Никто не знает Сашу

Саше вообще сложно среди людей, он не любит быть в центре внимания. Он не любит выходить на сцену и петь. Он любит петь, он иногда даже любит быть на сцене, и петь для людей, но выходить на сцену и петь Саша не любит. Кто-то скажет, какая тут разница? Это же какое-то противоречие! Но такие люди, как Саша прекрасно понимают, что Саша имеет в виду. Если такие люди, как Саша вообще имеются в наличии. Саша иногда думает, что он один такой замороченный идиот.

Саша не любит выходить на сцену, Саша не любит организацию гастролей, Саша не любит общаться со зрителями, даже читать от них сообщения. Хотя Саша хочет какого-то признания, но то, как Сашу признают, Саше не нравится. Саше хочется, чтобы его поняли, но его понимают всегда не так, как он этого хотел. Понимают какого-то другого Сашу. Не того, какого Саша готовил для понимания. Между ним и людьми всегда стеклянная стенка аквариума.

В день концерта, после бессонной ночи, у Саши обычно крутит живот, он ходит в туалет по-серьёзному по 5-6 раз, выдавливая из себя жалкие кляксы, его ладони потеют, его все задевают, так что ему хочется отрезать от себя 5 сантиметров. С ним все заговаривают и чего-то от него хотят – от рассказать всю свою жизнь до пожелать удачного выступления, а Саше не нужны удачные выступления и чужие жизни. Саше нужно просто выступление. Саша ненавидит сидеть в гримёрке до концерта и трястись, с потными ладонями и лишними 5 сантиметрами в теле, и колкими позывами и спазмами в животе, но сидеть без гримёрки, в зале у всех на виду Саша ненавидит ещё больше. Саша вообще ненавидит день концерта. Весь день Саша переживает из-за того, как пройдёт концерт, Саше важен звук, важен зал, ему нужно чтобы зрители реагировали определённым образом на его песни, ему нужна прекрасная акустика и чтобы он был в голосе, и в форме, и гитара звучала и звук летал, и это столько условий, что конечно, они никогда не сходятся в одной точке. А если хоть иногда, хоть изредка сходятся, Саша так переживает, так не верит в это, что концерт проносится как граффити на подъезде к Москве. И Саша не успевает насладиться происходящим.

Саша хотел бы просто оказываться на сцене. Раз – и он уже на середине первой песни. И нет этого дня, тяжкого и мучительного дня до концерта. Поэтому Саша, который так любит петь и даже так любит петь для людей, ненавидит день концерта, ненавидит гримёрки, сцену, зрителей, гитару, и собственные песни.

Саша любит день после концерта. Если это, конечно, не тур, когда в день после концерта – новый день концерта, и так 4 раза, и Саша почти не спит в дороге. Саша любит день после концерта, потому что можно выдохнуть, и валяться, и не переживать, и смотреть фотки с концерта и переживать всё заново, и даже немного волноваться, но в понарошку. Но Саша не может любить день после концерта полностью, без остатка, потому что его немного мучает разочарование – вчерашний концерт пролетел так быстро, как граффити за окном поезда, и он так волновался, и не успел толком насладиться.

Иногда, очень редко у него получается донести себя, точнее – свой голос, точнее – свою песню и то, что в ней заложено, точнее – что-то ещё, что он даже не закладывал, Саша не может объяснить, что он хотел донести, это не объяснить словами, для этого нужны песни, и Саша пишет их и поёт, чтобы это объяснить и донести, но у него получается далеко не всегда. Конечно, Саша теперь волнуется гораздо меньше. Он стал опытнее, и старше, ему уже 31, в нём просто нет столько адреналина, чтобы волноваться и бегать за каждым спазмом в туалет ради жалких клякс. Да и опыта концертов, самых разных в своей поганности и неидеальности у него столько, что он уже спокойнее выходит на сцену, чтобы не отдать себя зрителям, так что Саша практически не волнуется, хотя, конечно, волнуется почти так же, абсолютно так же, просто вида не подаёт.

Поэтому Саша никогда не был тщеславным. Саше часто вообще хочется убежать со сцены, а когда кто-то нахваливает его песни, Саше так неловко, будто он не достоин этих похвал, тем более, он всегда чувствует, что его хвалят не за то, за что надо и видят в нём кого-то другого, даже если хвалят его ровно за то, за что должны, и видят в нём совершенного того, кто он есть. И потому Саша никогда не чувствует себя равным самому себе – ни на сцене, ни после, в общении и в переписках с редкими поклонницами и ещё более редкими поклонниками. Саша чувствовал себя равным самому себе, своему голосу, музыке, на сцене от силы раза 3-4, ну может 6-7, например, вчера в Питере, хотя, на самом деле, вчера в Питере Саша точно не чувствовал себя равным самому себе, и потому ни о каком тщеславии не может быть и речи. Саша даже не пересматривал видео с концерта, которое ему прислали сегодня утром. На этом видео Саша поёт песню, которую посвятил своей бывшей жене, хотя она запретила ему посвящать ей песни. Саша посвятил и даже спел. Но пересматривать это видео он пока не хочет. Саша вообще ненавидит пересматривать видео с собой. Саша пересмотрел это видео уже 3 раза.

Саша сам не помнил, когда включился в эту гонку. Лайки, репосты, количество зрителей на концертах и подписчиков в социальных сетях. Саша помнит, что до переезда в Москву даже не особо считал, сколько и кто его слушает, Саша просто пел, просто пел, чтобы быть голосом и не быть больше никем, Саша вообще не очень хочет быть собой, он хочет быть своим голосом, но не таким, какой он у Саши, а каким-то другим, идеальным. Но Саша помнит, что раньше он не считал никаких лайков, он просто физически не мог этого делать – он очень боялся замерять свой голос. Его препод по вокалу, к которой Саша пришёл всего на одно занятие, сказала, что Саша поёт на связках, Саша поёт неправильно. И если она его переучит, научит петь правильно, из Сашиного голоса уйдёт всё очарование и, может, он вообще разучится петь. Поэтому Саше не надо ходить к преподу по вокалу на занятии, сказала ему препод по вокалу на первом и единственном занятие по вокалу, которое и занятием даже не было, а было просто встречей, знакомством. И Саша поверил, и не ходил к другим преподам по вокалу, хотя другие преподы по вокалу могли сказать Саше что-то другое. Но Саша поверил, что его голос неправильный, и поёт он неправильно, и дышит неправильно, и отец говорил, что Саша нарушает традицию, и Саше было так уютно в этой неправильности, за стенкой аквариума, что он никуда больше не пошёл, ни к какому преподу, а просто пел, как поётся. И поэтому он уж точно не мог раньше мерить свой голос чем-бы то ни было, лайками или подписчиками или зрителями, Саша очень боялся, что его голос неправильный и гордился этой неправильностью, и потому никак в юности не мог вступить ни в какую гонку. Хотя может, он сейчас так вспоминает свою юность и себя в ней – светлее, чем он был. И ему просто приятно думать, что раньше-то он тщеславным не был, и приятно лежать и смотреть на надпись «ДМБ 2010» – год, когда он только начинал ездить в туры и вступил в эту гонку, в которую он не вступал, гонку из-за которой растерял всё удовольствие от своих концертов.

Поэтому Саша поднимается, собирает свои вещички и ждёт, когда поезд причалит к Москве, где у него состоится несколько судьбоносных диалогов, и вся его жизнь пойдёт по-другому – он ещё не знает – как, но предчувствует что-то важное в наползающей Москве и грядущем Ленинградском вокзале.

Саша смотрел в окно. А поезд медленно обгоняла электричка с людьми в окнах – каждый в своём кадре. Люди, ехали на работу и поднимали взгляд от айфона и рассматривали в упор людей в поезде – в белых полотенцах через плечо, в очереди в туалет. Две жизни обнажились, как параллельные аквариумы. Электричка ехала чуть быстрее. И пассажиры её смотрели на обитателей поезда со столичной иронией. Словно они уплывали в светлое будущее и оставляли обшарпанное плацкартное вчера позади. А потом электричка замедлилась перед станцией, и поезд быстро пролистнул её в обратном порядке – окна, лица, голова вагона – «Москва – Крюково».

И Саша подхватил гитару и рюкзак с верхней полки, бросив короткий взгляд на надпись «ДМБ 2010». Со времени своих гастролей эту надпись – именно эту, он знал точно – Саша видел уже второй или третий раз.

8. Саша и Алина. Последний разговор.

– Привет! Ты чего как рано? Я только в душ сходил, не хотел тебя будить!

– Да, ничего, приехал бы! Ты как?

– Да нормально. Проходи. Чай, кофе?

– Чай… Ты позавчера загулял что ли?

– Да… Да.

– Ты не написал, не позвонил, я беспокоилась.

– Да. Прости.

– И ты курил что ли?

– С сахаром?

– Саш? Ты курил?

– Да, курил. Прости, я просто…

– Саш, тебе нельзя курить вообще. Мы же договаривались.

– Алин.

– Трава тебя убьёт! Подсядешь опять…

– Алин…

– Ты помнишь, что у тебя уже послезавтра концерт в Москве! Последний концерт в туре, самый важный. Ты должен быть в форме, в голосе, малыш!…

– Алин?

– И что там с этим бла-блакарщиком? Ты подрался?..

– Алин.

– Тебе надо беречь руки!

– Алин!

– Что?

– Нам надо поговорить.

Она медленно села. Чашка с Вологдой в руках. Подарок от слушательницы. Первый выездной концерт. Она организовала. Крыши и кресты затоплены. Смотрит в окно.

– Ну давай. Только давай… сразу, ладно.

Саша смотрел на Алину. Она была очень красивая в утреннем свете, на их кухне, и все эти записочки, и их секреты, и вино по вечерам, и Саша ни капельки её не любил.

– Короче. Возможно, у меня (…).

Она подняла к нему широченные глаза. Изумление, почти радостное.

– Что?!

– Это Малая. Рита эта. Она же хотела со мной связаться, я думал, что вернуться хочет и всё-такое. Короче. У неё (…). Она не знает, от кого точно, но может быть, что я был после. У неё вообще… много было.

– Саша…

– И я не успел ещё провериться, прости, я узнал только после прилёта из Перми, прочитал, испугался… Обкурился сразу, я ещё не спал опять. Проспал. Побежал сдавать анализы, а у меня телефон сел, короче, не нашёл без карты… В аптеку не успел – надо было на бла-бла-кар.

– Так.

– В Питере – просто. Ну… переклинило меня, короче. Я испугался. Напился и… курил, да… Но я сегодня сдам! Там как раз полгода назад было всё. И сейчас точно будет. Тебе пока бесполезно – может быть ложноотрицательный… Но тоже можно. Прости. Я не знал. Клянусь.

Алина рассматривала крыши и кресты Вологды.

– Ох.

– Прости.

– Да ты не виноват. Я с тобой. Щас, погодь.

– Ага.

– Погодь немного.

– Ага.

– Подышу, Саш.

– Ага.

Она дышит.

– А сколько раз у вас было без?..

– Ну… раза два-три. И ещё, Алин…

– Подожди! А ты понимаешь, что она могла наврать? Чтобы тебя… ну удержать как-то. Ты с ней связывался?

– Нет… Я думал про это, что она могла соврать, но она написала так, ну натурально, понимаешь. Да и что ей это даст? Написала бы, что беременна уж тогда. Я думаю, всё реально и опасность есть… блин, мне так стыдно, Алин, прости, я не знал, я…

– Саш, у меня задержка.

Саша поднял взгляд от спасительной точки на полу.

– Сколько?

– Немного ещё, несколько дней.

– Ох, блядь…

Саша медленно осел на кухне, спиной к раковине, так что слабая вонь из мусорного ведра стала чуточку слышнее.

– Саш. Ты проверься. Сегодня сдай всё. Я… Я не боюсь! Во-первых, не факт. Во-вторых, это не приговор. И даже, если я тоже – ничего страшного. Есть терапия, там же прожить можно сколько угодно. И от старости скорей умрёшь. А сколько ты травы куришь с сигами – от рака лёгких. И, Саш, ребёнка можно родить здорового. Если терапия. Мне ещё рано проверяться, да, но я проверюсь сегодня в любом случае. Если уже – будем знать. И ты проверься. Мы это переживём. Я тебя не брошу. Даже если… Я тебя люблю, Саша. Я хочу быть с тобой, хочу ребёнка с тобой, мы со всем справимся. Это не хорошая весть, но это не страшная весть какая-то.

Она уже держала его за руку, сидела перед ним на корточках. Так что и ей была слышна эта сладковатая вонь из ведра. Ну раз и ей, подумал я, раз ей важен не (…), а Саша, то можно сказать:

– Алин, я не хочу быть с тобой.

Он посмотрел ей прямо в лицо. Расширенные зрачки, приоткрытые половинки губ, такая красивая.

– Я не люблю тебя. Я хочу быть с Ксюшей и до сих пор люблю её. Эта всё меня отрезвило. И всё что было у нас, это просто было самообман какой-то. Нет, мне было очень хорошо с тобой. Ты мне очень помогла. Ты мне многое дала, правда.

Она смотрела на него

– Правда, ты хорошая, очень хорошая.

Она смотрела на него

– И ты обязательно себе найдёшь кого-то… лучше, чем я

Она смотрела на него

– Не зацикливайся ты так на мне!.. И люди находят себе партнёров даже с этим…

Шмяк! Она залепила ему звончайшую пощёчину, так что он затылком стукнулся о дверцу под раковиной.

– С-с-сука! – сказала она.

Вскочила, глаза-молнии:

– Ты охуел, Саша?

– Алин, прости…

Она металась по кухне. Мне хотелось убить себя.

– Ты заразил меня! заделал мне ребёнка! и теперь хочешь так слиться?!

– Алин, прости, дело вообще не в этом. Это бы и так кончилось всё.

Она остановилось, уставилась в него, скулы, волосы, какая красивая:

– Ты напиздил, да? Ты не болен?

Я выдохнул, снова сел.

– Алин, я не вру, Рита мне написала. Я. Не. Зна. Ю! Я сегодня – сейчас! – пойду делать тест. Но я не хочу быть с тобой. Безотносительно.

– Ясно. Ясно.

Она села на стул. Выдохнула. И я выдохнул. Успокоилась вроде.

– А что нам делать с?…– она провела ладонью по нижней части живота, но я, идиот, сделал вид, что не понял:

– С чем?

– С ребёнком, блядь!

– Ну не факт же ещё, что он есть.

Она бросила в меня взгляд:

– А если факт?

– Ну… есть же всякие процедуры. – я хотел умереть.

– В смысле?

– Ну, ты понимаешь…

– В смысле?! Мне скоро тридцать, блядь.

– Алин, давай не бу…

– Какие, блядь, процедуры, ты имеешь виду?

– Алин, ну что ты…

Она говорила, нависая надо мной, сжимая затопленную Вологду в руке, я смотрел в сторону.

– Я хочу, чтобы ты сказал, блядь. Я хочу, чтобы ты посмотрел мне в глаза, сука, и сказал: «Я хочу, чтобы ты сделала аборт, Алина»

Я посмотрел ей в глаза, и сказал (сука!)

– Я хочу, чтобы ты сделала аборт, Алина.

Она метнула в меня кружку, я еле увернулся. Осколки разлетелись по кухне, а кофе попало в ухо, как вода, когда ныряешь в Волгу.

9. Тоня, подруга Ксюши, пост в Инсте

Про токсичные отношения

Котаны, давно хочу поговорить про сложную тему. Манипуляции в отношениях. Конечно, все мы неосознанно совершаем это. Быть полностью осознанными в отношениях могут только настоящие гуру. Но существуют отношения, которые целиком выстроены на манипуляциях

У меня есть подруга. Назовём её X. Успешная режиссёрка и просто огненная женщина. И долгое время она была в абьюзивных отношениях с М.

М. не был из тех, кто избивает свою жену. М. не требовал денег. М. даже особо не пил. М. осуществлял эмоциональный абьюз. А эмоциональное насилие в каком-то смысле ещё опаснее. Его невозможно доказать.

М. был манипулятором в отношениях с женщинами. Скромный, молчаливый и милый, М. влюблял в себя. Он старался понравиться девушке, и таким образом получить над ней власть. Я даже помню, как М. флиртовал с девушками, будучи в отношения с X., строил глазки, говорил комплименты и всячески старался показаться хорошим. Многие девушки, недолюбленные в родных семьях, выросшие без отцов, или в семьях отцов-алкоголиков, несущие на себе неосознанную постсоветскую травму, покупались на это. А М. этим пользовался.

Кто-нибудь скажет – такие мужчины, как М. не осознают, что делают. Камон. Получают выгоду от отношений, манипулируют и не осознают? Ага. Но даже если они делают это неосознанно, это не освобождает их от ответственности. Если я чувствую, что моё поведение в отношениях деструктивно – я иду к психотерапевту. Проблемки – иди к психотерапевту.

У М. была менеджерка. Которая пыталась организовать его концерты. Денег с этих концертов не было. И тогда М. стал манипулировать своей менеджеркой – он флиртовал с ней и в итоге влюбил её в себя. У них не было секса, но если М. было что-то надо от менеджерки, он усиливал флирт. И вовремя искусно отвергал её. М. как бы подсаживал её на себя. Как на наркотик. Cама X. рассказывала мне, что как-то М. ей признался, что его менеджерка в него влюблена. И он этим пользовался. То есть, М. всё прекрасно осознавал. (Продолжение в карусели)

А ещё М. был абьюзером. Он трепал X. все нервы, он обесценивал её переживания, он, запрещал встречаться с друзьями. Узнаёте его? Ага! Типичный токсичный мужик. Не надо так.

Почему Х. его не бросала? У X. было такое гилтиплэже.

Как известно, все наши проблемы идут из семьи. Об этом вам расскажет каждый второй коуч, старина Фрейд и строй психотерапевтов в придачу. И ситуация Х. – классический пример. И это совсем не её вина.

Дело в том, что X. в семье не было отца. Точнее, он был, когда X. была совсем малышкой. А потом ушёл. Строгая мама-корректор, неудачник папа-писатель с сопутствующим алкоголизмом (маст-хав русских мужчин, настройка по дефолту). Конечно, X. влюблялась в таких же мужчин, чтобы получить от них то, что получила в детстве. Нет, не любовь. А отвержение. Мы сами часто не знаем, что хотим проживать сценарии тех травм, что получили в детстве. Моя подруга сама искала этой боли. Чтобы переживать травматичный опыт снова и снова. Повторюсь – вины Х. тут не было! Она считала, что это и есть «любовь». А М. чувствовал это и пользовался X.

Но этому веселью должен был прийти конец.

X. как-то призналась мне, что её цепляла в М. искренность. А потом она повзрослела. И поняла, что это – не «искренность». Это абьюз. Эмоциональные качели, на которые вас подсаживает мужчина. Влюбляет – отвергает. Влюбляет – отвергает. И время с этих качелей спрыгнуть. Пускай на них качаются поклонницы М. (тем более их не очень много;). А хорошие девочки пусть идут за счастьем. Запомните – никто не смеет указывать вам, как жить! Запомните раз и навсегда.

X. сейчас счастлива в новых отношениях. А я – счастлива за неё.

А вас кто-нибудь подсаживал на такие эмоциональные качели? Пишите в комментарии свои истории, обсудим.

10. Алина и Саша. Последний разговор

– Я столько времени и сил положила на тебя, Саш. На нас. Ты меня просто использовал, Саш. Ты всегда меня просто использовал! Я для тебя всегда была просто запасным вариантом. Я для тебя в лепешку расшибалась, чтобы всё сделать нормально. А тебе насрать. Тебе всегда было на меня насрать. Господи, какой же ты урод. Ты меня ни во что не ставишь. Ты вообще никого не во что не ставишь, Саш. Ты всех используешь! Ты жену свою использовал, эту дуру Риту использовал, группу использовал, теперь меня использовал. Мы тут все бегаем вокруг Саши Даля – Сашеньке то, Сашеньке сё. А Сашеньке насрать. Ты думаешь, если ты ходишь, и молчишь, и держишь всё в себе, это типа, ок? Это ты типа такой герой? Нет, Саша! – поправила прядь, на пол-октавы ниже:

– Я тебя из дерьма вытягивала. Я тебя поддерживала, когда с женой разводился. Ты со мной спал только, чтобы я бесплатно работала, да? – уходя в сторону, петляя по комнате, доходя до почти спокойного речитатива:

– Ох, я дура! Зачем я вообще… Мне все подруги говорили: что ты с ним, детский сад же… – чеканя по строчке, пытаясь поверить в собственное спокойствие, стаккато:

– Ты меня с туром кинул – я простила. Приютила тебя после Индии. Поддержала тебя, новый тур сделала, интервью организовала – ты всё запорол! – смеясь, переигрывая, как в русских драмах нулевых:

– Ты хронический неудачник, ты хоть понимаешь, Саш? Да такой, как я менеджер с любым другим артистом уже бы «Тонны» собирал! А ты всё запарываешь.

– Ты так себе менеджер, Алин.

– Что?

– Ты так себе менеджер.

– Что?!

– … тебе вспомнить конц на 9 человек в Саратове? Или отменённый конц в Чернозёмске? Или что меня не могли нигде встретить нормально и дать выспаться? или все эти залы на 30 человек?

– Не я этом виновата, что они нарушили…

– или Поволжск? М?! Поволжск, где, блядь, в родном городе пришло меньше, чем обычно?!

– Блядь, да я всем слала в личку, всех приглашала!

– Даже двести не собрали! Я раньше там…

– Даже твоей бывшей жене писала.

– …собирал!…Что?!

– Да, Саша. Да! Ты думал, она сама что ли репост твоего концерта сделала? После того, как ты её кинул? Это я её выпрашивала помочь.

– Я тебя этого не просил, блядь!

– А знаешь, почему тебя так быстро из ментовки отпустили, м? Знаешь? Потому что твой отец деньги внёс.

– Блядь.

– А знаешь, кто его уговорил помочь? Я.

– Я тебя просил? Зачем ты написала ему?

– Ты нихрена без других не можешь, Саша. Даже жену бросить нормально не смог, подцепил от этой дуры…

– Убирайся, я не хочу тебя видеть.

– Я тебя ненавижу.

– Убирайся!

– И кстати, билетов на концерт далеко не половина продано, Я завысила, чтобы ты в истерику не впадал. Играй сам, как хочешь!

Хлопок двери. Торопливая спираль каблуков, даже лифт не вызвала. Дойти до постели, рухнуть и лежать так вечность лицом в ладо…

Звонок в дверь. Соседи пришли на шум? полиция? что?

Зарёванная на лестничной площадке, смотрит в шею, извинится, что ли хо…

– Верни мне мои открытки.

– Что? – поджатые губы, взгляд в сторону, тушь:

– Верни. Мне. Мои. Открытки. Которые я тебе дарила. Все.

– Алин, это же…

– Сейчас же!

– Ок-ок… зайди, пожалуйста, хоть. – две минуты копания в ящиках, трогательная стопка самодельных открыток, протянуть не глядя.

– Там ещё были! С зайцем.

– Ладно. – лихорадочный поиск, где же эти с зайцем, в дальнем что ли…

– Да под книгой! На подоконнике.

– А. Держи.

Разворот, решительный шаг к двери, дёргает за ручку… Защёлка.

– Открой мне дверь! – опять тот же конфуз, как с Максом, вплотную к ней, чуя её почти родной запах:

– Щас… Да не дёргай, я сам… вот, вверх… и потом. А! На ключ. – Поиск по пальто, взаимное сопение.

– Во внутреннем смотрел? Да вот же, звенит. – вставили вдвоём, холод её руки. Выскользнула. Не обернулась.

– Алин?..

Стук каблуков, вниз, штопор, писк двери подъезда, бесшумный хлопок, спустя секунду – сквозняк по лицу, тишина.

11. Саша Даль. Во все тяжкие

Саша ждал, когда телефон зарядится, чтобы точно дойти до ближайшей платной клиники. Денег у него было немного, но на анализы должно было хватить.

Алина прислала ему пароль и логин от таймпада. Зал был заполнен на 40%. Концерт должен был быть завтра. Москва. Последний концерт тура. Зал, к которому Саша шёл последний месяц.

Саше было плевать. Он писал текст для поста. Извините, концерт отменён по техническим причинам. Или по тяжёлой болезни? Сегодня Саша опубликует пост. Надо ещё написать организатору на площадке.

Саша знал, что делать. Сейчас он дозарядит телефон. Потом сдаст анализ. Вечером отменит концерт. Результаты будут завтра. Завтра – независимо от результатов – он позвонит Ксюше. Расскажет всё. Попросит прощения. И скажет, что просто хочет снова быть вместе. Если это возможно. Саша повторял эту реплику уже полчаса. Два варианта. В зависимости от результатов анализа. Оба варианта кончались одинаково. Если это возможно, Ксюша. Таков был его план.

На случай, если это невозможно, у Саши плана не было.

Саша подумал и отправил ей заявку в ВК. Телефон заряжен на 75 процентов. Ещё немного и пойду, думал Саша. На обратном пути можно купить экспресс-тест. Не хочу, подумал Саша. Пусть будет точный результат, соврал себе Саша.

Пока телефон заряжался, Саша пересматривал видео с концерта. С новой песней. Никто не успел снять ни сториз, ни отрывка песни – только как нарочно одно это полное видео. Прислали ему в личку. Саша может выложить его сам.

Мотив как Wonderwall. И эти строчки в конце каждого куплета. Ты была рок-звездой, не имевшей аналогов. Мы помиримся не раньше, чем братья Галахер. Пожалуй, это лучшая его песня. В старом стиле, но крепкая, без лишних строк или аккордов. Зал был в восторге. Саша смотрел видео и понимал, что эта лучшая его песня. Лучшая. Навряд ли он напишет что-то лучше этой песни. Саша никогда не выложит эту песню.

Саше приходили какие-то личные сообщения, но он не читал их. По поводу недавних концертов, что-то от организаторов, но Саше не читал. Если он видел, что циферка входящих менялась, он открывал, смотрел от кого, но не читал. И он не прочитал бы и это сообщение, но в самом начале увидел жгучее слово.

«Привет, прочитал про тебя на «Гидре»…»

Саша открыл заметку.

«Где же ты моё, ****-ще лесное?!» АнтиЛэйбл записал дисс на Гиперболойда в стиле советских бардов.