скачать книгу бесплатно
В Новгороде, как ни в одном другом городе, бросается в глаза зависимость настоящего и будущего от прошлого. Речь идёт не о том, что Древняя Русь дала работу многим из современных новгородцев, а о том, что город воспринимается сегодня только через призму прошлого. Именно прошлое в нём неисчерпаемо, а не настоящее и будущее. Истинная суть Новгорода, его красота, проявляются лишь тогда, когда минувшее «накладывается» на современность. Например, тихим зимним вечером, когда около древних храмов почти не видно и не слышно примет XXI века. Тогда душа города видна наиболее отчётливо. Или при обнаружении очередной берестяной грамоты Якима – самого плодовитого автора писем на бересте.
Деревянное крыльцо Лихудова корпуса в Новгородском кремле.
Вероятно, сильно преувеличивая, можно сказать, что Великий Новгород – самый исторический город в России. Его история не стала историей XXI столетия, а осталась в периоде до Нового времени. Новгород не перешёл в настоящее, у него своё летоисчисление. Речь идёт, разумеется, не об отсталости, этого нет, а о душе города, его «само-чувствовании». Поэтому если кто захочет эмигрировать в Древнюю Русь, то ему в Новгород.
В древнегреческих мифах рассказывается о великане Антее, который припадал к матери-земле, чтоб обрести новые силы. Новгород для сотен людей – подобный источник. Россияне сознательно (а многие неосознанно) черпают здесь вдохновение, новые впечатления и эмоции, дающие способность жить и работать. Новгород олицетворяет всю бездонную русскую культуру, к которой припадают её дети.
Истоки помогают осмыслить настоящее и уверенно двигаться в будущее.
«Где София, там и Новгород»
При рассказе о Новгороде обойти вниманием Софийский собор, скорее, даже не странно, а преступно. Именно древние новгородцы, говорившие «Где София, там и Новгород», не простили бы этого.
Однако необходимость повествования об этом соборе наталкивается на почти непреодолимую трудность. Дело в том, что писать о соборе святой Софии — то же самое, что писать о жизни. Это — долгое, затратное и часто неблагодарное дело. Ввиду той роли, которую играл собор в культурной жизни Новгорода в полной мере выразить её на двух—трёх страницах невозможно. К тому же об истории собора как здания написано уже очень много, повторять труды уважаемых историков и искусствоведов не хочется. Поэтому далее — только личные впечатления от многочисленных посещений собора.
Один немецкий путешественник и географ писал в XIX веке: «Всё в церкви [Софийском соборе — Г.П.] выглядит так узко, мрачно и древне, как если бы сам попал во тьму тех древних серых времён». Несмотря на то, что записки иностранцев о России часто балансируют на грани между откровенной ложью и малохудожественным вымыслом, на этот раз уважаемый немец не промахнулся.
История давно живёт под сводами этого здания.
В этом убеждают даже не намёки реставраторов в виде оставленных неприкрытыми участков стен или фрески XII столетия, а атмосфера, царящая среди колоссальных расписанных столпов. Шёпот многовековых молитв чудится повсюду, шорохи от крестных знамений прикасаются к дрожащим огонькам свечей, заставляя их еле заметно двигаться. Свет отражается на древних ликах и оживляет их. Они строго и вопрошающе глядят на каждого пришедшего.
Шум туристических толп проходит мимо этой атмосферы, он не касается ни фресок, ни икон, ни серебряных рак. И пусть высокомерный европейский турист мало что понимает в увиденном, даже он выходит из собора притихшим и присмиревшим. Конечно, он и дальше в жизни будет руководствоваться своими либеральными ценностями и навязывать их остальным народам как единственно правильные, но всё же поймёт (по крайней мере, в день посещения Софийского собора), что им есть альтернатива.
Собор дарит разные впечатления.
Купола собора святой Софии.
И щемящее чувство восторга от его художественных красот, и окрыляющее чувство гордости за предков, и почти всепоглощающий покой от ощущения принадлежности к чему-то великому и вечному. Он даёт оценку всей человеческой деятельности, при этом примиряет, казалось бы, непримиримые явления и понятия. В конце концов, он даёт силы. Пришедший как бы встаёт в строй почивших и ещё не родившихся. Обретает мудрость ушедших и силы только готовых прийти в этот мир. Таким образом происходит приобщение к ценностям родной цивилизации, понимание её истоков. Это не только способствует самоидентификации, но и придаёт смысл каждому поступку.
Можно сказать, что Софийский собор — один из трёх столпов восточнославянской цивилизации, наряду с киевским и полоцким. Если соединить линиями местоположения соборов на карте, то они окажутся не только узами, связывающие воедино родственные народы, их мировоззрения, но и каналами, по которым проходил обмен знаниями и умениями.
В некотором смысле, Софийский собор — это своеобразная планка, некая проверка на правильность жизненного пути. По этой причине действительно настоящая встреча с собором не всегда может быть приятной и лёгкой.
Истина — не сахарный пряник.
О Десятинном монастыре
Если бродить по тихим улочкам центра Новгорода (точнее, в древнем Людином конце), то неожиданно можно наткнуться на высокую колокольню, своей бездушной геометричностью пародирующую постройки XVI — XVII веков. Это – ворота бывшего Рождества Богородицы Десятинного монастыря.
Момент его возникновения остался достоянием истории, но известно, что в I половине XIV столетия монастырь уже существовал и имел отношение к представителям высшей церковной иерархии. В годы шведской оккупации он был разрушен, к 1628 году – восстановлен. В следующем столетии монастырь потерял большую часть земельных владений, был определён во второй класс. После Октябрьской революции его закрыли и устроили в нём разные жуткие учреждения. Монастырское кладбище было уничтожено.
Сегодня почти ничто не напоминает о древности монастыря — все сохранившиеся здания выстроены значительно позже. Кстати, с этим монастырём связана очень популярная в Новгороде история с чудесным изгнанием суздальцев в 1170 году. Кроме того, в литературе особо отмечается, что в Десятинном монастыре было множество книг.
Ныне лишь руины церкви Рождества Богородицы могут указать на почти бесконечную и, увы, многострадальную, историю обители.
Но не будем впадать в «спонтанную риторику».
Здесь, как правило, очень тихо. Homo turisticus забегает редко, особенно зимой. И это притом, что в стенах монастыря расположен музей художественной культуры Новгородской области и, кажется, местное отделение Союза художников. По узким асфальтированным дорожкам молча бредут по своим делам новгородские обыватели да расхаживают гордые кошки.
В Новгороде бездны одиночества становятся более обозримыми и потому менее чувствительными – под ногами ощущаешь незатухающее биение чужой жизни, с её событиями, голосами, предметами. Миллионы теней глядят из икон и храмов, отражаются в золотых панагиях и шепчут со страниц рукописей. Человек не одинок среди них. Он ощущает себя подобно церкви, построенной на древнем фундаменте – все мы «построены» на «старом основании». В городе, в центре которого каждая вторая постройка насчитывает не одну сотню лет, люди не просто живут, как их собратья в других городах и весях, а пребывают в истории.
Новгород имеет ещё одну удивительную особенность. Я её осознал во время февральского визита в город. Это была пора очередного морового поветрия, когда знамением времени стали бесчисленные объявления, которые просили, требовали, умоляли использовать маски и соблюдать т.н. «социальную дистанцию». Всё это происходило под мелодичный хруст льда на Волхове – самую запоминающуюся музыку той зимы. Каждую поездку, каждое путешествие человек, как правило, оценивает с точки зрения удачи/неудачи, которая ей сопутствовала. Если везло, то путешествие было хорошим, если не везло – плохим. В Новгороде – иначе: неудача здесь бывает плодотворнее удачи в других городах, и часто – масштабнее, имея далеко идущие последствия и перспективы. Более того, неудачное событие может со временем показаться удачным (и наоборот). Происходит это от того, что историческая бездонность Новгорода снимает с событий статус «хороших» и «плохих». Они должны рассматриваться под другим углом, в иной системе координат.
Церковь священномученика Власия
Около множества развлекательных сооружений, соседство с которыми никому не идёт на пользу, находится церковь священномученика Власия. Раньше на этом месте было языческое капище.
Церковь построили жители Людина конца в 1407 году и, как справедливо утверждается в одном издании, она является «типичной постройкой новгородского церковного зодчества XIV – начала XV в.». Это одноабсидный, одноглавый храм с трёхлопастным завершением. Декор довольно богат, он включает не только привычные пояски на барабане, но и иконы на наружных поверхностях стен. Если добавить сюда разделение фасадов лопатками на три части и бровки над окнами, то внешний облик постройки окажется довольно-таки праздничным.
Особенностью этого памятника в литературе называется наличие западного притвора во всю ширину церкви, разделённого стенами на несколько помещений (на западном фасаде сохранилось две двери).
Мощные контрфорсы, которые можно встретить далеко не у каждой новгородской церкви, пристроены только в XIX столетии. Раньше, говорят, была даже колокольня. Она не дожила до нашего времени.
Но во внешнем облике этой постройки поражают не контрфорсы и прочие «редкости», а художественный образ.
Церковь священномученика Власия (1407).
Не во всех местных храмах можно увидеть такое яркое выражение дремлющей мощи, мужской силы. Храм напоминает древнего богатыря с косой саженью в плечах. Монолитность, основательность, надёжность, уверенность, — вот те слова, которые первыми приходят в голову при взгляде на церковь Власия. Несмотря на все архитектурные «красивки», храм сохранил этот образ на века. Ему странным образом вторит гигантское изображение Александра Невского, нанесённое местными художниками на фасад жилого дома, находящегося неподалёку.
Свечка
Насколько может отличаться художественный образ церквей в пределах одной конструктивной схемы показывает церковь Двенадцати Апостолов «на Пропастех», которая расположена на Десятинной улице. Она сооружена позднее церкви Власия, в 1454 – 1455 годах. В отличие от других новгородских церквей этого периода, у церкви Двенадцати Апостолов изначально не было хоров и подцерковья.
Храм связан с трагическими событиями – моровым поветрием, унёсшим жизни сотен новгородцев (летопись рисует совершенно инфернальную картину: «… на тую зиму гладъ велик бысть… по торгу и по улицамъ трупие псы едяху, и влачаху главы и рукы и ногы»). Так что современные жители города выгуливают своих собачек на месте массовых захоронений предков.
На этом месте раньше существовал женский монастырь, от которого, собственно, и осталась только одна церковь. Кстати, этот монастырь отличался тем, что монахини жили в собственных домах неподалёку (то есть среди мирян – никакой ограды не было).
Стройность — вот основная характеристика церкви Двенадцати апостолов (и даже отсутствие в наши дни придела с западной стороны вовсе не противоречит этой особенности). Памятник напоминает свечку, пламя которой колеблется на ветру. Этому впечатлению способствуют не только пропорции храма, но и тот факт, что декор его сведён к минимуму. От этого образ получается более цельным, монолитным. Церковь Двенадцати Апостолов относится к тому типу церквей («камерного направления»), о которых Вл. В. Седов писал: «Вытянутость, стройность, изысканность и изящество – всё это приложимо и к общему виду данных церквей извне, и к их интерьерам».
Церковь Иоанна Богослова на Витке
На правом берегу Волхова, там, где раньше в него впадала маленькая речка Витка, находится старинная церковь Иоанна Богослова. Если идти к ней от моста Александра Невского, то неизбежным образом на пути встретятся «размашистый» памятник Александру Невскому и храм Бориса и Глеба в Плотниках. В древности это место было «гнездом женских обителей» да и сама церковь была монастырской – здесь располагался Иоанно-Богословский женский монастырь (упразднён в XVIII столетии).
…Такими сведениями располагал я, неспешно двигаясь среди уток и чаек по бесконечной набережной. Это было время, когда завершался очередной мор. Под ногами шелестели первые опавшие листья и использованные маски. Тракторы и грузовики тарахтели на ремонтируемой набережной, жара расплывалась блином по затылку и спине. В конце концов, я пришёл в очень тихий уголок Плотницкого конца, где нынче располагается лодочная станция «Чайка» и искомая церковь Иоанна Богослова.
Она построена во второй половине XIV века – в период расцвета новгородской архитектуры. Это – трёхнефная, одноабсидная, однокупольная постройка очень маленьких размеров (по своей «карликовости» с ней могут поспорить, пожалуй, только храмы Симеона Богоприимца в Зверином монастыре и Двенадцати апостолов на Пропастех). Как писал В. А. Ядрышников, архитектура этой церкви «отличается высокими достоинствами, особым изяществом и мастерством», всё в ней «построено на тонком чувстве формы и линии и подчинено основной идее – устремлённости ввысь, взлёту». Кажется, трёхлопастное завершение фасадов (заменённое позднее на четырёхскатное) вносило немалый вклад в осуществление этой идеи. Можно также добавить, что при первом взгляде на этот храм он просто поражает идеальностью пропорций, соразмерностью всех частей, их уравновешенностью. Постройка очень изящна, почти грациозна.
Именно в ней проявляется бесконечное разнообразие, которое свойственно Новгороду (причина его – тот самый простор, о котором писалось выше). Церковь может дарить гамму эмоций: гордость за предков, негодование из-за потомков, радость от приближения к Гармонии; она может быть другом, сестрой, матерью; может быть местом труда и отдыха. Она всегда – разная. Более того, она может – быть, а может – не быть.
Церковь Иоанна Богослова на Витке (1383 – 1384).
Историю этой церкви, как многих других новгородских храмов, безоблачной не назовёшь. В советское время она использовалась как склад, колокольня была разобрана. Даже природная стихия внесла свой «вклад» в разрушение памятника: однажды в купол ударила молния.
Но всё закончилось относительно благополучно. Сегодня храм – действующий: передан старообрядческой общине. «Карманный формат» церкви, делающий её почти незаметной среди ветвей и лодок, служит ей хорошую службу, спасая от толп туристов. Так старообрядческий ригоризм вкупе с расположением памятника способствуют его сохранности.
В книжках обычно пишется про изукрашенный южный фасад и стройные пропорции церкви Иоанна Богослова. Так оно и есть, мало что можно добавить к этому. Всех интересующихся более подробной историей памятника можно отослать к вышедшей в 2006 году книге «Богослов на Витке: История и возрождение старообрядческого храма в Великом Новгороде».
«Самый известный новгородский монастырь»
Осенью, когда мёртвая листва лежит на земле, или зимой, когда всё вокруг бело и пустынно, на правом берегу Волхова хорошо видны постройки древнего Антониева монастыря. Купола Рождественского собора, напоминающие шляпки каких-то диковинных грибов, чётко выделяются в голубой дали.
А летом и весной монастырь скрыт листвой деревьев, и турист может ориентироваться только по карте или по берегу Волхова.
Сложно переоценить значение Антониева монастыря для культурной и экономической жизни Новгорода. Монах Кирик здесь производил сложные математические исчисления[6 - Историк В. В. Мильков писал о нём: «Творчество Кирика Новгородца – это всплеск веротерпимой, голодной до всяких знаний учёности. Европейский научный опыт и проникновение в тонкости христианской догматики предопределили всеохватывающий подход Кирика к осмыслению действительности. Через призму канонов учёный инок оценивает церковную практику и своих современников, и с этих позиций он, по сути, создает энциклопедию тогдашней русской жизни. Брошенное на русскую почву переселенцами из Рима зерно знаний дало первый и зрелый плод средневековой русской научной и догматической мысли. Равный Кирику уровень математической квалификации на Руси был широко освоен только к XVI в., а установления его „Вопрошания“ веками не теряли актуальности и включались в Кормчие книги».], Тихон Задонский постигал премудрости богословия. И пусть сегодня территория и постройки монастыря разделены между местными музеем и университетом, что-то неуловимое, глубокое, помнящее Антония Римлянина, незримо присутствует в тени деревьев. Здесь даже хранят камень, на котором приплыл (верю, ибо абсурдно!) будущий основатель монастыря, а в соборе видны древние фрески (жёлтые нимбы, каменные розовощёкие лица, отсутствие эмоций).
Кстати, о соборе Рождества Богородицы Павел Алеппский писал: «В этой церкви несчётное число редкостей, сокровищ, подсвечников и икон серебряно-вызолоченных с драгоценными каменьями, ибо все жители этой страны имеют большую веру к святому и очень его почитают…». Сегодня в соборе ничего подобного нет. Пустота и тишина. Слышно только, как вороны садятся на кресты и кричат на весь мир.
Собор Рождества Богородицы (XII век).
А о церкви Сретения, находящейся по левую руку от входа в монастырь, Э. А. Гордиенко заметила, что её «физическая реальность и предметность… рискованно близка образцам западноевропейского зодчества». Это творение новгородского зодчего, по словам исследователя, «отличалось взвешенностью, продуманностью конструктивного решения, глубокой и простой логикой, ясностью, цельностью, завершённостью мысли».
Каждый монастырь, как человек, имеет свои наклонности и характер. Что касается Антониева, то это ярко выраженная склонность к книжности и педагогике, к тихой созерцательности вдали от т.н. «общественной жизни». Разумеется, антониевские монахи участвовали в различных новгородских событиях, однако атмосфера, суть их монастыря — в углублённой, сокрытой от посторонних глаз жизни, направленной на улучшение человеческой природы.
Может быть, именно поэтому сегодня под ветвями местных деревьев так спокойно и так хорошо думается. Даже крики ворон, населяющих крыши окружающих зданий, только подчёркивают тишину, «медитативность» этого места. Вероятно, наилучшим временем для посещения монастыря является зимний или осенний вечер, когда народа почти нет и покой неотвратимо воцаряется на волховских берегах.
О Юрьевом монастыре
Монастырь находится в пяти километрах от Новгорода. После кружения по местным болотам в течение приблизительно двадцати минут автобус привозит туристов к стенам монастыря.
Это — одна из самых древних обителей России, имевшая большое значение не только для всей страны, но и для Новгорода.
Вид на Юрьев монастырь из музея народного деревянного зодчества «Витославлицы».
В этом смысле его можно сравнить, пожалуй, только с собором святой Софии — он был архивом, библиотекой, княжеской усыпальницей, небольшой крепостью. Фантастические богатства монастыря (приведём только описание: «бронзовый иконостас украшен с особым великолепием драгоценными камнями… одна жемчужина, подобная груше, висит на осыпанном бриллиантами венце Господа») способствовали накоплению в его стенах выдающихся произведений искусства. Хотя обитель отличалась строгим уставом, её нельзя назвать закрытой, наоборот, Юрьев монастырь — очень «публичная» организация. Поэтому даже в не туристический сезон в нём нечасто можно встретить тишину.
Впрочем, новгородская история редко была тихой.
Главная достопримечательность монастыря — Георгиевский собор, который справедливо называется исследователями «наиболее совершенным и зрелым произведением новгородского зодчества княжеского периода». Но кажется, что лучшие слова подобрал упомянутый выше Павел Алеппский: «благолепный, большой, просторный, радующий душу». Творение мастера Петра настолько сроднилось с местным пейзажем, что давно стало его частью. Сегодня даже как-то странно осознавать, что когда-то на этом месте не было этих высоких белых стен и серебристых башен. При всей силе, мощи, мужественности своего облика собор не кажется грузным и неповоротливым. Точно найденные пропорции делают его строгим, подтянутым и изящным.
Того же нельзя сказать о находящихся рядом Крестовоздвиженском соборе и колокольне. Первый расплылся по земле, как большая разноцветная медуза, а вторую изумлённый взор путешественника с трудом удерживает на земле. Что-то изменилось со временем в сознании зодчих, что-то было утеряно. Какие-то другие музы освящали их чертежи.
Георгиевский собор важен не только как первоклассное произведение архитектуры, но и как своеобразная летопись. В его лестничной башне находятся граффити, которые содержат исторические сведения: даты смерти церковных и светских деятелей, упоминания монастырей. Не менее важны покаянные надписи, в которых «тати погребные» признаются, что они «самые грешные из людей».
Одно из лучших украшений Юрьева монастыря, несомненно, – длинные ряды цветов, которые по весне высаживают трудолюбивые монахи. Запах молодых, ярких растений привлекает и обезоруживает. Райский сад во всей красе предстаёт перед озадаченным туристом.
Многое пережил Юрьевский монастырь на протяжении истории: здесь жили простые обыватели, была почта, техникум, в Георгиевском соборе сидели вражеские наводчики… Но сегодня, слава Богу, «биография» монастыря возвратилась в прежнее русло, и в нём, как прежде, процветает монашеская жизнь.
Про скит, где живёт кошка
Он расположен недалеко от Юрьева монастыря, на живописном берегу Волхова. Путеводители хором говорят, что в незапамятные времена здесь было языческое капище Перуна.
Скит отделён от земной реальности милой оградкой, в чьей биографии не предусмотрено участие в боевых действиях. Здешние насельники испытывают особую (и очень похвальную) неприязнь к алкоголю. Это, вероятно, связано с конфликтами с «шашлычниками», располагающими свои тучные тела и мангалы неподалёку от скита, также на живописном берегу Волхова. Поэтому неудивительно, если у входа в скит ваши сумки будут тщательно досмотрены двумя крепкими послушниками. Это неприятное, но необходимое мероприятие.
Кстати, о крепких послушниках.
Во время одного из моих визитов в Перынь из братского корпуса вышло несколько молодых людей. Их костюмы не сохранились в архиве моей памяти, поскольку взгляду не за что было «зацепиться». Помню только нечто мутное и балахонообразное. Итак, молодые люди, до этого рьяно упражнявшиеся в увлекательных беседах (я их видел, когда вошёл в скит, потом они исчезли за дверью братского корпуса), решительно прошествовали к храму Рождества Богородицы и не менее решительно отворили скрипучие двери. Поскольку я оказался в непосредственной близости от входа, то был «мягко, но твёрдо» приглашён войти и принять посильное участие в предполагавшемся действе. В храме было пусто, светло и чисто. Молодые люди с каменными лицами и горящими взорами пели недолго. Потом они закрыли толстые книги и, уже выходя из церкви, вручили мне буклет, красочно повествующий об истории скита. Таково было моё знакомство с насельниками.
Из-за того, что в скиту очень тихо, становится слышной жизнь, в городских условиях обречённая на небытие: плещется рыба в реке, недовольно гудят шмели, кричат грачи и утки, с нежным шелестом пролетает стрекоза.
Эта «природная тишина» делает осязаемой связь времён, в суете будней не замечаемую человеком. Как писал один великий человек, «здесь оживает чувство истории, приходят на память скупые летописные известия, дополняемые крупицами исторических знаний, добытых учёными изысканиями…»
Церковь Рождества Богородицы (XIII век) встречает посетителей несколько боком. Она удивительна. Её сувенирно-минималистский внешний облик застревает в сознании, как неразорвавшийся снаряд в земле. Кажется, зодчий, безусловно, знакомый с новшествами современной ему архитектуры, решил не утомлять зрителя «украсами». Исследователь архитектуры Вл. В. Седов писал, что в этой церкви «новгородская пластика XII в. совместилась с упрощённой иконографией, заимствованной у смоленской артели». Но мастер, как указывается в свою очередь в другой толстой книжке, «постарался „возвеличить“ свою маленькую постройку, разместив её окна в три яруса, а малая высота апсиды… заставляет казаться больше объём самого храма. Ярусы окон, как и невысокие восьмигранные столбы под хорами, заставляют казаться больше и внутреннюю высоту этого здания». И, наконец, если выражаться исключительно собственным языком, то можно сказать, что эту церковь могут охарактеризовать такие слова, как монолитность, лёгкость, уравновешенность и покой.
Церковь Рождества Богородицы (XIII век).
Но, вероятно, богослужебные функции церкви Рождества Богородицы, как это ни странно прозвучит, были в ней не главными: храм обозначал границы города и одновременно «работал» маяком для местных рыбаков. Кстати, эта миниатюрная постройка считается последней церковью домонгольского периода. Новгородская архитектура всегда развивалась по пути от «большого и торжественного» к «маленькому и крепкому».
Рядом с церковью расположены красные постройки, не скрывающие своё псевдорусское происхождение. Их художественные достоинства прекрасно заменяются прочностью и аккуратностью.
Сегодня жизнь в скиту продолжается. Времена упадка, когда здесь оставался один старец Максим да пять книг, позади. В этом смысле очень символичной кажется возможность в ясную погоду наблюдать где-то вдали церковь Николы на Липне, построенную уже после нашествия саблезубых монголов. Та связь времён, о которой писалось выше, не прервалась.
А ещё в скиту живёт кошка. Когда я спросил, как её зовут, она почему-то застеснялась и не ответила. Но потом, освоившись, попросила передать привет её коллегам, подвизавшимся в других скитах и монастырях, особенно коту Ваське из Кирилло-Белозерского монастыря, с которым её связывают давние тёплые отношения (исключительно дружеские).
Скит (совет другу)
После слёз и словесного сора
очутись в новгородской глуши,
там, где волны лохматые спорят
и шуршат на ветру камыши;
там, где древняя церковь сверкает,
как шкатулка в покоях царя,
и вечерней порой навсикаи
носят горы чужого белья.
Сядь на камень. В бесцветные дали,
словно в зеркало, друг мой, взгляни,
и тогда среди бед и печалей
золотыми покажутся дни.
Два храма
На Торговой стороне, чуть в отдалении от главных туристических маршрутов, скрываются от глаз два храма. Один из них освящён в честь Апостолов Петра и Павла, другой — Ильи Пророка.
Надо сказать, что это сегодня их местоположение приходится на тихий тупичок в недрах Торговой стороны, а в древности здесь находился один из парадных въездов в Новгород. Храмы, первыми встречавшие гостей и врагов, были построены на этом месте уже в XII веке, но только с XIV – XV столетия они смогли любоваться друг другом в своих нынешних обличьях. Храм, посвящённый Илье Пророку, назван известным исследователем «одним из наиболее значимых в градостроительном отношении».
Начнём с произведения мастера Лазуты – храма Апостолов Петра и Павла на Славне. Он построен в 1367 году, это — родной брат петропавловского храма в Кожевниках, Фёдора Стратилата, Преображения на Ильине улице и других, не менее блестящих представителей этой фамилии. Сегодня он закрыт, фрески после войны не восстановлены. Суровый, почти крепостной облик храма, объясняющийся его почти приграничным положением, смягчается яблонями и рябинами, растущими в изобилии вокруг холодных стен. На стенах почти нет украшений. Но, как это ни странно, взгляд и не просит их. Эстетическое чувство вполне удовлетворено совершенством классических новгородских форм. Тишина, верный спутник Истины и Вечности, почти материальна здесь. Иногда нарушают её только чёрные птицы, устраивающиеся на отдых около крестов. Но резкие птичьи крики находятся как-то вовне той метафизической атмосферы, которая подобно защитному экрану накрывает храм. Образованное экраном безвоздушное пространство предохраняет памятник от влияния времени и переносит на страницы архитектурных хрестоматий, гарантируя бессмертие.
Церковь Апостолов Петра и Павла на Славне (1367).
Его сосед, если б был болтливой женщиной, мог бы хвастаться богатством своей биографии. Он был и местом обитания геодезической партии, и простым домом, и старообрядческой церковью. Сегодня, как гордо гласит укреплённая на его стене вывеска, «сей храм Истинного Православия готовится к реставрации». Слава Богу. Но, судя по грязным шторкам, в нём до сих пор живут люди. И их жилищный вопрос должен не «готовиться», а срочно «реставрироваться» (кажется, в настоящее время там действительно начинаются большие реставрационные работы, обещающие завершиться к февралю 2019 года). Здание в предынфарктном состоянии, барабан с куполом давно снесены. Несмотря на то, что в окнах открыты форточки, на подоконниках стоят горшки с цветами, никто из жителей никогда не появлялся около этого дома-храма. Я был несколько раз в этом месте, в разное время года. Никто и никогда.
Теперь об образе.
Общий облик храма Ильи Пророка из-за его многочисленных приделов весьма напоминает курицу-наседку, успешно пытающуюся собрать под крыло не в меру прытких цыплят. Маленькие комочки разбегаются в разные стороны, но всякий раз бдительная мама возвращает каждого на положенное место. Впрочем, у каждого глядящего на этот храм могут быть свои образы. Кто-то сравнит его с Казанским собором в Петербурге (он также обнимает площадь своими «крыльями»), кто-то — с расплывшимся пудингом. Но это уже из другой области.
А между двумя этими новгородскими храмами разбит сад.
Увязла осень в топях новгородских,
шуршит замшелой шляпою камыш,
