скачать книгу бесплатно
– Ничего был декабрь… Туманный, правда, ветреный, как мне помнится.
– Тебе больше ничего не помнится?
– А, кроме погоды, было еще что-то? – Света удивленно вскинула брови – о чем это он?
– Да ладно дурака валять… Мне кажется, что в тот декабрь я мог бы поступить и получше.
– Нет, Андрюшенька, – Света с силой раздавила в блюдце окурок. Она продолжала называть его Андрюшенькой, уже этим как бы показывая свое превосходство. – В тот декабрь ты вел себя настолько хорошо, что лучше вести просто невозможно.
– Даже так?
– Лучше ты мог бы вести себя позже. В феврале, марте, апреле, мае… Но и за эти месяцы упрекнуть тебя не в чем. Нормальный мужик… Ты ничего не обещал, я ни о чем не просила… Ты не совершил ничего плохого, недостойного… Просто сделал шаг в сторону. Вот и все. Перешел на параллельные рельсы. До этого мы с тобой шли как бы по одним рельсам, а после декабря пошли по разным… Которые с каждым днем все более друг от дружки удалялись. Ты уехал в многолюдную свою Москву, я осталась в безлюдном, туманном, холодном Коктебеле. После твоего отъезда перебралась из гостиницы в свою квартиру на пятом этаже… Боже, какая же она была холодная. Не только в температурном смысле слова…
– А в каком еще?
– Даже не знаю, как тебе объяснить, чтобы было понятно…
– Да напрягись уж как-нибудь, – с легким раздражением ответил Андрей.
– Не злись, Андрюшенька… Если ты все эти годы не злился, то теперь-то совсем ни к чему… Да и я уже за пределами добра и зла, я теперь неприкосновенная и потому могу быть вредной, капризной, стервозной… А в каком смысле было холодно… ты и сам знаешь, но если уж захотелось услышать это от меня, скажу… В душевном смысле, в духовном, в нравственном… Понимаешь? Слов много, но это все приблизительные слова, не окончательные…
– А Лене, говоришь, было восемь лет?
– Девятый ей шел… В августе будет девять.
– Значит, все-таки декабрь.
– Ну, а что же ты хочешь, Андрюшенька… Для нас с тобой это был крутой декабрь… Мы тогда потеряли всякую осторожность. Особенно ты.
– Почему особенно я?
– Потому – ты обязан был думать об осторожности. Я, конечно, могла кое-что предпринять потом… Спустя какое-то время… Но ты позванивал иногда, слова всякие рисковые произносил, неосторожные слова, этот злополучный декабрь поминал добрым словом… И я размечталась. И получила свое.
– Значит, говоришь, сделал шаг в сторону…
Света его не услышала.
– Но я не жалею. Тогда не жалела и сейчас тоже.
– Напрасно ты мне не сказала с самого начала, напрасно.
– Надо было брать тебя за горло?
– Могла бы взять и за другое место… Кстати, а чего это ты все время называешь меня Андрюшенькой?
– А как же тебя еще называть? Очень подходящее для тебя имя. Ласковое, можно сказать. Стоит только произнести его, и сразу становится ясно, о ком идет речь. И все остальное становится понятным – о чем можно говорить с этим человеком, о чем говорить с ним нет никакого смысла, произнесешь это имя, и виден допустимый уровень откровенности, серьезности, доверительности…
Андрей долго молчал, глядя в зеленый просвет на проносящиеся мимо машины и не видя их. Заходили посетители, заказывали пиво, вяленую рыбу, фисташки, сушеных кальмаров. За зеленой стеной стояла все та же полуденная жара, но здесь, в тени, о ней как-то не думалось.
– Скажи мне, Света… Кто этот человек? – проговорил наконец Андрей.
– И что ты с ним сделаешь?
– Я его убью.
– И все? – разочарованно протянула Света. – Ты его убьешь, и все?!
– А что ты хочешь?
– Я хочу божьей кары.
– Это как?
– Я хочу, чтобы он умирал годами. И чтобы все эти годы он знал, что умирает. И это будет. Это точно будет. Я знаю! – уже шепотом произнесла Света. Взглянув ей в глаза, Андрей готов был отшатнуться – столько в них было решимости.
– И кто это сделает?
– Ты. Ты, Андрей.
– Думаешь, смогу?
– Помнишь тот декабрь? У меня ничего не было в жизни стоящего, кроме того декабря. Понял?! У меня ничего не было в жизни, кроме того декабря! Хочешь откровенно? У тебя ведь тоже ничего лучше не было. Иначе ты не приезжал бы сюда каждый год в надежде, что декабрь повторится. Ничего не повторяется дважды. Ничего, понял?! – Света говорила все громче, но, заметив, что на них обращают внимание, перешла на шепот. – Я не верю, Андрюшенька, что ты ничего не знал про Лену. Не верю. Весь Коктебель знал, а ты не знал?! И никто тебе за все эти годы ничего не сказал, не объяснил, не намекнул? Не верю. Да, я тебе не говорила, я не возникала. И ты продолжал пребывать в счастливом неведении. Другими словами, дураком притворялся. Ты притворялся дураком, а я тебе это позволяла. В память о том декабре. Я и сейчас еще там. Я до сих пор несусь с тобой в той разболтанной машине в Симферополь, к поезду, который отошел от перрона на наших глазах. Я до сих пор пью с тобой каберне из краника в картонной коробке – нам же хватило вина на всю обратную дорогу, помнишь?
– Помню.
– Вот и хорошо. Молодец. – Света устало откинулась на спинку стула и вынула из пачки новую сигарету.
– Ты много куришь, – сказал Андрей.
– И много пью. Поброди по Коктебелю – тебе припомнят много других моих недостатков.
– Ты изменилась, Света.
– Ничуть. Человек вообще не меняется. Просто с переменой обстоятельств проявляются те или иные его качества, которые раньше никак о себе не заявляли, поскольку не было в них надобности. Сейчас из меня полезло это… Я сделалась бесцеремонной, может быть, даже наглой… Эти черты были во мне всегда, но в спящем состоянии. Потом, когда условия моей жизни опять изменятся, они исчезнут и вылезут такие, о которых я сейчас и не догадываюсь. Думаешь, из тебя ничего новенького не показалось?
– Что же из меня вылезло?
– Ты был отчаянный и безрассудный. Это ушло. В тебе была хорошая такая, светлая дерзость… Она тоже исчезла, может быть, растворилась в новых твоих качествах, которые для жизни более необходимы.
– Например?
– Осторожность… Разумеется, в хорошем смысле слова. Практичность. Достойная такая практичность взрослого человека.
– В чем же она проявляется?
– Сегодня утром ты пришел с коньяком… Три звездочки. Раньше ты бы вывернул все карманы, но коньяк взял бы семилетний, одиннадцатилетний… Это не жлобство, не обижайся… Это практичность – чего деньги на ветер бросать… Ты же знаешь, что и тот и другой я выпью одинаково охотно. Мы не виделись год, а ты прошел мимо цветочного базара, и тебе в голову даже не пришло, что неплохо бы цветочек купить захудалый, занюханный какой-нибудь… Были времена, когда ты брал цветы, лучшие из всех имеющихся на прилавке… Помнишь, когда однажды я к тебе в Москву в декабре нагрянула… Ты, конечно, обалдел, но быстро справился с собой и вел себя вполне достойно, хотя у тебя были со мной сложности… Второго декабря не получилось, но… Его и не могло получиться. А вот и Жора пришел… Давай сюда, Жора! Не робей! Давно тебя ждем!
– Друзья мои! Я вас приветствую в этот солнечный день! – с подъемом произнес Жора, подтаскивая стул от соседнего столика. – Как протекает жизнь?
– Вот Света говорит, что она в основном вытекает, – вяло ответил Андрей.
– Что так?
– Размазывает меня по столу, как манную кашу.
– Это она умеет, да, Света? Но ты не переживай – она размажет, она же тебя и в кучку соберет, и форму тебе приличную придаст, и в щечку поцелует. Да, Света?
– Как получится, Жора, как получится.
Жора привычно затиснулся в угол, поставил у ног неизменную свою сумку и, подперев кулаком подбородок, посмотрел на Свету, потом на Андрея.
– Вот вы сидите здесь, беседуете о жизни, как я понимаю…
– О личной жизни, – поправила Света.
– А другой и не бывает, – Жора, кажется, даже удивился ее словам. – Все, что выходит за пределы личной жизни, называется иначе – это уже работа, деятельность. В худшем варианте – прозябание. Есть еще и подыхание, но это тоже личная жизнь.
– А когда личной жизни нет? – спросила Света.
– А вот тогда только и начинается настоящая личная жизнь, – у Жоры была необычная манера говорить – он начинал говорить громко и напористо, а потом переходил на шепот, как бы подчеркивая этим важность заключительных слов и в то же время давая понять, что не для всех предназначены главные его слова. – Когда однажды тебе покажется… с похмелья ли, или еще после каких-либо счастливых потрясений… Так вот, когда тебе покажется, что у тебя нет никакой личной жизни, это означает только одно – твоя личная жизнь слишком напряжена, слишком многозначна или, прости, многоцелевая. И тебе просто хочется покоя.
– Что нового на поэтическом фронте? – Света, кажется, своевременно прервала разоблачительные слова Жоры.
– Захотелось стихов? Их есть у меня…
Прощай, мой Коктебель, ты мне не по карману,
В иных краях теперь хмельные песни петь.
Прощай, мой Коктебель, я опасаюсь спьяну,
Вдали от милых мест проститься не успеть…
– Есть и продолжение? – спросил Андрей.
Прощай, мой Карадаг, свободный от охраны,
Очерченных границ, чинов, моральных пут,
Где до сих пор нас ждут граненые стаканы
И тайну прошлых встреч надежно берегут.
– Я вижу, Жора, что с личной жизнью у тебя тоже не все в порядке? – спросила Света.
– Да, милая девушка… Да! У меня очень плохо с личной жизнью… Но не потому, что мне надоели бесконечные выяснения отношений, ссоры, истерики, ночные телефонные звонки, панические телеграммы, судорожные поездки, все эти аэропорты, вокзалы, причалы… А потому что всего этого мне смертельно не хватает. Открою вам нечто важное… Настоящая личная жизнь наступает, когда с ней не все в порядке. А заканчивается… После тридцати-сорока лет счастливого, безоблачного брака.
– Слава богу, нам это не грозит, – проговорила Света с каким-то нервным смешком.
– Как знать, – произнес Андрей странноватые слова.
Света быстро взглянула на него, кажется, даже легкий испуг промелькнул в ее глазах, и она тут же опустила голову.
– Друзья мои… – Жора помолчал. – Должен сообщить вам печальную новость… Сегодня утром на Кара-даге, недалеко от Чертова Пальца, обнаружен труп девочки. Примерно девяти-десяти лет.
– Боже! – Света прикрыла рот рукой. – И что?
Жора с удивлением посмотрел на нее и молча развел руками.
– Она… Убита? Ножом?
– Не знаю, Света. Знакомый мент только что рассказал. Олег, ты знаешь его. Увезли в Феодосию. Что сказать… Как она ночью оказалась у Чертова Пальца? Девочки наши южные рано начинают чувствовать стремление к личной жизни, о которой мы только что говорили. Может, от экскурсии отбилась… Это случается. Ну что, друзья мои… – Жора поднялся. – Рад был вас повидать… Я убедился, что вы в добром здравии. Некоторые ваши слова меня даже порадовали… Не буду их повторять, чтобы не вспугнуть. Хорошие слова пугливые, как юные красавицы. С ними надо быть осторожнее, не выпускать в пространство без толку… И без присмотра не оставлять. Ни на минуту. Андрей, мы еще увидимся. Я на телефоне, ты тоже. Пока, ребята! – И, подхватив черную свою сумку, которая всегда чуть перекашивала его не слишком могучую фигуру, Жора направился к выходу. Постояв некоторое время, привыкнув к слепящему солнцу, он решительно шагнул на дорогу.
– Уходим? – спросил Андрей.
– Да, пора, – чуть поспешнее, чем нужно, засобиралась Света.
– Не так же быстро! – Дождавшись, когда в зале покажется Леша, Андрей помахал ему рукой – дескать, запиши на меня сколько положено. Тот сделал успокаивающий жест – не переживай, все в порядке.
– Ты согласен с тем, что я тебе сказала? – спросила Света.
– О нашем счастливом декабре? Да… Но кое-что происходило иначе.
– Что именно?
– Знаешь, давай остановимся… Нельзя же все точки расставить за одной кружкой пива, – усмехнулся Андрей. – У тебя сохранились эти воспоминания, у меня… Не только эти. Договорим чуть позже. Походи несколько дней с чувством правоты, ладно?
– Как скажешь. – Света поднялась. – Ты сейчас куда?
– К тебе.
– Да? У меня другие планы. Мы с тобой не договаривались…
– Договоримся. – Андрей взял Свету под локоток, перевел через дорогу. – У тебя дома есть инструменты? Обычные – молоток, плоскогубцы, отвертка? Есть?
– Что-то есть… А зачем тебе?
– Увидишь. – В первом же хозяйственном киоске, рядом с рынком, Андрей купил два дверных замка – внутренний, который вставлялся в дверь, и накладной. Старался выбрать подороже, с причудливыми ключами, которые обеспечивали бы полную надежность замков. Поднявшись на пятый этаж, он, не раздумывая и ничего не объясняя, свинтил со Светиной двери оба замка и вместо них установил новые. Один вставил внутрь двери, второй привинтил к двери со стороны квартиры. После этого попробовал, как закрывается дверь, как срабатывают ключи.
Все действовало четко.
Света все это время молча покуривала на кухне.
– И как это все понимать? – спросила она, когда Андрей закончил работу и положил перед ней ключи.
– А вот так и понимай. Здесь четыре комплекта. Один оставляю тебе, три беру себе.
– Не многовато? Тебе-то зачем три?
– Чтобы ты не вздумала кому-нибудь подарить. Есть у тебя такая привычка. Душа больно широкая. У подружек твои ключи, у друзей… назовем их друзьями, я только сегодня приехал, а у меня в кармане уже твои ключи позвякивают.
– Что же в этом плохого?
– Ты не догадываешься, что по ножу ходишь? Ты думаешь, этот маньяк спокойно спит в своей вонючей кровати только потому, что ты ждешь для него божьей кары? А вдруг ты передумаешь? А вдруг я уговорю тебя показать мне его поганую физиономию? А вдруг милиция докопается и ты как свидетель дашь показания?
