Зона мутации

Крил вынул из-за пояса нож.

Теперь у него другая жизнь. И чем меньше он будет вспоминать о прошлом, тем легче будет жить в настоящем. Выбор сделан.

Подобравшись так близко, как только было возможно, чтобы не обнаружить себя, Крил затаился. Последние нелюди карабкались на мост, чтобы перебраться с него на привычные им секвохи и уже по деревьям на другую сторону реки, а парень прикидывал, как ему самому незаметно и быстро оказаться рядом с вожаком. Порой даже казалось, что он видит тусклый блеск на шее чудовища.

Грузный, мускулистый нелюдь обеспокоенно вертел головой. Видимо все, кто остался цел после нападения на его стаю, покинули этот берег. Сейчас и он развернется, перелезет на ближайшую секвоху.

Крил выскочил из своего укрытия, в несколько прыжков преодолел расстояние, отделяющее его от воды. Теперь на железную балку, наверх, по ржавой, но еще крепкой лестнице! Нелюдь заметил его, когда между ними оставалось несколько шагов. Он взревел, злобно оскалившись.

Теперь все, один на один. И, хотя Крилу была нужна лишь пластина, твари этого не объяснишь. Снять ее получится только с мертвого чудовища. А справится ли большелодочник? Охотник он не самый лучший и в лесу нелюдь его чуть не порешил.

Крил сглотнул. Он вдруг понял и другое: стая, оставшаяся без вожака, обречена. Сейчас он решает судьбу двух десятков существ. Странных, враждебных, но так же жаждущих жить, как и он сам. Стоит ли это металлической пластинки с неведомыми символами? Может, все-таки уйти? Отпустит его тот, оскалившийся?

Нет, не отпустит. Нелюдь встал на все четыре конечности и прыгнул на человека.

Тело его было столь мощным, что он мог бы снести любого противника. Крила спасло лишь ранение вожака в плечо, из-за которого тот не рассчитал силу броска. Парень успел увернуться, стал карабкаться по витиеватой конструкции моста, надеясь на свое здоровье и легкость тела. Ему казалось, что он смог бы гонять эту тварь до тех пор, пока она не выдохнется. Но когти с жутким скрежетом царапнули металл в том месте, где только что была крилова ступня – нелюдь не желал отступать, ему хотелось во что бы то ни стало убить человека, не оставлять его за спинами уходящей стаи.

– Что ж ты… – парень перебирался с одной балки на другую, перепрыгивал так быстро, как только мог. – Быстрый какой!

Крил понял, что скорее сам выбьется из сил, чем сможет загнать своего преследователя. Он выбрал место, где можно было упереться спиной и ногами, развернулся. Нелюдь сразу же оказался рядом, навалился…

Жуткое существо с хрипом стало оседать, так и не добравшись до человеческого горла. Нож выскользнул из его тела. Не было сомнений, что ранение смертельное, что сейчас искра жизни покинет эту груду мышц и она полетит вниз, к стальной, холодной воде.

Крил потянулся к пластинке. Черная рука перехватила его ладонь, но вождь уже ничего не мог сделать – взгляд его затуманился, цепочка на шее разорвалась. С громким всплеском он упал в реку, снова показался на поверхности и, уже неподвижный, медленно поплыл по течению, оставляя за собой красные разводы на серой поверхности.

Крил откинулся на ржавое железо, закрыл глаза. Сердце его все еще бешено колотилось, дыхание было прерывистым. Он сжимал дрожащей рукой добычу, ради которой чуть не расстался с жизнью и даже не знал – стоило ли оно того?

Медленно раскрыл ладонь, испачканную чужой кровью. Протер пальцами пластинку, стараясь разобрать символы. Они были похожи на то, что когда-то показывал ему отец, который заставлял Крила и его братьев зубрить звуки, скрывающиеся за каждой закорючкой – мол, в жизни пригодится, потому что прежние люди именно так передавали слова. А к их словам стоит прислушиваться.

– С-с… е… р… сер… г… Сер-гей, – с трудом прочитал большелодочник. Выдохнул и принялся за второе слово: – К… о… н… д… конд… ра… т…

Значение следующей закорючки он толком не понимал, поэтому пропустил ее.

– Рат… е… в… Сер-гей конд-рат-ев.

Что это значит? Слова казались ему бессмысленными.

– Имя.

Он еще раз глянул на темное пятно, уже покинувшее мелководье с секвохами и медленно уплывающее вдаль.

– Это его имя.

Но разве могут быть имена у нелюдей? Да еще выбитые на металлических пластинках?

Крил стал спускаться к воде, спрыгнул вниз, добрел до берега.

– Он был таким же, как я. Как мой народ, отправившийся в зону обращения. Но зачем-то оставил при себе имя.

Это казалось странным, даже нелепым. И в то же время Крил чувствовал, что в поступке Сергея есть смысл, который ему хотелось понять. Тем более, что в душе его свербило чувство вины, ответственности за загубленную жизнь. И даже не одну. Сможет ли он дальше спокойно существовать с этим чувством? И еще… Сможет ли он есть суп? Ведь известно, что тот, кто не ест мясо нелюдей, сам медленно и мучительно превращается в нечеловека!

На широкой «улице» из секвох, где охотники Белого устраивали засаду, никого уже не осталось. Лишь поломанные кусты, да измятая трава. Крил прикинул – в какой стороне гнездо. Благо идти недалеко и промахнуться, заплутать, было почти невозможно.

Ближе к месту он услышал голоса, повернул в нужную сторону. Охотники, наверное. Стоят на подступах к селению, несут охранную службу. Работы у них теперь немного, другая стая появится очень нескоро.

Загодя крикнув «я свой!» большелодочник вышел к караулу. Двое, только что рассуждавшие про свои охотничьи дела, замолчали. Один поднял пику.

– Да свой я, свой! Опусти. В ночь же с вами ходил!

Но не только поднятая пика не опустилась, а и второй караульный выставил заряженный арбалет.

– Он?

– Он. Тот, что без имени. Ну-ка, покажи нам свой клинок. Медленно!

Ничего не понимающий Крил достал испачканный в крови нож – позабыл он о том, что оружие в чистоте и готовности должно быть, расслабился, став частью большого народа.

– Точно. Такого острого в гнезде больше нет.

Его ударили пикой под коленями, заставляя упасть на землю.

– Зачем Белого убил?

Глава 2

– Машенька, что с дровами?

– Машенька на всю зиму дров натаскала. Что тебе еще нужно?

– Я про сейчас. В камине догорает.

– То есть я должна ради «сейчас» все бросить и шуровать за дровишками? Тебе это нужно?

Пожилой мужчина поправил плед на коленях, поворошил кочергой головешки. Проворчал:

– Я сам не знаю, чего мне надо. Или нет, знаю. В Питер хочу. Постоять на развалинах Исакия перед смертью.

– Ой, пап, давай только без нытья, а? Это обычная простуда, скоро поправишься.

Она спряталась за створкой шкафа, скинула с себя домашнюю одежду. Натянула термобелье, комбинезон.

– В общем, если станет холодно – включи обогреватель. Генераторы не подведут.

– Ползают еще?

– Ползают.

– А ты куда?

– Мне надо в поселок.

– Опять?

Он задал бы еще сотню вопросов, лишь бы она не уходила, но Маша уже закрыла за собой тяжелую дверь тамбура.

Зима не скоро и, если бы они жили хоть немного южнее, на какую-нибудь тысячу километров, то не было бы смысла натягивать на себя столько одежды. А здесь, на стыке Кольского и Скандинавии… Она поежилась, застегнула воротник повыше.

До поселка идти чуть меньше часа. Даже пистолет Маша брать поленилась, бояться теперь некого – людей и зверей нет, мутанты так далеко не забираются. Можно было бы и вовсе переехать в поселок: там и остатки деревянных строений, идущие на дрова, и компьютерный центр. А у маяка, где они жили с отцом, только теплицы да хлев. Но вдвоем перенести все добро в поселок трудно. Да какое там «вдвоем»… Отец постоянно хандрил и даже когда здоровье позволяло – чего ждать от семидесятилетнего?

Была и другая причина, по которой Маша не хотела, чтобы они с отцом жили в заброшенном селении. Не стоило старику показывать лабораторию и то, чем она там занимается.

К полудню появились на пригорке остатки жилых строений, многие из которых Маша самолично разбирала на топливо. Чуть дальше виднелась посеревшая сфера дальней связи – там, в подвале, и была обустроена лаборатория.

Добравшись до места, села на крыльцо передохнуть. Внизу, у каменистого берега, накатывались пенными бурунами морские волны. Ветер дул с севера, в левое ухо, заставляя ее прикрываться рукой. Слишком много времени она проводила в доме, теплицах. В лаборатории. Поэтому каждый выход на улицу Маша старалась продлить хоть на пять минут.

Вздохнула, поднялась. Приложила руку к замку, с готовностью открывшему для нее дверь. Тратить энергию на вентиляцию казалось нецелесообразным, поэтому внутри ее каждый раз встречал затхлый воздух и Маша оставляла двери открытыми, если только на улице не бушевала метель.

– Сначала поглядим на мир.

В компьютерной мерцало несколько мониторов. Она сразу заметила, что крайний справа, в прошлый раз исправно выдававший картинку, сейчас уныло сообщал – «нет сигнала». Маша постучала по клавиатуре, попыталась перезагрузить систему. Никакого эффекта.

– Минус еще один. Осталось три. Печалька.

Информацию с трех оставшихся спутников она впитывала с неподдельным интересом, так, что даже рот приоткрыла. Кое-что распечатала на синтетической бумаге – решила показать отцу. Наконец встала, подобрала брошенный на пол рюкзак, спустилась по лестнице в подвал.

В темном помещении что-то шевельнулось, заклокотало.

– Это я, – бросила она во мрак.

Нащупала рукой выключатель, зажгла свет.

– Здравствуй, Антоха. Как твои дела? Жрать, небось, хочешь?

Мутант с ревом кинулся на решетку, ударился о нее один раз, другой. На третий силы тратить не стал, только зубы скалил и продолжал рычать.

Маша вытерла чужую слюну, попавшую ей на щеку.

– Хочешь сказать, что я сучка? – она улыбнулась. – Знаю, дорогой. Такие времена.

Достала из рюкзака пластиковый контейнер, сняла с него крышку. Просунула в отверстие между прутьями, на уровне пола.

– Не пролей. Другого супа у меня для тебя нет.

Мутант с жадностью принялся лакать жидкость, вылавливая из нее куски. Маша наблюдала за ним с минуту, потом натянула латексные перчатки, взяла дистанционный инъектор. Вставила в него капсулу.

– Все? Сожрал? Молодец. Теперь делом займемся.

Она подошла ближе, почти вплотную к решетке. Прицелилась. С глухим щелчком инъектор выпустил капсулу, которая впилась в бедро мутанта, заставив его зло рявкнуть. Черная туша почти сразу осела на пол, взгляд существа стал потерянным, а рык превратился в тихое, недовольное бульканье.

Для верности Маша выждала еще минуту, потом открыла звериную клетку, вошла внутрь. Мутант лежал на полу. Он оставался в сознании, но не проявлял желания нападать или сопротивляться.

– Ладно, дружок. Попробуем снова.

Написала на стикере, наклеенном на колбу: «образец №7».

Когда совершила задуманное, подхватила контейнер из под супа и все свои инструменты, заперла решетку. В подвальной лаборатории была еще одна комната, чистая, сверкающая белым пластиком под яркими точками освещения. Один из углов ее занимал операционный стол, другой – гинекологическое кресло.

Маша разделась, опустила кресло, так, чтобы было удобнее сесть. «Образец №7» загнала в особенный, непохожий на другие шприц.

– Ну, вперед.

Ставить опыты на себе было ужасно неудобно. Иногда она пользовалась ультразвуковым датчиком, иногда камерой в самом шприце, а чаще – тем и другим вместе.

Отбросила инструмент на металлический столик, тыльной стороной ладони вытерла испарину на лбу.

– Ф-фух! – шумно выдохнув, Маша сдернула перчатки. Услышала из-за двери недовольное ворчание. – Даже не знаю, друг Антоха, стоит ли продолжать, если снова ничего не выйдет. Хреновый из тебя производитель!

Ворчание стало громче, видимо, действие психотропной инъекции заканчивалось.

– Ладно, ладно – ты тут ни при чем. Не исключено, что совместимости вообще быть не может.

Она сползла с кресла, стала одеваться.

– Но надо же было убедиться. Хоть и с седьмого раза.

Все, что стоило зафиксировать после эксперимента, она записала в бумажный журнал. Сначала Маша пользовалась компьютером, но в мире догнивающей цивилизации электронные мозги вызывали у нее все меньше и меньше доверия. А бумажки хоть и кажутся хрупкими, но читать по ним можно без электричества и запчастей они не требуют. Данные же с флэш-диска поди наковыряй, если не останется ни одного рабочего компа.

Когда вернулась домой, на улице уже стемнело. Комната выстудилась, отец спал в том же кресле, у едва тлеющего очага. Маша выругалась одними губами, пошла в сарай – все равно придется тащить охапку дров, чтобы биогенератор оставался в тепле.

Раздула огонь, сложила вокруг него несколько лучин, чтобы пламя разыгралось, смогло взяться за поленья. Сама подсела ближе к дыму и приятному треску.

– Что… Кхм… Нового? Кхм-кхм…

Проснувшийся отец закашлялся и ей пришлось ждать, пока он справится с приступом.

– Четвертый спутник – все. «Нет сигнала».

– Перезагружала?

Махнула рукой.

– Что я, девочка сопливая? Ты бы еще спросил – воткнула ли в розетку. Конечно перезагружала! Нету спутника, отлетался. Над нами осталось три. Сколько они еще будут работать? Год? Десять? Пятьдесят?

– Или завтра накроются.

– Спасибо, оптимист.

Ненадолго воцарилась тишина. Старик и девушка смотрели на огонь, наслаждались волнами тепла.

– Давай-ка я пива принесу. Зря что ли пшеницу с острова везли?

– Когда везли, я про хлеб думал.

– А я про пиво.

Она принесла большую бутыль, разлила янтарную жидкость в стеклянные, помутневшие от времени и царапин стаканы. Вместе с пивом подала отцу несколько листков синтетической бумаги.

– Вот, погляди. Последнее племя из Северодвинска ушло. Видишь точки? Групповая цель, спутник тепловизором вел. Снимки сделаны позавчера, вчера, и сегодня утром. Ушли с базы подводных лодок, у них там обиталище было.

– Куда?

Дочь посмотрела на отца. Молчанием хотела показать, что вопрос риторический.

– К ближайшей зоне мутации, куда же еще.

Он снова кашлянул, отпил из стакана.

– Пап, надо валить отсюда. Скоро на севере совсем людей не останется. Пока есть возможность – перехватить хоть кого-нибудь, создать свою группу… В Архангельске вот еще большое племя.

– Разве нам здесь плохо?

Маша не выдержала, со злостью поставила стакан на пол, расплескав почти половину.

– Ну да, конечно! То тебе надо на развалины Исакия…

– Это была прихоть.

– …то «не хочу уезжать от Шпицбергена».

– На острове морозильник с семенами и генетическим материалом.

– Но мне-то что делать, пап? Ты проживешь еще, дай бог, сколько? А потом? Что мне делать? С кем я останусь?

– Вот потом и уйдешь на юг.

– Бл… – она хотела швырнуть стакан о стену, но сдержалась. – Я хочу об этом сейчас думать, а не потом! Потом поздно будет! У всех станут черные рожи и большие клыки.

– Может, оно и к лучшему.

Маша смотрела на отца долго, с разочарованием и тихой яростью.

– Ясно… Ясно-понятно!

Одним глотком допила пиво.

– Знаешь, пап, когда мы ходили на нашем утлом баркасике к Шпицу, мы зациклились на продуктах и домашних животных. А надо было – надо! – думать о том, чтобы прихватить ящик человеческой спермы!

Она бросила в его сторону обиженное «я спать» и хлопнула дверью.

Поднялась в маленькую, совсем не прогретую каморку на втором этаже. Хотя помещение и считалось ее комнатой, Маша здесь почти не спала – они с отцом предпочитали ночевать в каминном зале. Но только не сегодня, не сейчас. Злость душила ее и – нет, она даже не думала расплакаться! Это не в ее характере. Маша злилась на пропасть между отцовским безразличием и ее стремлением жить. Она требовала от себя действий, а расслабленное созерцание конца света ее раздражало. И все же она не могла бросить отца. Плюнуть на все, сбежать. Он для нее – последний родной человек.

Маша подошла к маленькому, квадратному оконцу. Послушала завывание ветра. Внизу, у входной двери, раскачивался единственный светодиодный фонарь, почти не способный разогнать тьму. Можно было бы подключить и другие, но зачем? Пустая трата ресурсов.

Источник энергии – биогенератор – шевелился в огромном корыте, в чулане. Емкость притулилась к стене, кирпичная кладка которой согревалась камином. Копошащиеся одноклеточные казались зеленым пюре, разделенным на две секции, в каждой из которых скрывалось по дюжине высоковольтных кабелей.

Сто лет, двести – это пюре могло производить электричество дольше, чем ядерный реактор. Когда-то такие генераторы, аккуратно упакованные в полимеры, выпускались в промышленных масштабах. Сейчас Маша и ее отец довольствовались неказистым корытом – грубо и неэстетично, зато эффективно.

Она включила обогреватель. Легла в постель. Спать не хотелось: на улице темно не потому, что поздно, а потому, что солнце садилось в этих широтах все раньше и раньше. Скоро оно закатится за горизонт надолго, не выйдет до самой весны, каждое утро намекая о своем существовании лишь слабой зорькой вдали.

Маша думала про Антоху. «Что теперь с ним делать?» Она, конечно, дождется результата седьмой попытки. Пара недель и все будет ясно. Но сама понимала, что это тупиковый эксперимент. «Эволюции придется выбирать – мы или они. Чего-то среднего не получится».

Достала пистолет, проверила магазин.

– Придется убирать друга Антоху.

Она усмехнулась. Сама больше полугода назад дала ему это имя, когда во время одной из вылазок выследила мутанта, отставшего от стаи. Привезла на пикапе, всадив по дороге с десяток инъекций. Написала на клетке «Антоний», в честь любовника Клеопатры. Ну в самом деле – не Цезарем же, куда ему.

Снова спрятала пистолет, откинулась на подушку. Несмотря на холод снаружи и завывающий ветер комната быстро наполнялась теплом от обогревателя. И вместе с выпитым это расслабляло, тянуло, наконец, в сон.

– Еще две недели. А потом… Разберусь с животным, и… надо будет решать. Уговорить… Отца…

К назначенному сроку понесло снег. Маша даже думала достать лыжи, но хлопья, летящие сверху, были мокрыми и тут же таяли. Пошла к лаборатории в зимних ботинках. Суп в этот раз с собой не взяла, зато на бедре ее болталась кобура. Девушку одолевали противоречивые чувства.

– Да на кой он мне сдался?! Особенно теперь, – убеждала она саму себя. – Привыкла? Ну и дура, если привыкла. Антоха не человек и нужен был только для эксперимента. А эксперимент официально признан неудачным!

Не стесняясь поправила комбинезон в промежности, под которым скрывалась тряпица, заменяющая ей прокладку. Остановилась, тряхнула головой. Посмотрела наверх, открыв рот, стараясь поймать снежинки.

Пошла дальше, с каждым шагом нервничая все сильнее. По правде сказать, Маше приходилось убивать мутантов. Не то, чтобы часто, но пару раз, для самозащиты – было.

– Отвратительно. Терпеть ненавижу такие сомнения! Как будто я должна кому-то. Мол, приручила – ответственна! Да он бы на куски меня порвал, если его без дозы из клетки выпустить!

Она снова остановилась. Медленно повернулась, прислушиваясь к царящему вокруг бледному мороку, в котором ничего, кроме плеска волн и подвывания ветра, быть не должно. «Показалось!»

Уже поднимаясь на возвышенность, увенчанную сферической антенной, Маша достала оружие, сняла с предохранителя. Но, не дойдя до входа в лабораторию каких-нибудь десяти шагов, услышала со стороны моря отчетливое – «тук-тук-тук-тук-тук…» Сквозь падающий снег проступал темный силуэт корабля. Не слишком большого, но с двухэтажной палубой и рубкой.

– Вот зараза!

Маша сорвалась с места, побежала ближе к берегу, стараясь укрыться за развалинами портовых строений. Она прекрасно понимала, что людей, умеющих управляться со старыми кораблями, самолетами, машинами – да с чем угодно! – стоило опасаться больше, чем мутантов, чем дикарей, кидающих друг в друга заточенные палки. Знала это по себе, ведь разрядить магазин в незнакомого ей человека было даже проще, чем в безоружного Антоху. Почему нет, если он покажется опасным?

Корабль ткнулся носом в остатки каменного пирса, заглушил двигатель. Послышались голоса. Осторожно выглянув из укрытия, Маша увидела высаживающихся людей. «Мужики. Один, второй, третий…» Насчитала пятерых. Двое вооружены автоматами, у остальных оружия не видно, но это ничего не значит.

«Плохо дело. Когда залезут в лабораторию и компьютерную, а они туда залезут, догадаются, что здесь кто-то живет. Будут нас искать». Она прислушивалась, стараясь разобрать чужие голоса.

– Се да рюнд…

– Это сателлит?

– Может, еще работает…

В разговор чужаков вклинился еще один звук – назойливое жужжание. Маша покрутила головой, пока не заметила крестообразное нечто, плывущее в воздухе на небольшой высоте. Она уже поняла, что это, старалась не шевелиться, но ее красный комбинезон вряд ли ускользнет от взгляда человека. Если только дрон не автономный.

– Опа, яй фант нуэн!

Нет, не автономный.

– Там, за развалинами!

– Обходите, расскере! А то убежит, – раздался смех.

Через минуту девушка оказалась в окружении незнакомых мужчин. Она еще целилась в них из пистолета – то в одного, то в другого – но понимала, что против пятерых, да еще с автоматами, не совладать.

– Брось пистолет, дура.

Слова у незнакомца выходили чуть коряво, неестественно. Видно, машин язык ему не родной, хоть и знает он его хорошо.

– Нам с тобой играть не интересно. Если на счет три не бросишь, ла осс дреп тебя и все дела. Раз… Два…

Она швырнула оружие им под ноги. «Ну вот, Машка! Ты же сама этого хотела? И ящик со Шпицбергена не нужен». Но было в этой ситуации что-то настолько для нее отвратительное, что она бы не огорчилась, если бы чужаки забрались обратно на борт корабля и убрались туда, откуда приплыли! И пусть ей с отцом снова грозит одиночество, пусть не будет шансов на продолжение рода, зато… Не так. Не с этими.

– Одна тут?

К ней подошел бородатый – кажется, главный в группе. Разглядывая, бесцеремонно схватил ее за щеки.

– Одна, – выдавила из себя Маша.

– Ва е де? Там что?

– Компьютерная.

– А связь?

– Три спутника рабочих. Только над этой зоной. С остальными связи нет.

Он подтолкнул ее, направляя к двери.

– Иди вперед. Посмотрим.

Маша открыла дверь, вошла внутрь. Двое мужчин остались снаружи, трое последовали за ней. Бородатый с любопытством наклонился сначала к одному компьютеру, потом к другому.

– Неплохо устроилась.

– Олав, давай ее аккюрат хаер но.

– Успеется, Снор.

Снизу, из подвального помещения, раздался рык. Чужаки тотчас вскинули оружие, направляя стволы на лестницу.

– Там мутант. Он заперт, – попыталась объяснить Маша.

– А говоришь одна… Спускайся! Живо!

Девушка, проклиная все на свете, стала спускаться в лабораторию. Внизу тот, которого звали Снор, присвистнул.

– Смотри-ка, саннхетн эр эн мютант! Зачем он тебе? Скрасить женское одиночество? – мужчина гадко улыбнулся, подмигнул ей. – И что, нравится?

Маша сжала зубы, стиснула кулаки. Она мельком посмотрела на Антоху и тот, будто понимая что-то, ответил ей молчаливым взором.

Бородатый пнул решетку. То ли проверяя ее на прочность, то ли для того, чтобы позлить запертое существо. Потом схватил девушку за волосы, подтащил к железным прутьям, поставив к себе спиной.

– Как думаешь, понравится ему смотреть?

Стал стягивать с нее комбинезон. Маша видела, что дактилоскопический замок, разблокирующий решетку, находится прямо перед ней. Нужно лишь протянуть руку…

– Что ж на тебе столько шмоток-то, а?

Она еще раз поглядела на Антоху, которого шла убивать. Есть ли в его страшной башке хоть какие-то мысли?

Опустила ладонь, прижимая к датчику замка, прошептала:

– Давай, друг Антоний.

Раздался щелчок, металлические прутья отскочили от бетонной стены на пару сантиметров. Пришлые замерли.

– У-а-а-а!

Взревев, Антоха кинулся на решетку, толкнул ее с такой силой, что она снесла бородатого, Машу и зацепила Снора. Третий успел выстрелить из автомата, но не попал – мутант уже добрался до него, подмял, стал рвать зубами.

Маша, не обращая внимания на боль в руке, по которой пришелся удар железных прутьев, вцепилась в оружие Олава, стараясь перетянуть его на себя. Тот надавил на спусковой крючок, несколько пуль ударились в потолок, отрикошетили, но никого не задели. Антоха тем временем взялся за Снора: лаборатория наполнилась визгом – матерый мужик верещал, как ребенок.

Те двое, что оставались наверху, так и не решились спуститься. Маша еще тянула автомат на себя, когда мутант подскочил к ней и бородатому, выдернул из их рук оружие, с силой швырнув о стену. Олав попятился назад, глаза его были широко раскрыты. Антоха схватил чужака за горло, поднял в воздух и со всей дури приложил к решетке. Снова, и снова… Маше казалось, что она слышит хруст – девушка сжалась в комок, закрыла глаза.