скачать книгу бесплатно
Женщина мира
Владимир Евгеньевич Псарев
Всё это ради той девушки, которая раз за разом находила воплощение в разных телах и душах. Всё это – реквием по юности. Реквием по всем, кто не сможет его прочесть. Это – манифест любви и свободы, наполненных чем-то большим, чем просто страсть. Это в назидание молодым и на память зрелым.
Содержит нецензурную брань.
Владимир Псарев
Женщина мира
Посвящается дорогой Дарье Олеговне Терской,
чьё имя стало для меня почти библейским.
Посвящается всем долгим ночам
на подоконнике пятого этажа.
От автора
Опечаленный, даже не знаю с чего начать.
Когда-то давно, когда я еще постоянно жил в маленьком зауральском городке, уродливо заснеженном зимой и невыносимо пыльном летом, я мечтал стать значимым человеком. Видимо, комплекс лимиты. Речь не о славе, а о востребованности, и не о признании, а о ценности. Любовь прорастала через меня, но не находила себя в других. Я чувствовал внутри целый мир, но не знал, кому его подарить. Копил воспоминания, менял окружение и сам себя утешал: «Потом книгу напишешь». И видимо, настало время высказаться.
Год назад, сидя за рулём стареньких «Жигулей» возле маленькой заправки, на вопрос подруги о том, почему я решился на это, я не смог ответить внятно. Побоялся. Потому что всё это изначально было ради неё. Ради той, на которую я смотрел, как на застывший монумент, памятник всем любимым и любящим, хотя сама она была простой и понятной, как женщина «бунинских» повестей. Всё это было ради женщины моего мира, которая моей никогда не была, как бы мне этого ни хотелось. Да я, честно, серьезно и не претендовал на её сердце. Видел – разные нам судьбы уготованы, хоть и похожи мы. А коль разные – всё пусто, даже любовь, которой она ко мне не испытывала. Сейчас об этом странно говорить, но в те моменты только рядом с ней я чувствовал себя свободным. Не живым – свободным. Казалось, что всё стоит на своих местах. Кроме одного – нам никогда не поставить штампы в паспорта, никогда не носить парные кольца и не воспитывать общих детей. Никогда. Страшное слово. Почти смертельное, особенно для молодого человека, который еще по-детски пытается завладеть всем, что ему нравится. Это с годами приходит умиротворение и осознание того, что счастье – в малом, оно есть всегда и везде, но, как и всё в этом мире, умрёт. Многие подумают: «Да я и молодой это знаю». Знать мало, и даже понимать – мало. Простота и непритязательность должны идти от сердца. Они должны стать стилем жизни.
Долгое время я жил безответственно, веря в бесконечность времён. Правда ли это – нам не открыто, но даже если это и так, время каждого из нас ограничено. Мы являемся переходной стадией между предыдущими поколениями и поколениями грядущими. Да, со своими радостями и горестями, со своей неповторимой судьбой, но люди недолговечны, как и дела сердечные.
Далее пришло осознание и осязание чего-то большего, чем я сам. Мне казалось, что причина этих изменений – возраст. Я ошибался. Сюда привели меня люди. В том числе люди, ставшие прообразами некоторых персонажей этой книги. Одна из самых важных женщин моей юности – Анастасия Сикорская. Благодаря ей стало возможно многое: этот роман, путешествия, созерцание и расширение горизонтов. Она – моя сестра не по крови, но по духу. Второй важный человек, запечатлённый на этих страницах под своим именем – её верная подруга Анна Белова, одна из самых светлых и трогательных девушек, мне встречавшихся. В благодарность за сыгранные роли их портреты навечно останутся среди этих строк. И именно их вы можете увидеть на обложке. Настя – в отражении осколка зеркала, который держит Аня.
Всё это ради той девушки, которая раз за разом находила воплощение в разных телах и душах. Всё это – реквием по юности. Реквием по всем, кто не сможет его прочесть. Это – манифест любви и свободы, наполненных чем-то большим, чем просто страсть. Это в назидание молодым и на память зрелым.
Писатель должен жить на бумаге. Здесь его место. Писать абстрактно у меня не хватает таланта. Но ничего более душевного, личного, и в то же время близкого каждому, я уже не напишу. Это моя исповедь перед самим собой и перед теми, кого я люблю.
21 июля 2019 года
Пролог. Я тебя вспомнил.
1.
«…Что первым вам вспоминается из детства?
Наиболее ярко мне оно мерещилось накануне свадьбы. Почему – не знаю. Видимо от того, что приходилось с ним безвозвратно прощаться. Враньём оказалось то, что говорили, будто когда в твоей жизни появляются семья, а потом и дети, ты сам начинаешь ощущать этот вкус младенчества и переживаешь со своим чадом его еще раз. Словно ребёнок в тебе, не взрослея, становится старым. На деле это редкость, исключение из правил. Если бы это было действительно так, родители относились бы к нам с большим пониманием. Появляется ответственность. Да, часто удушающая тех, в чей адрес направлена. Но всё же. Где есть ответственность – там нет места детству. А если оно остается – твоя безответственность разрушит твою взрослую жизнь.
Вспомнились мне наши игры и старый хромой пёс, которого с возрастом я стал понимать. Он не раз меня драл, и не всегда за дело, но я каждый раз к нему тянулся. Мама спрашивала меня, как можно любить того, кто тебя калечит. Я вырос. И правда, мама, как? Но мы любим.
Вспомнились заброшенные колодцы за территорией нашего двора и высокое разломанное бетонное крыльцо, в которое я уронил свой мяч, купленный за астрономическую для ребёнка сумму. Я ненавидел это крыльцо, а в юности оно стало местом наших дружеских попоек, искупив тем самым свою вину. Оно видело столько, что стало каким-то родным. И в глубине своей до сих пор хранит тот мяч, за годы скукожившийся и выцветший. Но о мяче ли я?…»
2.
Зеркало отражало чью-то тёмную мужскую фигуру. Она сидела сгорбившись. Лицо было опущено вниз, а руки сложены на коленях. Иногда фигура покачивалась и издавала неестественные для человека звуки, словно где-то в степи завывали кайоты.
Расширенные зрачки ничего не выражали. Складывалось ощущение, что разум человека давно потух, но тело ещё продолжало существовать, не найдя гибели.
Человеческий разум чрезвычайно хрупок. Он аккумулирует воспоминания, накапливает знания и навыки, поглощает в себя содержимое всех доступных ему чертогов. В определённый момент может показаться, что он превзошёл все свои возможности и постиг основы мироздания, совсем не нуждающегося в этом. Но стоит случиться трагедии, и он падает, разрушается, приводя существо, которому принадлежит, к смерти.
За окном жёлтым светом сияла почти полная луна, но этого было недостаточно, чтобы полностью озарить тёмную комнату. Рядом с фигурой лежала недопитая бутылка виски, опрокинутая и потерявшая зря часть своего содержимого, которое сейчас впитывалось в персидский ковёр.
Фигура подняла глаза, ещё раз всхлипнула.
– Ты думаешь, я слаб?
– Совсем нет, – ответило что-то в пустоте.
– Тогда почему мне можно всё и ничего нельзя? Хотя бы сегодня?
– Ты сам выбираешь, как тебе жить. Но делаешь это неудачно. Я лишь хотел тебе помочь.
– А кто решает, что я живу неправильно? Ты?
– Я понимаю. Если ты не искал, где ошибка, значит, нет никакой ошибки. Для тебя. Только вот зачем мучить других?
– Я растратился.
– Вижу.
Человеку казалось, что отражавшееся в зеркале лицо выражает не его эмоции, но при этом он чётко понимал, что этого не может быть. Как не может быть и того, что зеркало ему отвечает.
– Не слишком много алкоголя?
– Брось, тут всего стакан.
– Какой по счёту?
Фигура оттолкнула бутылку, которая, соскользнув с ковра, с грохотом покатилась по паркету.
– Ты сам себя продал и предал, ты прав. Нет тебе никакого оправдания. Всю жизнь хотел кому-то нравиться, сам выбирал самые гибельные пути, чтобы потом кричать, что ты прав, но тебе кто-то мешает. Сам, только ты сам, дружище, всё это сделал. Я ведь знаю о тебе всё. Я был на всём протяжении твоего пути к напрасному далёко и видел тебя чаще, чем ты сам себя. Можешь в это не верить, но мне правда тебя жаль.
– Я не мог иначе! – фигура начинала злиться на своего собеседника.
– Конечно, не мог. Ты слаб, а потому живёшь сердцем. Ты зависим.
– Кем ты возомнил себя?!
Человек с размаху кинул бутылку в зеркало. Стекло лопнуло, осколки звонко посыпались на пол. Фигура поднялась, схватившись за голову. Мелкие крупицы стекла впивались в ноги. В глазах двоилось. В комнате стоял резкий запах спирта.
– Что вам всем от меня нужно? – крик прорезал ночную тишину.
Не в силах совладать с собственным бессилием, человек начал крушить обстановку жилища. Стоял жуткий грохот, от которого проснулись соседи.
Проехавшая под окнами дома машина добавила в помещение света. На кровати, раскинувшись, в собственной крови лежала молодая девушка. Глаза её были полуприкрыты.
– Настенька! – тихо прошептал мужчина, склоняясь над телом. – Что с тобой? Настенька!
Он начал тормошить её, как спящую, злясь на то, что девушка не просыпается, словно они опаздывают на самолёт и у них больше нет ни минуты лишнего времени.
– Любовь моя! Обними меня!
Кровь ещё сильнее размазывалась по постельному белью. Не понимая, что происходит, находясь в агонии, мужчина начал метаться по комнате, хватаясь за стены. Через минуту он навзничь упал на пол перед рамой зеркала, закатив глаза.
– Этого не может быть! Я не мог! Это всё ты! – он кричал в пустой угол на то место, где когда-то висело зеркало.
Настала зловещая тишина, в которой можно было услышать даже биение сердца. Что-то сдавливало череп. Мужчина приподнялся, чтобы сесть, но осколки стекла разрезали ему руки. Он снова упал. Вторая попытка была более удачной. Он сел, что-то неразборчиво рассказывая себе под нос.
Дрожащие руки стали шарить по полу, отыскивая самый острый осколок зеркала.
3.
"Дорогая моя женщина, скоро я не вспомню, как мне было двадцать. Но я навсегда хочу оставить в памяти миг, когда тебя встретил. Ты стояла и шутила о чём-то с другими. Потом я подарил тебе шоколадку, но не сам, а передал через подругу, и ждал сообщения от тебя. Ты дала мне такую короткую, но яркую жизнь. Ты столько раз спасала меня, но я не смог спасти тебя. Моя лебедь. Ты не должна была лежать на холодном асфальте, завёрнутой в целлофан. Ты не должна была мучиться. Не должен был мучиться наш ребёнок. Я всегда мечтал о семье настоящей, и только с тобой, но не сохранил. Я люблю тебя. Я люблю наше дитя. Пусть я не знаю его имени и даже его пола, но я уверен, что малыш был бы похож на тебя, и я бы рассказывал ему: он – самое важное в моей жизни, потому что является твоим продолжением. Моя дорогая, прости меня. Я не знаю, как переживу это. Но если я когда-то поднимусь над собой, то свою дочь назову твоим именем. Пусть будет дочь. Я смогу ей рассказать, какой должна быть женщина. А сыну мне рассказать нечего. Прощай, моё солнце. Я вернусь к тебе, обязательно вернусь. Только дождись, пожалуйста, и я попробую снова".
Ручка легла на стол. Лист бумаги был закапан слезами. Хорошо, что это письмо никто не увидит. Плохо, что даже она. Самая главная женщина. Женщина его мира. Так много нужно было сказать в глаза, но не хватило сил. А теперь не хватит времени.
Вспоминались друзья, и чудились их образы в старости. Влад понимал, какая длинная и интересная жизнь им уготована. А себя он больше не видел.
Щёлкнула крышка зажигалки. В мире, где патентуют даже звуки, так сложно остаться человеком. И так сложно остаться. Листок завис над пламенем. Оно жадно пожирало слова, отражаясь в чёрном оконном проёме. Слова, которые теперь просто чернила. Огонь обжёг руку, и обугленный остаток прошлого упал в пепельницу.
– Даже через сотню лет, увидев тебя, я скажу, что я тебя вспомнил, – прошептал Влад, опрокинул в горло остатки коньяка и резким движением разбил стакан об стол.
Глава Первая. Сияние.
Сколько лет тут прошло,
Сколько зим,
По сырому снежку, и как прежде,
Я вернулся к оконцам твоим,
А ты вышла лишь в лёгкой одежде.
1.
Тюмень, Российская Федерация. 21 января 2020 года.
Тяжёлый "Боинг", оставивший позади тысячи километров на пути из Северной Пальмиры, уронил своё серебристое брюхо на взлётную полосу аэропорта нефтегазовой столицы России. В Петербурге, несмотря на славу самого ветреного и непредсказуемого города России, стояла на удивление приятная тишь, уличные музыканты давали на Невском традиционные концерты, по вечерам возле Дворцовой площади прямо в машинах молодёжь курила кальяны. А тут?
На парковке аэропорта «Рощино» мёрзла, закутываясь в кашемировое пальто по самые уши, которые смешно торчали из-под воротника, светлая молодая девушка Аня. Её глаза, цвета слабо заваренного чёрного чая, пытались нащупать в толпе людей что-то своё. Люди выходили разные – мамочки волокли за собой детей, строгие представительные мужчины слепили дороговизной японских часов, толпа китайцев продолжала своё бескультурное шествие по культурным святыням России. Сама не знала она, почему до сих пор не вошла в здание терминала. Вряд ли было лень проходить досмотр. Видимо, хотелось ей выглядеть в глазах своего кавалера более нежной, более уставшей и беззащитной, и в своём желании она искала помощи у таёжного ветра.
В какой-то момент она отвернулась от выхода, стала рассматривать подъезжавшие машины и куривших в окошко таксистов. Потом ведь и детей в этих пропахших табачной горечью салонах возят. Ожидание затягивалось, и вскоре наскучило и это.
– Белова! – резко раздалось сзади. И уже через секунду более нежное: «Бельчонок».
Девушка обернулась. Вот он – виновник замерзших ног. Она широко улыбнулась и развела руками, ожидая объятий. Ждать не пришлось. Вадим крепко обнял её, подхватил и поднял перед собой, как ребёнка.
– Зачем мёрзла?
– Тебя ждала, – немного виновато ответила Аня.
– А внутри ждать не разрешили? Ладно, сейчас такси вызову.
В голове крутилась мысль: оценил или нет? Или значения не имеет? Но она была безумно рада. Аня относилась к тому типу девушек, которые много чувствовали, но не умели этого показывать. Порой это становилось причиной недоразумений и взаимных обид. Иногда она себя за это корила, но что поделать? Такова планида.
Ни один из таксистов, «дежуривших» на парковке, вызов не принял – пока не хотели расставаться с кофе и сигаретами. Их здесь знали, и наливали в два раза дешевле, чем остальным. Мало кто задумывается об их судьбе. Для обывателя они просто прислуга, а их жалобы на власть и ипотеку досаждают, как сибирская мошкара в июле. Но многие из них прошли большой путь, прежде чем сесть за руль.
Машина всё же приехала быстро. Вадим уложил сумку в багажник, и сел на заднее сиденье слева, а правое – «генеральское» – оставил возлюбленной.
– Пока тебя не было, тут такие морозы стояли.
– А в Питере даже снега нет. Зимы смешные пошли там, ей богу. Скоро в Дубай летать не придётся.
– А говорят, что никакого потепления нет.
– Врут, чтобы ничего не делать.
За банальными разговорами о погоде и работе дорога прошла незаметно. В подъезде столкнулись с пожилой соседкой. Тамаре Васильевне очень нравилась эта пара, и она ни разу не упустила случая, чтобы не сказать пару комплиментов. Казалось, она болела за их отношения, как мать. Но в этот раз она была особенно рада – тоже успела соскучиться по Вадиму.
– Мы молодые! А ваше-то здоровье как, Тамара Васильевна?
– Не будем о том, чего нет, – задорно захихикала женщина. – Ну и работа же у тебя, Вадик. Так бросаешь сокровище своё.
– Я не бросаю, а даю отдохнуть. В хорошем смысле, – заулыбался молодой человек. – Да и как? Платят же.
Вадим трудился в серьезном консалтинговом агентстве. Для кого-то звучит как ругательство, а кому-то действительно платят. В его обязанности входило выполнение той механической работы, которая могла быть выполнена без участия штатных сотрудников какой-либо компании. Часто он ездил помощником более опытных консультантов своей фирмы, и выполнял механическую работу уже за них. Ну а что? Возраст. Сначала нужно дорасти.
Карьера позволяла поддерживать неплохой для российской провинции уровень жизни, однако для города, где много людей связано с добычей и реализацией углеводородов и многие, особенно инженеры, ездят вахтами в ХМАО, привозя оттуда внушительные суммы, деньги были не колоссальные. Тем не менее, работа его увлекала, и Аня стала отмечать, что вся игра ведётся уже не в её пользу.
Аня относилась к тому типу девушек, которые достаточно сильны и самостоятельны, но не могут существовать вне семьи. Таким нужен мужчина, который будет служить и опорой, и отдушиной. Пока Вадим сшивал первое, второе трещало по швам. Слишком сильное натяжение. Опять же, возраст.
Аня мечтала о домашнем уюте, о детях. Ей бы забирать после работы сыновей из детского садика, готовить ужин и перед сном доверять все секреты отцу своих мальчишек. Доверять искренне, а не просто рассказывать, понимая, что секретами они останутся потому, что их никто и не запомнит. Короткий разговор на лестничной клетке нечаянно напомнил об этом.
Ключ повернулся в замке, металлическая дверь распахнулась. В коридоре царил полумрак, но через приоткрытые межкомнатные двери тонкими полосками падал яркий свет. Сумку Вадим оставил у входа, пошёл раздеваться. Хотелось сбросить с себя командировочный груз, разрядиться, принять душ и ни о чём не думать. Аня сразу ушла на кухню.
Спальню грело январское солнце. После минуты в полутьме было сначала даже неприятно.
– Господи, как чисто-то! – воскликнул он.
– Конечно, милый. Бухгалтеры налоговую так не ждут, как я тебя, – послышалось из-за стены.
– Оценил!
