скачать книгу бесплатно
– Извините пожалуйста! – схватила её за рукав, – не пугайтесь пожалуйста! Я не причиню вам вреда, мне бы вашего хозяина увидеть, вы ведь из этого дома?
Девчонка сузила глазки и медленно кивнула:
– Василий Александрович? Так нет его, барышня. По делам где-то, – испуга больше не было. Она глядела с интересом, благосклонно.
– Как же мне найти его? Он мне срочно нужен, – Господи, ну что же мне делать?! Слёзы сейчас польются.
– Не знаю, чем и поспособствовать вам, барышня. Барин отчёту мне не делал. По делам он разным ездит, поди-ка, узнай, где его и искать, – ни-че-го. Я не могу ничего. – Вы пройдите, подождите его. Или в людскую (5) ко мне, или к барыне вас проведу, она сей час дома пребывает.
– Ннет, нет. Не нужно к барыне, – открестилась я, резко отпустив её руку.
Если эта барыня хоть чем-то похожа на мою свекровь, то лучше нам с ней не встречаться. Не до того, как Вася меня полюбит.
– Чудная вы, барышня, – я уже собралась уходить, забыв про девчонку. Бросила на неё вопросительный взгляд. – На вы ко мне. А сама благородная. Я ж деревенская, из поместья меня барыня в город забрала…
– Простите…
Я ушла.
Что делать – не знаю. Но точно не любезничать со слепцовской прислугой.
Куда идти? Кто мне поможет?
Кроме Васи я и не знаю-то никого…
Пойти в полицию? – у виска покрутят. Человек осуждён, их таких сейчас десятки в крепости, если не сотни. Поедет в Сибирь. Для каждого из чиновников его побег – за гранью реального.
Господи, ну что же мне делать? А если делать самой? Я же ничего не знаю: ни во сколько его конвоируют, ниоткуда…
А если бы знала? Что?
Убила бы? Чтобы не сотворил всего того, что сотворит ? А если вместо него придёт другой? А если этот, другой, будет ещё хуже? Ещё больше зверем?
Я шла не разбирая дороги, пока не остановилась у гостиного двора.
Невидящим из-за слёз взглядом прошлась по земле, зацепилась за подол платья, метущего дорогу, направляясь на другую сторону широкой улицы – к дому прокурора Павлова. Женщина, в тёмно-бордовой юбке вошла в парадную.
Я пошла за ней следом. Как сомнамбула, до сих по не понимая, где буду искать прокурора, что ему говорить…
Здание в четыре этажа, верхний этаж явно пристроен позже, большая часть окон и ограждённых литыми решётками балконов увешана вывесками – такое же вычурное и безобразное, как и в моём мире. Только там оно чуть ярче, песочнее. Сейчас же, отражает настроение этого времени.
Мне уже и напрягаться не нужно, чтобы читать все эти яти: библиографическое общество, издательство, аптека… сколько же помещений нужно для всех этих контор… последний этаж! Если и живёт здесь большая семья прокурора, то только на четвёртом этаже!
Грузный, но такой деловой мужик в котелке чуть не снёс меня с дороги:
– Осторожнее! – крикнула по привычке.
– Чаво? – обернулся, смотрит, словно столб с ним заговорил.
– Осторожнее говорю!
– А ну! Пшла отсюль! Ишь дишь! Повылазили барыньки! – он лениво замахнулся локтем, скорее себе, чем мне, словно по привычке.
Я одёрнула себя: не время. Ну его! Здесь лучше вообще с незнакомцами не заговаривать.
В парадную не вошла. Побродить там, как слепой котёнок я всегда успею, шагнула за калитку, во дворик. И не ошиблась – стоило только войти в круг света двора-колодца, как я увидела дворника. Тот стоял, бородатый, здоровый, в тёплом картузе, и курил настолько ядрёную дрянь, что я, хоть и не закашлялась, но ком в горле встал.
Вот теперь проблема. Разговаривать с людьми здесь я не умею. Подошла ближе, не ступив до него пары шагов.
– Любезный, – обратилась к медведоподобному, раза в два здоровей меня мужику, потянула шнурок сумочки. Он не ответил, но пристально на меня уставился, насупился. – Молодой господин здесь живёт, с родителями. Отец его при чинах, три милейших собачки у них. Карточку я потеряла, а о визите сговорилась.
Слова, даже самые крепкие, нужно подкреплять. Здесь, так точно. В качестве серьёзности и намерений, и положения своего, я протянула дядьке купюру.
Та мигом испарилась в недрах грязного передника.
Собеседник откашлялся прямо на меня, обдавая парами вчерашнего пойла. Господи! Дай мне сил!
– Коли б вы, барышня, о визите с тем семейством сговорились, то адресок бы в книжку свою бы записали, – начал он медленно. А я подобралась, поняла, что пора уносить ноги, иначе, только хуже сделаю. – У каждой приличной девицы есть такая книжка. А вот так шляться, да гроши раздавать приличная девица не будет, ежели она не террористка какая, аль заговорщица.
В следующую секунду этот козёл прыгнул ко мне, сильно схватил за руку. Как только я не заорала, ума не приложу.
– Что вы… отпустите…
– Щас отпущу, – другой, свободной рукой он шарил у себя по груди, – щас городового кликну, и сразу отпущу…
Свисток! Он ищет свисток!
Ну зачем? Ну почему я сюда попёрлась! Господи, меня же сейчас в отделение заберут. Что я буду делать?
– Пожалуйста… – как всегда, в критических ситуациях, я растерялась. Безвыходность, безысходность парализовали и не дают даже думать.
Всё зря… что ни делаю, всё зря! Ничего не выходит!
– Что здесь происходит? – крепкий голос за моей спиной. Дворник оглядел говорившего, но руку не отпустил.
– Дак вот, вашблародие. Девчонка здесь, – он потряс моей рукой, демонстрируя эта самую девчонку, – разнюхивает шось, расспрашивает… про вас вот справляется. Только мы свою работу знаем… и что приличные барышни вот так разузнавать не станут!
– Оставь её, Павел, я сам.
Руку мою опустили. И только когда окатив меня презрением, дворник удалился в свою каморку, я обернулась.
– Ну что ж вы, барышня-революционерка? – молодой мужчина, в шляпе и пальто глядит насмешливо, откровенно улыбаясь. Из-за улыбки только одним краем рта бросается в лицо гладко выбритая кожа, чуть-чуть смугловатая, или загорелая.
– Никакая я не революционерка, – буркнула и стала оправлять одежду, почувствовав, что покраснела. Так неловко стало – жуть. Но против воли улыбка появилась сама, чувствуя его насмешливый взгляд.
– А кто же вы? – зачем-то он стал мне помогать с одеждой, хоть и очевидно, что помощь эта мне не нужна. Всё хорошо у меня и с платьем, и с шубкой. – Чем же вы так рассердили нашего Павла?
– Можно подумать, нужно много стараться, чтобы его рассердить!
Он прыснул.
– Немного, – он серьёзно покивал, уже не улыбаясь, но продолжая дёргать мой подол то спереди, то сбоку.
– Да прекратите же, наконец! – я даже притопнула. Что он делает?
– Вы так яростно оправляли себя, что я ищу ущерб, что нанёс вам наш человек.
– Да нету… Вы издеваетесь?
– Немножко, – мужчина развёл руками, – вы так живо реагируете, что невозможно устоять…
– А вы уж постарайтесь! Устоять! И вообще мне пора!
Я развернулась, унося отсюда ноги.
– Куда же вы? Прекрасная террористка!
Мне сделалось плохо. Я остановилась.
– Не шутите так, пожалуйста.
Он всплеснул руками, уже избавившимися от кожаных перчаток.
– Простите. Больше не буду. Только я недоумеваю, почему вы обиделись: ни один человек в здравом уме не заподозрит преступницу в таком чудесном создании.
Ну да, ну да. А ты прям много чудесатых видал.
Я сама не заметила, что спаситель увязался за мной. А до дома-то близко. А вот провожатых мне не нужно.
– Значит, вы не скажете, что делали в нашем дворе.
– Не скажу.
– Секрет?
– Секрет.
– Государственный? – я посмотрела в его лицо: так и есть, снова лыбится.
– Не смешно. Не ходите за мной пожалуйста!
– Не могу.
Я остановилась:
– Это почему?
– Что почему?
– Почему не можете?
– Вы привязали меня к себе крепкой нитью.
Господи! Что это за детсадовские подкаты!
– Послушайте. Произошло недоразумение, – я уже начала вскипать. Несмотря на то, что в благородными мне здесь и проще говорить, чем со слугами, этот навязчивый, постоянный флирт… Хочется завернуться в пуховик и шапку, пройти по шумной улице, где никому до меня нет никакого дела. Не быть объектом взглядов и…
– Как вас зовут? – он остановился, показывая: если отвечу, дальше не пойдёт.
– И вы оставите меня в покое?
– Слово чести. Иначе вы так и останетесь моей прекрасной революционеркой.
Я думала только миг.
– Нет. Вы оставите меня сейчас. И без шантажа – это низко. Я не хочу заводить знакомств.
– Что же вы такая несговорчивая.
Ненадолго улыбка исчезла с его лица. Он остался очень красивым, но уже не таким добрым.
Идея пришла внезапно. Просто в один миг, когда я поймала себя на том, что по привычке, под варежкой тру диск своего кольца, подаренного мужем. Меня словно перетряхнуло от мысли зачем я здесь: пойти прямо сейчас к мужу, сделать в один миг так, как было в том времени я не могу. И если всё останется, как есть, то какая на хрен разница: схватят меня, как преступницу, или случится революция и всё равно не будет ни его, ни меня?
– Подождите! Я передумала! – изумление… шок.
Дальше я действовала на рефлексах: открыть широко-широко глаза, не слишком широко рот, несколько раз моргнуть, не быстро но и немедленно. Глаза мои в этот момент кричали: я ооочень слабая и совершенно беззащитная.
– Что же с вами случилось?
За годы счастливого брака я поняла простую истину: я, безусловно, умею всё сама: и колесо поменять, и лампочку. Но если я буду не просто уметь, но и делать, то и мужа рано или поздно придётся менять. Нет ничего естественнее этой обоюдоприятной игры: ах, я такая красивая, но такая слабая, мне так нужна твоя помощь, как же сама потащу эти пакеты! Как итог: Васе не нужно было лезть из кожи вон, чтобы оставаться сильным мужчиной, рядом с такой слабой мной. И плевать, что за спиной у этой слабой детство в девяностых, российская глубинка, и отец-алкаш, которому я даром не упала. К жизни за каменной стеной привыкаешь быстро, и через несколько месяцев даже импульса не возникает выйти из машины, дверь которой никто не открыл.
– Мне очень нужно найти одного человека, это очень срочно, – на глаза навернулись слёзы. – Дома его нет, где искать его, я ума не приложу, – всхлип, я сняла рукавицу с левой, свободной от кольца руки, провела под глазами,– понимаете… это вопрос жизни и смерти!
Бравады на собеседнике словно не бывало:
– Это… мужчина?
Очень тонкий момент. Здесь лучше не врать, но и ложных надежд не давать. За то недолгое время, что я здесь пробыла, я поняла одно: аристократическая честь – понятие очень гибкое. Уж заблуждений о том, что раз мужчина дворянин, то он непременно будет целовать мне ручки и довольствоваться этим, я не строю.
– Мужчина, но это не то, о чём вы подумали. Мы в некотором роде… у нас общее дело. И сейчас мне нужно с ним связаться, но…
– Я понял. Пойдёмте.
Он решительно развернулся и пошёл назад, к своему дому.
Я не стала задавать вопросов, и лишь когда мы вошли в квартиру на верхнем этаже, замялась у порога.
– Иди, я сам, – справадил горничную. А мне сделалось не по себе.
