скачать книгу бесплатно
– Мне нужно побывать на могиле Святого Иссы.
Глава 3
«Могила Святого Иссы»
«Царствие Небесное
Существует,
И там душа пребывает в любви и блаженстве.
Царствие Небесное существует,
И все мы вышли оттуда,
Только не помним этого.
Но мы можем вспомнить,
Если будем думать о нём.
Помните об этом и не считайте себя
Избранными,
Ибо никто не избран,
Но каждый идёт своим собственным
Путём,
Избранным им самим.
Думайте о Пути своём,
О, други,
И знайте,
Что Истина
Одна,
Но у каждого она своя…»
(Св. Исса).
…….
Вещи были собраны и лежали в коробках; в комнате царил полный хаос, я упаковал ценные книги, перевязав их лентой.
Книги я читал запоем, в основном, это была классика и Пушкин, и мне казалось, я знал чуть ли не все стихи великого поэта.
Здесь, в Хайдерабаде, книги можно было приобрести лишь в книжной лавке госпожи Шевелёвой, которая эмигрировала из России около девяти лет назад, успешно выйдя замуж за Джона Стивса, английского подданного, и, последовала за своим мужем, как примерная жена.
Я слышал о том, что г-жа Шевелёва вступила в русское теософское общество и активно писала статьи, посвящённые теме теософии, периодически уезжая в какие-нибудь экспедиции в Тибет, путешествуя по монастырям и ища встречи с продвинутыми монахами-ламами. Именно г-жа Шевелёва привозила книги из России специально для эмиграции.
Я имел знакомство с этой женщиной; она показалась мне глубоко погружённою в саму себя. Говорили, г-жа Шевелёва имела знакомство со знаменитой мадам Блаватской и даже беседовала с ней, а также сопровождала её в экспедициях по Тибету.
– Дорогая, ну, неужели мы не можем сразу же выехать в Россию, ведь путь слишком долгий и требует определённых сил и здоровья?
– Но… Володя, он вбил себе в голову непременно посетить могилу этого святого. Где её искать, я даже не представляю.
Я слышал разговор, доносившийся из соседней комнаты между родителями и одновременно старался упаковать то, что мне могло пригодиться в дороге.
– Не беспокойтесь, я знаю, где находится могила Святого Иссы, – вдруг отозвалась мадам Энн из дальнего угла комнаты. Она попивала кофе и созерцала то, что происходило в доме.
Ей, вероятно, было жаль расставаться с нами: за те два года нашего пребывания в Индии, между нами успела образоваться крепкая симпатия.
– Я знаю, где находится могила Святого Иссы, – повторила мадам Энн.
На ней было жёлтое сари, которое очень её молодило и оттеняло её тёмную смуглую кожу настоящей индианки, выросшей в этих краях.
После посещения нами Рам-Даса мадам Энн стала немного отчуждённой и чуточку грустной, как мне показалось. Слова хозяйки отвлекли родителей от их разговора.
– Но… Мы так не хотим Вас напрягать, госпожа Энн, и потом, всё это – блажь нашего сына, – произнёс отец.
– Нет, не блажь, – возразила мадам Энн, – Рас Дас сказал Владимиру нечто важное; я знаю, гуру никогда не говорит второстепенных вещей.
– Рам-Дас? Кто такой Рам-Дас?
Мама кашлянула, разговор стал принимать совершенно неожиданный оборот.
– Один индийский монах, – коротко ответила княгиня Маргарита Львовна.
– А-а, понятно, дорогая, Вы вновь увлеклись эзотерикой. Я предупреждал Вас не делать этого.
– Да, дорогой, женщины делают кучу вещей, которые алогичны, с точки зрения мужчины.
– Но стоило ли вовлекать в это нашего сына? Владимир – довольно впечатлительный юноша. Я отдал слуге распоряжение положить коробку с книгами в экипаж, уже нагруженный остальными вещами.
Отец даже не стал спрашивать меня, передумаю я или нет, ибо он чувствовал моё твёрдое намерение непременно посетить могилу этого загадочного Иссы.
– Я о нём ничего не знаю, – произнёс он, уже когда мы ехали в экипаже, трясясь по неровным дорогам Хайдерабада.
Мадам Энн всё время молчала, затем она раскрыла книгу, лежащую у неё на коленях, и начала читать её. Но было ясно видно, что она совсем не вникала в суть прочитанного, она думала о чём-то другом. Я осторожно коснулся её руки, хотя это было не принято в обществе, однако мадам Энн отнеслась к моему жесту с большим пониманием. Она посмотрела на меня, отвлекшись от чтения.
– Мадам Энн, Вы жалеете, что посетили гуру Рам-Даса? – спросил я.
Она долго смотрела на меня, затем закрыла книгу, глубоко вдохнула и произнесла:
– Нет, юноша, я ни о чём не жалею. Человек редко думает о смерти, отталкивая её, потому что боится боли и неизвестности. Но я поняла, что смерть неизбежна так же, как неизбежен этот мир, который существует вокруг нас. По приезде я решу свои дела с наследством, разыщу моих племянниц, о которых я долгие годы ничего не знала из-за разрыва отношений с сестрой. Наверное, это правильно. Наверное, я должна была подумать об этом, но не думала. Собственное легкомыслие мешало мне.
Мама не слушала нас, она смотрела за окно экипажа и обмахивалась платком из-за сильной жары. Отец глядел на часы.
– Кто такой этот «Исса»? – спросил через какое-то время по мере нашего приближения к гробнице я.
– Я слышала от людей, что этот человек родился в Иудее. Он был мудрецом и много путешествовал. Его звали Иисусом, но местные жители на своём наречии называют его «Иссой».
– Вы думаете, это был тот самый Иисус, сын Марии и Иосифа, который являлся бунтарём, и был распят за это?
Мадам Энн пожала плечами:
– Для людей Запада имя Святого Иссы ни о чём не говорит, вероятно, потому что из Священных Писаний это имя было изъято, и в Писания попало то, что было выгодно лишь определённым силам.
Мы остановились в небольшом местечке, где располагался постоялый двор для путешественников, чтобы отдохнуть, напиться и сменить лошадей.
Я знал, это было моё последнее путешествие по Индии, прежде чем я вернусь в Россию и поступлю в военный корпус, чтобы продолжить свою карьеру.
Я был на перепутье, причём, это «перепутье» наступило совсем неожиданно для меня.
……
Иудея, 1 век н.э.
«Я должен был покинуть Великий Иерусалим, я не желал больше оставаться в этом чуждом для меня городе, полном высокомерия вожаков и одновременно услужливости и холуйства толпы. Что я мог ещё дать этим людям? Ничего.
Лишь немногие воспринимали меня Личностью, и это были мои ученики; другие же видели во мне заносчивого бунтаря, навязавшего им свои взгляды. Я никому ничего не навязывал, я просто жаждал познать этот мир и найти подтверждение тому, что уже снизошло на меня в моих Откровениях, когда я был ещё совсем ребёнком и сомневался в том, что говорили фарисеи и первосвященники.
Они утверждали, что с Создателем может общаться лишь избранный, что это недоступно обычному смертному человеку. Они держали мой народ в темноте, они управляли теми, кто слепо верил в их лживые «истины».
Я должен был удалиться, ибо сердце подсказывало мне, пройдёт время, м люди сделают из меня идола; они привыкли делать идолов из всего. Я должен был удалиться, потому что сама мысль о подобном была невыносима мне. Быть идолом для меня являлось оскорбительным. Никто не понимал того, что я – не идол, не бог, а – человек с присущими каждому человеку слабостями и сомнениями, но люди, что шли за мною, испытывая те же лишения, что и я, не хотели верить этому. Я думал иначе, чем они, и уже это одно являлось для них чудом.
Но это не было чудом, это – лишь сомнения, присущие любому человеческому существу. Я сомневался, я искал истину, но они думали, что я уже её познал, и я не мог переубедить их в этом. После снятия с Креста, некоторое время я был ещё болен, меня лечили, а затем я принял решение удалиться. Честно говоря, оно далось мне с большим трудом, потому что трудно бывает расстаться со всем, к чему привык человек.
Моя мать Мария твёрдо решила последовать за мною, но я запретил ей это.
– Ты останешься в Иудее, мама, – сказал я ей, – но должна будешь покинуть Иерусалим. Здесь опасно оставаться.
– Почему же, сынок?
– Потому что начнутся гонения на моих учеников, которые согласятся добровольно отдать свои жизни за то Учение, которого ещё пока нет.
Я хотел это предотвратить, правда, не знал, как это сделать – люди так агрессивны, что жаждут крови по малейшему поводу.
Нет-нет, они не приходят такими в этот мир, ведь мы приходим сюда с самыми добрыми чистыми намерениями и мыслями. Мы совершенны по природе своей, но не осознаём этого. Здесь мы становимся другими, здесь мы что-то кому-нибудь хотим доказать, чтобы выглядеть на фоне другого лучше.
Я отошёл от проповедей, я хотел сосредоточиться на себе, только на себе одном и понять, кто я такой, и для чего все эти мысли так волнуют меня.
Здесь в этом мире нет терпимости к тем, кто мыслит иначе, кто отличается от толпы.
Мария, та женщина, которая называла себя Магдалиною и раньше являлась легкодоступной, чтобы за звонкие монеты ублажать мужчин; она хотела пойти со мной, и я не мог воспрепятствовать ей в этом.
Она хотела быть со мной, как и я с нею, несмотря на все трудности, перипетии и превратности, которые встанут на нашем пути.
Несмотря ни на что, мы были счастливы друг с другом, хоть у меня и не было дома, и я путешествовал из одного города в другой, пользуясь перекладными и гостеприимством тех, кто испытывал ко мне симпатию, а таких находилось немало.
Эти люди являлись грамотными, среди них были и те, кто обладали грамотой, но все они ничего не понимали из того, что я говорил им.
Они просто были расположены к нам, вот почему мне приходилось использовать притчи – таким образом я мог донести до них те знания, те свои Откровения, что снизошли до меня в один из дней, когда я молился в Гефсиманском Саду и ел плоды смоковниц.
Однажды, когда я набрёл на очень красивый сад какого-то богатого землевладельца и был обессилен из-за жары, чтобы держать путь дальше, какая-то женщина напоила меня водой.
Она была очень добра ко мне, и я, испытывая благодарность, искреннюю благодарность к этой доброй женщине, являвшуюся, по-видимому, служанкой в том богатом доме, я сказал ей:
– Ничего не бойся. Никогда ничего не бойся, о, славная женщина.
Женщина оставила ведро возле колодца и, присев рядом со мной на лавку под двумя раскидистыми смоковницами, произнесла:
– Я и в самом деле привыкла испытывать страх, господин. И слова твои явились бальзамом на мою страждущую душу.
Так впервые об этом возникла притча, хотя всё, в общем-то выглядело довольно тривиально, и не было чудес.
….После того, как раны мои затянулись, я покинул Иерусалим вместе с Мариею….»
………………
Постоялый двор оказался до отказа переполненным, потому что кроме нас здесь пребывали ещё одни эмигранты из России, несколько англичан и один француз. Они проклинали тот день, когда они решили поехать в Индию, потому что чувствовали себя прескверно в столь невыносимых и неестественных для себя условиях.
Мы сразу же напились воды, я лёг спать и совсем не знал, что происходило вокруг меня. Кажется, за стеной играло громко пианино, и кто-то старался исполнить русскую песню «Гори, гори, моя звезда».
Я сразу же отключился, так как был слишком утомлён. Сон пришёл сразу, и я лишь запомнил то, что продирался через что-то, будто, это была стена, но стены я не видел.
Затем стена эта была разрушена и там за гранью я различил человека в ветхих одеждах. У него были ясные голубые глаза, борода и длинные волосы, и он глядел на меня очень внимательно, будто, изучал.
А затем сон прервался, я был разбужен некоторой прохладой, ворвавшейся в мою комнату. Слуга открыл окно, я видел, как на ветру колебались занавески. Слуга поклонился мне и попросил прощение за столь внезапное вторжение в мои покои.
– Ваша мать, г-жа княгиня, попросила разбудить Вас, – произнёс слуга-индиец на английском.
Я поблагодарил его и вручил чаевые, он вновь поклонился и исчез.
Я посмотрел за окно. Во дворе сновал кучер – весёлый индиец в голубой чалме, который даже уже мог говорить по-русски немного.
Многие кучера владели несколькими языками – этому их обязывала их профессия.
Мадам Энн в своём ярко-малиновом сари, которое она надела специально для этой поездки, подошла к кучеру и перекинулась с ним несколькими словами на телугу. Да, вероятно, это был диалект «телугу» или «пали», или, быть может, ещё какой-нибудь диалект.
Я не знал ни одного диалекта, хотя уже был знаком с отдельными фразами на телугу. Доктор, который лечил меня, иногда разговаривал с пациентами, и они отвечали ему, благодарные тому, что англичанин потрудился усвоить их язык, и гордые этим.
