В тени больших вишневых деревьев

Вновь подходившие узбеки, таджики, туркмены вставали в очередь внаглую перед поварами, приветствуя своих земляков обниманием и похлопыванием по плечу, делая вид, что в упор не видят бойцов из 169-й ВШП, как будто их не существует.

У азиатов есть хорошая пословица про последнюю соло-минку, которая переламывает хребет верблюду. И именно этой «соломинкой» стал тот узбек… Когда он хотел встать впереди новоиспеченных поваров, то один из них попытался придержать наглеца, выставив руку и тем самым преградив тому путь, при этом произнеся:

– Брат, очередь сзади!

Узбек сделал круглые глаза от такой непомерной наглости, как ему показалось, и с таким же полным возмущения лицом плохо по-русски с остервенением прошипел:

– Э-э… Рюки… убраль, – подкрепив эту фразу ругательством на родном языке.

Но повар, не убирая рук, спокойным, твердым голосом по слогам повторил:

– О-че-редь сзади, – и на его челюсти забегали желваки. Узбек был довольно щуплого телосложения и невысок ро-

стом. Но тем не менее без всякого предупреждения он нанес

156

удар в область головы повару. Только его худенькая ручка, очертив в воздухе замысловатую петлю, так и не встретив никакого препятствия , вернулась обратно. Повар не только владел поварешкой, но и неплохо орудовал кулаками, являясь перворазрядником по боксу. Увернувшись от, казалось бы, неожиданного удара, он, скорее всего, автоматически нанес противнику короткий и резкий джеб в челюсть. Раздался не-громкий щелчок, и узбек вопреки законам физики начал, как в замедленной съемке, заваливаться вперед на поваров. Пацаны расступились, и он ничком рухнул на землю, лишь только котелок в его руке глухо звякнул…

Гигантская змея цвета хаки , еще сильнее зашипев, стала сворачиваться в кольцо. Только не вокруг своей головы, как и положено, а, нарушив законы природы, вокруг своего хвоста, который был светлее на ее теле, – двадцати пяти мальчишек из 169-й ВШП. Были и другие «светлые пятна» на теле змеи, но они либо оставались на месте, либо ретировались в сторону палаточного городка, делая её совершенно однотонной…

Силы были слишком неравными, и змея примерно минут через двадцать стала опять раскручиваться в извилистую ли-нию, оставив свой более светлый кончик хвоста отделенным от тела. Создавалось такое впечатление, что она отбросила его за ненадобностью, исторгла из себя инородное тело…

Серега Пожидаев так и не понял в этом урагане из криков, ругани, рук , лиц, ног, тел и пыли, чем ему заехали по носу, свернув его на левую сторону. Сейчас, поднимаясь с пыльной дороги и зажимая пальцами ноздри, чтоб хоть как-нибудь остановить бьющую фонтаном кровь, он помнил одно: этот красный фонтан из ноздрей сильно мешал ему в драке и никак не давал сконцентрироваться. По этой причине он напропускал множество ударов по всему телу и особенно по лицу, и теперь оно ему казалось каким- то ватным. В сущности, никакой драки-то и не было, а было избиение по причине подавляющего преимущества лиц азиатского происхождения.

169-я ВШП возвращалась с «завтрака» в полном молчании, отхаркиваясь кровью и сломанным зубами, хромая и издавая глубокие вздохи, затая в себе злость и жажду мести. Двое из них тащили боксера, который еле передвигался. По пути они

157

встречали отдельные группки солдат с лицами славянской внешности. Некоторые из них отворачивались, некоторые смотрели на поверженных поваров, перепачканных кровью и пылью, с состраданием – и все они молчали, ничего не спраши-вали, все и так было понятно. Но в тех глазах, в которых было сочувствие, можно было заметить еще и мерцание огоньков ненависти.

Это была не первая стычка солдат азиатских национально-стей с солдатами славянских народов. По причине подавляю-щего численного преимущества азиаты взяли верховенство в палаточном городке и чувствовали себя хозяевами положения. Этому способствовало полное отсутствие в городке командного состава, хотя вряд ли они бы смогли существенно повлиять на ситуацию. Особенным камнем преткновения стала так на-зываемая «столовая».

Из-за нерадивости начальства кухня просто физически не могла накормить всю армию солдат, проживающих на терри-тории полигона. Вдобавок к этому ежедневно из различных уголков СССР прибывали все новые и новые бойцы, делая для многих жителей палаточного городка призрачным шанс урвать хоть немного каши. Когда произошло это избиение поваров, то на полигоне было примерно тысячи две с половиной – три солдат, и в подавляющем большинстве – из азиатских респу-блик. Но постепенно, с каждой новой командой, бойцов из европейской части страны становилось все больше и больше…

Палатку, которую занимала 169-я ВШП, просто разрывало от обилия чувств и страстей. Прямоугольник цвета хаки вну-три гудел, как улей: шла жаркая дискуссия по только что про-шедшей драке. Кого-то обвиняли в пассивности или трусости, кому-то, наоборот, говорили «красавчик», но над всеми этими упреками, похвалами, спорами, соболезнованиями и прочим на недосягаемой высоте висело чувство мести. И оно затмевало боль, обиду, злость, страх, негодование… Но незаметно ближе

к вечеру, когда страсти стали утихать, тихо вернулось еще одно чувство – чувство голода. И оно затихать не собиралось.

Местное население города Чирчика было пресыщено все-возможными солдатскими вещами, т.к. дважды в год в течение месяца палаточный городок наполнялся будущими воинами-

158

интернационалистами. Поэтому все предпринятые попытки обменять у местного народонаселения шмотки на продукты были малоэффективны. К примеру, комплект нового зимнего нательного белья можно было выменять на две банки дешевых рыбных консервов, а летнее вообще и даром никто не брал. Пользовались спросом почему-то шинели, но с закатом солн-ца становилось довольно прохладно, и выменять шинель на продукты означало обречь себя на бессонные ночи, в которых будет властвовать уже холод стуком зубов, гоня сон напрочь.

Обычно раз в день, а если повезет, то и два, военным пова-рам удавалось чем-нибудь поживиться. Как говорится, голод не тетка, и молодые мозги работали на полную, чтобы заглушить хоть немного этот вой из желудка, который не давал покоя ни ночью, ни днем. Продумывались различные многоходовые комбинации: от банального развода тех, кто только что прибыл на полигон и не в курсе, до воровства в магазинах. В первом случае лохи, не подозревающие подвоха, просто так давали свой сухпай или меняли его на всякую безделицу, а во втором – при-ходилось изощряться, т.к. близлежащие магазины, наученные горьким опытом, держали ухо востро.

Примерно через дня три после прибытия 169-й ВШП на поли-гоне ежедневно в два часа дня начались всеобщие построения, где звучали фамилии «счастливчиков», которых отправляли

в войска. Но отправки были незначительны по сравнению с потоком новых команд, все чаще и чаще прибывающих в палаточный городок, и численность курсантов на полигоне возрастала с каждым днем. Сдвиг в сторону солдат азиатско-го происхождения стал сильно уменьшаться. И, когда общее количество бойцов достигло примерно пяти тысяч человек, то соотношение между узбеками, туркменами, таджиками и славянами примерно стало пятьдесят на пятьдесят.

Несмотря на это, стычки азиатов и славян приобретали все более массовый характер. Ежедневно то тут, то там какую-то вновь прибывшую команду, или отдельного бойца, или двух-трех бойцов стабильно били азиаты, собравшись скопом. Они также продолжали полностью контролировать жемчужину палаточного городка – столовую, практически не допуская к ней славян. Только кавказцы имели карт-бланш на посещение

159

её, держась при этом особняком, не принимая ничью сторону

и наблюдая, как все больше и больше разгорается конфликт. Обстановка была накалена до предела. Чувствуя свою без-

наказанность и окрыленные своими легкими победами, узбе-ки, туркмены, таджики начали, как говорится, совсем путать берега. Теперь они не только где-то на улице вылавливали очередную жертву, но и заходили в палатки к славянам и там учиняли беспредел: внаглую отбирали понравившиеся вещи, били непокорных и не только, да и так, ради потехи, просто заходили поиздеваться над кем-нибудь, чтобы еще раз показать, кто здесь главный…

Поговорка: «Моя хата с краю – ничего не знаю» – была как никогда актуальна в палаточном городке, каждый трясся за свою шкурку, чтобы ему не попасть под молотки. В лучшем случае славяне держались командами, которыми прибыли на полигон, и когда очередного их собрата били, то они предпочи-тали отворачивать свои головы или быстро проскакивать мимо.

Откуда и когда появилась эта вторая часть поговорки – «ни-чего не знаю»? Ведь изначально на Руси эта поговорка звуча-ла совсем не так: «Моя хата с краю – я первым приму бой». На каком этапе истории эта поговорка так радикально изме-нилась и почему-то стала считаться русской народной? На эти вопросы Сергей не знал ответов, но то, что он наблюдал тогда

в Чирчике, говорило ему только об одном: эта поговорка по-падает точно в цвет…

Итак, шел примерно девятый или десятый день голодовки. Сергей Пожидаев, валяясь на деревянном щите в палатке, никак не мог заснуть: урчащий желудок своей заунывной мелодией никак не давал сну даже приблизиться к нему. Тут он вспомнил, что если хорошо замерзнуть, а потом закутаться в теплое, то, согреваясь, человек засыпает. Он поднялся и вышел на улицу

в одном хэбэ.

Ночь была светлая и тихая. От большой луны струился яркий желтый свет. И казалось, от него исходит эта прохлада поздней осени.

Поежившись, Сергей сел на ящик возле палатки и стал терпе-ливо ждать, когда его начнет трясти от холода… Смотря на эту большую желтую луну, Сергей вспомнил, как он любил смо-

160

треть на нее сквозь листву больших вишневых деревьев, лежа на лавочке. Как теплый воздух , напоенный весной, юностью и беззаботностью, наполнял его грудь. И тихая радость от всего этого приятно обволакивала его сердце. Он мог часами лежать

в одиночестве на лавочке, смотря вверх, и размышлять, в сущ-ности, о всякой безделице, слушая ночных певцов – зеленых древесных лягушек. И только крик его мамы:

– Сережа, пора домой, завтра рано вставать! – выводил его из этого блаженного состояния.

И, как обычно, крикнув в ответ:

– Ща иду, ма! – он плелся домой, внутренне негодуя, что его позвали и обломали кайф…

Но сейчас он был готов просидеть сто этих холодных ночей при свете этой чужой желтой луны, замерзнув тысячу раз с пустым желудком, чтобы снова услышать:

– Сережа, пора домой, завтра рано вставать!…

Эта была чужая ночь… Что-то еще было в этом прохладном воздухе в середине ноября возле города Чирчика. Непонятно как, но Пожидаев чувствовал что-то плохое. И легкое бес-покойство овладело им. Сергей замер и прислушался, но, кроме тишины и отдельных негромких голосов переговаривающихся между собой солдат, ничего не услышал. Окончательно замерз-нув, он направился в палатку, но вдруг уже возле самого входа замер и вместо: «Сережа, пора домой…» – услышал:

– Эй!

Кто-то или что-то окликнуло его каким-то жутким голосом…

Сергей машинально обернулся и глянул на залитый лунным светом палаточный городок. Он мирно спал. Пожидаев тряхнул головой и, войдя в палатку, тут же начал закутываться в ши-нель, при этом напряженно прислушиваясь, не прозвучит ли опять это жуткое «Эй!». Но в палатке стояла мертвая тишина. Молодые повара спали как убитые. «С голодухи, что ли, уже меня глючит», – подумал Сергей. Тепло стало быстро распро-страняться по всему телу, мысли начали путаться. Страшный окрик растворился где-то на задворках сознания, и он крепко заснул… Был третий час ночи…

Через час он проснулся от неистового гула, который, каза-лось, исходил со всех сторон. Ничего подобного за свои про-

161

житые восемнадцать лет он никогда не слышал. И сердце от этого шума так запрыгало в его груди, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из неё. Это был не просто какой-то сильный шум,

в нем была какая-то невероятная разрушающая сила, сплетен-ная из криков, стонов, матов, визга, треска, топота, какого-то звона, глухих ударов и еще чего-то… С каждой секундой мощь «неистового гула» нарастала, и его не только стало слышно. Щит, на котором лежал Сергей, начал тихонько вибрировать, давая понять ему, что эта страшная разрушительная сила вот-вот накроет их палатку.

Тут Сергей обнаружил, что он уже сидит на своей «крова-ти», и по смутным силуэтам он понял: вся палатка тоже. Все сидели и молчали, вслушиваясь, как «неистовый гул» по мере приближения превращается в какой-то «страшный шквал» че-ловеческих страстей, который наполнил их вены адреналином до предела…

Вдруг в палатку забежал кто-то, не говоря ни слова, схо-ду упал с краю и, накрывшись чем-то, тут же растворился

в темноте. Через секунду забежало еще пятеро, их силуэты подсвечивал лунный свет, прорвавшийся в палатку через от-крытый полог. Один из них начал светить фонариком, двое других стали чиркать спичками… Через мгновение тот, что с фонариком, произнес:

– А… сука, вот он! – и, схватив за ногу первого вбежавшего

в палатку, начал тащить его на улицу.

– Не бей, брат, не бей! – начал кричать ночной гость и хва-таться за деревянные щиты.

В это время один из тех, что чиркал спичками, спросил:

– Черные есть?! – и снова зажег спичку.

– Нет, – ответил кто-то из поваров. – Мы русские, с Западной Украины приехали.

– Вставайте, русичи, черных убивать будем! – с этим криком он схватил за вторую ногу все еще упирающегося и что-то кричащего ночного гостя и исчез вместе с ним на улице.

Этот клич, словно неведомая могучая сила, подхватил кур-сантов 169-го ВШП. И в мгновение ока они сами не поняли, как все оказались на улице.

В палаточном городке творилось что-то невероятное. Уже были сметены с лица земли многие палатки. Их брезент был

162

жалобно расплющен по земле. И одиноко торчащие подпорки

и колья, освещенные желтым лунным светом, сиротливо тор-чали из земли. Повсюду валялись чьи-то вещмешки, какие-то вещи, мусор, и где-то на окраине палаточного городка начало подниматься зарево пожара.

Толпы народу бегали от палатки к палатке. Некоторые короткими перебежками передвигались поодиночке. Все они периодически то смешивались между собою, то разбегались в разные стороны. И было непонятно, кто убегает, а кто догоня-ет. Но после этих «смешиваний» на земле оставались лежать в неподвижных, неестественных позах какие-то солдаты. Кто-то просто сидел на корточках, кто-то ползал на четвереньках, кто-то прятался под брезентом снесенной палатки, кто-то выдергивал сиротливо торчащий кол, кто-то просто убегал, растворяясь в желтом лунном свете… Весь этот хаос сопрово-ждал тот самый «страшный шквал»…

Прохладный воздух в палаточном городке, в котором еще несколько минут назад беззаботно купался лунный свет, стал упругим от человеческих страстей, от всего этого неистовства

и на физическом уровне начал давить на поваров. Он словно ис-торгал из себя лишнее, и повсюду летали различные предметы…

Один из них, оказавшийся камнем, издав глухой звук, отскочил от головы одного из курсантов 169-го ВШП. Тот ойкнул и при-сел, закрыв место удара рукой. Тут же сквозь пальцы тонкими струйками потекла кровь. Кровь, подсвечиваемая луной, каза-лась черной. И это стало сигналом к действию. Двадцать пять бойцов, стоявших до этого в нерешительности, бросились к ближайшей толпе… Огромный отряд примерно из шестисот человек, к которому присоединились повара, бежал к столовой, пытаясь отрезать бегство азиатов через центральные ворота…

Сергей летел, не ощущая под собой земли. Стадное чувство буйствующей толпы поглотило сознание, сделав его единым с разрушающим организмом. И теперь он сам был частью этого страшного шквала. Новое чувство, которое охватило Пожидае-ва, было неведомо его сознанию. Он был как будто в экстазе и, срывая голосовые связки, присоединился к общему кличу:

– Бей черных! – надсадно завопил он. И, судя по всему, это новое чувство явно ему нравилось.

163

Внезапно из-за палатки выбежала группка узбеков и, увидев мчащуюся на них толпу, остановилась в нерешительности, не зная, куда бежать… Драгоценные секунды были потеряны. Тут же буйствующая масса накрыла их… Оставив возле узбеков человек сто, «страшный шквал» снова двинулся к центральным воротам…

Усевшись на лежащего узбека, Серега бил его наотмашь по лицу, которое тот пытался прикрыть руками. Узбек был гораздо больше Пожидаева и, очевидно, сильнее, но упругий воздух, который впитал в себя все это неистовство, это буйство, эту жажду мести, сделал его безвольным, слабым существом. В эти удары Сергей вкладывал всё: и свой сломанный нос, и обиду, и злость, и ненависть, и чувство унижения, и негодование, и этот бесконечный голод, который не давал ни спать, ни думать, ни чувствовать, который сузил всю его жизнь до инстинкта самосохранения…

Сухой треск неожиданно разрезал «страшный шквал», и красные линии расчертили черное небо, направляясь к далекой желтой луне. Они таяли в ночной мгле. Одновременно свет от многочисленных автомобильных фар осветил палаточный городок. И снова сухой треск и красные линии. «Трассера, – промелькнуло в голове у Сергея, который в это время бежал куда-то, сам не зная куда, а потом вдогонку: – Откуда оружие?»

– Внимание, товарищи солдаты, всем разойтись по своим палаткам! – громогласно через репродукторы пронеслось в ночном осеннем воздухе ставшем уже горячим. – Повторяю, товарищи солдаты, всем немедленно разойтись по своим палаткам! В противном случае по тем, кто не выполнит при-каз, мы откроем огонь на поражение! Повторяю, товарищи солдаты…

В подтверждение сказанному трассера, сопровождаемые су-хим треском, начали снова рисовать красные линии на ночном небе. «Голосу» долго упрашивать не пришлось. Ослепленные фарами машин и напуганные автоматными очередями, солдаты врассыпную бросились кто куда, занимая первые попавшиеся палатки, где они перемешались с теми, в ком видели кровных врагов и кого только что с остервенением рвали на части…

164

Серега Пожидаев тоже влетел в чью-то палатку и через се-кунду обомлел. В полумраке он ясно различил силуэты азиатов. Они повернули свои лики в его сторону, и тот негромкий гул, который успел застать Сергей, мгновенно исчез… Повисла пау-за… Потом раздалось одиночное негромкое: «Гыр-гыр -гыр», которое ясно давало понять, что палатка забита узбеками. Далее

к нему подключились еще пару: «Гыр-гыр-гыр....» – и снова повисла пауза… Пожидаев так и застыл на месте, на котором остановился, упорно пялясь во все глаза на азиатские силуэты… На миг ему показалась, что это сон, что этого не может быть. Он даже на секунду зажмурился, а потом опять открыл глаза, но ничего не изменилось, а продолжающийся треск автоматных очередей убил всякую надежду бегства на улицу…

Узбеки стояли молча и тоже сверлили взглядами Пожидаева. Даже в этой полутьме, где еще несмело сквозь маленькие окна палатки первые блики начинающегося рассвета лишь слегка начали отделять свет от тьмы, было видно, как горят их глаза ненавистью. По каким-то причинам они не решались напасть на него. Скорее всего, опасались, что Сергей успеет поднять шум и привлечь внимание. Но Пожидаеву было сейчас не до рассуждений…

Его эйфория сменилась животным страхом, который живет глубоко внутри и только ждет того момента, когда жизнь по-виснет на волоске. Тогда он вырывается наружу и безжалостно давит всякую волю, всякое мышление, ввергая человека в оце-пенение. Сколько времени он так стоял, Серега не знал. Может, минуту, может, пять, а может, и полчаса. Просто в его голове ничего не было: ни пространства, ни времени, лишь только глаза, полные ненависти… и страх…

Из состояния вечности и страха его вывели четверо хохлов, влетевших с матами в палатку и тут же обнаруживших, что она забита узбеками. Они тоже умокли и замерли. Страх, сковавший Серегу, улетучился, и какое-то тепло наполнило все тело, давая его членам свободу. Он четко осознал – спасен…

От невидимого напряжения между сторонами тишина ста-ла буквально звенящей… Было ясно, как божий день: любое неосторожное, резкое движение, любой возглас тут же может

165

спровоцировать драку…. И поэтому никто не решался ни за-

говорить, ни шелохнуться… Так они и простояли до самого рассвета друг против друг – пятеро славян и человек тридцать азиатов…

С первыми лучами солнца по палаточному городку про-гремело:

– Товарищи солдаты, выходи строиться! Построение на плацу по командам! Повторяю, выходи строиться, построение на плацу…

Когда началось это ночное побоище, по тревоге была поднята Ташкентская ДШБ, и через два часа они были уже на полигоне под Чирчиком. Весь командный состав Туркестанского воен-ного округа тоже был поднят по тревоге и какой-то резервный офицерский батальон. Наутро палаточный городок кишел вооруженными солдатами и офицерами. По счастливой случай-ности обошлось без жертв. Около восьмидесяти человек попало

в госпиталь. В подавляющем большинстве – азиаты. Среди них был и один выпускник 169-й ВШП. После построения начались следственные действия, но они имели, скорее всего, устрашающий характер, т.к. не было жертв и козлы отпущения не требовались. Возможность замять это дело внутри округа была налицо, и цель всех этих послеполетных разборок была предотвратить повторную массовую драку.

Во время ночных беспорядков кто-то под шум волны подло-мил продуктовую палатку, т.к., когда все это началось, охрана ее тут же сбежала. И теперь ее опечатали, а кухня на следующий день вообще не работала. На близлежащих продуктовых скла-дах не оказалось необходимого количества сухпаев, поэтому раздавали их солдатам один на троих. Так что голод никуда не ушел и звоном в пустом желудке подавлял у личного состава 169-й ВШП впечатления о прошедшей ночи.

Как обычно, в два часа дня было построение, на котором Сергей услышал свою фамилию для отправки в войска. И еще шесть военных поваров оказались в списках «избранных». «Счастливчики» ликовали. Молодые парни, а по сути дела – пацаны, думали, что их испытания закончились, и даже не по-дозревали: они только начались.

166