной, светилось счастливой улыбкой пьяницы, почувствовавшего вероятность выпивки за дружбу.

– Вениамин. – Поправил его Веня. – Веня. А кто вы, я не узнаю?

– Да… Последний месяцок жизнь меня подразмотала. Это же я, Лёшка с твоего класса. Мы в пятом или четвёртом классе у Нонны на уроках на соседних партах сидели.

– А! Вроде припоминаю… – сказал внезапный одноклассник, подумав, что жизнь, пожалуй, мотала его школьного соседа, не месяцок, а последних лет пять, а то и десять. – Слушай, я бы рад поболтать, но, как раз решил срезать, потому что опаздываю слегка.

– Проходи, конечно. Да можешь, когда хочешь ходить, всё, что могли, уже распи***ли. А с другого конца, на железке, и поста-то нет, шлагбаум развалившийся.

– Ага, спасибо. Я потому и решил пойти, что знаю, что с той стороны проход свободный. Ладно, рад был поболтать, Алексей.

Когда Веня отошёл метров пятнадцать, Лёша сказал в дверь, невидимому собеседнику:

– Слышь, в школе начальной помню он был как местным дурачком у нас, нёс всякую околею, училка в а***уе была. До восьмого класса только доучился. А потом, говорят, поднялся. В какой-то фирме бухгалтером, с этим… как его… с самим Макаром с нашей школы. Ну, знаешь, как этих бухгалтеров берут, чтобы они в случае чего, за директора сидели. У нас в бараке один такой бедолага был. Всё плакался, что безвинно срок мотает. А эти говорят, даже когда-то хотели нашу промбазу купить, да! Вот этот самый заморыш! Да-да, зуб даю. Ничего себе!

– Да у тебя каждый кто с тобой где-то пересёкся, миллионер подпольный. Макар рядом с таким и плюнуть побоится, чтоб не подхватить чего. Этот там, небось, уже смотрит где бы кабель медный откопать, распилить, да на цветмет сдать. – Отвечал невидимый оппонент. – Его прибьёт, а нас с тобой потом затаскают. Скоро вообще, говорят, камеры поставят, да не те в которой ты сидел, а те, что на телек показывают. А нам с тобой под зад коленкой. Охранное агентство тут будет заниматься пропусками. Эвоно как.

– Да ну тебя! У тебя все на ентих мерсах должны с часами в золоте кататься. Будь проще и люди потянутся к тебе. Почему не на машине? Так может ближе к народу хочет быть.

***

Срезав по узкоколейке, Веня сократил время в пути больше чем на пять минут.

В обед Веня поделился с Макаром тем, что начал ходить пешком на работу, а ещё тем, что сегодня впервые прошёл по узкоколейке, той самой, на которой они в детстве катались пацанами.

– Ну ты даёшь, конечно. Оно тебе надо, столько пёшим пилить? А на узкоколейке, вообще, хождение по путям запрещено! Не забыл?

– Да там уже рельсы травой заросли. Путей-то уже сколько лет нет?

– О! Наш Веник шествует по путям. Ты получаешься у нас теперь – Путешест-Веник. Каламбур, однако! – Макар засмеялся.

– Ну, в общем-то да, где-то за одиннадцать лет я пройду расстояние достаточное, чтобы обогнуть землю.

– Давай, ходи, ноги не сотри главное. Да там, на пустырях, собаки тебя чтоб не покусали. – Макар добродушно похлопал друга по плечу. – Завидую я тебе. Ты, как ребёнок, палец покажи и это всё, что тебе для полного счастья надо. Мне б твои заботы.

***

Как и в автобусе, по дороге Веня начал замечать людей, которые в одно и то же время пересекались с ним на пути. Летом, в хорошую погоду, в одних и тех же местах он замечал спортсменов, наматывающих свои заветные километры, людей, выгуливающих собак. Встречая таких своих "постоянных знакомых", он мог сказать, опаздывают ли они сегодня, или наоборот, идут раньше обычного.

Сам Веня был точен, как швейцарские часы. В его голове была информация о том, когда будет зелёный свет на светофоре, на каком участке дороги его обгонит маршрутный троллейбус.

На участке у четырнадцатого дома, на улице Павлова, он как-то наметил более короткую тропинку. Она спускалась с неудобной горки. Крапива там была почти по плечо взрослому человеку.

Каждый день он старался хоть немного протоптать тропинку, одну-две ступеньки в мягкой, податливой почве и смять немного крапивы. Потом он заметил, что проложенным им путём начал пользоваться кто-то ещё. Тропинка начала расширяться, и на ней стали чаще появляться новые ступеньки.

Зимой народ уже не давал обильному северному снегу замести эту тропу в любую погоду. Следующим летом, нашёлся пробивной энтузиаст, под его письмом собралось нужное количество подписей, и администрация соорудила обустроенную, хоть и деревянную лестницу с дорожкой, до и после неё.

Погода, время года, непредвиденные встречи естественно влияли на время прохождения дистанции. Были несколько дней в году, когда он всё же ехал в автобусе. Но это было лишь когда на улице был ад адский, и в тот раз, когда он приболел.