скачать книгу бесплатно
– И долго он будет разбираться?
– Переживаешь?
– Нет, но это не по-людски.
– Разве? Человек хочет разобраться в себе. Побыть в одиночестве. Пусть. Я ценю его личное пространство.
– Не боишься последствий?
– Каких?
– Ну…
– Говори, раз заикнулся.
– Не нападай.
– Буду.
– У него есть проблемы со здоровьем.
– Нет у него проблем.
– Есть. Ты понимаешь меня.
– Не совсем.
Молчание. Жевание. В тарелке все меньше жаркого, кофе остыло.
– Вдруг наложит на себя руки.
Анастасия засмеялась.
– Что смешного?
– Ты доел? Убираю?
– Да.
– С чего ты взял, что мой брат наложит на себя руки?
Она взяла в руки грязную тарелку и положила ее в раковину. Начала мыть посуду. Вода шумно побежала по трубам. Не хватало музыки.
– Не знаю.
– Вот именно, что ты ничего не знаешь. Помолчи лучше. И пей кофе.
– Дай ложку, пожалуйста.
– Встань и возьми.
– Спасибо. – Он встал, взял ложку и обратно сел за стол.
– Не за что.
– Так и будешь?
– Что тебя не устраивает?
Она выключила воду и посмотрела в его лживые глубоко посаженные карие глаза, которые обступали сеточки мимических морщин. Правда, они не старили его. Придавали шарму его внешнему статному виду: густые волосы цвета вороного крыла, зачесанные слева направо, высокий лоб с морщинами, длинный мужественный нос, расплющенный на конце, тонкая линия губ.
– Что ни разговор, то междоусобная перепалка, которая ясно, чем закончится.
– Хоть что–то ты знаешь.
– Настя? – Почти без эмоций. Спокоен, как удав.
– Может, лучше любимая?
– Любимая.
– Ты говоришь, что мои отношения с братом странные …
– Я не это имел…
– Не перебивай.
– Не буду. – Он жадно откусил кусок черничного пирога. – Вкусно.
– Спасибо. – У Анастасии было острое желание разбить фарфоровую кружку об его эгоистичную физиономию. – Странно, другое. Ты пришел. Снова. Снова домой, как ни в чем не бывало. Пришел. Ешь ужин. Говоришь. Обсуждаешь и осуждаешь моего брата.
– Я не… – ЕЕ взгляд – разгневанной кошки. – Прости, продолжай.
– Пытаешься спорить со мной. Бла. Бла. А ты помнишь, что изменил? Уже забыл?
– Я не забыл.
– Хорошо, не забыл. Наверное, было приятно.
– О, Боже!
– Бог тут не причем, кобель.
– Чего ты добиваешься?
– Ты правда такой тупой, что не понимаешь?
Ответа не последовало.
– Раз молчишь, муженек, значит задела за живое. Обидела, мальчика.
– Мне это надоело, – злобно ответил он, вставая из-за стола.
– Сядь! – прикрикнула Анастасия. – Сядь. – Уже спокойно, потому что подчинился. – Я не закончила. Свой член воткнул какой–то шлюхе и еще на меня злишься? Как по–мужски.
Молчание.
– Потом пришел с повинной в дом, где спят твои дети, и вывалил все на жену. Извини, мол, любимая. Я так больше не буду. В первый и последний раз. Ты же знаешь, я не из этих, кто бегает за каждой юбкой. Я примерный семьянин и ты должна простить меня.
– Если бы я мог, я вернул бы время вспять.
– Изобрети машину времени. Или сотри мне память. Потому что ты не представляешь себе, что я чувствую. Как мне больно смотреть. Я смотрю на тебя и вижу, что ты делаешь с ней. – Анастасия не в силах сдержать слезы. – Как она кричит. Стонет. А ты продолжаешь ублажать ее, потому что дома некому ублажить. Все высохло и давно не встает. Так?
– Прости меня.
– Что мне твое прости!?
– Дорогая.
Он хотел обнять ее, но рыдающая Анастасия только вздрогнула как от электрического разряда и зарычала:
– Не трогай меня!
– Что мне сделать? Ты только скажи.
– Почему я всегда должна думать? За тебя? Не хочу. Я не знаю, как это исправить. Я просто не понимаю. Как снова посмотреть на тебя и полюбить. И твое «извини», «я не хотел», только унижают меня.
– Я..
– А теперь замолкни. Оставь меня в покое.
И он ушёл.
***
После собеседования Антон зашел в магазин за хлебом. Прикупил еще две бутылки пива.
Дома в тесной кухоньке гремел пришедший после ночной смены отец – Геннадий Петрович. Невысокий, метр шестьдесят семь, с покатыми плечами и пивным животиком. Суетливый. На широком беззлобном лице в уголках карих глаз выпячивались уродливые шрамы, густая поседевшая бородка скрывала другие увечья, полученные после несчастного случая на производстве. Но не шрамы портили впечатления, а покрасневшие щеки от злоупотребления алкоголем. Но надо отдать должное Геннадию Петровичу, когда Антон вышел из тюрьмы, он взял себя в руки, перестал напиваться до потери сознания. Появился смысл, отцовская забота, долг помочь сыну приспособиться в новом мире.
– Привет.
– Привет.
Отец и сын пожали друг другу руки.
– Что готовишь? И почему не спишь?
– Не спится. Два часа подремал – а потом голодный котяра хороводы заводил, епта. Потом любимая соседка активизировалась и давай расхаживать по паркету, сам знаешь, как у нее пол скрипит. Обычная история. Убил бы её! – Геннадий Петрович посмотрел на брошенный сыном пакет. – Не рано для пива? Час дня!
– Всего по одной, пап.
– И мне купил?
– Что б ни ворчал.
– Ладно, не буду. Но сын… не злоупотребляй.
– Ты тоже.
– Обнаглел.
– Что готовишь? Вкусно пахнет.
– Конечно, вкусно. Доставай вилки, тарелки, кружки. И садись. Ща попробуешь. Пальчики оближешь, епта.
– Другого я и не жду, па.
Суп с квашеной капустой, тушеная в сметане куриная печень с отварным рисом, жареный хлеб на сковороде под хмельное пиво – удовольствие для гурмана. Антон уплетал за обе щеки. Геннадий Петрович был не только кудесником в сталеплавильном деле, но и еще и поваренном. По сути, только он и готовил дома, работа по железнодорожному графику обязывала. Мама Антона, Антонина Игоревна, при жизни работала педиатром на две ставки, с понедельника по пятницу, приходила домой поздним вечером, уставшая, с красными от напряжения глазами, валилась с ног. Она вставала за плиту только в двух случаях, когда отец болел (что редкость) или был в затяжном запое (что было не редкостью).
– Вкусно. – Антон добивал себе кипяточку. Отец закурил. За столом. После смерти матери он устанавливал правила. – Спасибо, я нажрался.
– Свиньи жрут.
– Я специально так сказать, если что.
– Знаю, паршивец.
– Спасибо, па.
– На здоровье. Как собеседование? Заявление написал?
– Да.
Геннадий Петрович просиял в улыбке. По–отечески похлопал по плечу.
– Начальник визу поставил?
– Я уже отнес заявление в заводоуправление.
– Тогда можешь расслабиться.
– А служба безопасности?
– Не думай об этих козлах. У меня в бригаде каждый второй с синевой на теле. Ничего. Пропускают. Работают. И ты будешь работать.
– Нет у меня такой уверенности, па, после стольких отказов.
– Тебе не отказывали.
