Виктория

– Не хочешь говорить – твое дело! – разозлилась она и пошла.

– Не злись.

– Не указывай, что мне делать.

– Я просто должен убедиться?

– В чем?

– Что ты настоящая…

– Эх… ты не исправим! – воскликнула она. – Ладно, хорошо! И как ты собираешься это сделать?

– Как ты познакомилась с Викторией? – спросил он. Элизабет сначала опешила от данного вопроса, но потом ответила.

Теперь они шли близко друг к другу и разговаривали.

Глава 9

– Это неописуемо! – воскликнула Виктория, сидя в кабинке колеса обозрения, которое медленно поднимался все выше и выше. Казалось, до самых небес. Протяни руку и коснешься белых облаков, что проплывали по голубому небу. – Я завидую птицам! Они каждый день видят эту красоту!

– Ничего не скажешь, золотая осень – великолепна, – добавил Антон, крепко схватившись за стальной поручень кабинки, глядя на россыпь желтых берез, которые росли среди серых и безликих домов большого мегаполиса.

– Антон, ты, что боишься высоты? – спросила Вика.

– Нет. Почему ты так решила?

– Потому что в такие романтические минуты, ты должен целовать меня, а не держаться за поручень.

– Прости. – Антон скованно улыбнулся. – Детская фобия. – Он другой рукой обнял ее за талию и поцеловал. – Страшно боюсь высоты. Сейчас смотрю вниз, у меня дыхание перехватывает, а ноги начинают дрожать.

– Раз ты боишься высоты, зачем ты пригласил меня кататься на колесе обозрения? – улыбаясь, спросила она, глядя в его напуганные, но счастливые глаза.

– Ты же сама говоришь, что это так романтично. Вот я и пригласил. Постарался преодолеть свой страх. Но кажется у меня это не вышло. Теперь ты считаешь меня трусом? Да?

– Ага, трусишкой зайкой сереньким. – Виктория прильнула к его губам. – Не бойся. Я с тобой. – Колесо, поднявшись до максимальной отметки, стало опускаться вниз. – Почему ты решил, что боязнь высоты – это детская фобия?

– Потому что, в основном, все страхи, фобии, формируются, когда мы были маленькими. Когда мне было лет пять-шесть, я не боялся высоты. Мы жили на четвертом этаже, и я любил играть на балконе. Как-то раз на балкон залетела разноцветная бабочка. Увидев ее, я забыл про игрушки и бросился ее ловить. Она, изысканно порхая, легко уходила от моего преследования. Бабочка летала рядом с балконом, и я попытался до нее дотянуться… и перевалился за ограждения, еле-еле успев, зацепиться руками за металлические поручни балкона. – Виктория ахнула. – Да, я тогда здорово перепугался и с тех пор стал бояться высоты. Родителям я не сказал о случившемся. Боялся, что они меня отругают, а потом накажут, поставив в угол. А стоять в углу, когда тебе пять-шесть – это неприемлемо! Вот так!

– Слава Богу, который спас тебе жизнь, – сказала Виктория и добавила. – Я вот однажды летала.

– Ух, ты! Когда и на чем, давай рассказывай?

– В шестнадцать лет на… эээ… на дельтаплане.

– Да ты у меня оказывается рисковая девушка!

– А то! – сказала Вика и засмеялась.

– Брр! Я бы точно описался от страха! – воскликнул Антон.

– Я сама чуть не описалась, когда мы оторвались от земли! Но тот полет, мне точно не забыть.

– Еще бы!

Кабинка опустилась и подъехала к выходу, они быстро вышли из нее и Антон с облегчением вздохнул.

– Куда сейчас? – спросил он.

– Как скажешь, – ответила она.

– Может, покатаемся на машинках? Они работают на электрическом токе. Невероятное ощущение, когда врезаешься друг в друга, лоб в лоб. И кружишься по кольцу, пытаясь догнать кого-нибудь. А ты что никогда не каталась?

– Никогда.

– Ты меня удивляешь. Хочешь попробовать?

– Очень, – радостно отозвалась Виктория.

– Тогда пошли. Виктория, скажи честно, как… как ты умудрилась прожить четыре года в этом городе и ни разу не побывать в этом парке?

– Если бы я знала ответ, я бы тебе обязательно сказала. Если серьезно, то я много куда не ходила. Все было некогда. Учеба, учеба. Сам понимаешь… Хотя кого я обманываю. Я не ходила, потому что не с кем было идти. Но теперь есть ты. Я этому очень рада.

– Я тоже.

Они поцеловались.

Антон купил два билета в кассах, и они зашли в здание «Автомобильного аттракциона». Внутри играла музыка, лился детский смех и радостные вопли взрослых. Корт был просторный; в длину – двести метров, а в ширину – пятьдесят. На нем ездило десять разноцветных мини-машинок. В них сидели и взрослые, и дети, и даже старики. Они либо улыбались, либо смеялись. Рядом с кортом стояла стеклянная будка, за которой сидела толстая женщина лет сорока-сорока пяти, с кудрявыми волосами, как у пуделя, с двойным подбородком и узкими губами.

Спустя несколько минут машинки остановились, радостные посетители встали и пошли к выходу. Оператор вышел из кабины, проверил наличие билетов и приказал занять места на любых понравишься машинках. Виктория села в розовую машинку, а Антон – в коричневую.

Оператор взяла в руки микрофон и дала необходимые инструкции, затем ушла в кабинку и подала ток.

Виктория нажала на педаль и ее машинка быстро поехала; она испугалась, что не справиться с управление и затормозила.

К ней подъехал веселый Антон и сказал:

– Не бойся. Я понимаю, первый раз за рулем автотранспорта, неважно какого, всегда страшно и, как минимум, необычно. Не врезайся в борта. Это важно. Только в другие машины. Все я вижу, что ты готова. Жми на педаль газ и получай удовольствие. И еще… попробуй, догони. – Антон умчался вперед.

– Догоню, не сомневайся, – крикнула она ему и тоже поехала.

Через минуту Виктория уже не знала чувства страха и рискованно рассекала по корту, то круто заворачивая влево, то вправо, то подрезала мимо проезжающие машины, то врезалась в Антона. Вместо страха ее накрыло невидимая детская пелена – чувства беззаботности и радости. Она смеялась, как ребенок. И не стеснялась показать другим, что она всего лишь маленькая, беззащитная девочка в теле взрослой девушки. Ей было хорошо.

– Правда круто? – спросил он, когда они вышли из здания.

– Я бы сказала, невероятно круто! – воскликнула Виктория и обняла его за плечи, прижавшись к груди. – Спасибо.

– Не за что. Но ты рано начала благодарить. Это еще не все. Дальше – еще круче!

– Еще?

– О да!

Они прокатились на Американских горках, зашли в комнату страха, потом покатались на гудящем поезде по всему парку, постреляли в тире и под конец решили покидать дротики в надувные шары. Виктория попала только в два шара из шести и получила утешительный приз – магнитик на холодильник. Антон же проявил чудеса точности, поразив пять шаров. Он выиграл мягкую игрушку – белого барашка – и подарил его счастливой Виктории.

Всю дорогу домой, Виктория не выпускала из рук свой подарок, постоянно глядя то на него, то на Антона.

Когда они подошли к общежитию, Виктория пригласила Антона на кружечку чая. Он согласился.

– Красивая у тебя комната. Только такая крохотная. Как ты здесь живешь?

– Нормально. Я уже привыкла.

Они попили чай с кексом, после чего легли на диван и начали целоваться.

– Я хотела тебе кое-что сказать, – сказала Виктория и замолчала.

– Говори.

– Я боялась, что не смогу… я боялась, что твои поцелуи будет для меня… Прости, мне тяжело об этом говорить… после изнасилования… Я… боялась парней. Не то чтобы я их избегала, я просто не подпускала их к себе ближе, чем на метр потому, что они мне напоминали его… насильника. Я… боялась, что у нас с тобой ничего не получиться… и я рада, что…

– Тише. Я все прекрасно понимаю. Я как никто другой знаю через что ты прошла.

Он ее поцеловал и решил признаться.

– Я влюбился в тебя с первого взгляда, когда увидел тебя в театральном кружке, на сцене. Ты была похожа на богиню, на ангела…

– А я влюбилась в тебя, когда увидела тебя в книжном магазине.

– Правда?

– Да.

– Я все еще не верю, что мы вместе, – после долгих поцелуев сказал он, глядя в ее красивые глаза.

– Я тоже, – ответила она. – Но надо все-таки поверить.

– Надо.

– Все, как в сказке.

– И даже лучше.

– Несомненно…

***

Они остановились, глядя вниз на глубокую черную пропасть, которая тянулась вдоль по всему периметру дна. Тупик. До другого берега больше десяти метров, им не допрыгнуть.

– Что теперь? – спросила Элизабет.

– Придется обходить эту трещину в земле, – ответил Домовой. – Больше нет вариантов.

– А что, если эту трещину придется обходить до бесконечности? Ты посмотри, у нее нет ни конца, ни края! Это займет кучу-кучу времени! У нас его нет.

– Так. Снова вопрос за вопросом. Что ты предлагаешь?

– Прыгнуть вниз!

– Ты с ума сошла! – возмутился Домовой. – Я прошел долгий путь не для того, чтобы делать неразумные поступки и возвращаться обратно к отцу. Если хочешь прыгать – прыгай! Только без меня.

– Мы не возвратимся обратно. Внизу вода. Ты разве не видишь?

– Вижу. Но это ничего не меняет.

– Почему? Там обязательно должен быть выход.

– Ты уверена в этом? А если его нет? Что тогда ты предпримешь, а? Как будешь выбираться из пропасти? Вдруг холодная вода, вдруг акулы, вдруг… Это верная смерть! Я лучше в обход! И тебе советую послушать меня, Элизабет.

– Ты опять за старое, Домовой. И в кого я влюблена? Время, проведенное с тобой наедине, было для меня кошмарным адом и одновременно счастливым раем. Странно чувство, скажу я тебе. Очень странное. Но приятное. Я скоро исчезну. Ненадолго. На пятнадцать часов. Надеюсь, за это время ты поймешь, что без меня тебе не выкарабкаться. Я так же надеюсь, что ты, Домовой, проявишь храбрость и спасешь женщину, которая случайно запнулась и улетела в пропасть. ОЙ! – она прыгнула в пропасть.

– Нет! – закричал он.

Плеск воды. Зловещая тишина. Громкий вздох с воплем. Крик. Домовой с облегчение вздохнул.

– Ты так и будешь смотреть на меня сверху вниз? Не спасешь девушку за бортом?

– Я боюсь, что, если я прыгну за тобой, то я не выплыву. Я пойду ко дну. Легкие зальет вода. Я умру. И очнусь на кровати отца.

– О чем ты… Ты же сказал, что веришь мне?

– Я соврал. Я как не доверял тебе, так и не доверяю. Ты специально привела меня сюда, чтобы заманить в пропасть. Так?

– Ты прав. Целую вечность об этом мечтала, – разгневалась она. – Сколько можно? Домовой, не дури! Это не смешно! Я рассказала тебе столько всего о Виктории. Разве мог знать об этом монстр или мутант?

– Ты особенный монстр, который умеет читать мысли. Сканировать чужую память.

– Домовой! Под водой кто-то плавает! Оно движется! О боже! Домовой!

– Я ничего не вижу. Ты врешь. Хитрый ход ничего не скажешь. Но меня не проведешь. Прощай!

– Домовой, ты не можешь меня здесь бросить одну! Не можешь! Прошу, умоляю, не уходи! Мне нужна твоя помощь! Я умру! Домовой! Они приближаются ко мне! Нет!

Домовой шел, не оборачиваясь.

Ты не можешь бросить ее – беспомощную девушку на растерзания монстрам! Ты обязан ее спасти! Не уподобляйся этим бесчувственным тварям, что населяют этот мир! Ты – другой! Ты тот, кто решил пойти против системы образования, против воли собственного отца, против шаблонных стереотипов и правил, против всех и вся! Ты для многих положительный герой! Так оставайся им до конца жизни! Если сейчас ты убежишь, как безликий трус, ты никогда не сможешь простить себя за это! Никогда! Возвращайся! – кричала ему одна половина его нутра.

Не слушай ее, она бредит! – вмешалась вторая половина. – Ты должен, как можно быстрее уносить ноги, пока не поздно. Ты избавился от монстра. Теперь ты свободен. Эти крики, вопли – чистой воды ложь. Никого в воде нет. Ты сам видел. Она пытается разными уловками заманить тебя в эту бездонную пропасть. Не останавливайся.

– Я останусь снова один, – проговорил он и остановился. – Я не выдержу. Лучше быть с кем-то, чем волочиться в одиночку. К черту! – крикнул Домовой и побежал спасать Элизабет. Он прыгнул в воду.

– Ты вернулся за мной? – увидев Домового, умиленно проговорила Элизабет.

– Да.

– Ты вернулся. Я не чувствую ног, – говорила она слабым голосом. – Но почему?

– Что почему?

– Почему ты передумал. Я думала, ты не вернешься.

– Я не знаю, – ответил он. – Помоги мне. Греби хотя бы одной рукой.

– Я не чувствую ни рук, ни ног, ни собственного тела. Прости. Кажется, я ухожу. Просыпаюсь. Так почему же ты вернулся?

– Я же сказал… эх… я вернулся, потому что больше не могу оставаться один. Я решил довериться своему сердцу, которое говорило мне с самого начала, что ты – настоящая Элизабет. Оно было право.

– Теперь ты мне веришь? – спросила Элизабет. Ее лицо побледнело и окаменело.

– Да.

– Хорошо, – ответила она и стала растворяться в потоке бурлящей воды. – Я вернусь. Жди меня.

– Как ты меня найдешь?

– Один раз я уже нашла тебя – значит, найду и второй, – ответила она и исчезла.

Домовой на секунду остановился, не веря собственным глазам, что материя из плоти и крови, способна за мгновение исчезнуть с лица земли, словно ее никогда и не было.

В ногу что-то вонзилось. Резкая и жгучая боль пронзило его тело. Домовой поплыл к камню, выступающему из воды. Вода двигалась. Темно-черные пятна мелькали в воде. Снова удар. Боль. До камня оставалось лишь пять жалких метров. Ноги не хотели двигаться, словно залились свинцом. Четыре. Острые зубы разрывали плоть. Три. Еще чуть-чуть. Задвоилось в глазах. Боль. Вода. Стихия. Робкие движения. Два. Один. Окровавленная рука зацепилась за мокрый плоский камень, и вытащило немощное тело. Он лежал на холодном камне и не понимал, что происходит. Мир уходил из-под ног.

Он потерял сознание.

Глава 10

– Наша жизнь, – начал рассуждать преподаватель философии с редкими волосами на голове, с седой бородкой и выпирающимся животиком. – Наша жизнь, как ни крути – странная штука, которая, то ли взорвется, как фейерверк на День Независимости, то ли утихнет, как мертвый штиль на море, то ли сгорит, как дом среди полыхающего леса, то ли угаснет, как свеча от холодного дуновения ветра. Вы со мной согласны? – Послышалось бормотание. – Сочтем этот ответ, что вы согласны. Вообще-то, я не открыл для вас что-то новое или революционное, сказав, что жизнь изменчива, как стремительное русло реки. Казалось бы все донельзя обыденно и банально. Так ведь? Но есть одно немаловажное «но». Это «но» способно изменить мир, правда, при одном условии, если мы дадим ему шанс вырваться на волю. Так сказать, вырваться из многовековых шаблонов и стереотипов нашего общества. Хотите знать, что это за «но»? – В аудитории на секунду воцарилась тишина, потом чуть ли не хором двенадцать человек пожелали услышать секретно «но».

– Вы уверены, что хотите знать тайну, о которой ранее вам никто не удосужился объяснить и поведать? Поверьте, она может изменить вашу жизнь. Так что подумайте еще, стоит ли вам ее знать? Я не буду вас ругать, если вы откажитесь.

– Мы хотим знать! – крикнул за всех высокорослый юноша с последней парты.

Преподавателю всегда доставляло удовольствие смотреть на озабоченных и заинтересованных студентов, которые отвлекались от своих привычных дел и ждали, когда же этот старый ворчун, наконец, расскажет секрет, о котором они все еще не знали.

– Ну, хорошо. Я вам расскажу. Только прошу, уважаемые студенты, не ворчать и не разговаривать, когда я начну. Обещаю, вы будите в восторге, если пропустите информация через себя. Изменить наш мир проще, чем вам кажется. И вы поймете почему, если соберетесь. Вы готовы?

– Да, – хором ответили студенты.

– Секрет прост. Как и все гениальное. Вот смотрите. Жизнь, как мы выяснили, полоса препятствий, череда проб и ошибок и так далее и тому подобное. Но, что, если жизнь не воспринимать такой, какой она на самом деле не является. Мы убеждаем себя, что она хрупка и опасна. К тому же с лихими поворотами на виражах. Хотя это не так. Родители внушают это детям, а дети, когда вырастут, внушают это своим детям. И так далее. Цепочкой за цепочкой. Поэтому мы боимся жизни. И если случается что-то плохое, мы виним во всем жизнь. Если хорошее, то благодарим судьбу, которой как таковой не существует. Это миф, придуманный людьми. Но сейчас не об этом. Я вас, уважаемые, спрашиваю, правильно ли, что все наши неудачи мы списывать на жизнь?

Молчание.

– Ответ прост. Нет. Нет. И еще раз нет. Если что-то не получается – значит, виноваты в этом только мы сами и никто больше. Значит, мы не приложили должного внимания, терпения, трудолюбия к делу, за которое взялись. Ведь, если берешься творить, созидать, создавать, надо подходит к этому со всей любовью, со знанием дела. Представляете, если бы каждый человек на нашей большой планете творил то, что ему нравится. Ох, как прекрасен был бы этот мир! Но, увы, общество говорит нам, что жизнь полоса препятствий, и мы наивно верим. Почему? Почему жизнь не может быть полосой возможностей, а? Как вам такая альтернатива? Почему люди не хотят меняться, если их прежний мир кажется для них сущей бессмыслицей и вымыслом? Почему, люди не могут все бросить и делать то, что им действительно нравится и не слушать мнение других, по сути, мнения большинства, мнение общества? Я вам скажу, почему. Они бояться. Все мы боимся. Боимся оступиться и попасть впросак, потому что нам с раннего детства внушили, что жизнь – это опасное препятствие. Поэтому мы опускаем руки, по сути, сдаемся, так ровным счетом ничего и не сделав, чтобы приблизиться к пределу своих мечтаний. Мы возвращаемся обратно в нелюбимые офисы, цеха, кабинеты и так далее. И думаем о бесцельности и никчемности нашей жизни, которую загубили ЖИЗНЬ и СУДЬБА. Но только не мы. Мы не причем. Мы как бы в стороне. Разве вам не смешно, когда человек жалуется на несчастную судьбу, не приложив не единого усилия, чтобы добиться того, о чем он грезил всю свою сознательную жизнь?

Он замолк, обвел глазами притихшую аудиторию, достал из штанов белый платок, вытер потный лоб и продолжил свои суждения.

– Честно говоря, я ждал от вас более бурной реакции. Шквал негодования, критики, пламенных протестов, одобрений. Их нет. Гробовое молчание. Это хуже. Неужели, нет ни одного мнения на счет данного вопроса? – снова тишина. – Ладно. Надеюсь, вы хоть представили, что было бы, если бы общество стало смотреть на мир под иным ракурсом. Я уверен, все были бы счастливы и менее жестоки друг к другу.

– Я думаю, что такого никогда не будет, о чем вы сейчас сказали, – вдруг возразила Виктория преподавателю, встав из-за парты. Она сама удивилась своей смелости. – Людям проще списать свои неудачи на кого-то, чем признать то, что они в чем-то виноваты. Все мы невиновны и невинны. Но почему-то все же в мире процветает насилие, жестокость, бесчестие. Войны. Революции. Теракты. И так далее. Чем дальше, тем хуже. И уже ничто не изменить. Никому. И никогда.

– Я с вами, пожалуй, не соглашусь, Виктория. Вы полагаете, что от вас ничего не зависит. Это не так. Если вы будите по жизни следовать такому постулату, что жизнь – поле возможностей, то я уверен, что-то измениться в этом мире. Кто знает, кем вы будите в будущем. Вдруг…эээ… президентом? – Аудитория засмеялась. – А вдруг ваш сын или дочь будет президентом? – Снова смех. – Тише. Я говорю вам вполне серьезно. Зря вы смеетесь. Я понимаю, вам тяжело понять суть рассматриваемого вопроса, в силу вашего юного возраста, но вы должны хотя бы попытаться понять, что миром правят такие, как вы, только старше и наглее.

– Я…

– Извините, что перебиваю вас, Виктория. Я еще не закончил. Я хотел так же сообщить вам, уважаемая, что мир не стал более жестоким. Это фикция, обман, выдумка, всеобщее заблуждение. Я сейчас объясню почему. Раньше не было телевизора, интернета, газет и журналов. Теперь есть. И мы знаем, кого и почему убивают в Ливии, Ираке, Китае, Индии. В любой точке мира. И думаем, куда катится этот бузумный-безумный мир. Наверное, в глубокую пропасть нищеты. На самом деле, он не куда не катится. Он стоит на месте, потому что он всегда был таким жестоким. Вспомните, пожалуйста, отечественную историю. Нашествие Монголо-татарского ига, Невскую и Куликовскую битву, первую и вторую Мировые войны и еще тысячу страшных войн и нечеловеческих поступков, повлекшие за собой миллионы, миллиарды человеческих смертей. Человек – это жестокое животное. Он таковым навсегда и останется. Никуда от этого не деться. Надо просто смириться с эти фактом и попытаться эту жестокость приручить. Но как?

– Я, кажется, поняла вашу мысль, – сказала Виктория.

– Это интересно. Я внимательно выслушаю вашу версию.

– Я не хочу сейчас об этом говорить.

– Пожалуйста, не стесняйся. Лучше высказать собственное мнение, либо промолчать. Так что не бойтесь, Виктория. Вас никто не убьет, если вы ошибетесь.

– Хорошо, – согласилась она. – Под толстым слоем философских суждений о жизни, о судьбе, о воинах скрывается довольно-таки простая мысль, которая говорит нам не изменении мира. Нет, не в коем случаи. Это слишком масштабно даже для такой многоступенчатой философии. Она говорит нам, что мы, прежде всего, должны измениться сами. Взглянуть в корень проблемы, если, конечно, она существует. Проанализировать и вырвать ее с корнем. И стремится к тому, что желаешь, не смотря ни на что, глядя на мир наивными глазами ребенка, который не видит препятствий, а видит лишь безграничные возможности. Вы предлагаете нам стать наивнее, чем мы есть на самом деле, чтобы в будущем мы создали общество, которое поверит в собственные силы, в собственные возможности и будет добивать цели, во что бы то ни стало. Вы верите, что щепотка наивности спасет нас от бед и несчастья?

– Да, – ответил преподаватель, восхищенно глядя на Викторию. – Я верю. Как верю в любовь, которая, по сути, является движущей силой нашего общества. – Он подошел ближе к ней. – Еще никто из моих студентов, которых я учил, в течение двадцати пяти лет, не отвечал так точно, как вы, Виктория. Вы… простите… великолепны. Вы прирожденный философ. Вы когда-нибудь читали книги по философии.

– Нет. Я люблю художественную литературу. Там нет фальши, как в философии. Нет напыщенных и заумных фраз, которые затмевают основной посыл слов. Там все просто и понятно. Простите, если обидела вас.

– Это ваше мнение. Оно бесценно. И не подлежит к критике.

Прозвенел звонок.

– Можете быть свободными, – обратился преподаватель к аудитории. – Следующее занятие в четверг. В это же время. Виктория, если вас не обременит, то, пожалуйста, останется в аудитории ровно на пять минут.

– Хорошо, – ответила Вика и подошла к преподавательскому столу.

– Присаживайтесь, Виктория, за первую парту. – Она села, а он встал из-за стола и подошел к ней. – Вы заметили, что я сегодня слегка был взбудоражен от того, что вы совершенно точно истолковала то, о чем я рассуждал на парах. Но сейчас не об этом. Я хотел вам предложить дополнительные курсы по философии. Как вы на это смотрите? Я уверен, из вас выйдет отличный мыслитель?

– Я уже говорила, что к философии отношусь нейтрально. Поэтому я вынуждена отказаться от предложения. Но все равно спасибо.

– Не торопитесь. Подумайте хорошенько, Виктория. Неужели вы хотите стать экономистом?

– Родители хотят. Я – нет.

– Я так и знал.

– Но и философом я быть не хочу. Это не для меня. Не мое.

– А кем же вы тогда хотите быть?

– …

– Мне можно доверять, я никому не скажу.

– Работать в театре… режиссером-постановщиком.

– Почему тогда… хотя не надо отвечать, я сам знаю ответ. Общество сказало, что жизнь – это…

– Полоса препятствий, – продолжила за него Вика.

– И вы поверили!

– Да, – согласилась она. – И выбрала самый безопасный путь, который мне как был, так и остался не по душе.

– Теперь вы не можете свернуть, потому что не любите сдаваться и бросать начатое.

– Вы правы.

– Я надеюсь, после обучения в Экономическом институте, вы свернете с этой дороги, чтобы пройти через заброшенное поле и увидеть за ним дорогу, которая принесет вам счастье, Виктория. Дорогу…

– Возможностей, – добавила Виктория за преподавателя.

– Именно!

– Я хочу. И я боюсь. Боюсь, как вы говорили, попасть впросак и сделать неверный ход конем.

– Не стоит бояться. Сделайте так, как вы считаете нужным. Это важно. Я больше не буду вести это бессмысленное нравоучение. Оно ни к чему не приведет, так как вы смышленая девочка и сможете без меня разобраться во всех тонкостях существования.

– Спасибо, – поблагодарила его Виктория.

– Вам спасибо. Вы дали мне нечто больше, чем могли представить. Почему вы раньше никогда не разговаривала со мной на парах?

– Я боялась.

– Чего?

– Что обо мне подумают люди. Ведь я для всех серая мышка…

– Не говорите так.

– Это правда. Я сама в этом виновата. Я однажды перестала бороться и почти сдалась…