скачать книгу бесплатно
Лекарство от боли
Наталья Васильевна Потапова
Книга представляет собой сборник из четырнадцати рассказов. Главными героинями тринадцати из них выступают девочки, вынужденные решать не всегда «детские» проблемы. Своеобразной красной нитью можно считать поиск ими своего места во «взрослом мире».Так, например, в рассказе «Лыжная баллада» подросток Вика, мечтавшая о спорте, неожиданно столкнувшись с противодействием матери, задумывается о том, что на деле значит забота о другом, и чего она хочет добиться в жизни, вставая на лыжи.В рассказе «Папа, дай кису!» показывается выстраивание близких отношений между девочкой пяти лет и отцом. А вот в «Черной ленте» на парадоксальном примере повествуется о любви сына к старенькой матери.Сборник может быть интересен как взрослым, не всегда видящим в подрастающем поколении похожих на себя людей, так и подросткам, для которых важно не замыкаться в добровольном одиночестве. Это одиночество бывает вынужденным, как болезнь. Но от неё есть лекарство!
Наталья Потапова
Лекарство от боли
Книга представляет собой сборник из четырнадцати рассказов. Главными героинями тринадцати из них выступают девочки, вынужденные решать не всегда «детские» проблемы. Своеобразной красной нитью можно считать поиск ими своего места во «взрослом мире». Так, например, в рассказе «Лыжная баллада» подросток Вика, мечтавшая о спорте, неожиданно столкнувшись с противодействием матери, задумывается о том, что на деле значит забота о другом, и чего она хочет добиться в жизни, вставая на лыжи. В рассказе «Папа, дай кису!» показывается выстраивание близких отношений между девочкой пяти лет и отцом. А вот в «Черной ленте» на парадоксальном примере повествуется о любви сына к старенькой матери.
Сборник может быть интересен как взрослым, не всегда видящим в подрастающем поколении похожих на себя людей, так и подросткам, для которых важно не замыкаться в добровольном одиночестве. Это одиночество бывает вынужденным, как болезнь. Но от неё есть лекарство!
Самое больше счастье
Этот сборник рассказов при желании несложно было бы превратить в повесть. За небольшим исключением рассказы в этой книге объединяют боли, радости, сомнения и открытия юных героинь – девочек-подростков и молодых девушек, входящих или только что вошедших в мир взрослых. У них разные имена, но схожие судьбы, родственные проблемы. А взрослый мир, как правило, встречает их сурово, серьёзными испытаниями.
Наверное, это потому, что рассказы Натальи Потаповой преимущественно автобиографичны. Автор черпает сюжеты из своего детства, оживляет их собственными ассоциациями, вызывая и у читателя эхо ассоциаций в ответ.
Считаю, что эти рассказы будет полезно прочесть не только подросткам, но и их родителям. Может быть, тогда взрослым будет легче понять своих детей.
Лично мне образы девочек, с любовью и бережностью выписанные Натальей Потаповой, напоминают героев трогательных фильмов Динары Асановой. И те, и другие вырастают, преодолевая конфликты не столько с чужими, сколько с близкими людьми. Непонимание родного человека ранит гораздо сильнее. В основе большинства рассказов лежат именно такие, остро ранящие конфликты: с мамой, учителем, любимым мальчиком. А силой, снимающей пик напряжения. мудрым советчиком, разрешающим тупиковые проблемы, может стать случайно встреченный, совершенно чужой человек.
В рассказе «Лёд» старик-сосед теплом понимания растапливает заледеневшее вмиг от разрыва с любимым сердце девушки так, что она понимает: «у льда не осталось шансов поселиться в моём сердце».
В рассказе «Одинокий» встреченный в подъезде смешной выпивоха вызывает у героини неожиданные чувства сострадания, и через эти чувства она освобождается от собственной обиды «на весь мир».
Подобными спасителями для душ героинь Потаповой становятся то учитель, то мальчик-сосед, то врач…
Немаловажную роль автор отводит деталям – предметам или едва заметным жестам, благодаря которым читатель полнее представляет себе картину происходящего:
«…он обрадовался, как ребенок, загремел чашками, достал яблочный пирог. Я хлебнула горячего напитка и обожглась болью – сегодня, чтобы не плакать при расставании, прокусила губу…»
“На курносом лице мальчика появился рисунок из света и тени, словно сплетенный солнцем и клёном…”
«Всплыли в памяти грубые натруженные руки, слеза, стекающая по небритой щеке… и пуговица от пальто, держащаяся на последней нитке…»
Есть у героинь рассказов и антиподы. Это могут быть и взрослые люди, как, например, Вениамин из «Лыжной баллады», и ровесница Лина из рассказа «Всё не так, ребята». Они смотрят на мир через перевернутый бинокль эгоиста.
Сами же героини Натальи Потаповой – открытые, ищущие понимания и желающие приносить счастье другим солнечные души.
Одна из них (на мой взгляд, это и есть их главное объединяющее) в порыве чувств обращается к звёздам с молитвой:
«Пожалуйста, пусть все мои близкие встретятся и смогут узнать друг друга. Все-все: деды и бабушки, братья и сестры, дети, родители и друзья… живые и мертвые. Я хочу знать, как жил и чем дышал каждый человек, который сберёг и дотянул ниточку жизни до меня…»
Это, я полагаю, и кредо самого автора – Натальи Потаповой, на долю которой выпало немало испытаний – духовных и физических.
«Лекарством от боли» явилось для нее литературное творчество, с ним она преодолевает названные выше испытания столь достойно и успешно, что может быть для читателей, для коллег, для всех современников примером стойкости и солнечного жизнелюбия.
Хочется пожелать этой книге и ее автору успешного путешествия в читательский мир, обретения новых искренних друзей.
«И это для неё будет самым большим счастьем…»
Олег Ник Павлов,
член Союза писателей России
Лыжная баллада
Моя мама обычно возвращалась с работы сильно уставшей. Глядя на неё, наш сосед, лучший шахматист нашего двора и отец моего друга Вовки, говорил сочувственно: «Татьяна идет, язык на плече…».
Я помогала маме в домашних делах и два раза в неделю ходила править свою осанку в физкультурном диспансере. Лишь к седьмому классу наш врач по ЛФК отпустила меня, подмигнув: «Вика, дерзай. Только без прыжков!» И я послушалась.
Бог знает, как упорно я уговаривала маму разрешить заниматься спортом, пока не добилась своего. Спорт вообще, а значит, и мои занятия в секции беговых лыж она считала блажью.
– Девочке нужно научиться варить, шить и вязать. Поняла, Вика? – тихо, но твердо заявила мама за полмесяца до моих первых соревнований и добавила: – Завтра мы едем на рынок, увидишь, как мясо выбирать правильно. А потом мы лепим пельмени.
– А мне бы утром в лес на тренировку с ребятами. Остальное – потом, ладно?
– Нет, не ладно! Устанешь, замёрзнешь, не дай Бог… Вон каток в соседнем дворе. Дела закончим – и катайся… И не надо дуться на меня! Вырастешь – ещё спасибо скажешь. Кстати, в следующее воскресенье мы с тобой заняты, поедем к бабушке и пельменями её обрадуем.
Потом она погладила меня по голове и пожелала: «Спокойной ночи, моя ласточка». И я смирилась, что пропущу очередную тренировку.
…Мы лепили пельмени, за разговорами и шутками я расслабилась и взахлёб стала рассказывать маме о занятиях спортом, о выработке выносливости. Но как передать ей запах леса, лёгкость моих мышц, подмигивания и шутки во время чаепитий после тренировок? Как объяснить радость от ежедневных побед над своей слабостью?!
Вот и сейчас, когда я восторженно заговорила о тренере, мама сразу напряглась, отодвигая в сторону скалку, и пристально посмотрела на меня.
Я не осуждала её за эту ревность к моему наставнику и к «беготне по лесу», а старалась понять свою маму, ведь ей пришлось проститься с детством в июне 41-го… Но я-то расту в другую эпоху, можно мне самой выбрать занятия для души?!
Когда я почувствовала, что мама еле выдерживает разговор о тренировках, то попросила ее поставить музыку, послушать что-нибудь любимое. Это у нас всегда было общим – наша музыка, которая словно раздвигала стены нашей маленькой квартиры, наполняла её далекими, прекрасными образами.
Мама быстро выбрала виниловую пластинку и включила музыку. У меня в который раз сладко защемило сердце: будто в гости нагрянули цыгане с гитарами, стены исчезли, у горизонта медленно опускается солнце – огромное, оранжевое…
Мама подпевала, задорно поглядывая на меня: «…Если верный конь поранил ногу, не вини коня – вини дорогу!»
Ещё не стихли последние аккорды, как я заметила, что морщинка между бровями мамы разгладилась…
Пока не заиграла музыка, я хотела спросить маму, почему она не хочет купить эспандер, ведь я просила миллион раз? К примеру, готовальню для черчения она купила мне сразу, хотя другие ходят на уроки с одним циркулем! Или калькулятор. Мой в полтора раза дороже, чем у одноклассников, а мама радуется: «Вика, он даже в техническом вузе потянет!» Получается, она ничего для меня не жалеет. Но почему тогда не покупает эспандер?..
За полгода занятий я так прикипела к лыжам, что не могла поверить, что когда-то жила без них. Накануне соревнований чувствовала себя готовой к борьбе, знала – я смогу выполнить всё, чему училась, я смогу прийти в числе первых.
На разминке перед стартом удивилась разметке трассы. Словно огонь вспыхивал в снегу. Я пригляделась, не понимая. Нагнувшись, взяла в руки. Ого! Это ведь оранжевые закладки – рекламки фильма «Тени исчезают в полдень». Кто додумался втыкать их в снег? Мой любимый фильм, кстати. Может быть, это хороший знак?
День был морозный, я первый раз участвовала в таких больших соревнованиях, дышала неправильно, ртом, особенно подбегая к финишу. И в результате… и первой не пришла, и воспалением легких заболела.
Хоть я и слегла на целых десять дней, но они были удивительно счастливыми! Я смотрела по телевизору Олимпиаду, которая проходила в далеком Сараево, восторженно замирая от летящего бега и геройских финишей лучшей лыжницы Финляндии – Марьи Лийсы Хамеляйнен.
Марья! Я навсегда запомнила эту девушку… На старте гонки на пять километров я заметила её из-за высокого роста и трудной фамилии. Потом я увидела, как вежливо она обходила одну соперницу за другой, и поняла, что и в нашем «лошадином спорте», как говорит мой тренер, можно быть интеллигентной. Её движения на последнем ускорении оставались размашисты, создавали впечатление полёта. Неужели на последнем рывке у неё ещё так много сил?! Нет, после финиша она упала в снег; плечи ходили ходуном от судорожного дыхания. К ней подбежали помощники, подняли, накинули шубу. Она поднялась. Еле шла, но своим видом словно говорила: «Всё, что могу».
Я любовалась, как Марья с тремя золотыми медалями – за гонки на пять, десять и двадцать километров – стояла на пьедестале под своим национальным флагом – голубой крест на белом полотнище, цвет её далекой холодной страны. Незнакомые слова гимна… Такой чужой язык…
Но что это? За стеной Вовин папа громко включил магнитофон, и строчки проникли в мою душу:
Не только за свою страну
Солдаты гибли в ту войну,
А чтобы люди всей Земли
Спокойно ночью спать могли.
Я знала эту песню, но сейчас вдруг услышала слова совсем по-другому. Я подумала о нас, живущих в мирное время, и об олимпийцах, ежедневно тренирующихся до изнеможения, о том, что они – настоящие миротворцы, они – объединяют и примиряют людей на всей нашей беспокойной планете.
Я подумала о дедушке – гармонисте и плотнике, погибшем на фронте. Дедушка так смотрел на меня с фотографии на стене, как будто хотел сказать мне сегодня что-то очень важное. «Я стану тренером, – проговорила я вслух, как будто дедушка мог меня слышать, – я буду готовить будущих олимпийских чемпионов, и – подготовлю! Я тебе обещаю!»
Поскольку сидеть мне дома предстояло ещё примерно неделю, я решила начать с одной маленькой, но очень важной вещи – сделать новые «вешки» для трассы.
Я включала телевизор и болела за наших, одновременно покрывая красной акварелью картонки – устаревшие перфокарты для огромного компьютера. День напролет, сидя по-турецки на пушистом ковре, я водила по ним кистью, мечтая проводить тренировки и соревнования в нашем лесу. Я всё представляла так четко, как будто это уже со мной было.
…Доктор сказал: «Вика полностью поправилась». В школу я пошла, но, увы, на тренировку мама меня не пустила: «Доча, я уже извелась… твоя пневмония – это последняя капля моего терпения!» – в сердцах воскликнула она.
Конечно, тренировки я не бросила. Я стала ходить в секцию тайно, всегда успевая помогать маме в домашнем хозяйстве. Зато я научилась правильному дыханию, а, когда отрабатывали лыжную технику на малой петле, я увидела сосну, большую, росшую в окружении маленьких сосенок. Будто бы наседка с цыплятами или… как наша группа вокруг тренера, когда он велит остановиться и посчитать пульс на шейной артерии!
После занятия я подошла к этой сосне, прижалась к стволу, набираясь сил. Уловив запах смолы, я сняла перчатку, чтобы отковырнуть кусочек и пожевать вместо жвачки. Но сразу же устыдилась этого желания, погладила застывшие слёзы дерева, и тут разглядела зарубку от топора. «Бедняжка, кто тебя так? Только не засыхай, пожалуйста! – попросила я. – Ты такая прекрасная, такая сильная, у тебя столько деток…»
По пути домой я встретила соседа Вову из параллельного класса – вот кто никогда не простужался: в любую погоду ворот нараспашку, алый пионерский галстук по ветру. И доверила ему секрет о моих тренировках.
И все-таки я открылась маме, месяца через два, в мой день рождения. Мама молча и внимательно меня выслушала, казалось – она смирилась с моим выбором.
А потом, уже не таясь, я рассказала ей, что летом хочу поехать в спортивный лагерь, и после ещё и ещё раз повторила это. Мама только хмыкала в ответ, а я, решив, что она со мной согласна, очень радовалась.
Незадолго до моего отъезда в лагерь мама пошла в отпуск и неожиданно затеяла ремонт. Мы всегда всё дома делали сообща, вот и теперь бок о бок белили, красили. Дом наполнился резким запахом краски, под ногами шуршали газеты, найти ничего нельзя было – часть вещей убрали по коробкам, чтобы не испачкать. Каждое утро я вставала и надеялась – вот, к вечеру закончим! Докрасим, доклеим!.. Наступал вечер, я оглядывалась и понимала – нет, конца ещё нет…
И вот, наконец, подошло время моего отъезда.
– Нет, – твёрдо сказала мама, – что ж поделаешь!
– Ты меня не отпускаешь в лагерь? – не желая верить в то, что говорю, переспросила я.
– Нет, – повторила мама.
Перепачканная известью, я стояла в ванной, глядя на себя в наше маленькое старое зеркало, ревела, умываясь холодной водой, и снова принималась реветь, но мама не сдавалась:
– Знаешь что, доченька? – отрезала она, – сначала дело, а финтифлюшки потом!
– Финтифлюшки? Ты называешь мою мечту… – Я замолчала, глядя, как мама упрямо скребёт стену, выравнивая угол. – Хорошо.
– Умойся, – устало сказала мама. – И не реви. Принеси ведерко из прихожей.
Все уехали в лагерь без меня. Теперь меня не радовали любимые песни, не хотелось что-либо делать; спасали только книги, которые я читала подряд. Закрывала последнюю страницу – брала следующую, лишь бы время шло быстрее, и скорее проходила моя обида.
В конце той, тяжкой для меня, недели ребята из нашей пятиэтажки за домом, на полянке между деревьев, собрались испечь картошку. Я по-прежнему грустила, всё вокруг казалось мне хмурым и безрадостным. Больше всего мне хотелось сесть в угол и сидеть там, отвернувшись к стене, но я, видя, как они готовят костёр, вышла к друзьям, захватив перфокарты, словно обрывки моей несбывшейся мечты.
– Вот здорово! – обрадовался Вова моим вешкам для трассы, откладывая в сторону газету «Пионерская правда». – Хорошо, что принесла растопку, мне газеты нужны… Кстати, стихи мои в «Пионерке» напечатают, представляешь?
– Ты… молодец, это здорово! – я нашла в себе силы улыбнуться.
Вдруг вместе со мною улыбнулось небо. На курносом лице мальчика появился рисунок из света и тени, словно сплетенный солнцем и клёном.
Я присмотрелась к Вове. Как ловко он движется, управляясь с костром, и как играет рисунок на его лице: свет перетекает в тень и наоборот. Чёрная полоса… Белая… Финтифлюшки…
Потом я присела на ящик и стала смотреть в огонь. Языки пламени вспыхивали, как разметка на трассе. А Вова ходил рядом и говорил, говорил, пытаясь меня растормошить: «Ты спросишь, почему я уверен, что стихи появятся в газете? Прикинь, у меня редакция запросила фотографию!»
Последнее слово вдруг обожгло меня… и в памяти прокрутилось несколько мгновений из недавнего злосчастного ремонта.
…Мама готовила завтрак, а я в комнате освобождала сервант. Коробка от конфет внезапно выскользнула из рук, рассыпались бумаги. Я села на корточки, не глядя, сгребла какие-то письма и положила на место. Рядом валялся диплом педучилища и фотография. Я подняла её и встала у окна.
На снимке… да, это моя мама, но ещё худенькая, как тростинка, со стайкой ребятишек на лесной поляне, окруживших её, доверчиво глядящих, улыбающихся… На обороте чернильным карандашом: «Экскурсия по природоведению, 1953 год»…
Вообще-то в нашей семье фотографии размещены в альбомах, а самые важные – висят на стене. Почему же эта спрятана? Во время завтрака я спросила о фотографии. Мама, помолчав, ответила:
– В молодости я учила детей в далёкой деревне. Но проверяющий из района написал плохой отзыв о моей работе, и я уволилась. Может, теперь бы я разумнее поступила. А тогда я вспылила, как это так: инспектор за один и тот же урок устно хвалил, а написал всё иначе? Это лицемерие. У меня будто крылья отрубили… А какие у меня были славные ребятишки!.. Короче, Вика, иди на инженера. Это надёжнее.
Я молча смотрела на маму. А если бы я не нашла эту фотографию? Мама бы заговорила со мной об этом? Подумав, я достала из портфеля свой калькулятор и протянула маме со словами:
– Забери, пожалуйста! Только не указывай мне дорогу, ладно? У меня – своя дорога.
Мама лишь отмахнулась и убрала калькулятор в ящик стола.
…Я смотрела на костер, в который Вова только что подложил несколько сухих веток, и мысль проявилась словно из ниоткуда. Важная мысль, такая важная, что я чуть не вскрикнула сквозь слезы: «Мамочка! Пойми: я не хочу работать с железками! Это важно и нужно, но я – не хочу! Я люблю лыжи, я люблю бегать в лесу, я хочу учить младших тому, что умею сама!» Но ведь мама хотела меня уберечь от предательства, мама вовсе не от меня отмахнулась, не от моей мечты. Она отмахнулась, потому что я её не понимала. А она – меня.
Вовин голос вернул меня в лето.
– А вот и картошка готова! Берёшь, Вика?
Я встала с ящика, сказала: «Да, Вова» – и разжала кулак, протягивая ему руку. Вова, обжигаясь, осторожно положил мне в ладонь картофелину, горячую, черную от золы, ароматную. Перекидывая её с ладони на ладонь, чтобы не обжечься, я ощутила боль в горле и сразу вспомнила про ту сосну, и смолу из пореза на коре, и сосенки вокруг. Мне так захотелось показать её Вове, ничего не объясняя и не говоря. Просто прийти с ним туда и показать.
Я знала, что ничего никогда не расскажу Вове. И что я ещё очень долго одна, без чьей-либо помощи буду решать важную задачу: если раненые сосны становятся лекарями и лечат людей, то кем становятся люди, чьи души ранены в самом детстве теми, кто желал им только добра?
Папа, дай кису!
В траве у забора кузнечики исполняли хвалебную песню уходящему июлю. Солнце отражалось в большой бочке, где жили рачки-бокоплавы, похожие на чёрные жирные запятые. Огромные сосны, растущие вокруг огорода, возомнили себя защитниками ясной погоды. Своими кронами они крепко держали малую отару белых облаков, не давая им вырваться и превратиться в чёрные тучи, грозящие ливнем.
Родители шестилетней Наташи проводили выходной у овдовевшей больше года назад папиной матери – бабушки Дуни. Они занялись делом: мама собирала чёрную смородину, а папа возился у колодца с насосом, переставшим качать воду.
А Наташа-«ураганчик», не получившая занятия по силам, пронеслась по дорожкам всего участка. В самых опасных местах она закрывала ладошкой нос, приговаривая: «Я – любопытная, но не Варвара!» В бочке устроила нешуточный шторм, чтобы бокоплавы не скучали. Кузнечики замерли и, наверное, решили тихо поучить ноты, пока девочка бегала среди зарослей травы.
Наташа зашла в дом и попросила:
– Бабушка, дай что-то поделаю, а? Я уже большая! Баба Саня мне всегда работать даёт!
