Знание в контексте

Традиционная интерналистская эпистемология предполагала «чистоту» ментальных состояний. Поэтому знание никогда не рассматривалось как ментальное состояние. На самом деле, зависимость от внешней среды, не недостаток, а сама суть ментального. Для Уильямсона сознание не «внутренний мир», характеризующийся пучком монадических свойств, а «сеть отношений между агентом и средой»; оно включает в себя мир, а знание и действие – наиболее полное выражение сознания. В рамках контекстуального реализма Бенуа сознание (так же, как и мысль, смысл, концепты), если это подлинное сознание (нормы, концепты, смысл и так далее), укоренено в реальности.

О знании и сознании, которое его сопровождает (знание – ментальное состояние), можно говорить в терминах языковых игр Витгенштейна, которые суть употребления правил/норм в контексте для измерения реальности. «Сеть отношений между агентом и средой» есть языковая игра. Для Витгенштейна «понятие знания сопряжено с понятием языковой игры» (см. «О достоверности», § 560). Языковые игры имеют смысл лишь в рамках формы жизни. Правила языковых игр относятся к грамматике формы жизни. Наиболее общие грамматические предложения Витгенштейн называет петлевыми предложениями (ПП).

Мозг-в-баке, лишённый каких-либо связей с реальностью, не может иметь сознания, ментальности, не может мыслить, формировать мнения (во всяком случае, его сознание будет очень бедным).

3.3. Петлевые предложения (ПП) Витгенштейна

Вернёмся теперь к позиции Мура, согласно которой предложение «У меня две руки» самоочевидное. Витгенштейн заметил, что наиболее достоверное убеждение не может иметь обоснование, так как обоснование не может быть менее достоверным. «Ведь то, что у меня две руки, столь же несомненно до того, как я на них взгляну, сколь и после». Для Витгенштейна, предложения «У меня две руки», «Это рука», «Земля существовала задолго до моего рождения» могут иметь (в широком смысле) логическую («грамматическую») достоверность нашей формы жизни. Нет смысла говорить о том, что они истинны или ложны, что мы их знаем или нет. Такие предложения (достоверности, убеждения) предполагаются в процессе познания, мышления, употребления языка. Они предполагаются логикой нашей рациональности. В О достоверности Витгенштейн назвал их петлевыми предложениями (нем.: «Angeln», англ.: «hinge»): «Вопросы, которые мы ставим, и наши сомнения зиждутся на том, что для определенных предложений сомнение исключено, что они словно петли, на которых держится движение остальных [предложений]… то, что некоторые вещи на деле не подлежат сомнению, принадлежит логике наших научных исследований» (§§ 341–342).

Скептик сомневается, не имея на это никаких оснований. Более того, он и не может иметь никаких оснований для своего сомнения, так как его сомнение глобально. «Попытавшийся усомниться во всем не дошел бы до сомнения в чем-то. Игра в сомнение уже предполагает уверенность» (§ 115). По этой причине позиция скептика и сама постановка скептическое проблемы бессмысленны. Таково «минимальное прочтение» Витгенштейна.

В рамках аналитической эпистемологии существует много разных интерпретаций петлевых предложений Витгенштейна. Можно ли, как говорит Витгенштейн, «услышать все голоса и воссоединить их друг с другом». С нашей точки зрения, понятие петлевого предложения (ПП) требует анализа в контексте всей философии позднего Витгенштейна и, в частности, принятия во внимание таких понятий как «форма жизни», «языковая игра», «грамматика формы жизни», «правило», проблемы применения правила. Мы интерпретировали ПП как (наиболее общие) витгенштейновские правила (далее: в-правила). Позднее и независимо от нас Анализа Колива интерпретировала ПП как правила.

3.3.1. Петлевые предложения (ПП): наша позиция. Наша позиция состоит в следующем: Петлевое предложение (ПП) Витгенштейна имеет три взаимосвязанных аспекта: логический, эпистемический и онтологический/натуралистический. Природа ПП может быть понята лишь в том случае, если принять во внимание взаимосвязь между ними. Вкратце, её можно резюмировать следующим образом: петлевое предложение есть витгенштейновское правило. Будучи правилом, оно имеет логическую достоверность. Нет смысла говорить о его ложности или истинности. В контексте петлевое-предложение-правило может превратиться в петлевое-предложение-парадигму. Сомневаться в истинности парадигмы иррационально. Наконец, в контексте петлевое предложение может превратиться в более или менее достоверное обоснованное эмпирическое знание, или знание как языковую игру. Сомневаться в знании нерационально. Понимание природы петлевых предложений позволяет установить, что проблема глобального скептицизма является псевдопроблемой, основанной на ложных предпосылках.

Можно сказать несколько по-другому. ПП – нормы, для измерения реальности. Они вырабатываются в реальности и укоренены в реальности. ПП гибридны в том смысле, что в зависимости от контекста они могут менять свой статус. С одной точки зрения ПП может быть нормой, а с другой – эмпирическим предложением. Этот статус также может меняться в процессе эволюции. В «О достоверности» Витгенштейн пишет: «Можно было бы представить себе, что некоторые предложения, имеющие форму эмпирических предложений, затвердели бы и функционировали как каналы для не застывших, текучих эмпирических предложений; и что это отношение со временем менялось бы, то есть текучие предложения затвердевали бы, а застывшие становились текучими» (§ 96). Это позволяет избежать релятивизма и разрешить непреодолимые, на первый взгляд, разногласия между экспертами.

Притчард предлагает трактовку ПП как висцеральных («животных») обязательств (commitments), не имеющих истинностных значений, но пропозициональных, разделяющих общее ядро (последнее условие позволяет противостоять эпистемическому релятивизму). Для нас ПП суть наиболее общие правила наших естественных нормативных практик – «форм жизни» и принадлежащих им «языковых игр». При этом «животными» являются также примитивные языковые игры, которые лежат в основе наших форм жизни. Для Витгенштейна (и для ЭСЗ Уильямсона) действие и знание первичны, а следование правилу «слепо».

Вывод, что скептическая проблема – это псевдопроблема в той или иной мере разделяют, Людвиг Витгенштейн, Хилари Патнэм, Дональд Дэвидсон, Майкл Уильямс, Данкан Притчард, Жослен Бенуа, Клод Романо, Маркус Габриэль, Роберт Брэндом, Анализа Колива, Гения Шёнбаумсфелд и другие авторы.

3.4 Структура рациональности

Аналитическая эпистемология поначалу пыталась решать проблему скептицизма, но, как представляется, постепенно обращается к витгенштейновскому выводу, что скептическая проблема – псевдопроблема, основанная на ложных предпосылках. Проблема не решается, а устраняется терапевтически. На наш взгляд, аналитическая эпистемология делает это непоследовательно. В частности, мы имеем в виду один их новейших антискептических подходов – «байскопический подход» современного британского эпистемолога Данкана Притчарда.

3.4.1. Стандартная и альтернативная точки зрения на позицию Витгенштейна. Согласно стандартной точке зрения, в работе «О достоверности» Витгенштейн рассматривает проблему скептицизма. Он даёт прямой ответ Муру на его решение проблемы скептицизма. Недавно Притчард предложил другую точку зрения, которая утверждает, что Витгенштейн предлагает новый подход к структуре (эпистемической) рациональности, раскрывает её существенно локальный характер. Рациональность, если речь идёт о чисто интерналистской рациональности, не может быть глобальной. Для Витгенштейна мыслить, верить, сомневаться, знать, ошибаться можно лишь в рамках формы жизни, имеющей укоренённую в реальности «грамматику» (логику). В «О достоверности» он пишет: «Чтобы ошибаться, человек уже должен судить согласно с человечеством» (§ 156).

3.4.2. Рациональность и псевдорациональность. Согласно Витгенштейну, петлевое предложение (ПП) нельзя рационально ни обосновать, ни опровергнуть. Для Притчарда ПП автоматически исключаются из сферы рационального; они ни рациональны, ни иррационалны, они а-рациональны. Наша позиция ближе к позиции Колива: ПП рациональны в широком смысле. Для нас это правила. Поэтому они рациональны по определению.

Анализ понятия ПП, как и анализ предпосылок, используемых при рациональной оценке, показывает, что с точки зрения философии Витгенштейна они должны быть укоренены в реальности[111]. Именно укоренённость рациональных оснований в реальности делает их рациональными. Тогда как их интернализация приводит к постепенной потере (обеднению) смысла, очевидности и превращению рациональности в псевдорациональность (концептов, смысла и очевидности, в псевдоконцепты, псевдосмысл и псевдоочевидность).

Как правило, в парадигматических случаях применения наших концептов (правил, языка) – можно также говорить об инстинктивных (примитивных) языковых играх – и, в частности, в парадигматических случаях зрительного восприятия, последние не могут не отсылать к тому, к чему они по самой своей природе предназначены отсылать. Сам смысл понятия «реальный» предполагает, что в этих случаях мы имеем дело с реальностью. Сама осмысленность применяемых правил и концептов предполагает, что в этих случаях они применяются корректно, что мы знаем, что они применяются корректно. Семантика, эпистемология и онтология оказываются неразделимо связанными между собой.

Дело не только в том, что структура рационального обоснования предполагает принятие «нерациональных» ПП, но также и в том, что сама природа ПП, концептов и рационального обоснования предполагает существование реальности, «внешнего мира». Задание ПП эквивалентно заданию некоторой устоявшейся формы жизни (концептуализированной части реальности), философской грамматикой (правилами) которой они являются[112].

3.5. Проблемы эпистемологического дизъюнктивизма (ЭД)

В нашей статье, опубликованной в 2014 году, мы указали, что ЭД Притчарда и, в частности, решение скептической проблемы в рамках ЭД, не принимают во внимание витгенштейновскую эпистемологию и, в частности, понятие ПП [2]. Мы указали, что в некоторых случаях ЭД неприменим, в том числе и для решения скептической проблемы.

Парадигматические случаи зрительного восприятия неоднородны. Если в некоторых парадигматических случаях дефитор возможен, так что, поскольку он есть, парадигматический случай перестаёт быть парадигматическим, то в других парадигматических случаях дефитор невозможен. В этих последних случаях мы имеем, на самом деле, дело с грамматическими (логическими, а не эпистемологическими) фактами в смысле философской грамматики Витгенштейна. Соответствующие предложения являются ПП и не могут быть рационально обоснованы. Эпистемологический дизъюнктивизм к ним неприменим, поскольку он апеллирует к фактивным рациональным основаниям. В тех же парадигматических случаях зрительного восприятия, в которых рациональное обоснование возможно, рациональные основания для знания следует понимать не в смысле наличия у них некоей особой фактивной природы, а в смысле их достаточно сильной укоренённости в факте[113].

Укоренённые в реальности рациональные основания суть ПП, которые могут быть эксплицированы в виде не имеющих истинностных значений (поскольку речь идёт о правилах/нормах) пропозициональных установок, о которых говорит Притчард. Укоренённость рациональных оснований – петлевых предложений (правил/норм) в факте делает возможным автоматическое «прагматическое» закрытие эпистемического разрыва между ними и знанием о факте. ЭД – рационализация ex post прагматического закрытия эпистемического разрыва между рациональными основаниями для мнения и фактом/знанием. В случае, когда разрыв закрыт, мнение, что p, оказывается прагматически «успешным», то есть соответствующим своей норме – знанию[114].

В той же своей статье 2014 года мы также указывали на необходимость синтеза ЭД с витгенштейновским прагматизмом, на необходимость коррекции первого с точки зрения второго. Последующее развитие эпистемологии подтвердило наш вывод.

3.6. Байскопический подход Притчарда и его критика

Притчард в книге 2016 года разрабатывает подход к скептическому парадоксу о существовании внешнего мира, комбинирующий идеи Витгенштейна о петлевых предложениях (ПП) и эпистемологический дизъюнктивизм (ЭД) [3]. В рамках этого подхода дизъюнктивистский аргумент теряет свою радикальность: уже не утверждается возможность рационального обоснования существования внешнего мира. В то же время подход не допускает никакого компромисса со скептицизмом, как это делает, например, атрибуторный контекстуализм, утверждающий, что в скептическом контексте мы не знаем, что у нас две руки.[115]

Мы проанализировали его байскопический подход [4]. С нашей точки зрения, предложенный объединённый подход, хотя и представлял собой значительный прогресс, являлся чисто эпистемологическим в том смысле, что природа ПП принималась во внимание не полностью, поскольку не анализировалось понятие реальности и не отвергались эксплицитно понятие метафизической реальности и метафизические предпосылки традиционной эпистемологии (как интерналистской, так и экстерналистской). В частности, эпистемологический дизъюнктивизм рассматривался вне связи с метафизикой. Принимая позицию витгенштейновского (в широком смысле) контекстуального реализма, мы пришли к выводу, что дизъюнктивистская компонента в подходе Притчарда является излишней, а сам ЭД может быть подвергнут терапевтическому анализу в рамках философии позднего Витгенштейна. Аналогичный вывод о том, что для решения скептической проблемы достаточно эпистемологии Витгенштейна, был сделан Анализой Колива в 2018 году.

3.6.1 Два эпистемических принципа. Отметим, что в рамках своего байскопического подхода Д. Притчард мотивирует необходимость обращения к эпистемологии ПП несколько иначе, чем мы. ЭД терапии не подвергается, а остаётся независимым от эпистемологии Витгенштейна теоретическим тезисом, позволяющим решать задачи, которые петлевая эпистемология, якобы, неспособна решить. Дело в том, что согласно Притчарду, существуют два независимых друг от друга вида скептического парадокса относительно внешнего мира, основанных на двух независимых и достаточно правдоподобных эпистемических принципах: принципе замкнутости знания и принципе недоопределённости рационального обоснования. Витгенштейновский подход, как полагает Притчард, позволяет разрешить лишь ту версию скептической проблемы, которая основана на принципе замкнутости знания. Для решения другой версии парадокса требуется ЭД.

Два упомянутых эпистемических принципа употребляются в следующем виде:

1). Принцип замкнутости рационального знания (речь идёт именно о «рациональном» (интерналистском) знании в смысле знания, которое имеет доступное рефлексии рациональное обоснование): Если субъект S имеет рациональное знание, что А, и он компетентным образом выводит из А, что В, приходя таким образом к мнению, что В, и сохраняя при этом рациональное знание, что А, то он приобретает рациональное знание, что В.

2). Принцип недоопределённости рационального обоснования: Если субъект S знает, что А и В описывают несовместимые друг с другом сценарии, но у него нет рациональных (в смысле интерналистских, доступных рефлексии) оснований, позволяющих отдать предпочтение сценарию А перед сценарием В, то у него нет рационального (в смысле интерналистски обоснованного) знания, что А.

Принцип замкнутости знания сильнее принципа недоопределённости рационального обоснования, и, соответственно, первая форма парадокса сильнее второй. Избавление от первого вида скептического парадокса ещё не означает избавления от его второго вида.

3.6.2. Два вида скептического парадокса. (1) Скептический парадокс, основанный на принципе замкнутости знания (выше мы уже его формулировали, рассматривая муровское и неомуровское решения скептической проблемы) имеет вид следующих интуитивно правдоподобных, но противоречащих друг другу утверждений.

1. Я не могу рационально знать, что я не мозг-в-баке. (По определению, мозг-в-баке имеет в точности те же мысли, чувства, ощущения и так далее, что и я.)

2. Принцип замкнутости (рационального) знания.

3. Я рационально знаю многое об окружающих нас вещах. Например, я рационально знаю, что сейчас сижу перед компьютером и читаю этот текст.

Противоречие возникает следующим образом: если я это рационально знаю, то в соответствии с принципом замкнутости знания, я могу прийти к рациональному знанию, что я сам (и, в конечном итоге, окружающий меня мир) реально существую, то есть к рациональному знанию, что я не мозг-вбаке. Это противоречит утверждению 1. Скептик принимает утверждение 1 и отвергает утверждение 3. Антискептик – наоборот.

(2) Скептический парадокс, основанный на принципе недоопределённости рациональных оснований (как уже было сказано, этот парадокс слабее в том смысле, что его устранение не следует из устранения первого парадокса) имеет отношение к проблеме декартовского демона в её современной формулировке. Быть может, как пишет в Размышлениях Декарт, «какой-то злокозненный гений, очень могущественный и склонный к обману, приложил всю свою изобретательность к тому, чтобы ввести меня в заблуждение». Парадокс:

1. По самому определению скептического сценария у меня нет рациональных оснований предпочесть ему сценарий, согласно которому то, что я вижу перед собой, действительно компьютер, а не иллюзия, созданная в моём мозгу сумасшедшим учёным.

2. Принцип рациональной недоопределённости.

3. Я знаю, что передо мною компьютер.

Из утверждений 1 и 2 следует отрицание утверждения 3.

Согласно Криспину Райту и Анализе Колива, эти два вида парадокса примерно соответствуют картезианскому и юмовскому разновидностям скептицизма. В скептическом парадоксе, основанном на принципе недоопределённости рациональных оснований, как и в случае индукции, имеет место амплиативный (индуктивно, а не дедуктивно подкрепляемый) вывод: исходя из видимости о существовании (объектов) внешнего мира к утверждению о том, что он (они) существует.

На первый взгляд, абдукция позволяет решить скептическую проблему. Она утверждает, что наилучшее объяснение моего субъективного опыта о внешнем мире в том, что внешний мир существует, то есть я не мозг-в-баке. Если бы это было так, у интерналиста было бы рациональное основание отдать предпочтение антискептической позиции. На самом деле, при анализе проблемы радикального скептицизма, вывод к наилучшему объяснению не может функционировать так, как он обычно функционирует, поскольку сама постановка проблемы такова, что не существует каких-либо оснований, чтобы сделать заключение, что нескептическое объяснение лучше, чем скептическое. Нельзя, например, сказать, что нескептическое объяснение является более простым или что оно имеет какие-то эмпирические основания, которых нет у скептической гипотезы. Принцип наилучшего объяснения, если он применяется для опровержения скептика, оказывается очень специфическим ревизионистским решением.

Итак, в Разделе 1 мы показали, что известные теоретические решения проблемы скептицизма, за исключением подхода Т. Уильямсона, который, на самом деле, может быть понят в витгенштейновских терминах, являются неудовлетворительными, поскольку они основываются на ложных метафизических предпосылках. Объединённый витгенштейновскодизъюнктивистский подход Притчарда является скорее терапевтическим.

В то же время он содержит теоретический дизъюнктивистский тезис о парадигматических случаях перцепции. В Разделе 2 мы продолжим рассмотрение этого подхода. Мы покажем, что для решения скептической проблемы в дизъюнктивизме нет нужды. Проблема устраняется в рамках витгенштейновского контекстуального реализма. Строго говоря, скептический сценарий бессмыслен.

Раздел 2. Скептическая проблема – псевдопроблема

Объединённый витгенштейновско-дизъюнктивистский подход Притчарда не является исключительно терапевтическим и делает значительный прогресс в понимании скептической проблемы. Однако, в его рамках природа петлевых предложений раскрывается не полностью. Наша трактовка петлевых предложений как укоренённых в реальности витгенштейновских правил позволяет усилить подход Притчарда. В конечном итоге мы утверждаем, что для устранения скептической проблемы в дизъюнктивизме нет нужды вовсе. Скептический сценарий бессмыслен, потому что всякое понимание предполагает употребление концептов, которые, в свою очередь, имеют смысл лишь в том случае, если они укоренены в реальности. Наша точка зрения согласуется с контекстуальным реализмом Ж. Бенуа, а также с позицией Р. Брэндома, согласно которой рационалисты и редуктивные материалисты разделяют общую ложную семантическую предпосылку о возможности чёткого разделения и независимой трактовки семантики и эпистемологии.

Введение

В предыдущем разделе мы показали, что теоретические подходы к проблеме скептицизма являются неудовлетворительными, поскольку они основываются на ложных метафизических предпосылках, для устранения которых требуется применить терапевтический метод Витгенштейна. В Разделе 2 мы продолжаем рассмотрение витгенштейновско-дизъюнктивистского подхода Притчарда. Мы покажем, что для решения скептической проблемы в дизъюнктивистской компоненте подхода нет нужды. На самом деле, эпистемологический дизъюнктивизм не объясняет перцептивное знание, а представляет собой его рациональную реконструкцию. Проблема скептицизма – псевдопроблема, устраняемая в рамках витгенштейновского по духу контекстуального реализма, принимающего во внимание тесную связь между семантикой, эпистемологией и онтологией, а скептический сценарий, строго говоря, бессмыслен. Мы подтвердим наш вывод ссылками на современных аналитических и континентальных философов.

3.6.3. Дискриминационные и благоприятствующие рациональные основания. Итак, если занять позицию антискептика, то первая форма скептического парадокса утверждает наличие рационального знания отрицания скептической гипотезы (но каким образом это возможно, если мозг-в-баке имеет ту же видимость, те же мысли и доступные рефлексии рациональные основания, что и нормальный субъект?), а вторая форма парадокса утверждает наличие обыденного знания, несмотря на отсутствие дискриминационных или так называемых «благоприятствующих» рациональных оснований в пользу обыденного сценария по сравнению со скептическим. В самом деле, в обыденном сценарии дело обстоит иначе. Например, хотя в зоопарке мы не можем по внешнему виду (при помощи зрительного восприятия) отличить зебру от подделанного под зебру мула, у нас, тем не менее, есть благоприятствующие (но не дискриминационные) рациональные основания вида: «Нет смысла подделывать зебру под мула», «Подделка дорого бы стоила и могла бы быть легко обнаружена». И так далее. Благодаря этим основаниям мы знаем, что перед нами зебра, а не подделанный под зебру мул.

Описанная ситуация есть ситуация локального скептицизма, в которой под сомнение ставится лишь ограниченное число утверждений, которые обычно считаются знанием. Основные (и общие для обыденного и скептического сценариев) петлевые предложения, в частности, отрицание скептической гипотезы, утверждение о существовании зоопарка, нас самих и так далее, сомнению не подвергаются. Указанные выше благоприятствующие основания их предполагают, на них «опираются». Но в случае радикального скептического сценария ПП нет вообще (и, следовательно, нет общих для скептического и нескептического сценариев ПП). Поэтому не имеет смысла выдвигать «благоприятствующие» рациональные основания в пользу нескептического сценария.

Мне только кажется, что передо мною компьютер, или же передо мною на самом деле компьютер? Постановка скептической проблемы такова, что у меня нет благоприятствующих оснований в пользу того, что передо мною на самом деле компьютер. Здесь, согласно Притчарду, вступает в игру эпистемологический дизъюнктивизм (ЭД). С точки зрения ЭД, у меня всё же есть одно благоприятствующее основание: доступное рефлексии фактивное основание, что я вижу, что передо мною компьютер. Это основание не дискриминационное, поскольку мозг-в-баке тоже будет думать, что у него есть это основание. В терминологии Уильямсона эта та форма скептицизма, которая основана на понятии очевидности. Скептик слишком сильно ограничивает то, что можно отнести к очевидности. Для него в плохом случае, то есть для мозга-в-баке, и в хорошем случае очевидность одна и та же. Это интерналистский подход. Очевидность мозга-в-баке значительно более бедная, так как очевидность эквивалентна знанию, а у мозга-в-баке знание об окружающем мире отсутствует.

3.6.4. Две ложные теоретические предпосылки. Притчард показывает, что два вида скептического парадокса основаны на двух ложных теоретических предпосылках. Он их устраняет, сохраняя при этом принцип замкнутости знания и принцип недоопределённости рационального обоснования.