Духи севера

Жора стоял в ванной раздумывая побриться или перенести этот ритуал на завтра, ему доставляло удовольствие бриться старинной опасной бритвой, которую подарила ему давно Эмма. Однако в постоянно трясущемся вагоне предпочитал пользоваться электробритвой, а выйдя на пенсию достал подарок из красивого футляра и в первый раз изрезал с непривычки всё лицо. Но вскоре приноровился и уделял этой процедуре много времени, правда были моменты, когда он смотрел на блестящее лезвие и в голову лезли нехорошие мысли, но, как и всё в этом мире они проходили и жизнь продолжалась. В дверь позвонили, он открыл дверь и увидел дворника, который держал за локоть улыбающуюся бабу Клаву, Ахмед тоже улыбался, говоря: «Представляешь, вышел во двор с метлой и увидел твою соседку на качели, вот привёл, позаботься о бабуле, а то у меня дел много». Золотой ушёл, а баба Клава вдруг серьёзно сказала: «Пойдём ко мне Жора, я тебе что-нибудь приготовлю». У него на голове осталось мало волос, а те, что остались начали шевелиться от неожиданности, что-то пролепетав в ответ, он последовал за ней и было в этом что-то мистическое. Впереди, с распущенными седыми волосами в белой ночной рубашке, босиком шла старуха, а за ней с испуганным видом плёлся Жора. Со стороны это выглядело, как поход на экскурсию в преисподнюю, где проводником является старая ведьма, знающая царство мёртвых, как свои пять пальцев. Вскоре она стояла на кухне у плиты, готовя омлет, а он сидел на стуле и слушал эту странную женщину: «Пилюльки, примочки, уколы – всё это липа, обман, чтобы человек потерял веру в себя, в свой организм и побыстрее освободил место для других на этом свете. Надоело мне лежать с видом умирающей, в окружении мензурок и уток, вспомнила слова своей подруги Веры: «Запомни Клава, только злость и ненависть к окружающим лечат от болезней, приток адреналина убивает любую хворь». У Верки сын рецидивист, на руках её носит, когда на воле, потому как живёт по понятиям, а мои дети-интеллигенты ждут, когда я сдохну, чтобы нажиться от продажи моей квартиры. Только вот им! Старуха скрутила костлявый кукиш и поднесла Жоре под нос. Она выключила газ и задумчиво сказала: «Хочу опять переписать завещание, Жора, не обижайся, но желаю, чтобы после моей смерти, деньги, вырученные от продажи квартиры пошли в воровской общак, на помощь сидельцам. Попы призывают к смирению и любви к ближнему, а ты Жора попробуй ненавидеть людей, желать им мучительной смерти, а придя домой разорвать зубами подушку, представляя, что это твой недоброжелатель. Обещаю, спать будешь, как младенец, а утром встанешь свежий, как огурчик. Посмотри на меня, утром каталась на качели, а когда ты уйдёшь буду осыпать проклятиями прохожих, но ты не бойся, ты, Жора, такой же одинокий горемыка, а мы своих не кусаем». Они ели омлет, хозяйка спохватилась и достала из буфета шкалик водки, посмотрев на гостя, она оскалилась:

«Кто глушит водку по утрам

Тот поступает мудро.

Чтоб водку пить и морду бить,

На то оно и утро».

Баба Клава хрипло рассмеялась, показав жёлтые протезы и налив зелье в рюмки, тез тоста выпила свою, закрыв глаза от предвкушения тепла, разливающегося по телу. Всё происходящее Жора не мог объяснить, пока смотрел в нерешительности на рюмку, баба Клава взяла и выпила её, а потом сказала разочарованно: «Не компанейский ты мужик, Жора, хотела напоить тебя, а потом совратить пьяного, значит не судьба, пойду прилягу и предамся своим безумным фантазиям». Вернувшись к себе, он растянулся на диване и уставился в потолок, а через минуту начал хохотать. Эта женщина вступила в схватку с костлявой, которая пришла за ней и победила, оказавшись сильнее в своей ненависти к смерти.

В квартире выше этажом Савва после посещения ванной ждал прихода Оли, чтобы продолжить её обучение по установке и обслуживанию программного обеспечения бухгалтеров предприятий. Когда из своей комнаты появился отец, Савва побледнел, увидев у него в руках гарроту, сделанную из гитарной струны. Любимое орудие казни испанских инквизиторов смотрелось в руках музыканта зловеще, но сам Марк Алмазов улыбался: «Доброе утро сын, вот сделал на досуге, может когда-нибудь пригодится, а пока повешу на стену. Обитель двух мужчин должна наводить на мысль об их мужественности и несгибаемом характере, Оле это понравится. Всю жизнь я был окружён балалайками и другими щипковыми инструментами, а сейчас во мне проснулся воинственный дух предков, которые постоянно воевали». Савва усмехнулся: «Видимо последние события разбудили в тебе жажду крови, только вот нужны тренировки, давай для начала замочи чаек, которые гадят на нашей лоджии». Отец обидчиво поджал губу: «Напрасно смеёшься, хочу одну стену в этой комнате увесить разным оружием, гаррота первый экспонат, потом будут другие, главное начать собирать коллекцию», его перебил звонок в прихожей. Савва, просияв, поехал открывать Оле, она приходила каждое утро готовить завтрак, а подкрепившись они садились к компьютеру и занимались до обеда. Когда в комнате появился Николай Шульц, хозяева заволновались, а Марк Алмазов спросил напрямую: «Что, опять кого-нибудь укокошили?», но гость, поздоровавшись, обратился к Савве: «Нужна твоя помощь, мой друг, американский археолог, прислал мне для расшифровки узелковые письма народов, живших в горной системе Анды ещё до империи инков. Работа так меня увлекла, что я стал страдать бессонницей, и только услышав слова Анны, что бога ищут не в храмах, а у себя в сердце, понял методику расшифровки этих посланий. Каждое письмо было расшифровкой последующего, я прочёл первые письма и был шокирован, все научные трактаты о народах, покорённых инками были ошибочны. Народы уари, чачапойя, моче, тиуанако и многие другие не жили обособлено, а были объединены в конфедерацию народов Андов, имели свою столицу, армию и высшее руководство, которое улаживало междоусобные конфликты. Странно звучит, но у них была своя банковская система и плановое ведение хозяйства, золотые, серебряные рудники и сталеплавильные печи, гидротехнические сооружения, обеспечивающие орошение с/х угодий. Не было никаких войн с инками, это и были предки великой империи инков, которые объединились, посчитав, что вместе легче развиваться. Понимаете, это открытие ставит под вопрос историю доколумбовой Америки, кто-то пудрит со знанием дела, мозги мировому сообществу, преследуя свои цели. Но я столкнулся с трудностями в расшифровке второй части посланий, не могу выйти на последовательность узелковых писем, поэтому и пришёл, чтобы Савва помог её найти. Николай покосился на висящую гарроту, всё понял, улыбнулся Марку и сказал: «Если хотите могу подарить ржавый скифский акинак и греческий дротик, у Игната Карпоноса видел дробовик, а Автандил, когда выпьет, хвастается кинжалом, лучше повесить его здесь, чтобы не порезался». Слова гостя обидели Марка, возмущённо сопя, он снял со стены удавку и услышал Савву: «Папа, не обижайся, наш дом и без оружия пропах воинственной риторикой, повесь на стену мандолину, балалайку и другие инструменты, будет смотреться очень круто и указывать, кто ты по жизни». Отец просиял, в голове уже родился план повесить на стене музыкальные инструменты народов России, которые пылились на лоджии и в его комнате. Он побежал готовить экспонаты к демонстрации, а сын с гостем уселись перед компьютером, вскоре пришла Ольга и стала готовить завтрак для мужчин, гадая о приходе Николая.

Неделю спустя

В квартире супругов Абуладзе собрался весь личный состав жилищного общества пенсионеров, на столе стоял самовар с заварным чайником, чашки с душистым напитком и блюдо с хачапури, приготовленных хлебосольной Этери. Впервые в чаепитии принимал участие Ахмед, было видно, что он давно не участвовал в подобных посиделках, поэтому чувствовал себя неловко, стесняясь своих, огрубевших от работы рук. Как радушный хозяин Автандил сказал: «Угощайтесь свежей выпечкой, а собрались мы, чтобы составить список наших будущих жертв, людей, которые заслужили смерти, первый в списке идёт наш вороватый глава района, прошу голосовать», Автандил поднял руку, а потом громко рассмеялся. Его супруга посмотрела на него с укором и продолжила: «Не слушайте мужа, это он так шутит, на самом деле Коля Шульц был инициатором сегодняшнего чаепития, но для чего собрал всех я не знаю». Все посмотрели на археолога-криптолога, а он вдруг покраснел от смущения и хлебнув горячего чая, обжёг слизистую и смешно открыл рот, охлаждая нёбо, увидев это Автандил стал хохотать ещё громче, а Этери принесла стакан холодной воды. Адольф Ярушин не выдержал первый: «Да говори уже, Коля, чего позвал, как вы, учёные, можете нагнетать обстановку, я могу в любой момент сорваться и наговорить глупостей», Автандил закрыл лицо ладонями, чтобы гости не видели его слёз от смеха и уже икал. Этери пододвинула ему стакан с холодной водой и грузин, сделав глоток успокоился, а археолог сказал: «Я буду говорить, а вы пожалуйста не перебивайте, иначе мне будет трудно сосредоточиться, а вам понять, о чём речь. Я с помощью Саввы расшифровал древние узелковые письма, присланные мне моим американским другом, археологом Юлом Дэвисом. Общаемся мы посредством хитроумного шифра, поэтому недоброжелатели, которых хватает, не в курсе обсуждаемых нами тем. А мы открыли новую цивилизацию и место, где располагалась её столица, это плато в горах, скрытое от посторонних глаз и Дэвис, соблюдая все нормы предосторожности, нашёл там сокровища древних…», Шульц замолчал, чтобы перевести дыхание и тут в разговор, с горящими глазами влез Боря Трушин, со словами: «А, много золота?». Николай сказал одно слово: «Тонны» и за столом сначала наступила зловещая тишина, а потом заговорили все одновременно, а Адольф вскочил и стал бегать вокруг стола, что-то бубня себе под нос. Складывалось впечатление, что люди уже собрались делить сокровища, найденные таинственным американцем на другом конце Света, когда присутствующие немного успокоились, Николай продолжил: «Юл приглашает меня для раскопок древней цивилизации и для получения причитающейся мне доли сокровищ. Правительство Перу в курсе находки и всячески помогает в работе Дэвису, десять процентов от найденного, которые выделили ему, он хочет разделить со мной. Конечно поеду, я раньше много раз работал за границей и ужасно скучал по дому, поэтому хочу взять со мной в Перу часть России», Николай обвёл взглядом притихших соседей и добавил: «Хочу, чтобы вы, мои друзья, поехали со мной».

Эпилог

Волны тихого океана накатывали на песчаный берег, дул ветер, подгоняя кричащих чаек, а по песчаному пляжу шли два человека. Подойдя к берегу небольшой речки, впадающей в океан, они присели на камни и стали любоваться живописным видом. Справа находились горы, утопающие в зелени, шумел водопад, словно хотел заглушить своим рёвом звук набегающих на берег океанских волн. Около них села красивая птичка и стала выжидательно смотреть на людей, потом чирикнув, сорвалась и улетела в сторону леса.

«После города смотришь на этих птиц и животных и думаешь, что попала на другую планету», – Дина Трушкина была в белой майке и кремового цвета шортах, чёрные очки и соломенная панама делали её похожей на туристку, приехавшую познакомиться с местными достопримечательностями. Рядом с ней в лёгком парусиновом костюме и косынкой на голове сидела Елена Карпонос, солнечные лучи ей были противопоказаны, поэтому она держала в руке лёгкий китайский бамбуковый зонтик, она перевела разговор на другую тему: «Мой Игнат заканчивает строить православную церковь, а Ахмед мусульманскую мечеть, у них появился новый смысл жизни, я сама стала другой здесь, наверно потому, что тишина и спокойствие лечат израненную городскую душу. Появилась какая-то гармония с окружающей природой, никто не стреляет из рогатки по птицам, на дорогах не видно сбитых машинами кошек и собак, а местные при встрече улыбаются. Ты здорово придумала с больницей для бедных, только смотри Дина, не заразись какой-нибудь местной заразой, Коля Шульц хоть и позаботился о прививках нам, но всё равно как-то не по себе, когда ночью слышишь чьё-то шипение, стрекот и жужжание, не представляю, как они там в горах на раскопках с Анной. Даже Адольф с Зоей не усидели, вспомнили свою альпинистскую молодость, очень скучают по Инге, надеются, что скоро приедет с родителями. Ты Дина, целыми днями торчишь в своей лечебнице и не знаешь, что Савва с Олей скоро поедут в американскую клинику, где обещали его поставить на ноги, красивая пара будет, как мы когда-то с Игнатом». Дина посмотрела на часы и сказала: «Мне пора, пойдём Лена, а то люди ждут, я уже прилично говорю по-испански, а местные не могут понять, почему не беру с них денег. Приносят гусей, индеек, а один барана притащил, это всё сдаю Жоре, он в своей харчевне готовит такую вкуснятину, что местные повадились к нему на обеды. А он обхаживает одну мадам, полтора центнера веса, странный вкус у него, но глаза горят жизненной энергией, значит всё делает правильно. У моего Бориса от его блюд пузо выросло, не обхватить, надо его в местную банду пристроить юрист-консультантом, а то слоняется без дела по нашей деревне и учит всех жить». Они поднялись по тропинке на гору и перед ними предстала асфальтированная улица, по обе стороны которой стояли аккуратные деревянные дома, напоминающие русские срубы, на флагштоке развевался российский триколор и красно-белый флаг Перу. Елена, тяжело вздохнув, сказала: «Жалко грузины не приехали, Автандил бы здесь виноградники разбил и назвал бы вино: «Перуанская долина». Дина хитро прищурилась и ответила с улыбкой: «Подожди, я послала им фото самых красивых мест, где я загораю, пью коктейль, глажу ламу и всё такое, могу поспорить, что через пару месяцев они будут здесь». Подъехал квадроцикл с улыбчивым перуанцем, и Дина уехала лечить местных, а Лена после раздумий направилась на обед к Жоре.

В зале стояло десять столиков, сновали две девушки официантки, а на небольшой сцене в красной рубашке, чёрных галифе с лампасами и шлёпанцами на босу ногу сидел с балалайкой Марк Алмазов, вглядываясь в посетителей заведения. Здесь был сухой закон, но он умудрялся где-нибудь тяпнуть рюмочку перед выступлением, увидев Лену Карпонос, он обрадовался и виртуозно заиграл «Барыню». Потом они сели за стол, и Марк спросил: «Скажи, Лена, скучаешь по дому?». Она, пожав плечами, ответила: «Не знаю, иногда чувствую ностальгию, но когда вспоминаю, через чего пришлось пройти всем нам не так давно, то тоска как-то сама проходит». Подошёл, в белой поварской куртке, Жора и принёс большую тарелку с пельменями и супницу с окрошкой, они стали есть, а посетители смотрели, как они хлебают суп на квасе и думали об этих странных русских, которые едят странную похлёбку. Вся округа полюбила пельмени, красный борщ, холодец и другие национальные блюда, но окрошка вызывала у них необъяснимую фобию. Жора увидел приближающуюся полную даму с розой в тёмных волосах, он расцвёл на глазах и обратился к соотечественникам: «Жду, когда Игнат закончит строить церковь, хотим там с Эммой обвенчаться, правда у неё четверо детей от прежних браков, но я буду им хорошим отцом». Дама подошла, раскачивая бёдрами и присела на скрипнувший стул, поздоровавшись с земляками возлюбленного, она широко улыбнулась и сказала с ужасным акцентом: «Будем живы, не умрём».

ВАСЬКА

1

Едва забрезжил рассвет Васса открыла глаза, спать уже не хотелось и девочка, потянувшись, села на топчане. В углу храпел дедушка Сильвестр, и она улыбнулась, мощное храпение соответствовало его внешности. Двухметровый старик с коротким ёжиком седых волос и бородой лопатой был местной достопримечательностью и отличался крутым нравом, что не мешало ему быть заботливым и нежным дедушкой, боготворившим свою внучку. Каждое лето он нанимался на этот пляж береговым матросом, в обязанности которого входила и охрана пляжного инвентаря ночью. Это место находилось вдали от курортного города, поэтому сюда приезжали люди на своём автотранспорте, стоянка которого находилась здесь же. Если другие пляжи носили красивые названия, вроде: «Буревестник», «Светлый», «Лазурный», то это место досуга граждан называлось «Красный бастион», по названию санатория, возвышающегося на горе и бывшего когда-то любимым местом отдыха профсоюзной элиты. После развала СССР за эту здравницу шла упорная борьба различных заинтересованных сторон, а пока они бились за право обладать им, главный корпус сполз вниз и санаторий стал никому не нужен. Он так и остался стоять на скале памятником бардака передела, вскоре это место обросло легендами и слухами о жутких вещах, творящихся в его развалинах. По словам сторожил, слухи эти распускала городская администрация, чтобы привлечь сюда инвесторов и навести порядок в этом месте. Между здравницей и принадлежавшему ей пляжу проходили ж/д пути и автострада, что тоже отпугивало потенциальных покупателей. Несмотря на это, пляж «Красный бастион» привлекал людей морским песком под ногами и чистой водой, а также отсутствием частных домовладений поблизости. Осень, зиму и весну пляж был пустынным и въезд на него преграждал мощный шлагбаум с надписью: «Не работает», хотя люди иногда появлялись в этом месте, чтобы сфотографироваться на фоне бушующего моря и сидящих на бунах чёрных бакланов, сушащих на ветру свои крылья. Места для купания были расположены между четырьмя бунами, выходящими далеко в море и выполняющими роль волнорезов во время долгих зимних штормов. Ближе к лету городские власти начинали искать арендатора, который бы организовал здесь место досуга гостей и жителей города, регулярно приносящее доход в бюджет. «Красный бастион» манил предпринимателей своими перспективами хорошо заработать, но отработав сезон, они пропадали, не выдержав административного давления. Постоянными здесь были: береговой матрос Сильвестр, пожилая чета греков, готовящая в своей будке чебуреки и инструктор по сап борду пышная Камилла, хранящая свои доски в разукрашенном сарае. По сложившейся за много лет традиции между первой и второй буной купались пожилые люди, между второй и третьей семьи с детьми, а между третьей и четвёртой любители посидеть в бунгало с шашлыком и выпивкой.

Деревянный модуль сторожа-матроса находился около железного шлагбаума, закрываемого на ночь и Васса тихо, чтобы не разбудить деда, вышла на воздух и посмотрела на зловеще нависшие на скале развалины санатория. Девочке исполнилось всего десять лет, но лицо её не отражало детскую наивность, Васса с самого рождения была немая, поэтому смотрела на мир взглядом человека, которому не суждено до конца своих дней ощутить в полной мере радость жизни. Она жила с родителями в Москве, учась в специализированном интернате, а на всё лето приезжала в курортный город к дедушке с бабушкой, чтобы загореть, окрепнуть и поплавать в тёплом море, в которое была влюблена. Обладая хорошо развитым воображением, девочка приезжая придумывала свой морской мир, который каждое утро осматривала, пока дед храпел в модуле. Бабушка Нюра была против её ночёвок на пляже, но Васса умела без слов, одним взглядом своих голубых глаз, разжалобить её сердце и разрешить быть с дедом сутками напролёт. Сильвестр научил её нырять, плавать с ластами и задерживать воздух в лёгких под водой. Если бы не закрытый купальник, её легко можно было бы принять за мальчишку с копной светлых, коротко подстриженных волос. Васса подошла к воде и сделав несколько дыхательных упражнений, надела ласты и маску с трубкой, стала заходить, не спеша, в спокойное море. Рассвет понемногу разгонял ночную мглу и нырнув, девочка ощутила приятную свежесть, в целлофановом кульке у неё находилось угощение для своих подданных, живущих под водой. Метрах в пятнадцати от берега на дне покоилась бетонная плита, обросшая морскими водорослями, здесь и находилось её королевство морских обитателей. В этом месте мирно уживались: большой краб с одной клешнёй, которого Васса назвала Ворчун, чёрный лупоглазый бычок Гопник, красивая зеленуха Цветик и крупный рапан Вампир, высасывающий все соки из мидий. Девочка не могла говорить, но очень хорошо слышала и во время ныряний, оставаясь наедине с этим миром мысленно общалась со своими подданными, а они ей были рады. В кульке были кусочки колбасы, которыми она принялась кормить своих друзей, краб Ворчун, схватив кусок скрылся в расщелине, его примеру последовала зеленуха Цветик, а прожорливый бычок Гопник, проглотив угощение, нагло уставился на свою королеву, прося ещё. Рапан Вампир колбасой не питался, но вылез из своей раковины поприветствовать девочку. Неожиданно совсем близко она увидела ставриду, за которой гнался зубастый луфарь, ещё мгновение и он пропал с частью добычи, а половина рыбки медленно опустилась на дно. И тут все её подданные сошли с ума, краб выскочил из расщелины и понёсся к остаткам ставриды, которая ещё трепыхалась, но зеленуха и бычок уже вцепились в неё, и каждая рыба старалась оторвать кусок побольше. У бычка Гопника рот был больше, поэтому завладев всем куском, он вскоре скрылся в водорослях, а прибежавший краб, погрозив ему вслед единственной клешнёй, медленно поплёлся в свою расщелину. Направляясь к берегу, девочка думала, что вокруг в природе всегда происходят интересные вещи, только большинство людей не замечают этого, занятые своими делами. Около деревянного модуля стоял дедушка Сильвестр и смотрел на плывущую к берегу внучку, рядом сидел его верный пёс Флинт и подражая хозяину уставился на воду единственным глазом. Это была крупная дворняга, потерявшая глаз в собачьих разборках и бегающая всю ночь по территории пляжа, отпугивая своим гавканьем незваных гостей. Дед был в застиранных шортах по колено и тельняшке с обрезанными рукавами, на голове носил остатки соломенного сомбреро, а на ногах сандалии, которые, судя по внешнему виду, носил ещё Юлий Цезарь. Голос у деда был очень низкий и когда он начинал говорить, сидящий рядом Флинт прижимал уши и с опаской смотрел на хозяина: «Васька, ты опять плавала на эту чёртову плиту, лучше бы насобирала на дне рапанов, баба Нюра нашла барыгу, даёт хорошие деньги за сувениры из них», в его голосе чувствовалась строгость, а глаза излучали теплоту и любовь к своей внучке. Сильвестр не любил имя Васса, которым нарекли её родители, он и весь коллектив пляжа звали её Васькой, а когда она была в шортах и топике, отдыхающие принимали девочку за мальчишку, помогающему своему дедушке на работе. «Приводи себя в порядок, готовь завтрак, а я с Флинтом сеть вытащу, может за ночь что-нибудь попало туда», сказал он, направляясь к морю, если море было спокойно, дед ставил сеть вечером, а рано утром вытаскивал, иногда с неплохим уловом барабули. В деревянном модуле имелась газовая конфорка, небольшой холодильник, радиорубка и четыре экрана, на которых отображались изображения с видеокамер, расположенных на пляже. Дед направился к лодке с надписью «Спасатель», а девочка, сняв купальник облачилась в шорты и маечку, стала готовить завтрак. Она знала любимое блюдо Сильвестра и решила приготовить его: на сковородке обжарила мелко нарезанный репчатый лук с кусочком болгарского перца, потом бросила туда мясо мидий и залив всё это взбитыми яйцами, закрыла крышкой. Кипятильник закипел, и она заварила свежий чай, нарезав хлеб, вынесла завтрак на улицу, где стоял пластиковый стол со стульями. Услышав гавканье Флинта, открыла банку собачьих консервов и вывалила содержимое в его алюминиевую миску, после этого поймала музыкальную волну в приёмнике и по всему пляжу через динамики полились звуки вальса Иоганна Штрауса. Из-за развалин санатория пробивались первые лучи солнца и девочка, схватив стул, стала кружить с ним в вальсе, подбежавший Флинт присоединился к ней и чувствуя её настроение стал гавкать, кружась в собачьем вальсе. Сильвестр минуту любовался танцем молодости и детского счастья, а потом улыбнулся, обнажив сверкающую на солнце фиксу, сказал: «Рыбы мало, всего пару килограмм, вечером поджарим на ужин, давай завтракать, море спокойное, людей будет много».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.