Костры миров

9

– Есть, есть у меня телефон.

Длинноволосый отпустил Алехина.

А Заратустра Наманганов вдруг резво пошлепал по луже за угол бетонного забора и через пару минут принес телефонную трубку с оборванным проводом. А ну-ка, сказал он, набери свой домашний номер.

– Зачем? – спросил Алехин, рассматривая трубку с циферблатом.

– А ты не трусь. Набери.

– Меня же все равно дома нет.

– Какая разница? Ты набери, Алехин.

Ага, догадался Алехин. Они меня тут держат, а другие такие же шмонают сейчас, наверное, мой домик. Так оно и бывает. Слыхали мы про такое. И неохотно набрал свой номер. В молчащей до того трубке сразу раздались длинные гудки.

– Ну вот, – снисходительно начал Алехин, но в этот момент что-то в трубке щелкнуло, и из бездонной мглы, из дымных времен, из какой-то совершенно невероятной и страшной бездны донесся до страхового агента завораживающий ужасный голос:

– Горит, Алехин, море. Горит. Зря не веришь.

– Какое море? – ошеломленно спросил Алехин.

– Черное…

Длинноволосый отобрал у Алехина трубку.

– Хватит с тебя, – сказал он с придыханием. – Тяжелый ты человек.

До Алехина наконец что-то дошло.

– Эй, мужики, – обеспокоенно сказал он. – Если даже и горит море, я-то тут при чем?

– Тебе сколько лет? – спросил длинноволосый.

– Немного за тридцать, – неохотно признался Алехин.

– Тридцать пять. Медленно взрослеешь, Алехин. – Длинноволосый почти с сочувствием похлопал Алехина по грязной ветровке, но тут же пригрозил: – Смотри не потеряй рака. Мы его тебе отдаем на время. Ну, как переходящий приз. Когда понадобится, придем. Так что сваливай!

И Алехин свалил. Да с такой скоростью, что чуть не сшиб в садике странный, похожий на гранатомет, прибор математика Н. Чертыхнулся второпях: этот Н. тоже придурок. Прибор поставил, а не страхует.

10

А в конторе в тот день он услышал:

– Ой, Алехин! Зоя Федоровна видела летающую тарелку!

Все конторские метелки были в ужасе и восторге. Все – молоденькие, все, как на подбор, некрасивые. Правда, все замужем. Видно, для такого дела, как замужество, остренькие коленки, белесые реснички и копешки волос на маленьких головах вовсе не препятствие. А вот Зоя Федоровна, заведующая отделением Госстраха, при всей своей внешней импозантности всю жизнь просидела в старых девах. Отсюда и характер. Зная, например, что Алехин пьет крайне редко, Зоя Федоровна все равно каждый день незаметно к нему принюхивалась. И всяко предупреждала:

– Был у нас один человек, Алехин. Все пил и пил. А где он сейчас?

И сама отвечала:

– На каторге!

– Да какая каторга в наше время?

– А жизнь? – резонно возражала Зоя Федоровна. – Разве не каторга?

О жизни Зоя Федоровна знала все. О счастливой тоже. Чтобы жить счастливо, знала она, надо все предметы роскоши поровну разделить на всех и бесплатно раздать. После такого важного события в истории человечества надо будет лишь следить за тем, чтобы ни у одной отдельно взятой человеческой особи снова не возникло ужасной жажды накопления. Если такая жажда возникнет, незамедлительно отправлять такую ненадежную особь на каторгу, невзирая ни на пол, ни на возраст, ни на образование. А всем ворам, даже самым мелким, рубить руки выше локтей. А чтобы нигде и никогда не возникало дурацких несуразиц, связанных с так называемым любовным томлением, раз и навсегда освободить все человеческие особи от исполнения дурацкого супружеского долга. И все такое прочее.

НЛО (неопознанными летающими объектами) Зоя Федоровна раньше никогда не интересовалась. Но вот ночью встала, захотелось воды, пошла босиком на кухню. А окно кухни выходит прямо на пустырь, на заброшенную стройку, на домик Алехина. И вот над тремя деревьями маленького садика Зоя Федоровна увидела огромный, как бы зеркальный шар. А на поверхности шара Зоя Федоровна увидела свое огромное отражение. И это отражение Зое Федоровне безнравственно подмигнуло.

– Да это вы сами, наверное, моргнули от удивления, – догадалась худенькая метелка Ася, ответственная, хорошая работница.

Зоя Федоровна обиделась:

– Зачем это мне моргать ночью?

Алехин промолчал. Он не хотел вступать в споры.

Он сам находился в смятении, потому что ночью увидел сон, явно один из тех, которыми интересовался крупный математик Н. Приснилось Алехину, что он идет по узкой тропинке. Вот Зоя Федоровна ночью ходит босиком на кухню, а он во сне шел босиком по узкой тропинке. Солнце печет, вокруг пологие коричневые глинистые холмы, редкая скудная травка. А может, холмы не глинистые, может, они из коричневого суглинка, который, как сметана, расползается после дождя. Кое-где торчат сосны, похожие на рыжий укроп. Короче, страна блаженная на прекрасном морском берегу. А он, Алехин, идет босиком по тропинке и твердо знает, что уютный домик с тремя балкончиками на берегу – это его собственный домик. Или дача. Не важно что. Главное, его собственное! И получил он этот домик или эту дачу не просто так, а официально от правительства. Что-то он, Алехин, сделал такое, что ему, как большому Герою, дали то ли домик, то ли дачу с тремя балкончиками. И стоит у зеленой калитки Верочка и ждет его, Алехина. Нетерпеливо и страстно ждет. Играет круглым бедром, глаза лесные, зеленые. Алехин во сне так и набросился на Веру, будто правительство и ее отдало ему вместе с дачей. Как большому Герою. Обнял Веру, врос корнями в землю, бомбой не сдвинешь. А может, не корнями врос, может, лапами, или звериными когтями, или какими-нибудь ужасными псевдоподиями, этого Алехин уже не помнил. Но сон такой, что Алехин долго млел, проснувшись…

И вот еще что.

Его же вчера били и унижали.

Его вчера мордой тыкали в грязный мокрый забор, у него вся морда должна быть раскрашена синяками, а он проснулся, а на лице ни следа, ни царапины. Он специально смотрелся в зеркало, изучал свое лицо. Где ссадины? Где царапины? Где синяки? Его возили по луже, ставили к забору, как смертника, ему вчера тыкали кулаком в зубы, а где же следы насилия? Вот ведь чудо.

Глядя в зеркало, Алехин улыбнулся.

Улыбка получилась уверенная, профессиональная.

В страховом деле такая улыбка очень важна. Придешь к какой-нибудь бабуле, которая давно ничему на свете не верит, уговариваешь, убеждаешь, улыбаешься ей, перечисляешь условия, а сам как бы невзначай посматриваешь на полуоткрытую дверь ванной, там взрослая внучка купается. Главное, улыбаться. Но и, собираясь на работу, недоумевал: что за сон такой?

Без всякого интереса глянул на замоченную с вечера одежду.

Там в кармане ветровки должен лежать рак. Металлический, заржавеет.

А на работе шум. «Ой, огромный зеркальный шар!» Метелки в трепете и в восторге. Огромный зеркальный шар! И отражение Зои Федоровны! Зина, мать троих детей, самая смелая, предположила: «Увидишь тарелку – жди событий». А Тася – голубоглазая, тихая, всегда немножечко приторможенная, вдруг рассказала ужасную историю про то, как один американский летчик погнался на военном истребителе за летающей тарелкой, а из летчика чудным образом вымыло весь кальций. Вернулся на базу, трясется, как холодец. Жена теперь держит своего летчика в большом эмалированном ведре. А метелка Ася, всегда симпатизировавшая Алехину, вспомнила, что некоторые люди, видевшие летающую тарелку, сами научились летать. Подпрыгнут, зависнут в воздухе и начинают летать понемножку.

– Да вы чего это, – обиделась Зоя Федоровна. – Я на девятом этаже живу.

11

Пользуясь разговорами, Алехин из кабинета Зои Федоровны позвонил Соньке Лужиной. Было время, когда с этой Сонькой они запросто могли сделаться мужем и женой – лет семь назад, когда Алехин только начал работать в страховой конторе. Но Сонька с самого начала водила его за нос, то есть даже в самые лучшие месяцы их отношений не отвергала ухаживаний речника Косенкова. Позволяла провожать до дому, вывозить на веселые пикнички, но, если что, рядом сразу оказывался мрачный речник Косенков. Устраивая свое счастливое будущее, Алехин на самых льготных условиях последовательно застраховал все немалое Сонькино имущество, даже устроил ей льготное свадебное страхование, но вышла Сонька все-таки за речника. И теперь Алехин видел ее раз в год, когда скромно заходил к Косенковым пролонгировать их многочисленные страховки. При этом Сонька смотрела на Алехина с укором.

Разговаривал он с нею всегда на одну тему. «Ну почему так? – жаловался. – Ну почему, Сонька, как что-то плохое происходит, так непременно со мной? Сама погляди. Всех соседей давно посносили, а мой домик обходят как заколдованный. Мне что, жить на пустыре до старости?»

И сейчас пожаловался, а Сонька сладко зевнула.

– Сразу видно, что ты спишь, – разозлился Алехин. – Все работают, а ты спишь.

– Ну ты даешь. Может, я сейчас не одна…

– Нужен мне твой речник!

– Ну ты даешь.

– С тобой поглупеешь, – опять пожаловался Алехин и попросил: – Сонька, ну ты же друг. Ну придумай что-нибудь!

Сонька знала, о чем он. Время от времени Алехиным овладевал зуд перемен. Бросить к чертям осточертевший деревянный домик с деревянными удобствами под многочисленными окнами девятиэтажки, забыть про печку, пожирающую тонны угля и дров и старомодно коптящую на зеркальные окна девятиэтажки! Он был согласен на любую квартиру.

– Ты же начальница обменного бюро, ты все можешь.

– Ну ты даешь. Твоя хибара официально предназначена под снос, – зевая, объяснила Сонька. – Мы тебя даже на учет поставить не можем. Хоть в Совет министров звони.

– А ты? – спросил Алехин с надеждой.

– Сволочь ты, Алехин, – рассердилась Сонька. – Было время, я тебе все предлагала. Я всю себя тебе предлагала. А ты растоптал.

На самом деле Сонька преувеличивала. Вся она и тогда была в руках жадного речника Косенкова. Все равно до сих пор укоряла Алехина: дескать, вот слушался бы меня, и все мое было бы у тебя в руках.

Он повесил трубку.

Что-то его тревожило.

Никак не мог понять что.

Не хулиганы же, правда, всучившие ему игрушечного металлического рака. Не пойдет он больше по тому переулку. Он лучше в тот узкий сырой переулок пошлет милиционера сержанта Светлаева.

Все равно что-то тревожило Алехина. Что-то непонятное вторглось в его жизнь. А-а-а, вспомнил он. Голос по телефону – мерзкий, чужой. «Горит, Алехин, море… Горит…»

12

Он незаметно выскользнул из кабинета, а метелки вовсю разошлись, особенно Ася.

Ася с детства была натурой художественной, хотя и прихрамывала тоже с детства, как Серая Шейка. Однажды ее стихи даже напечатали в городской вечерней газете. Алехин радовался вместе со всеми, но потом Зоя Федоровна попросила и его написать что-нибудь. «Но по делу… – укоризненно повела она глазами в сторону Аси. – Короткую рекламную статейку о льготной страховке для очень пожилых людей, например».

Алехин написал, но из редакции ответили, что для них это скучновато.

Он осторожно провел рукой по лицу. Все-таки странно. Длинноволосый дважды заехал мне по морде, потом меня прижимали к забору, а кожа как новая, ничем не испорченная. У него даже настроение улучшилось. «С одним моим приятелем, – вмешался он в разговор сотрудниц, – однажды тоже необычное случилось. Он в Томске жил. Жена от него ушла».

Метелки так и сгрудились вокруг Алехина.

Тема несложившейся личной жизни всегда их интересовала.

А приятель Алехина был человеком благородной души. Такого каждый обидеть может, тем более что жена его оказалась стопроцентной самкой. Он без всяких споров оставил ей и квартиру, и обстановку, и детей, а сам трагически скитался по друзьям и знакомым, случалось, ночевал на вокзале. Начальство, боясь потерять замечательного слесаря, выделило ему комнату в пустом, обреченном на слом здании на месте бывшего городского аэропорта на Каштаке.

Там приятель и зажил. А звали его Коля, руки золотые.

При случае, кстати, мог и поддать. А поддав, мог и побить самку. Но по своему родному углу сильно соскучился. Вселившись в свою комнату, твердо решил: теперь все, хватит, теперь целую неделю отдыха! Обстановку комнаты составили на тот момент мягкий диван, а у противоположной стены в метре от входной двери – холодильник. На диван Коля набросил простыню, чтобы уже никогда этим не заниматься, а холодильник загрузил некоторой едой и красным портвешком. И первый вечер в собственной комнате решил отдать не гостям, а отдыху и глубоким благородным раздумьям.

Стояло лето. Окно распахнуто настежь. В пустом доме ни души.

Раздевшись до трусов, Коля солидно прогуливался от мягкого дивана к белому холодильнику и обратно. Подойдет босиком к белому холодильнику, возьмет небольшой вес красного портвешка и, довольный, топает босиком обратно к мягкому дивану. Полежит немного, отдохнет, подумает и снова босиком топает к белому холодильнику. Хорошая жизнь. Коля решил жить так долго, пока не отдохнет полностью.

Малость захорошев, залег на диване.

В окно заглядывала луна, весело мерцали летние звезды.

Звезды мерцали так ярко, так близко, что казалось, протяни руку – и ухватишь любую. Коля когда-то читал или слышал, может, что звезды на самом деле это вовсе не серебряные обойные гвоздики, а самые настоящие Солнца. А значит, вокруг разных таких звезд обязательно могут быть разные планеты. Даже такие, как Земля. А если есть планеты, то на них возникает жизнь.

От чего? Да хоть от сырости.

Ну а если уж на какой-то планете появляется жизнь, знал Коля, ее уже ничем не остановишь. На Земле, например, пробовали всякое. И напалмом жгли, и взрывали водородную бомбу, и устраивали искусственные землетрясения, и просто сжигали в специальных печах большие количества людей, а жизни наплевать на это – цветет и развивается. Ведь простому человеку, такому как Коле, что надо? Простой человек, он ведь как живет? Он правильно живет. Получил, к примеру, комнату в пустом доме – и отдыхает.

Коля понимал, что на других планетах все, наверное, немножко не так, но твердо верил в тот факт, что если уж на какой-то планете появилась жизнь, то ее уже ничем не остановишь. Удобно устроившись на диване, раскурив недорогую отечественную сигарету «Прима» (он все предпочитал отечественное), Коля мысленно представил, что где-то за миллиарды, а может, за биллионы верст от него, на другой отдаленной планете, пережившей, как и Земля, множество войн, даже атомных, вот совсем как он, Коля, лежит сейчас и смотрит на сияющие над ним звезды некий одинокий, как он, внеземной самец. И может, он тоже вчера получил небольшую личную жилплощадь и теперь отдыхает, купил межзвездного портвешка.

И так хорошо, так благородно стало Коле, что даже глаза увлажнились.

Он босиком прогулялся до холодильника, взял небольшой вес, подышал на запястье, где в принципе мог находиться широкий обшлаг праздничной белоснежной рубашки, и босиком неторопливо двинулся обратно к мягкому дивану по своей родной, принадлежащей теперь ему комнате.

И тут что-то случилось.

Из-под босых Колиных ног, как бы пройдя сквозь темный линолеум, которым был покрыт пол, поднялся пухлый огненный шар. Этот огненный шар не был ярким, от него не несло жаром, но шипел он крайне выразительно и зловеще, как сало на сковороде, с какой-то необычной, как заметил Коля, блатной интонацией. И в долю секунды Коля оказался в коридоре за плотно прикрытой дверью, вероятно продиффундировав сквозь ее плотную древесину и дерматиновую обшивку, потому что сам он выскочить из комнаты за такое короткое время физически не мог. А за дверью грохнуло, и в коридор понесло отчетливым запахом уксусной кислоты и аммиака.

Коля осторожно заглянул в комнату. Да, там попахивало уксусной кислотой и аммиаком, но все осталось на своих местах. Горел свет, окно открыто, призывно поблескивала белая эмаль холодильника, манил к себе мягкий диван, обещая полноценный отдых. Никакой копоти, никаких новообразований.

Неужели портвешок такой крепкий?

Коля нерешительно вернулся в комнату.

Опасности не чувствовалось. Он открыл холодильник и на всякий случай сразу взял хороший вес. Решил, на сегодня хватит. Решил, прилягу на диван. И осторожно босиком пошлепал к дивану. И вот как раз на середине комнаты, как раз между холодильником и диваном, из-под босых Колиных ног всплыл все тот же пухлый огненный шар и от всей души шваркнул Колю.

Как молнией. Как высоковольтным разрядом.

На этот раз Коля диффундировал на мягкий диван.

Он стоял босиком на чистой простыне и двумя руками держался за полуспаленные трусы. Как человек благородный, он сразу и напрочь отмел всякие мысли о возможном сумасшествии. По той же причине он напрочь отмел все сомнения о религиозных чудесах. Очень осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, решив все перепроверить, медля и вздыхая, он отправился в новую экспедицию к белому холодильнику, мерцающему у дверей, как айсберг.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.