скачать книгу бесплатно
На верхней полке буфета краснело пластмассовыми боками старое проводное радио-репродуктор. Леонид машинально покрутил ручку звука – больше там крутить было нечего. В репродукторе вдруг заиграла музыка, и приглушенный мужской голос сказал:
– Здравствуйте, товарищи! Начинаем концерт по заявкам. К нам пришло письмо от работницы фабрики «Большевичка» Ирины Андреевны Ивановой с просьбой передать для ее подруги, знатной станочницы Антонины Тимофеевны Лесниковой, хорошую песню! Что ж, уважаемая Антонина Тимофеевна, принимайте музыкальный подарок. Для вас поет Геннадий Белов!
– Травы, травы, травы не успели, от росы серебряной согреться… – затянул хорошо поставленный баритон.
– Любый… – на кухню вдруг заглянула Маша, окидывая обстановку удивленным взором. – А с кем это ты тут разговариваешь?
– Так… сам с собой…
– А поет кто?
– Это по радио…
– По ра-дио….
– Ого! Да ты у меня самая модная, Машенька!
Честно сказать, Арцыбашев не поверил своим глазам. Вместо средневековой боярышни перед ним стояла вполне современная молодая девчонка – студентка или еще кто: в синих брюках-клеш и просторной, с подкатанными рукавами, рубашке в крупную черно-желтую клетку. Темно-русые волнистые волосы водопадом рассыпались по плечам.
– Вот это да! А тебе идет, очень!
Уже успевший облачиться в темно-коричневый – чуть мешковатый – костюм, Леонид подхватил супружницу на руки, закружил. Маша весело засмеялась:
– Я в тех книжицах видела. Женщины и девы вот так вот одеты. И на улице – тоже.
– Ты ж моя красавица!
Они тут же, на кухне, и пообедали, усевшись за покрытый газетою стол. Поели с большим аппетитом, умяв две банки тушенки и по паре маринованных огурцов.
– Ум-м, вкусно! – вытирая губы висевшим на гвозде полотенцем, покивала княжна. – А с хозяевами мы расплатимся. Я им вот это колечко оставлю.
Девушка обвела интерьер глазами и неожиданно вздохнула:
– Видать, небогатые люди в избенке сей тесной живут. Ничо! На кольцо корову себе купят. Или бычка. Лишь бы боярин местный не обидел. Ну, да с боярином мы разберемся, ага?
– Угу, – машинально кивнув, Леонид подошел к репродуктору и прибавил звук. Концерт уже кончился, передавали новости. Диктор с волнением рассказывал о перевороте в Чили. О диктаторе Аугусто Пиночете, о свержении и смерти президента Альенде… Рассказывал так, словно бы все это произошло буквально на днях, только что, а не в далеком семьдесят третьем году.
В семьдесят третьем…
– Сегодня, пятнадцатого сентября тысяча девятьсот семьдесят третьего года… – неожиданно услышал Арцыбашев. – Передаем сигналы точного времени. В Москве пятнадцать часов… в Ашхабаде – семнадцать… в Караганде – восемнадцать… В Петропавловске-Камчатском – полночь.
Тысяча девятьсот семьдесят третий!
Страшная догадка вдруг окутала сознание Леонида. Ну конечно – семьдесят третий! Отсюда, вернее оттуда все это ретро, антиквариат – автомобили, магазин «Райпо», вот эта дача. Та-ак…
Разузнать бы теперь поточнее. Хотя уж куда точней – радио. Но это может быть и прикол. Поговорить бы с кем, спросить бы… Черт, еще и милиции опасаться надо! Теперь уж точно – надо… коли время – не свое. Эх, жаль, в доме телевизора нет. А на улицу выходить опасно – милиция! Лучше уж здесь переждать, коли все так случилось.
– Любый, что с тобой? И объясни мне, наконец, кто здесь говорил-то?
– Конечно, объясню, милая. Только кто-то обещал ничему не удивляться.
Услышав рядом, на улице, чьи-то громкие голоса, Арцыбашев подскочил к окну, осторожно отдернул занавеску и увидел идущих за забором детей, двух мальчишек и девочку. Мальчишки – в смешных серых пиджачках, девочка – в коричневом, с черным передником, платьице. У всех троих в руках портфели, а на груди – алые пионерские галстуки! И разговоры – вполне соответствующие. Чуть приоткрыв форточку, молодой человек прислушался.
– А я ему – раз! А он мне… А я – как Герд Мюллер! Прямо в ворота.
– Врешь ты все, Вовка. Лишь бы на политинформацию не ходить. Это в такое-то время! Когда в Чили – фашисты!
– Зато я металлолома больше всех сдам! И макулатуры. Честное пионерское, вот увидите!
Дети скрылись из виду, голоса их затихли, и Леонид в задумчивости уселся на табуретку. Покусал губу, покрутил в руках вилку и тут же встал, взял супругу за руку. Первым порывом его было – уйти. Немедленно уйти, затеряться… Но вот куда уйти и зачем? Здесь, хотя бы на время, было вполне безопасно. Просто отдохнуть до утра, подумать.
– Пойдем-ка, приляжем, милая… – ласково поцеловав жену, улыбнулся Магнус. – Вижу ведь – устала.
– Да уж, немножко подремала бы, – Маша совсем по-домашнему потянулась. – А то вся эта беготня, суета… Хорошо хоть – с тобой, любый.
Маша улеглась на кушетке, вытянув босые ноги. Леонид, не раздеваясь, прилег рядом, накрыл жену покрывалом, погладил по волосам и, чмокнув в нос, ласково шепнул:
– Спи.
Синие очи княжны смежились, дыхание быстро стало ровным, едва заметным. И в самом деле – умаялась. С нежностью посмотрев на супругу, Арцыбашев задумчиво почесал затылок, прикидывая, что теперь делать. С одной стороны, тысяча девятьсот семьдесят третий год – это, конечно, хорошо. Не средневековье какое-нибудь, вполне современная цивилизация. Автомобили, кино, телевизоры. Персональных компьютеров, правда, нет, как и Интернета. Ну, да ничего, и без этой байды-лабуды прожить можно. Тем более, с такой-то красавицею супругой. Главное – легализоваться. Затеряться в каком-нибудь большом городе, в Москве или в Санкт-Петер… тьфу – в Ленинграде, конечно же, Санкт-Петербург в семьдесят третьем году еще Ленинградом именовался. Затеряться, документы выправить – да жить-поживать, добра наживать. Худо ли? Тем более – с Машей!
Вроде бы и неплохо, несмотря на все возможные в СССР препоны. В принципе – преодолимые, с таким-то богатством: перстнями, кольцами, шпагой. Шпагу, кстати, надо будет от «Явы» прибрать, принести… Перстни на рынке продать, да сваливать уже отсюда. С большими деньгами везде хорошо, даже в СССР эпохи Леонида Ильича Брежнева.
Так-то оно так, и Арцыбашев рассуждал сейчас вполне правильно, то есть ему казалось, что правильно. Но тем не менее все равно как-то не так. Какой-то неприятной казалась Магнусу-Леониду вся эта правильность, какой-то… немножко гнусной, что ли. И гнусности той имелись две причины. Первая – Маша. Привыкнет ли? Сможет ли? Это здесь, в деревне, вроде бы ничего – а в городе? Да и здоровье – у советских-то людей прививки от всяких болезней еще в детстве сделаны, а у Маши – нет. Да еще экология… Впрочем, княжна Старицкая – девушка на удивленье неизбалованная, скорее наоборот. Иметь такого недруга, как сам Иван Грозный! По сравнению с этим тираном, конечно, вся советская милиция отдыхает вместе с КГБ! Просто осторожнее надо быть, внимательнее. Да и насчет здоровья – Маша все ж молодая еще. Организм крепкий, с любой болезнью справится. Так что по поводу юной супруги впадать в панику незачем.
Однако имелся еще второй вопрос – Ливония. Леонид-Магнус был все же ливонский король, на которого надеялись, которому верили, видя в нем защиту от поляков, шведов… и от Ивана Грозного. Зря, что ли, он, Магнус Первый, собирал королевство, людей, вел всякие дела с царем Иваном? И что теперь? Куда всех и куда все? Прахом пойдет? Жаль. Нехорошо это как-то. Нечестно. Вроде как бы пообещал людям, а потом кинул.
Рассуждая с самим собой, Арцыбашев вдруг пришел к не столь уж и неожиданному выводу, что в жизни очень важна цель. И цель не обывательская – побольше денег да барахла, чтоб соседи завидовали – а совершенно иная. Просто «жить, как все» Магнуса теперь не устраивало. Там, в Ливонии – ему верили, ждали. Там он – король! Там же, в шестнадцатом веке, родилась Маша. Что она будет делать здесь, веке в двадцатом? «Просто жить»? Получится ли у нее, выйдет ли? Она ж все-таки княжна, принцесса… королева уже! Облеченное немаленькой властью лицо. Да, да, именно так – властью! И эту власть надо вновь обрести и использовать во благо. Не в собственное, маленькое обывательски-личное и никчемное, по большому-то счету, благо, а во благо народное! Ибо монарх – не какой-нибудь там денежный мешок, а помазанник Божий! Тот, кто обязан…
Сии неожиданно пришедшие в голову мысли Леонид поначалу пытался прогнать. Да вот только они не прогонялись никак, а все лезли и лезли в голову, отвлекая, казалось бы, от главного – как вот здесь, в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, акклиматизироваться, приспособиться, выжить…
– Что, уже выспалась, милая? – заметив на себе внимательный синий взгляд, с улыбкой поинтересовался Магнус.
– Выспалась, – княжна сбросила покрывало и, потянувшись, крепко прижалась к мужу. – Вижу, ты все в думах. О чем печалишься?
Молодой человек вздрогнул:
– С чего ты взяла, что печалюсь?
– Вижу, – Маша смотрела на супруга внимательно и дерзко, словно бы видела его насквозь. – Мыслишь, как дальше жить будем?
– Мыслю, – кивнул король.
Княжна неожиданно хмыкнула:
– А зачем? Мы ж с тобой, чай, не шильники и не бояре даже – князья! Ты – король, я – королева!
Ах, как она это сказала, как произнесла! Какой гордой синевою сверкнули глаза, какой царственной тут же стала осанка. Да уж, сразу видать – королева! Несмотря на старую рубаху и брюки-клеш.
– Мы жить должны во благо королевства нашего, – между тем продолжала княжна. – И думать по-другому не можем. Да и незачем. Ибо все и так ясно. Людишки подлые – купчишки да всякая чернь – живут для брюха своего, для мамоны. Святые отцы – для Господа. Бояре и люди воинские – для защиты царств своих. Тако и мы, о супруг мой, и должны, и будем. Здесь немного пересидим, в Ливонию поедем, а уж там… А уж там посмотрим, дружить ли с Иваном дале, аль погодить. Он же, кровопивец, злое на нас умыслил. Думает, управы на него нет. Ан есть! Людей русских много есть недовольных. И новгородцы, что в живых остались, и псковичи, да все почти. Все те, кому в страхе жить опротивело, те, кто душою не раб! Таких мы у себя в Ливонии привечать будем. Нарву себе заберем, Ивангород… А потом, бог даст, и Псков. Войско из вольных-то людей, не из холопей – сильное, доблестное, еще посмотрим, кто кому вассал. Мы – Ивану, или Иван нам! Флот заведем, аглицких моряков к себе на службу приманим, а потом и своих. Науку переймем! Древний Новгород восстановим, а для торговли у нас место хорошее. Что же об Иване сказать? Так и у меня – а через меня у тебя – на трон державы российской ничуть не меньше прав! Чай, князья Старицкие – тоже Рюриковичи! То-то Иоанн род наш извел. Ничего… отольются ему все наши слезы и горести.
Княжна вскочила уже на кушетку, горделиво выставив правую ногу. Щеки ее зарумянились, глаза пылали истинно царственным огнем. Это был взор принцессы крови, чьи предки привыкли повелевать!
Арцыбашев потупился: все это – по поводу народного блага и защиты государства – именно он должен был произнести, а вовсе не Маша, хоть и княжна, и королева, но все же особа еще достаточно юная, в жизненных передрягах неопытная. Хотя как сказать…
– Ты не сомневайся, супруг мой, – княжна истолковала молчание мужа по-своему. – Я тебе во всем помогать буду. Не смотри, что млада, я ж не дура! Аристотеля читала, Платона, римлян языческих, древних. Еще Августина Блаженного и Святых отцов. Макиавелли почти наизусть знаю. Прочесть?
– Не, не, не надо, – замахал руками Леонид. – Значит, говоришь, в Ливонию надо пробираться?
– Туда. Куда же еще? Там теперь – наше все… И трон, и люди. Держава!
В этот момент в сенях, а точней на веранде что-то стукнуло. Слово бы кто-то, осторожно пробираясь, запнулся… или что-то уронил. Там много на лавке стояло всяких кастрюль да банок…
– Тсс! – встревоженно вскочив с кушетки, Арцыбашев приложил палец к губам и шепотом спросил: – Слышала?
– Что? – так же шепотом отозвалась Маша.
– Вроде как там ходит кто-то? – молодой человек кивнул на дверь и, нервно потеребив бородку, бросился к окну… и отпрянул!
С улицы, через стекло, на него смотрел бравый усатый молодец в мышиного цвета форме с погонами младшего сержанта милиции.
– Товарищ старший лейтенант! – увидев удивленное лицо Арцыбашева, сержант проворно выхватил из кобуры пистолет и передернул затвор. – Стой! Стрелять буду.
– Стоять! – распахнув хилую дверь ударом ноги, в комнату ворвался старлей, и за ним старшина. Оба – в испачканных грязью сапогах, в форме.
– А ну – руки в гору! Руки вверх, я сказал! Теперь повернулись… Старшина!
На запястьях обоих беглецов защелкнулись наручники.
– Куда их, товарищ старший лейтенант? В мотоцикл? – вбежал с улицы младший сержант.
Старлей задумчиво скривился и поправил на голове фуражку:
– Там, на углу, автомат. Вызывай машину. А мы тут пока поговорим… Опросим… Может, и по горячим следам все раскроем. А, старшина?
– Конечно, раскроем, товарищ старший лейтенант! – старшина выпятил узкую, затянутую кителем, грудь и неожиданно ухмыльнулся. – А не будут говорить, Игорь, так их… сам знаешь, как можно.
– Да заговорят, – махнул рукой офицер. – Куда они на хрен денутся-то? Оп-па!
Заглянув в шкаф, милиционер вытащил оттуда испанский камзол Магнуса и глянул на задержанных с каким-то недобрым прищуром:
– Федотыч, не этих ли на краденой «Яве» видели? Один «артист», вторая – с коленками голыми, в сарафане. Кстати, вот и сарафанчик!
– Думаю, они и есть, товарищ старший лейтенант, – подчеркнуто официально согласился старшина. – Этак и убийство Корытина раскроем, чем черт не шутит? Кстати, они и напротив раймага драку затеяли. Вот ведь парочка-то, а!
– Ну, что ж, тогда сами и первый опрос проведем.
Потерев руки, старлей положил на стол полевую сумку и, достав из нее бланки и ручку, спросил, в каких отношениях «молодые люди» находились с гражданином Корыгиным М.С.
– Да ни в каких отношениях, – повел плечом Леонид. – Первый раз эту фамилию слышим.
Милиционер покивал:
– Первый раз, значит? А корыгинская «Ява» у вас оттуда? Что-что? Я почему-то так и подумал, что нашли. Итак… Фамилия, имя, отчество! Я вас спрашиваю, девушка!
– Да кто ты такой, смерд поганый, чтобы меня, цареву племянницу, спрашивать?! – Маша вскинулась разъяренною коброй. И в самом деле, предпринимать подобные действия против принцессы крови каким-то там простолюдинам было бы весьма предосудительно. Не по понятиям шестнадцатого века, сказать прямо!
– Руки мне ослобони, живо! Я кому сказала, пес?!
Вскочив с кушетки со связанными за спиною руками, Маша попыталась боднуть сотрудника правоохранительных органов головой, а когда не достала – ударила ногой под коленку.
– Ах ты, зар-раза! – выронив ручку, заверещал старлей. – Старшина, что смотришь? Помогай, давай! Не видишь – рецидивистка?!
Совместными усилиями княжну наконец водворили на место, после чего старший лейтенант, чуток отдышавшись, снова приступил к допросу… вернее, к опросу – именно так квалифицировал происходившее действие уголовный кодекс РСФСР образца одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года.
– Фамилия! Имя! Отчество! – рявкнул милиционер. – Будешь запираться – живо в КПЗ отправлю!
– Старицкая, Мария Владимировна, – княжна горделиво приосанилась. – Великого князя Владимира Андреевича Старицкого дочь! Из рода самого Рюрика, напомню.
– Шиза, что ли? – переглянулись сотрудники органов. – Или издевается?
И, дружно кивнув, решили, что – «издевается».
– Ах ты ж, тля!
Выругались, но тронуть не тронули, побоялись. И впрямь ведь – кто вообще знает, кто эта наглая девка такая и откуда взялась?
Оставив на время Машу, дознаватели принялись за ее царственного супруга:
– А ты, значит, у нас тоже князь?
– Нет, не князь…
– Вот это уже разговор!
– Просто король Ливонии.
Дальше у Леонида спросить ничего не успели. За окнами послышался шум подъехавшего автомобиля, и вбежавший в дом усатый младший сержант радостно сообщил:
– Опергруппа с «Явы» отпечатки снимает… И это… Следователь сказал, чтоб вы задержанных туда привезли.
– Майор юстиции Рашников, Иван Кузьмич, – так представился следователь, лысоватый мужичонка в синем вельветовом пиджаке и при галстуке. Краснобокую «Яву» все так же прикрывали ветки, Рашников же с удивлением вертел в руках шпагу. Знатная была шпага – боевая, тяжелая, с украшенной золотом и драгоценными камнями рукоятью и переливающейся на солнце гардой.
– Ваша? – следователь обернулся к подозреваемым.
Арцыбашев пожал плечами:
– Ну, моя.
