скачать книгу бесплатно
– Ловко!
– Приспособился. Клавиатура с большим тачпадом, это вместо мышки. Вот так и шлепаю. Левая рука плюс-минус также работает. В любом случае рядом есть помощник, который, если надо, придет, поправит меня в кресле, поможет одеться, чаю нальет. Я езжу в электроколяске, но, если нужно бордюр преодолеть, по пандусу заехать, помощник рядом. На машине тоже он меня возит.
– А как сейчас выглядит ваша реабилитация, как вы себя поддерживаете?
– С этим как раз большие сложности. Реабилитация ушла даже не на второй, а на пятнадцатый какой-то план. Раз в год стараюсь ездить в «Преодоление», массажи делаю периодически. На этом, к сожалению, все и заканчивается. Возможно, надо пересмотреть ритм жизни, свои приоритеты. Чуть позже. Пока так.
– Чего вам больше всего не хватает из прежней жизни?
– А мне всего хватает. Там было одно, тут другое. Если человек оптимист, то его в какие обстоятельства не окуни, он везде найдет плюсы и выгоды. Это как в компьютерной игре: первый уровень прошел, дальше второй – все то же самое, но чуть сложнее. Цели-то в жизни не поменялись. Надо было получать независимость, создавать семью.
У меня ведь осознания нет до сих пор. И, надеюсь, не будет. Потому что, если начать думать «вот, все плохо, раньше я бегал, а теперь не бегаю и, может, уже никогда не побегу», то легко впасть в полнейшее уныние. А на самом деле просто изменились пути достижения целей, просто независимость стала чуть дороже стоить. Подстраиваемся, двигаемся дальше. В рамках того, что имеем.
– Вам снятся сны, как вы бегаете?
– Только такие и снятся, с коляской не снятся вообще. Но я не очень люблю сны, они мешают отдыхать. Лучше так: провалился – проснулся.
– После травмы учебу в Бауманке пришлось оставить?
– Моей специализацией были «нетрадиционные возобновляемые источники энергии». Это ветроэлектростанции, солнечные батареи и так далее. К сожалению, там не было заочного или дистанционного обучения, поэтому, да, эту учебу пришлось оставить. В итоге я окончил Московский авиационный институт по специальности «менеджмент», учился дистанционно, ездил в Москву на сессии.
Учеба – это такой процесс, который должен быть непрерывным. Курсы, тренинги нужно проходить постоянно. Зачем набивать собственные шишки, когда можно учиться на чужих? Сейчас я учусь в РАНХиГС по специальности «госуправление», диплом через год.
– Пока люди сами не столкнутся с этой проблемой, они обычно не обращают внимания на то, насколько их город не приспособлен для перемещения на коляске. Каким вам в этом смысле показался Орел 16 лет назад?
– Знаете, пока еще не было места, куда бы я не смог попасть. Люди всегда помогут. Но город у нас «веселый»: настоящая полоса препятствий. Я же поэтому и решил заниматься общественной деятельностью. Понял, что надо пользоваться положением. Я на коляске? Значит, буду выходить в город на коляске. Новости о том, как у нас все плохо, конечно, рейтинговые, но моя цель была все-таки в другом. Орел надо было адаптировать, поэтому я начал сотрудничество с администрацией. Подрядчики делают ремонт улицы? Я приезжал. Говорил, как надо. Тут спасибо администрации, они были не против, им, наоборот, это тоже было интересно, потому что они, может быть, и хотели сделать город доступным, но не знали, как. А тут появился такой оптимист, который готов рассказать, как все должно быть. Категорически не люблю негативные высказывания. Люди, которые заперты в своих домах, и так знают, что им на коляске и туда не добраться, и сюда не попасть. Давайте мы будем говорить о том, куда добраться можно? Давайте расскажем, что там доступно и классно? Вот это будет новость, это будет интересно! Люди потихонечку начали выходить, поняли, что мир не заканчивается стенами их квартиры.
– Я видела ваше открытое письмо предыдущему губернатору Орловской области, которое вы написали в 2015 году, и видела чиновничий ответ на него.
– К тому времени я уже немножко себя зарекомендовал именно как помощник, а не как источник негатива. Да, было мое открытое письмо, что-то меня возмутило, потому что я бился-бился, говорил: «А давайте сделаем вот тут хорошо», а мне в итоге сказали: «Отстань». И ответ на мое письмо – это такая классическая чиновничья отписка, не более того. Но потом был звонок от замгубернатора, он пригласил меня на личную беседу, и мы обсудили пути сотрудничества: что можно исправить, где и как. С тех пор все решалось намного быстрее. Когда ты приезжаешь к подрядчику по поручению замгубернатора, отношение к тебе уже совсем другое.
Нам удалось запустить в Орле сам механизм создания доступной среды. На это стали обращать внимание. Если раньше строили, как привыкли, то теперь делают это как надо. Мне приходилось доказывать нормативными документами и просто даже показывать, что вот тут на коляске не съедешь.
Адаптация некоторых зданий все еще требует внимания, конечно. Где-то ставят, например, дорогостоящий подъемник вместо пандуса, а по факту этим подъемником никто ни разу не воспользовался, потому что это категорически неудобно. Во-первых, они ломаются именно тогда, когда кому-то нужны. Во-вторых, там целый регламент, как им пользоваться, и, если дежурного по подъемнику нет на месте, то ты уже никуда не поднимешься. Везде нужно делать пандусы. Даже если будет увеличенный угол наклона, не соответствующий СНИПам, при поддержке постороннего человека по пандусу мы все-таки сможем попасть в здание.
– А как быть с подземными переходами? Вот эти швеллеры — это же смертоубийство и для детских колясок, и для инвалидных.
– Только дублировать наземными переходами. Пусть светофоры загораются раз в 10—15 минут, но дублирование обязательно должно быть.
– Расскажите про конкурс, с которого началась ваша госслужба.
– Мне супруга ссылку кинула: вот губернатор конкурс организовал – «Молодые кадры Орловщины», хочешь поучаствовать? Да где мы только не участвовали, давай и тут попробуем. Заявился. Четыре месяца шел конкурс, и вот так потихонечку, полегонечку из восьмиста участников вышли пятеро победителей, и я в их числе. Там и тестирования были, и психологи нас, как потом выяснилось, серьезно проверяли; нужно было защищать свой проект. Потом было приглашение на госслужбу. После долгих собеседований меня позвали в областной департамент соцзащиты.
– Как вы думаете, почему победили?
– Каждому участнику начисляли баллы. Побеждал тот, у кого их больше. Ну, вот так получилось, и проблему они уже решали по факту ее свершения.
– Проблему?
– Ну, конечно. Неквалифицированный специалист, которого надо было трудоустроить в орган исполнительной власти – это в любом случае проблема. И дело не в коляске. Каждому победителю надо было дать должность, на которой он наделяется определенными полномочиями. Как он будет работать, справится он, не справится? Думаю, что для власти это был достаточно смелый шаг, эксперимент.
– А не было в этом элемента пиара со стороны властей?
– Слушайте, ну ради такой, давайте будем честны, небольшой пиар-кампании пускать во власть человека, который не имел к ней никакого отношения, человека без опыта? Не думаю, чтобы это было специально задумано. Это стечение обстоятельств. Ну, вот так получилось. А если и был пиар, то за три года моей работы они об этом точно не пожалели. Исходя из того, какие поручения даются, отношение ко мне все-таки серьезное.
– А это ведь, наверное, единственный случай в России, когда человека на инвалидной коляске позвали на такую большую должность.
– Я не думаю. Мне кажется, что у нас достаточно много активных людей, в том числе и на колясках.
– Я искала и больше никого не нашла. Два года назад мы были в Германии с нашим общим другом Романом Араниным (калининградский бизнесмен-колясочник, построил фабрику по производству инвалидных колясок; герой первого сезона «Соли земли». – «Нация»). И там встречались с Михаэлем Шперке, директором департамента социальной политики земли Северный Рейн-Вестфалия. Он слепой от рождения. Я не уверена, что такое возможно у нас.
– Зависит от человека. Если он захочет, то все возможно. Да, это несколько сложнее, согласен. Не только в бытовом плане, но еще и морально нужно перестроиться, выйти из своей зоны комфорта. Каждый день к девяти на работу приезжать, в восемь уезжать, и это если день без совещаний. Каждый день сталкиваться с какими-то новыми проблемами. Это постоянный труд.
– Но ведь к этому должен быть готов не только сам человек, но и его коллеги, руководство.
– Поначалу возникали такие вопросы. Мне надо ехать в какой-нибудь район области, а район говорит: у нас администрация не приспособлена для маломобильных. А я-то тут при чем? Решайте эту проблему как-то, зачем вы мне это говорите? К вам едет замруководителя департамента, вы обязаны встретить. Найдите решение.
Кто-то пандусы быстренько сотворил, кто-то перенес встречу в дом культуры. Варианты всегда находятся. Но это не я должен делать.
– Какие вопросы вы курируете как замруководителя областного департамента соцзащиты, опеки и попечительства?
– Сейчас мы активно занимаемся соцконтрактами. Это меры соцподдержки для малоимущих граждан: развитие предпринимательской деятельности, помощь в поиске работы, ведение личного подсобного хозяйства. Меры интересные, перспективные, с достаточно большим финансированием. Четвертое направление – это помощь гражданам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Если в первых трех случаях речь идет об активной позиции, то есть человек берет на себя обязательство устроиться на работу, начать свое дело или вести подсобное хозяйство, то четвертое направление – это просто выдача денег на текущие нужды. И вот по нему у нас очередь до Москвы, наверное.
Я этого не понимаю, честно сказать. Приходит здоровый парень: я ухаживаю за тетей, получаю, условно, тысячу рублей от пенсионного фонда, мне нельзя работать. Окажите мне материальную помощь. Так давай, трудоустраивайся, будет тебе счастье. «Нет, работать не хочу». Очень не люблю, когда у человека есть ресурс для решения своей проблемы, а он не хочет ничего делать. «Дайте, вы обязаны». Но есть, конечно, случаи, когда без материальной помощи не обойтись. Тут мы просто помогаем.
А вообще у нас в области заключено уже больше 100 соцконтрактов на предпринимательство. Мы выдаем 250 000 рублей на старт своего дела, и людям эти деньги действительно помогают. У них получается, глаза горят, им хочется развиваться. Вот это очень приятно видеть.
– К вам на прием попасть легко?
– Я абсолютно открыт, поэтому в любое время – пожалуйста. Телефон мой не сложно найти в интернете. Мне постоянно звонят, спрашивают – я помогаю всем чем могу.
– Люди удивляются, когда приходят на прием и видят чиновника в инвалидной коляске?
– Моему виду уже никто не удивляется. Эта новость быстро обошла регион, и те, кто приходят, уже знают, кого увидят.
– Помощника вам оплачивают?
– Нет, это мой личный помощник, и я плачу ему из своих средств. Наверное, это и хорошо. Если его ввести в штат, тут же найдется целая куча поручений для него, и на меня уже не останется времени. Это мой человек. Он не столько помогает мне по работе, сколько в бытовом плане. Ну, не буду же я с каким-то назначенным человеком в магазин ходить за продуктами. Или с семьей и с ним в выходные куда-то ездить.
Он умеет со мной обращаться, знает, грубо говоря, как коляску не уронить. Что касается служебного транспорта, то адаптированного автомобиля в гараже департамента нет. Я езжу на своей машине, мне компенсируют расходы на нее.
– Как вы с женой познакомились?
– Через социальные сети. Два года встречались и уже одиннадцать лет вместе.
– А на фотографии было видно, что вы в коляске?
– Ну, конечно. Это было бы потом не очень хорошо с моей стороны – здравствуйте, вот он я. Когда она шла со мной встречаться, то понимала, кого увидит.
– Как вы думаете, почему все-таки она решила встретиться с вами?
– Не знаю. Наверное, внутреннее чутье так подсказало. Человек руководствуется чем-то изнутри, а не советами. Я не думаю, что кто-то в здравом уме посоветовал бы ей, а ты вот с ним попробуй. А она не побоялась. Попробовала. И не прогадала. По крайней мере, она так говорит.
– А вы у нее не спрашивали: «Наташа, почему ты выбрала меня?»
– Не спрашивал. Но разве могут быть варианты? По-моему, тут без вариантов. Я ведь лучший. (Смеется.)
– У вас же семейный бизнес есть?
– Это магазин медтехники, достаточно крупный по меркам Орла. Начинали с женой вместе, когда я еще не был на госслужбе, а сейчас Наталья сама им занимается. Основная особенность в том, что они ориентируются на потребности клиента, а не на его диагноз. Приходит человек и говорит: хочу бандаж. Хорошо, расскажи, что у тебя болит. И вот исходя из того, что и как болит, человеку подбирают то, что ему нужно. И зачастую это совсем не то, за чем он пришел изначально.
Недавно они еще и грант выиграли от «Ковчега» (калининградская общественная организация, которую основал Роман Аранин. – «Нация») – 2 млн рублей на открытие реабилитационно-спортивного зала. Сейчас подыскивают помещение.
– Расскажите про сына.
– Пять лет. Зовут Артем. Веселый, активный.
– Спрашивает, почему вы на коляске?
– Он много вопросов задает, в том числе и такие. Ну, тут ответ простой, потому что ножки болят. Но ему это пока не очень интересно. Он больше любит полазать, покрутиться у меня на коляске. Для него это пока больше развлечение.
– А есть у вас какие-то совместные увлечения?
– Мы любим вместе гулять. Он на велике, я на коляске, и куда-нибудь как уедем, как уедем вдвоем!.. Благо, я его пока еще обгоняю. Но, думаю, это ненадолго. Моя коляска не может ехать быстрее, чем 6 километров в час. Мы с Араниным об этом уже говорили, он сказал, что не будет делать коляски быстрее. Ради безопасности. Что ж, придется искать другую коляску для прогулок с сыном.
автор Дарья Максимович/фото архив героя
Самая маленькая благотворительница в России
Рост Регины Ивановой 116 см. Она помогает сотням нуждающихся семей в Казани
В 2018 году в Казани прошел конкурс красоты среди женщин-инвалидов «Жемчужина Татарстана». Победительницей стала 29-летняя Регина Иванова. Девушка ростом 116 см покорила зрителей чувством юмора, жизнелюбием. Зал и жюри аплодировали стоя.
Регина, и правда, веселушка, но главная ее особенность в другом: уже 7 лет она руководит благотворительным отделом мечети Иман Нуры. Помогает малоимущим, возит детей с инвалидностью в театры и музеи, проводит в школах Уроки доброты. А если знает, что где-то есть ребенок с инвалидностью, который не может выйти из дома, приезжает к нему сама.
Регина назначила встречу у мечети Иман Нуры (в переводе с татарского – Свет веры). Приехала минута в минуту, вышла из такси и сказала: «Когда Яндекс пишет „к вам приедет более крутая машина“ и предлагает поставить „классно“, я всегда смеюсь. Более крутые машины для меня – совсем не классно, они, как правило, высокие, я не могу в них сама залезть. Сегодня прибыла „не классная“ машина, повезло».
– Часто ездите на такси?
– Уже часто. При моей болезни, ахондроплазии, с возрастом, когда набирается вес, становится тяжело ходить, сильная нагрузка на суставы. Но если надо, если пешее мероприятие, могу пройти, как обычный человек – десять тысяч шагов. А потом отлеживаться, потому что болят стопы. Поэтому и езжу на такси или на автоволонтерах.
В мечети (Регина заранее попросила меня одеться так, чтобы открытыми были только лицо и руки) мы прошли в ее кабинет, светлый и скромный.
Регина Иванова и президент Республики Татарстан Рустам Минниханов
– Мечеть – не самое привычное место встречи для меня, я, признаться, немного волновалась. Но у вас радушно, нет напряжения в воздухе. Ну, и вы такая – веселая, жизнерадостная.
– Я тоже переживала, когда впервые пришла, но поработала несколько месяцев и сказала: буду с вами до конца, что бы ни случилось. Потому что здесь собрались фантастические люди! Все личности и относятся с пониманием к другим религиям. Да и у меня кого только нет. С папиной стороны – бабай, дедушка, крещеный татарин Федор Иванович Иванов. Крещеные татары – это православные, которые молятся на татарском языке. Бабай женился на мусульманке. С маминой стороны – дедушка еврей, а бабушка православная русская. У нас в семье из поколения в поколение передавалось уважение ко взглядам другого человека. Я росла в этом, поэтому и во мне нет зашоренности и предрассудков.
– Перед началом разговора уточню: есть темы, которые лучше не поднимать?
– Нет, спрашивайте, что угодно. Я родилась с ахондроплазией, живу с ней уже 32 года и столько видела и слышала, что никакой, даже самый некорректный вопрос меня уже не трогает. За это качество я благодарна родителям. Они меня так воспитали: любили, но вот этого – «ах, ты бедненькая наша, маленькая» никогда не было.
Мама говорила, что, когда меня выдали в роддоме, я уместилась на двух ладонях, была в три раза меньше обычных детей и с большой головой. Тогда же время было другое, и врачи посоветовали: оставь ее здесь, будет дурой, зачем мучиться? Мама никого не слушала, носила меня по врачам, но я себя нормально чувствовала, и до трех лет мне не могли поставить диагноз. Во-от такая собралась медкнижка, и чего там только не городили! Лишь одна бабушка-акушерка подошла и сказала: нормальная будет, бегать будет, только маленькая. Иногда мне хочется встретить тех врачей-советчиков, показать два своих диплома о высших образованиях, поговорить, чтобы они поняли, что раздавать такие советы нельзя.
– Кто ваши родители?
– Вся семья – учителя. Мама учитель биологии, папа – химии и биологии, они однокурсники. Папа был директором сельской школы и дедушка тоже. Бабушка – математик, заслуженный учитель республики. Но мама не хотела, чтобы я была педагогом. И я поступила на эколога, собиралась вернуться в родную деревню и работать там, я инженер лесного хозяйства. Когда писала диплом, выращивала карликовые растения. Это была моя фишка: маленькая женщина выращивает маленькие деревья. Все курсовые у меня были на пятерки, я любила эту работу, горела ей, но жизнь повернулась в другую сторону.
– Откуда пошло ваше прозвище – Фея?
– От детей. Детям я рассказываю, что у меня прапрадедушка был сказочным гномом. Эту сказку мы придумали с мамой, когда я стала приезжать домой из города в слезах. Я же выросла в лесной деревне, дочка директора школы – папу уважали, уважали и меня. Никто не тыкал пальцем, и друзья воспринимали меня не как карлика, а как просто последнего человека в строе на физ-ре.
Когда поехала учиться в город, начались проблемы: тыкали, смеялись, фотографировали. Все это я вываливала маме, а она говорила: «А ты позируй, когда тебя фотографируют. Если смеются, то это дураки или дети. На них мы не обижаемся». С дураками понятно, между мною и ними давно крепкая стена. А для детей я диковинка: они никогда таких людей не видели. Значит, надо удивить их окончательно. И мы с мамой придумали сказку. Когда дети у меня спрашивают, чего я такая маленькая, отвечаю: «Смотрел „Белоснежку и семь гномов“? Вот мой прапрадедушка был гномом!» У ребенка в этот момент происходит «волшебный дзынь», и начинаются вопросы: а остались прапрадедушкины алмазы? а есть его селфи с Белоснежкой?.. Как-то само собой дети стали называть меня Фея Регина, а потом так стали называть все. Спасибо мамочке.
– Я читала, что ее не стало десять лет назад…
– Да, мне был 21 год. Мама заболела и за полгода сгорела от рака. В мае, когда у меня была защита, ее не стало. Она была очень сильным человеком и свои внутренние переживания, боль старалась не показывать. А я без нее осиротела. Родных братьев и сестер у меня нет, остался только папа. Поначалу для нас обоих это был сильный удар, я искала виноватых: кто, почему не уберег?! Потом поработала с психологом, стало легче. И наладились отношения с папулей. Теперь по три раза на день созваниваемся, я бросаю ему фотки, что у меня там на обед, обсуждаем ремонт в моей квартире. Живу пока на съемной, но скоро перееду в свою. Мы же в 2014 году стали обманутыми дольщиками. Копили-копили на жилье в Казани, купили квартиру в строящемся доме, но нас и еще кучу семей кинули. Мы стояли в пикетах, писали везде – и дошли «дотуда» (показывает пальцем в небо). Москва выделила деньги, и нам за год достроили жилье. На все это ушло семь лет жизни. Но у меня с рождения так: чтобы что-то хорошее получить, я должна преодолеть трудности. Ну, они делают меня только сильнее.
– Итак, большой город встретил вас недружелюбно. Если не брать отношение людей, что было сложным?
– Мне надо было привыкнуть к тому, как здесь все устроено: к выключателям, которые высоко, к домофонам. Я ненавижу старые домофоны! Сейчас их устанавливают под рост ребенка. А раньше делали, как для жирафов. И мама дала мне выдвижную антенну от радио, я носила ее в рюкзаке, она меня сильно выручала.
Не дотягивалась до почтового ящика. Не могла купить билеты в кассе. Сейчас РЖД сделал специальную кнопку для инвалидов, стало проще.
Я люблю готовить и мечтаю о своей кухне: там все будет сделано под мой рост. Пока же на съемной квартире есть крепкий стул. На нем я стою у плиты, когда готовлю. Потом передвигаю его к раковине, потом опять к плите… И еще утомительно постоянно задирать голову, когда разговариваешь с людьми: у меня даже на лбу морщинки, потому что постоянно поднимаю брови.
– Если попробовать парой слов описать ваш мир, он каков?
– У меня даже история есть об этом! В студенчестве я была такая – оторви да выбрось, никогда не молчала в ответ на оскорбления. И вот еду в трамвае, и кондуктор, она что-то была не в духе, спрашивает на весь вагон: «А чего это низкорослые люди такие злые?» И я ответила: «Потому что мы живем в мире ваших поп! А это не очень приятно, особенно, когда ты едешь в забитом трамвае!» Пассажиры легли от смеха. (Обе хохочем.)
– А второе высшее у вас какое?
– Я училась на психолога. Для души. На 4-м курсе пригласили поработать в один благотворительный фонд. Я была подмастерьем, зарабатывала 2000 рублей в месяц. Принимала, сортировала просьбы, собирала детей на спектакли и концерты. Так проработала 5 лет. А потом моя одногруппница по лесному институту Айгуль Ханум – жена моего нынешнего начальника, имама – предложила прийти к ним руководителем благотворительного отдела. Я побежала! А когда увидела своего начальника, это все. Имам Нияз Хазрат Закиров – он невероятный: его все любят, ему верят, за ним идут люди. Мне бы тоже хотелось получить такое доверие… Так вот, навыки работы в фонде я начала применять и здесь: знакомилась с театрами и музеями, шутила с администраторами и обнималась с гардеробщицами, у меня появились связи (смеется). И если вначале я просила у них билеты, потом они сами стали предлагать, а я уже распределяла по подопечным. Года три назад создала группу в Ватсапе, сейчас в ней 250 человек. Это многодетные, малообеспеченные, люди с инвалидностью, другие нуждающиеся.
– Как о вас узнают?
– Сарафанное радио. Пишут мне, я проверяю, кто они, действительно ли нужна наша помощь. Ненавижу бюрократию, поэтому не прошу кучу бумажек. Иногда езжу в семью и смотрю, как обстоят дела.
– Бывает, что обманывают?
– Да. Но нечасто, потому что деньги мы не раздаем. Продукты, билеты, можем помочь с лекарствами, одеждой. Но вот в мечети был случай: пришел человек, сказал, что вместе со сторублевой купюрой в качестве пожертвования нечаянно бросил пятитысячную, хочет ее забрать. Мы открыли короб, а там – мелочь… Его этот факт не смутил: а, ну ладно, наверное, это было в другой мечети. Но рядом мечетей нет…
– Вам за 11 лет работы в благотворительности жизнь что показала, каких людей больше – хороших или плохих?
