скачать книгу бесплатно
Я окинул Серегу задумчивым взглядом. На того парня, с которым мы дружили почти тридцать лет назад, он походил уже весьма условно – теперь это был взрослый мужчина, типичный сахалинец, с небольшим пивным животом, проседью в темных волосах и серыми потухшими глазами. Он явно давно смирился со своей участью и никуда уже не рвался.
«И о чем с ним говорить? – вдруг мелькнула в моей голове крамольная мысль. – Тридцать лет прошло…»
Но просто развернуться и уйти мне не позволили детские воспоминания – чего стоила только история с ловлей корюшки на реке Хомутовке, когда нас, мокрых и замерзших, застукали у костра сотрудники рыбнадзора. К счастью, вид наш оказался настолько жалким, что сдавать «нарушителей» родителям не стали – только пожурили немного и, забрав Серегин рюкзак с уловом, ушли.
«Точней, с половиной улова».
Свой ранец я предусмотрительно спрятал в лопухах, чтобы рыба на солнце не заветрилась. В общем, повезло так повезло: и в опалу не попали, и при «добыче» остались. В итоге, как и положено настоящим друзьям, оставшуюся корюшку мы разделили поровну и, довольные, отправились по домам, пока рыбнадзор не вернулся.
– Может, вечером пересечемся? – спросил я у Сереги.
– Да можно, – неуверенно пожал плечами он.
– Давай номер, я наберу, – сказал я, вытащив из кармана мобильник.
Он продиктовал, я сбросил ему вызов, и мы, пожав друг другу руки, разошлись.
– Наберу, – повторил я, будто пытался сам себя убедить.
– Слушай, мы, может, в гостиницу пока пойдем, – сказал Ребе, когда Серега ушел. – А то твои друзья детства чего-то смущаются нашей компании. Да и устали мы малость после перелета.
– Ну, как хотите, – ответил я. – Вам, наверное, тут и вправду скучно, а у меня воспоминаний гора.
Распрощавшись с друзьями, я пошел через двор к подъезду, где жил Андрюха Ермаков, мой старый школьный товарищ. Сколько историй нас связывало!.. Именно с Андреем мы в четвертом классе собрали первый мотоцикл из хлама, который нашли на охраняемой его дядей свалке (как я с того «чуда техники» навернулся – мама не горюй, ободрался весь буквально…). Именно Андрей преподал мне важный жизненный урок, что за свои слова ты должен отвечать только сам: будучи пятиклассником, я зацепился языками с парнем на два года старше и по наивности решил, что Ермаков за меня вступится.
– Э, нет, Макс, – покачал головой Андрей. – Если кто-то из его дружков полезет, я тоже ворвусь, а так – один на один, все по чесноку.
Мне, конечно, тогда наваляли по полной, но главное я запомнил: будь готов отвечать за свои слова и никогда не перекладывай ответственность на других. Андрей был правильным и порядочным парнем, и я много хорошего у него перенял.
«Как, надеюсь, и он у меня».
Шагая к дому Ермакова, я озирался по сторонам, пытаясь понять, что за странная метаморфоза произошла с этими местами: все, кроме разросшихся деревьев, теперь казалось маленьким, почти игрушечным. Вот площадка, где мы гоняли в футбол и хоккей; по ощущениям из детства – самое настоящее спортивное поле, а на деле такой крохотный пятачок… и совершенно не понятно, как мы все на нем умещались? Вот там, на старом каштане, мы строили шалаш – а ведь на этих ветках, кажется, даже крохотная стайка птиц не уместится…
«Кукольный город… из которого я, похоже, вырос».
Ныне даже расстояние между моим и Андрюхиным домами выглядело совершенно смешным: пара минут – и я уже у него в подъезде. Первый этаж, дверь слева. Старый звонок с оплавленной кнопкой – местная шпана постаралась. В остальном подъезд почти не изменился – разве что стал малость поопрятней.
Открыли мне не сразу: пришлось звонить раза три, прежде чем изнутри донесся звук шагов. Наконец дверь распахнулась. На пороге стояла худая женщина лет шестидесяти с ребенком на руках.
«Бабушка и внучка?..»
– Добрый день, – с улыбкой сказал я. – Я ищу Андрея Ермакова, он жил здесь тридцать лет назад.
– Ого, как вы долго… не заходили! – удивилась женщина.
– А я тут не был много лет, – признался я. – Жил в другом городе. На материке.
– Ну, тогда я вас расстрою: мы эту квартиру купили еще пятнадцать лет назад и не у Ермаковых, а у совсем других людей. Так что помочь вам, к сожалению, не смогу.
– Что ж, тогда извините за беспокойство, – сказал я. – До свидания.
– Да ничего. Удачи вам, молодой человек, в поисках друга.
Она кивнула на прощанье и закрыла дверь, а я пошел к выходу из подъезда, с улыбкой на лице переваривая ее причудливое обращение. «Молодой человек»… Не слишком ли лестный комплимент для человека, который тридцать лет спустя ищет школьного друга?
Я решил побродить по окрестностям еще. Вдруг в этом крошечном городе мне свезет встретить Андрея на улице? С Серегой же получилось… Однако чем дольше я ходил по району, такому знакомому и одновременно совершенно чужому, тем больше уверялся в том, что Ермаковы, подобно нашему семейству, переехали с Богом забытого острова куда-то в иное место. По крайней мере, мне хотелось верить, что Андрюха не позволил рутине съесть себя…
«В отличие от Сереги».
Вспомнив про Олифиренко, я тут же позвонил ему и спросил, все ли в силе на вечер? Он, отчего-то вздохнув, сказал, что да, в силе, и мы условились встретиться около семи в небольшом ресторанчике и за ужином с каплей ароматного коньяка обсудить дела минувших дней.
Убрав мобильник в карман, я тоскливым взглядом окинул окрестности. У меня имелось еще одно дело, которое я запланировал давным-давно, но не очень-то хотел выполнять. Точней, вроде бы и хотел, но как-то неосознанно до последнего оттягивал этот момент.
«Даже хорошо, что парни уехали в гостиницу», – думал я, подъезжая к кладбищу.
Стоять у могилы моего отца было безумно странно. Я не знал его толком – он покинул семью до того, как мне исполнилось три. И тем не менее он был моим отцом, тем, без кого меня бы не случилось. Со сводной сестрой, Таней – его дочерью от второго брака – мы с некоторых пор поддерживали связь, переписывались время от времени. От нее же я узнал, где его могила, и теперь, положив на плиту цветы, стоял и разглядывал серую гранитную поверхность с металлической табличкой.
Его фамилия, инициалы, две даты – жизни и смерти.
Он умер, когда мне только-только исполнилось шестнадцать. Тане было еще меньше.
Что я испытывал в те странные минуты, проведенные рядом с надгробьем? Сложно сказать. Внутри меня была какая-то глухая пустота. Этот человек не сделал для меня ровным счетом ничего, кроме одного, пожалуй, самого важного – дал мне жизнь. За это я был ему благодарен. И только за это.
Покидая кладбище, я испытал несказанное облегчение. Пока от поездки на Сахалин было больше негатива, чем позитива. Единственное светлое пятно – встреча с Серегой Олифиренко, и я очень надеялся, что вечер в компании друга детства поднимет мне настроение. Что мы погрустим немного об ушедшем, обсудим нынешнее, может, коснемся будущего…
К сожалению, тем вечером я понял, что Серега потерян для меня практически так же, как Андрей, только не физически, а эмоционально. Никаких общих тем, кроме погоды и природы у нас не осталось. Серега трудился на поприще мелкого бизнеса, жена его преподавала в школе, так что жили они небогато, но на хлеб с маслом вроде бы хватало. Рассказывать про свою работу Олифиренко не особенно хотел, а мои истории про сигары и мотоциклы после пары рюмок коньяка стали вызывать у него зевоту. К слову, даже алкоголь не помог с коммуникацией: я едва успел поведать ему про идею «Ралли Родина» и только-только заговорил о кругосветном путешествии на «Харлеях», когда Сереге позвонила супруга, и он резко засобирался домой.
– Давай я приду вас проводить? – предложил он, пожимая мою руку. – Во сколько вы отъезжаете?
– Утром. В девять, – сухо ответил я.
– А старт где?
– Я же сказал: площадь Ленина. Дед в шестьдесят седьмом оттуда же отправлялся.
– О, здорово, я как раз там неподалеку буду, – вымученно улыбнулся Олифиренко. – До завтра, Макс.
– До завтра.
Он выпустил мою руку и пошел к выходу. Я допил коньяк и позвал официантку, чтобы принесла счет.
– Ну, и как встреча? – спросил Лама, когда я, мрачнее тучи, вернулся в гостиницу.
– Никак, – ответил я со вздохом. – Совсем мы изменились – и я, и он. Сейчас уже и не поймешь, что нас только объединяло?..
– Ну, тогда что-то объединяло. Теперь – ничего. Бывает.
– Ну а как же твой пресловутый кармический след?
– А он-то тут при чем? – невозмутимо пожал плечами Боря. – Серега-мальчишка – вот часть твоего кармического следа. А этот Серега – взрослый, и стал таким без тебя, так что его ты встретил впервые. Поэтому и нет тут никакой привязки. Это все равно, как если бы твой дом снесли и вместо него построили торговый центр: воспоминания вроде бы есть, но места, с которым они связаны, уже не существует. Понимаешь?
– Понимаю, – буркнул я. – Короче говоря, прошлое лучше не ворошить. Не встречаться со школьными друзьями…
– И бывшими девушками, – вставил Лама. – А еще хуже – с бывшими женами… Вот уж у кого-кого, а у них та-а-акой кармический след остается всегда…
Несмотря на странное настроение, я рассмеялся и с благодарностью посмотрел на Борю. Пожалуй, действительно не стоит горевать о том, что мы утратили связь с друзьями детства – куда важней, что в настоящем у нас есть друзья, способные словом и делом поддержать в трудную минуту.
* * *
1890
– Вы же только если писать про наш остров какие-то рассказы или книги будете, про меня не упоминайте, пожалуйста, – попросил Ракитин.
Они шли от повозки к зданию тюрьмы, куда Чехов попросил его отвезти.
Выслушав просьбу своего провожатого, литератор покосился в его сторону и полюбопытствовал:
– А почему, позвольте спросить? Думаете, покажу в плохом свете? Или мои произведения вам чем-то не нравятся?
– Да нет, произведения ваши я, конечно, люблю, – торопливо пояснил Ракитин. – Но они просто все такие…
– Иронично-саркастические? – пришел на помочь Чехов.
– Ну что-то такое, да, – подумав, согласился офицер. – Не хочется стать одним из ваших… персонажей, ну, который будет… такой же.
Возле входа в кандальную дежурили двое солдат. Завидев Чехова, один расплылся в улыбке, толкнул другого и что-то быстро сказал. Тот, одарив литератора и его спутника хмурым взглядом, полез в карман и передал товарищу некую мелочь, которую улыбчивый сразу же спрятал за пазуху.
«Деньги?» – озадачился Чехов.
Будто прочтя его мысли, первый солдат весело воскликнул:
– Здравствуйте, Антон Павлович! А мы с товарищем поспорили как раз на папиросу, Чехов ли это приехал или нет.
– Вы, судя по улыбке, выиграли? – спросил литератор.
– Ага! – охотно подтвердил довольный солдат.
– Что ж, тогда поздравляю, – сказал Чехов, кивая победителю.
– Спасибо! – сияя, поблагодарил тот. – Кабы не вы…
– Хорош уже, – строго произнес Ракитин, не дав солдату договорить. – Вы тут кандальную охраняете или в игры играете? Может, будете спорить, какой заключенный сбежит раньше прочих?
Пристыженные, солдаты потупились.
– Как дети малые, ей-богу… – проворчал Ракитин, качая головой.
Он достал из сумки сложенный вдвое лист и протянул его улыбчивому солдату, который теперь был едва ли не мрачней своего угрюмого товарища:
– Удостоверение смотреть будете?
– Так мы же вроде знаем, кто… – Улыбчивый показал на Антона Павловича, но под осуждающим взглядом Ракитина снова поник и умолк, не закончив фразу.
– Проверять надо всех, – процедил офицер. – А иначе можно вообще без вас обойтись.
Продолжая что-то ворчать себе под нос, он все-таки вручил весельчаку-солдату удостоверение литератора, выписанное Корфом. Оба надзирателя, сомкнувшись плечами, стали читать бумагу. Потом хмурый сказал:
– А позволите вопрос, ваше благородие?
– Позволяю, спрашивай, – кивнул Ракитин.
– А Сонька Золотая Ручка, она же Софья Блювштейн – она может считаться политической?
– С чего бы вдруг? – удивился офицер. – Обычная воровка… ну, точней, не обычная, конечно, но именно воровка… В общем, давай сюда удостоверение и веди нас внутрь, Соньку показывай.
С раздражением вырвав бумагу из рук солдата, Ракитин без приглашения вошел в казарму.
– Пройдемте, Антон Павлович, – с опаской посмотрев офицеру вслед, сказал угрюмый. – Посмотрите на госпожу Блювштейн, на других заключенных…
Чехов кивнул. Он немало слышал про Софью, еще находясь в столице: тогда любой, кто знал про эту находчивую и хитрющую барышню, считал должным сообразить каламбур на ее счет. Как только не звали госпожу Блювштейн – от «особы опасной» до «кандально известной». Сам Чехов от шуток насчет Соньки воздерживался, но с каждым ее упоминанием все более укреплялся в мысли, что просто обязан встретиться с легендарной преступницей. Именно поэтому, едва забрав у барона Корфа удостоверение, Антон Павлович сказал Ракитину, что хочет ехать к госпоже Блювштейн. Молодой офицер попросил день, чтобы обо всем договориться, и следующим утром уже повез литератора в Александровскую тюрьму.
Стоило шагнуть через порог, и в нос ударил резкий отвратный запах. Почуяв его, Чехов скривился. Он, конечно, морально готовился к худшему, но зловоние превзошло самые смелые его ожидания.
– Мы к Соньке прямиком или сперва на других посмотрите? – не обращая внимание на выражение лица Антона Павловича, спросил угрюмый надзиратель.
– Давайте все по порядку, – закрывая рот и нос рукавом в надежде хоть как-то защититься от царящих в тюрьме ароматов, сказал литератор.
– Попахивает? – с пониманием осведомился угрюмый.
– Не то слово, – буркнул Чехов.
– Это вы еще летом приехали, – ухмыльнулся весельчак. – Тут хоть какой-то воздух свежий. Зимой мы на все замки заперты, дышать нечем, ей-богу…
– И вот они все время в этом всем находятся? И зимой, и летом?
– Ну а то как же? – пожал плечами весельчак. – Куда ж их отсюда девать? Это ж кандальная, а не обычный корпус.
«Бедные люди», – подумал Чехов, оглядываясь по сторонам.
Пока что они находились в своеобразном «предбаннике» – там, где вновь прибывших беглецов строго досматривали надзиратели. Антон Павлович отыскал взглядом Ракитина; офицер стоял за прикрытой решетчатой дверью и о чем-то говорил с еще одним солдатом, который с интересом рассматривал удостоверение Чехова.
– Говорят, Ландсберг обещал какую-то проветриваемую тюрьму сделать, – вдруг сказал угрюмый. – Как в Европах…
– Ландсберг-то хочет, – фыркнул весельчак, – только Кононович что-то не торопится ему разрешать.
– А Ландсберг у вас тут, почитай, главный инженер острова? – спросил Чехов.
– Карл Христофорович-то? Ну дык… да. Все строительство, считай, на нем, с тех пор, как Владимир Осипович островом начальствует… они и прибыли-то, кажется, в одно время примерно…
