Журавли Афгана

В школе любимым чтением Валентина был журнал «Советский воин». Библиотекарь шла на нарушение, давала новые номера из читального зала домой. В воскресенье он брал журнал (в понедельник библиотека отдыхала), возвращал во вторник. Читал с упоением, делал выписки. Боготворил десантников. Настоящие парни и девиз – «Если не мы, то кто!» Вдохновляла биография главного десантника Советского Союза – Василия Филипповича Маргелова. Благодаря ему десантные войска стали особой статьёй Советской Армии, её элитой. Служить Валентин мечтал только в войсках дяди Васи – ВДВ.

Песня славит Сокола

Храброго и смелого…

Близко ли, далёко ли

Шли полки Маргелова.

Пелось в солдатской песне. Афганистан не может обойтись без «полков Маргелова», считал Валентина. «Советский воин» писал, что советские войска находятся в Демократической Республике Афганистан по просьбе правительства республики, они охраняют дороги, аэропорты, помогают строить мосты, электростанции, школы, жилые дома в городах, а в кишлаки поставляют продукты, медикаменты. В боевых операциях участвуют только для прикрытия афганских воинских подразделений, помогают афганцам в нейтрализации бандитов-моджахедов.

В комнате у Валентина стоял на полированной тумбочке старенький ламповый радиоприёмник «Серенада». Он был с проигрывателем, можно было слушать пластинки, они хранились в вертикальном положении в тумбочке. Две белые ручки приёмника служили одна для регулировки громкости, вторая – поиска нужной волны. С помощью трёх белых клавиш переключались диапазоны: длинные волны, средние, короткие. Четвёртой включался-выключался приёмник. Как-то вечером на коротких волнах среди тресков и шумов поймал он китайскую радиостанцию на русском языке. Женщина-диктор с характерным акцентом говорила, что в ходе боевой операции Советской Армии в Панджшерском ущелье советские оккупанты сравняли с землей два кишлака с мирными жителями, при этом сами понесли немалые потери в живой силе и технике. Также сбит вертолёт, погиб экипаж и десять десантников.

Валентин негодовал от наглого вранья. Такого не может быть! Какая боевая операция, почему «оккупанты», какие кишлаки? В школе с возмущением рассказывал друзьям об услышанной клевете.

Всё получилось ровно так, как мечтал. В военкомате отчеканил давно заготовленную фразу: «Хочу в ВДВ». Здоровьем Бог не обидел, физическими данными тоже. Рост сто восемьдесят три и не фитиль – все мускулы на месте. В школе занимался спортом. Футбол, волейбол – обязательно, а ещё тягал гири и гантели, бегал. Считал, с его подготовкой в армии всё пойдёт как по маслу. И уже в первую неделю в учебном полку в Фергане понял: мало занимался – их гоняли до изнеможения с утра и до вечера. Сил хватало к концу дня только-только до кровати добраться.

– Как говорил товарищ Суворов, – повторял прапорщик Савельев, – в учебке тошно – легко в бою!

Бывало так тошно, что хотелось одного – скорее бы туда, где легко.

Получилось по их желанию – вместо шести месяцев Валентин служил в учебке три. В начале мая, когда Ферганская долина цвела дикими маками, прилетел в Фергану в учебку, а уже восьмого августа оказался в Баграме. В 1984 году проходила летняя Панджшерская операция против войск полевого командира Ахмад Шаха Масуда. Затяжная, кровавая. Их отдельный парашютно-десантный гвардейский 345-й полк моджахеды основательно потрепали. На пополнение отправили из учебки семьдесят человек.

– Па, а ты первый бой помнишь? – спросила Алёна.

Договорились, Алёна составит список вопросов.

Что она и сделала. Пришла с блокнотом.

– Только отвечай не «да» и «нет», – предупредила, – знаю я тебя. Надо обстоятельно, я должна на пятёрку написать.

– Первый бой как не помнить, – у Валентина перед глазами возникла Чарикарская зелёнка, кишлак… – Я в МТЛБ сидел… И по нему вдруг из гранатомёта…

Из учебки прилетели в Баграм и две недели сидели на базе полка, пока тот воевал в Панджшерском ущелье. Надо было видеть прибытие колонны полка после операции. Десантники прыгали с машин – бородатые, обросшие, грязные и злые – много потерь. Были и особенно обидные: накрывала своя артиллерия.

На молодых злость не срывали. Приводили себя в порядок, отдыхали. Пополнение разобрали по ротам. В сентябре первый боевой выход Валентина.

– Командир сказал, – начал рассказывать дочери, – задание мелкое, дня на два-три. Пойдём в Махмудраки, городок в сторону Пакистана. Сказал, что бородатые ребята, имел в виду духов, малеха обнаглели, порядок надо навести. Городок в Чарикарской зелёнке, она одна из самых крупных и густозаселённых в Афгане. Идти километров тридцать. В учебке я был водителем «Урала», роте нужен был механик-водитель МТЛБ. Поэтому пришлось переобуться в воздухе – переучиться.

– Па, ну откуда я знаю, что такое твой МТЛБ?

– Это многоцелевой тягач лёгкий бронированный. Как у нас говорили уже не трактор, но ещё не БМП – боевая машина пехоты. Учил меня на МТЛБ дембель Володя, ему нужно было подготовить себе смену. Мы с ним внутри сидели, он вёл, я рядом, десантники на броне. По дороге зашли в кишлак, и начался обстрел. Колонна сбилась. Духам только это и надо, столько мишеней. На скорости сложнее попасть, а тут мы скучились. Несколько пуль по броне ударило. Ребята скатились с неё, заняли позиции. А броня пошла по улице. Скомандовали: скорость увеличить. МТЛБ машина ходкая. И тут выстрел из гранатомёта. «В бак душара целил!» – крикнул Володя. Чутьё не подвело его, за секунды до выстрела поддал газу, машина рванула, аж нос приподняло. Это и спасло, граната прошла за кормой, в дувал, забор кишлака, хлопнула.

– Кто-то погиб в тот день? – спросила Алёна.

– Да, Витя Семёнов, вместе из учебки в полк пришли. Дружили. На гитаре играл.

Валентин не стал говорить, что погиб Семёнов по глупости. Не от пули или осколка. Бой был скоротечным, духи постреляли с гор и ушли, полк остановился в кишлаке. Семёнов нашёл на свою голову шароп – местный самогон. Возможно, стресс хотел снять после первого боя. Парень пронырливый, обменял тушёнку на шароп. А самогонка оказалась химическим оружием – травлёная. Выпил и через несколько часов умер. Хорошо, один пил. Предлагал Валентину составить компанию, но тот отказался. Не захотел дурманить себя.

Алёна в школе училась хорошо, без внешнего контроля. Были трудности с математикой, жена взяла на себя эту проблему. Бывало, что мать и дочь переходили на повышенные тона, решая задачи, Валентин не вмешивался – сами разберутся. У него с Алёной был другой общий интерес – машина. В семь лет он посадил дочь за руль, взял на колени – рули. Вцепилась в баранку, но не испугалась. В десять лет уже смело сама водила машину. В последний год девчоночьи интересы стали брать верх, а так до девятого класса страшно любила ездить с ним. Хоть куда и хоть на чём – на грузовой, на легковой. Бросала всех подружек при первой возможности сесть в машину. Знала, отец обязательно даст руль. И в гараже любила пропадать с ним.

– Алёна, ты девочка! – ворчала мать. – Зачем тебе эти ключи-гайки. Провоняешь бензином.

– И чё? – возражала Алёна. – Он вкусно пахнет.

– Ты что – токсикоман?

– Мама, не придумывай!

Однажды ехал вдвоём с Алёной в район, на полдороге у него сердце прихватило. Да серьёзно, будто иглой прокалывают. Каждый вздох с болью. И не отпускает. Алёне было тринадцать лет, уступил ей руль – вперёд. До поликлиники довезла, причём, не черепашьим шагом ехала, поддавала газу.

Такая росла дочь – своенравная, неуступчивая, любимая. Конечно, и старшая, Татьяна, была дорога, и за неё душа болела, но она уже отделилась, определилась – своя жизнь, своя семья.

Глядя на Алёну, думал с позиции родителя: как тяжело была его матери два года жить с мыслью – ребёнок на войне. Два года носить в сердце постоянную тревогу: как он в чужой стране, в чужом краю. Дома у них была большеформатная книга – атлас мира. После дембеля Валентину попался на глаза атлас, открыл: мамина закладка (кусочек материала) на Афганистане. Смотрела, в каких далях воюет сын. Войну его равняла с Великой Отечественной. О ней знала по фильмам, по книгам, по письмам старших братьев – два брата не вернулись с фронта. Иван погиб под Киевом, Андрей без вести пропал.

С соседом дядей Васей, ветераном Великой Отечественной, Валентин не один раз беседовал, когда вернулся из Афгана. Дядя Вася расспрашивал о современной военной технике, оружии. Валентин сделал для себя вывод: на Великой Отечественной труднее пришлось солдату. В Афгане они после боевых выходов возвращались на базу, отдыхали, занимались спортом, отсыпались в цивильных условиях. Не на шинельке в окопе, не в землянке – спали на чистых простынях. Дядя Вася всю войну мечтал о них, в Афгане – обычное дело. А вот вши были. Постельное бельё придёт из прачечной, казалось бы, прошло обработку, но даже в чистом могли остаться. Гимнастёрки, брюки в бензине стирали… После этого несло от бойца нефтепродуктом, да из двух зол выбиралось, которое не кусалось.

– Не сравнить с Великой Отечественной, – рассказывал дочери, – линии фронта не было, в окопах мы месяцами не сидели, но война есть война, стреляли не киношными пулями. Добрых три четверти времени проводил полк на боевых операциях. Пусть мы в штыковые атаки не ходили, ни разу я не сталкивался с душманами лицом к лицу, воевал на расстоянии, а всё одно страшная работа. Двухсотые с обеих сторон, трёхсотые… Не должны политики допускать войну. Наши погибали, а сколько афганцев…

Рота укрепилась на горе, внизу мятежный кишлак, оттуда душманы методично из миномётов обрабатывают их позиции. Расстояние километр, автоматным огнём не достанешь. Отвечали из АГС-17. Отличный автоматический гранатомёт. Можно стрелять прямой наводкой, можно вести навесной огонь. Но АГС духов не убеждал – не унимались, продолжали методично минами обкладывать. Вызвали вертушки, те обработали кишлак ракетами. Только-только пыль разошлась, снова мины полетели. У душманов тактика: завидят атаку с неба, прыгают в киризы – подземные ходы. Не для войны прорубались – для снабжения водой. Но и бомбоубежища, лучше не надо, и удобные ходы сообщения. После вертолётов грачи – штурмовики Су-25 – налетели. НУРСами прошлись по кишлаку, пару 250-килограммовых бомб сбросили. Пыль расходилась не менее часа. Десантники смотрели вниз, считая, в этих руинах, навряд ли, кто в живых остался. Нет, снова завыли мины. Командир ещё раз вызвал авиацию. Прилетел один Су-25, сбросил одну бомбу. Та на парашюте спустилась на кишлак, и никакого взрыва. Подумали, не сработала. И тут же начал подниматься гриб. Валентин сидел спиной к скале. С появлением самолёта духи-миномётчики (надо понимать, по команде «воздух») замолкли, десантники пользуясь перерывом, разложили сухпай. Валентин сидел спиной к скале, и тут шарахнуло. Взрывной волной садануло его затылком о камень. Долго шишка не сходила…

Четыре часа пыль оседала. От кишлака ничего не осталось. Это была объёмно-детонирующая авиабомба в полтонны весом. Ни кишлака, ни киризов, ни миномётчиков…

– Война, Алёна, вещь страшная. Не дай Бог твоим сыновьям воевать…

– У меня, как у тебя, дочки будут…

– Внук у нас с мамой хотя бы один должен быть. О сыне мечтал, а родились две дочери, и у Татьяны девчонки.

– Пусть Танька ещё рожает… И вообще, парня в армию призовут, а там опять какой-нибудь Афган. Сам говоришь, бабушка переживала за тебя…

Мама в письме прислала в Афган иконку. Тетрадный листок развернул, и выпала. Сначала показалось – картинка. Удивился – зачем? А это иконка, из журнала или книги вырезанная. В письме прочитал: «Сынок, это Богородица, Защитница, держи всегда при себе, только не забывай». На операции разрешалось из документов брать только комсомольский билет. В него вложил и носил постоянно.

– Па, а самый памятный день на войне?

– Совсем не дембель, не отъезд домой. Очень хотелось мирной жизни. Мечталось о ней. Горы до того вымучивают. Море, говорят, выматывает, идёшь по нему день, другой, неделю – одно и тоже. И горы – эти бесконечные подъёмы, спуски. Летом солнце давит! Жара, за сорок в тени, а на открытой местности ещё больше… И горы во все стороны. РД (рюкзак десантника) за спиной, лифчик с магазинами, гранатами, автомат – под двадцать пять килограммов в сумме, а тропа то вверх, то вниз. Бывало, ротный заставит ещё и бронежилеты надеть, каску взять. Это уже свыше тридцати килограммов тащишь, а высота четыре тысячи метров, воздух разряжён, дышать тяжело. И мечтаешь об одном: вот бы со всей этой выкладкой да по степи… Прошагал бы запросто без ущелий, хребтов, перевалов, камней под ногами хоть сорок, хоть пятьдесят километров. Какое удовольствие по плоскости топать, а не вверх-вниз. Да ещё мамка яичницу с салом да с луком нажарила бы на завтрак.

– Па, – сморщила носик Алёна, – как ты ешь эту гадость! С салом противно, а ещё с луком! Б-рр-рр!

– Ничего ты, Алёна, не понимаешь! Мечтал о маминой стряпне, возвращении домой… Но ты бы знала, как тяжело было прощаться с ребятами, с командирами. Баграмский аэродром в горах, самолёт поднимается по сложной траектории. Взлетаем, а у большинства из нас, дембелей, слёзы на глазах. Без малого два года остались внизу. И каких два года! Боевое братство ни с чем не сравнить!

Валентин замолк. Дочь не торопила.

Приехал он в район вечером. Последний рейсовый автобус ушёл. Можно было у родственников заночевать, да как же – целая ночь пропадёт, только домой. Путь не близкий – пятьдесят километров. Про такси в те времена в районе не знали. Легковых машин в частном пользовании было совсем ничего. Какое тут такси. На удачу остановил молодого мужика на новеньком «Урале» с коляской.

– На бутылку красного дашь? – весело спросил мужик.

– Да не вопрос!

– Садись, десантура, а я в морфлоте служил, во Владике!

Средина мая, берёзы недавно лист дали. Зелёные околки слева и справа от дороги. Земля до горизонта ровная, как обеденный стол, никаких гор. Мотоцикл мощно ревёт. Быстро долетели…

И закрутило – друзья, одноклассники, родственники – дяди, тёти, двоюродные братья-сёстры. Ходил от дома к дому. Большой, красивый, сильный. Голубой берет, треугольник тельняшки из-под кителя выглядывает, медаль «За боевые заслуги» на широкой груди. В каждом доме желанный гость, в каждом доме тут же застолье организовывалось… Как же – настоящий воин пожаловал…

Уходил в армию Валентин из старого дома, а за полтора года, благодаря настойчивости военкома, до райкома партии дошёл: у семьи воина-афганца плохонькое жильё, – совхоз построил просторный новый дом. У Валентина была своя комната с новенькой кроватью. Первые полмесяца, вернувшись вечером домой, в своей комнате, стоя у форточки и глядя в темноту за окном, выкуривал первую ночную папиросу, курил «Беломор», потом ложился на кровать. Ненадолго – было неудобно. Вскоре поднимался, снова курил в форточку (за ночь полпачки выкуривал), а потом ложился на полу. Привык в горах (из боевых не вылезали) на камнях спать, подстелив под себя плащ-палатку, тоненькое одеяло. В первое время на мягком спать было некомфортно. Хватало половичка, а на себя покрывало. Мать утром зайдёт, запричитает со слезой:

– Сынок, что ж ты на полу?

– Извини, мама, мне так удобнее.

Дня через три после возвращения застал мать в слезах, сидит за столом на кухне, плачет.

– Мама, что с тобой?

– От счастья, сынок. Дождалась тебя. Не нарадуюсь! Что только не передумала. Ты писал, что склады охраняешь, да я чувствовала, не всё ты сообщаешь. Медали за склады, поди, не дают.

– Склады тоже маленько охранял.

Месяц отдыхал по полной. В выпивке себя не ограничивал. Потом вдруг стало плохо, просто невмоготу – захотелось обратно в родной полк. Стали сниться горы, зелёнка.

Мать почувствовала неладное в то утро:

– Сынок, ты куда?

Последние две недели не надевал форму – осточертела, хотелось гражданских брюк, свободную рубашку, туфли на ногах. И вдруг выходит из дома в форме. Мать во дворе куриц кормила, сыпала им зерно.

– Валя, ты куда?

– В военкомат.

– Ты же встал на учёт.

– Надо ещё явиться.

Не смог сказать правду. Сел в автобус, поехал в район.

– Военкомом майор Морев меня в Афган отправлял, – рассказывал Валентин дочери. – Когда я в армию уходил, сказал ему: «Хочу в ВДВ, в Афган». Афганцев он уважал, гордился нами. Захожу к нему. Он встал из-за стола, руку пожал. «Ну, что, воин, скажешь?» Я ему прямым текстом: «Товарищ майор, хочу в Афган, на сверхсрочную». А он мне: «Дурак ты! Дурак! Иди, через месяц придёшь!» Категорично выставил за дверь.

– И что? – спросила Алёна.

– Через месяц никуда я не пошёл. С мамой твоей задружил, я её ещё в школе заприметил, а тут…

– Молодец! – Алёна захлопала в ладоши. – Какой ты, папка, молодец!

«Дитё ещё», – думал Валентин, глядя на дочь.

– А прикольные случаи были? – спросила Алёна.

– Да ещё сколько.

Местность называлась Алихейль. Широкая горная река. Вода холодом обжигает. У реки расположились на привал. Шли вместе с царандоем на боевую операцию. Всё было спокойно, духи не цеплялись, посему и настроение хорошее. Валентин с товарищами сидят на камнях, курят и смотрят: два солдата-афганца несут на проволочном кукане рыбу. Штук десять не меньше, на селёдку смахивающая рыбка – длинненькая, серебристая. Десантники загорелись – вот бы уху сварить. Валентин спросил, показывая на рыбу:

– Где?

Афганец махнул в сторону реки.

Следующий вопрос: на что ловил?

Афганец заулыбался. Показал на гранату, потом тремя жестами сымитировал весь процесс: бросок, взрыв и сбор рыбы. Не стал делать секрета из рыболовной снасти.

Всё предельно просто – никаких наживой и удочек.

Десантникам гранатная рыбалка пришлась по душе. Тут же стали развивать тему. В гранате тротила тридцать два грамма, в тротиловой шашке – двести, в двух шашках и того больше. Что та граната против шашек.

Связали две шашки, к ним шнур бикфордов, на берег вышли. Втроём отправились на рыбалку. Распределили обязанности, один бросает, двое заранее уходят вниз по течению, рыбу собирать. Зевать не надо, иначе унесёт улов.

– Мы со Славкой Шмелёвым ушли метров на пятьдесят, – рассказывал Валентин дочери. – Коля Волков бросил шашки, в этот момент нас со Славой Шмелёвым пробило: ёлки-палки, сейчас течением, а оно с ног сбивает, связку принесёт к нам и жахнет под носом. Мы со всех ног от берега. Запаниковали – вместо рыб нас накроет. Порыбачим на свою голову. Зря испугались, рвануло, где Славка бросил. Мы быстренько в воду, она холоднючая и несёт, до середины не дойдёшь. Мы ведро приготовили, рассчитывали огрести полное, а всплыло две рыбки. Те гранатой десять штук, мы шашками, в которых тротила в двенадцать раз больше – парочку. Но хоть парочка, да наша, в чайнике уху заварили и съели за милую душу.

Из прикольных был ещё случай, в мужской компании всегда рассказывал его, дочери, само собой, не стал. Взяли практически без боя моджахедский кишлак. Хороший, зажиточный кишлак. Жители до прихода шурави бросили его, ценное с собой унесли. Десантники в дукан, магазинчик, зашли. Хозяина нет, товар кой-какой остался. Зубная паста, мыло. Зубная паста диковинная – выдавливаешь, а она в три цвета. Напихали в карманы. И презервативы в ярких упаковках. Казалось бы – зачем они. Но каждый по несколько упаковок взял. Из соображения: чтоб было. Валентин тоже штук десять прихватил.

– Папа, а самый тяжёлый день?

Старшая дочь Татьяна не интересовалась его военным прошлым. Хотя, безусловно, знала. Каждый год он второго августа доставал форму, надевал тельняшку, берет и шёл на встречу с боевыми друзьями. Ни разу не просилась с ним. Алёна, было ей тогда шесть лет, до слёз дошло, так заканючила: возьми с собой. Взял.

– Не потеряй её там! – предупредила жена. Ей эта затея не понравилась. Десантники отмечали свой день широко и весело.

– Да что я без памяти! – обиделся на предупреждение жены Валентин.

И Алёна пристегнулась к диалогу, картавя с серьёзным личиком, произнесла:

– Мама, папа ведь тебе не без памяти!

– Ты бы уже молчала, ещё один десантник на мою голову.

Алёна была счастлива. Рассказывала, вернувшись домой, какие дяди красивые – все в форме. Вместе в церковь заходили, свечи ставили. И она ставила свечу самому главному десантнику – Илье Пророку. А ещё папа ей дал медаль поносить. И покрутилась перед матерью, демонстрируя медаль на платьишке.

Где та Алёна-десантник? Пролетело время, через год школу окончит, а там уедет в город. Старшая уже там.

– Самые тяжёлые дни, – отвечал на вопрос дочери, – когда теряешь товарищей.

Это было в Панджшерском ущелье. Разведчики полка поднялись выше по хребту и ушли километра на полтора вперёд. Душманы их ждали в засаде. С наступлением темноты, чтобы подмога не смогла подойти, ударили. Наверху бой, пулемёты, автоматы работают, мины рвутся. А не подойдёшь, не поможешь, молились – скорее бы рассвело. С первыми лучами солнца, духи, опережая приход подкрепления, ушли. Валентин с товарищами спустил на плащ-палатках девять погибших разведчиков.

– Невыносимо тяжело, Алёна, когда друзья погибали. Плохих не было. Кто с гнильцой, от таких избавлялись.

Осенью восемьдесят пятого он загремел в медсанбат с тифом и малярией. Только в конце ноябре вернулся на базу. Тишина, полк на боевых. Валентин ходил в караул, занимался спортом. В ту ночь стоял на КПП. И пришёл «Урал» с гробами. Как обычно: сверху деревянный ящик – внутри цинк. Пять гробов были готовы к отправке в Союз с «Чёрным тюльпаном», осталось последние документы офицерам оформить. Два часа ночи, в лучах прожектора гробы. Валентин подошёл, на одном чёрным написано «Скоков Сергей». По сердцу полоснуло – Серёга, из соседнего села, вместе призывались. Скоков тоже мечтал о ВДВ. Призывников из района привезли в Омск, за ними из Ферганы приехал покупатель – прапорщик, узбек. Ему надо было сорок восемь человек в учебку ВДВ. Парни спросили его: куда отправят после неё? Скрывать не стал: сто процентов – в Афган. Двое проворных городских ребят быстренько потерялись. Не захотели на войну. Решили другую команду подождать. Их покричали перед отправкой – нет. Заменили другими. Серёга тогда сказал: «Им представился шанс настоящими мужиками стать. А они жидкие в коленках оказались». Со Скоковым вместе они прилетели в полк. Серёгу в разведроту взяли. Усиленно занимался рукопашным боем. Перед уходом на операцию зашёл к нему в медсанбат, принёс конфет – импортных леденцов в красивой упаковке. Поговорили. Валентин накануне получил письмо из дома, мать писала, что снега ещё нет. «Как бы озимые не помёрзли», – сказал Серёга. Отец у него был механизатором. На уборочных Серёга помогал ему. И вот он в гробу в лучах прожектора. Прочёсывали кишлак, угодили в засаду, отстреливались до последнего, помощь пришла поздно.

– Па, у тебя было, что смерть прошла совсем рядом.

– Мы в тот раз неделю стояли в горах. Сделали кладки, стенки из камней от пуль, осколков, оборудовали огневые точки. Метрах в десяти от нашей кладки, чуть повыше, бензогенератор аккумуляторы заряжал для радиосвязи. Я пошёл за своими аккумуляторами. При генераторе был Виталик, земляк из Омска. Постояли, покурили, потрепались, я забрал свои аккумуляторы и ушёл. Минуты через четыре в то место, где мы курили, снаряд наш, градовский, прилетел. Внизу был мятежный кишлак, по нему через горушку стреляли. Один снаряд сбился с траектории, у «Градов» такое бывало. Я пришёл к себе, а тут бабах. Снаряд в метре от Виталика упал. Мгновенная смерть.

Алёна два раза брала у отца интервью. Они садились на веранде. Большой и просторной. Алёна с некоторых пор начала вести с родителями настойчивую работу, дабы не захламляли веранду.

– Не превращайте в ещё одну кладовку. Наставите мешков, корзин, ящиков. Должно быть эстетично, красиво.

Подобрала занавески, коврики. Заставила Валентина покрыть тёмным лаком старый круглый ещё бабушкин стол с резными ножками, поставили его на веранду. Достала с чердака той же бабушки венские стулья, расставила вокруг стола. На его цент водрузила вазу с сухим букетом.

– Класс! – оценила свою работу.

На самом деле, уютно стало.

– Курить можно в плохую погоду? – спросил Валентин. Дома жена не разрешала.

– Кури, чё ж теперь! – великодушно разрешила Алёна.

Они сидели на веранде. Валентин, согласно полученному разрешению, курил. Алёна достала из файл-папки его письмо из Афгана. Оказывается, сбегала к бабушке и попросила его письма. Писал он много, почти всем одноклассникам, старшей сестре. Кому-то чаще, кому от случая к случаю. Однажды подсчитал, во время службы у него было двадцать адресатов. Любил писать.

– Па, по твоим письмам, ты не на войне был, а на курорте. Вот сам послушай.

И начала читать:

«Здравствуйте мои дорогие родные! Привет из Афганистана. У меня дела идут хорошо. За меня не беспокойтесь. Большую часть времени занимаемся спортом. Десантник должен быть сильным, ловким, выносливым. В столовой кормят хорошо, постоянно дают фрукты (арбузы, виноград, яблоки), юг ведь, и много другого вкусного. Очень соскучился по всем вам, но ничего, вот скоро приду, расскажу поподробнее…»