Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит

Каунас! Точно в Каунасе. Маленькая, выходящая к Неману улочка, дом с палисадником, молоко. Белобрысый мальчишка в зеленых шортах. Арунас. Да, так его и звали – Арунас. Он еще про тетку узнать помог… или не помог… но все равно – славный парнишка.

– Как твое имя, лив?

– Айринас. И я не лив, а жемайтис.

– Жмудин, значит? – князь перешел с ломаного немецкого на литовский.

– Пусть так – жмудин. Не убивайте ее, молю всеми богами! – неожиданно взмолился парнишка. – Что хотите для вас сделаю… Хотите – в замок тайными тропами проведу?

Довмонт искоса посмотрел на девчонку, уже растерявшую весь свой пыл. Скривилась, бедолажка, вот-вот заплачет.

– Будешь нам должен, – буркнул Даума… нет – Игорь, все-таки – Игорь. – Отпустите ее.

– Но, князь…

– Эй, как там тебя? Айринас… забирай, раз уж так просишь. А вы что стоите? – князь оглянулся на воинов. – Сожгите здесь всё.

Через полчаса вся нальшанская дружина гнала коней по лесной дороге. Торопились, немцы вполне могли опомниться, броситься в погоню, догнать. И тогда – бой и смерть. Без вариантов. Конечно, язычники-литовцы не очень-то ценили жизнь, но вот сейчас задачи умереть не стояло. Ежели все дружины перебьют, кто тогда будет нападать на орденские земли?

Позади поднимались в небо черные дымовые столбы. Горела усадьба, горели поля. В бауэрском доме поджаривались живьем хозяева. Те, кого не убили сразу. Кого подарили богам. Правда, их могла освободить девчонка. Та, которую пощадил князь… и тем проявил непростительную для язычника слабость. Воины не поняли. Значит, надо было пояснить.

– Мы сюда еще вернемся, – глянув на Любарта, промолвил князь.

Сказал не громко, но и не тихо. Так, чтоб слышали многие.

– В замке у нас теперь будет свой человек. Преданный и ненавидящий немцев.

Любарт тряхнул темными локонами:

– Тот парень, который… которому ты… Жемайтис?

– Он.

– Ты очень мудр, князь! – воин покачал головой. – Я б так не смог. Не справился бы с собою. А ты вот – смог. Наверное, потому ты и кунигас, Даумантас.

* * *

Бируте встречала князя на воротной башне Утены. Волнуясь, накручивала на палец локон. Высматривала супруга, накинув на плечи легкий белый плащ. В голубом приталенном платье, что так нравилось Даумантасу… вернее – Игорю. Рядом с нею блистала шлемами воротная стража, дозорные. Один из воинов – Зонис-охотник – считался очень зорким. Он здесь, на башне, всегда службу нес. Вот и сейчас всматривался вдаль, в бескрайние голубые леса, в сверкающий изгиб реки, в узкую ленту дороги.

Однако княжна увидела первой. Ее синие глазки тоже умели смотреть. Вот за лесом поднялась вдруг желтая пыль. Едва заметным облачком, едва различить. Но Бируте увидела, а уж потом заметил и Зонис. С чего бы это пыли самой подняться? Да, бывает и ветер в том виноват, но вот безветрие нынче. Значит…

– Едут, – убежденно промолвила княжна. – Едут.

С ближней заставы послушался звук рога. Трубили радостно, подавали сигнал – свои.

– Едут!

Распахнулись ворота. С башни уже видно было, как на повертке показались из-за леса всадники в зеленых плащах. Дружина.

Хлынула на дорогу толпа. Возликовала. Жены, дети, друзья. Все те, кто ждали. Ждали и надеялись увидеть живыми любимых и родных. Да, живыми – хорошо бы так. Однако если кто и погиб – что ж, на все воля богов. В бою не страшна погибель. Гораздо хуже попасть в плен.

Едут…

Дружина уже была совсем рядом. Впереди, на гнедом жеребце, ехал сам князь, кунигас Даумантас. Сверкала на солнце кольчуга, добрый меч покоился в алых ножнах, богато украшенных золотом. На круп коня ниспадал ярко-зеленый плащ. Шлем кунигас отдал слуге – Гинтарсу – так, с непокрытой головою и спешился. Возблагодарив богов, обнял подбежавшую жену, поцеловал в губы…

– Ах, как я по тебе скучал!

– Я тоже скучала, милый.

Особых трофеев нынче не привезли, некогда было грабить, да и тяжело потом оторваться от возможной погони. С награбленным-то добром! Так, кое-что. Что в переметные сумы поместилось. Немножко золота, немножко серебра. Посуда, браслеты, серьги. Еще четки из янтаря. Из них можно сделать бусы.

– Красивые! – приложив четки к груди, искренне восхитилась Бируте. – Спасибо, милый. Знаешь, я хочу тебе что-то сказать…

Она и впрячь хотела сообщить мужу что-то очень важное. Однако не успела, не смогла. Князь накрыл ее губы своими. Целуя, обнял, прижал к себе, чувствуя через тонкую ткань платья зовущее тепло кожи. Провел по спине жены ладонью, погладил…

– А ну-ка, повернись, милая…

Развязал нетерпеливо завязки, обнажил шею… лопатки… покрыл жаркими поцелуями нежные плечики, спинку, и вот уже поласкал грудь, чувствуя испепеляющий жар и томление. То же самое испытывала сейчас и княжна! Вбежав в опочивальню, она в нетерпении сбросила с себя платье… Тонкая льняная сорочка невесомо слетела на лавку.

– Милая моя…

Освобождаясь от одежды, кунигас, не отрываясь, смотрел на жену. Стройненькая, с пухлыми губками и упругой грудью. Утонченная синеглазая красавица с теплыми светло-русыми локонами и тонкой белой кожей. Истинное наслаждение – ласкать ее тело! Даже просто смотреть. Не отвести взгляд!

– Ну… что ты?

Томно вздохнув, Бируте улеглась на ложе. Князь погладил ее животик, бедра, поцеловал соски… И больше не смог уже сдерживаться, просто не осталось никаких сил. Навалился сверху, сжал, пылко целуя в губы и чувствуя дрожь… Миг наслаждения, блаженство… закатившиеся глаза, стоны… и синий, как омут, взор…

Вечером устроили пир. Сначала принесли жертвы богам, потом уселись за столы. Праздновали, поминали погибших – не все вернулись с живыми. Кто-то и привезли. Но то в радость – погибнуть в бою. Что же касаемо вдов и детишек – так им пропасть не дадут. Вдов обязательно возьмет замуж кто-то из родичей, пригреет, воспитает детей.

– Милый… я пораньше пойду лягу, ага? Что-то устала.

– Я тебя провожу… Постой…

Они вошли в горницу – захмелевший князь и его супруга. И впрямь – устала. Как-то бледновато выглядела.

– Ты не заболела ли, милая? И… что мне сказать-то хотела?

– Сказать? Ах да… Я ребенка жду, – светясь женским счастьем, тихо вымолвила Бируте.

Князь ахнул:

– Откуда знаешь? Что? Ах, ты же моя милая! Нет, в самом деле – ждешь?

Подхватив жену на руки, Довмонт закружил ее по горнице, нежно целуя в губы.

– Ах ты, милая моя… милая…

– Пусти! Закружишь.

– Да-да, милая… да-да…

Беременность юной княгини – это было важное известие, очень важное. Как для князя, так и для всего княжества. Еще б знать заранее, кого родит супруга? Мальчика или девочку? Как бы то ни было, а нужно был приносить богатые жертвы богам и богиням. Что князь и сделал, отдав жрецам всю свою часть добычи. Только лишь янтарное ожерелье (бывшие четки) оставил – очень уж оно Бируте нравилось.

– Бледненькая ты у меня, – все сетовал князь. – Надо бы позагорать немножко.

Честно сказать, Игорь не знал, можно ли беременным загорать, но, глядя на бледность супруги, решил – что немножечко солнца не помешает. Тем более Литва – не юг, не Турция, не Крым и не Сочи.

Дни стояли хорошие, солнечные, но не жаркие. Плыли по небу большие сахарно-белые облака, напоминавшие комические фигуры, на лугах рвалось всеми красками радуги бурноцветье цветов. Пурпурно-розовые – клевер и кипрей – иван-чай. Солнечно-желтые – одуванчики, купавницы, ромашки. Лютики еще. Синие, фиолетовые, голубые – колокольчики, васильки, фиалки. Еще рвалась к небу медвяная таволга, цеплялась за ноги пастушья сумка.

На такую вот полянку и привел кунигас жену. Расстелил покрывало:

– Раздевайся, ложись.

Княжна игриво улыбнулась:

– Мы с тобой…

– Да, будем. Но – и так полежим, погреемся на солнышке. Позагораем.

– Позагораем? – изумилась Бируте. – Зачем же? Черные, как мужики-крестьяне, станем. Неужто тебе это нравится?

Игорь-Довмонт промолчал. Вообще-то ему загорелые девушки нравились. Особенно когда без купальников загорали. Вот как сейчас – княжна… Оленька…

Бируте послушно разделась, даже застеснялась немножко, потупилась.

– Ложись, ложись, – князь ободряюще погладил ее по плечу. – Ложись, я тебе спинку поглажу.

– А и погладь, – девчонка растянулась на животе, подставив спинку и попку ласковому взорам солнца… и мужа.

– Ах ты, милая…

Сбросив одежду, Игорь уселся сверху. Погладил женушку по спине, по плечикам, поцеловал, обхватил ладонями талию. Прижался к спине юной княгинюшки грудью, чувствуя возбуждающее шелковистое тепло, обнял, лаская твердеющие соски… Бируте застонала, повернула голову…

– Не поворачивайся… Так и лежи… Чуть приподнимись только…

Верный Гинтарс искал своего господина везде. Прибыл гонец от великого князя Миндовга, недавно вновь обратившегося в древнюю веру отцов, наплевав на королевский титул. Подросток знал лишь, что князь и княжна отправились на прогулку, не взяв с собой слуг. Не хотели посторонних глаз? Ну, конечно же, не хотели! Деньки-то стояли добрые, почему б и не прогуляться в лесу?

Однако не было их ни на заливном лугу, ни на дороге, ни у полей, и у реки тоже не было. Отчаявшись, Гинтарс припомнил вдруг, что князь расспрашивал его о какой-нибудь красивой и укромной полянке с мягкой травой. Не туда ли подались? А ну-ка…

Привязав лошадь к старой березе, мальчишка нырнул в лес, в самую пущу. Побежал наперерез знакомой тропкой, и вскоре уже выскочил на полянку, полную трав и цветов и залитую солнцем. Выскочил и застыл. В десятке шагов от него поднималась из высокой травы голая девичья спина с рассыпавшими по плечам локонами. Поднималась… и опадала. Поднималась – и опадала, еще и изгибалась при этом. И слышались стоны?!

Гинтрас застыл и вдруг покраснел, чувствуя, как все естество его не выдерживает, охваченное невиданным доселе жаром, который невозможно было терпеть. Ну, никак невозможно!

А девушка все стонала, изгибалась… Девушка… Юная красавица-княжна! Как она… какая она все же… Ну, кто же такое выдержит, в самом-то деле – кто?

Парнишка закусил губу, поднял подол туники и, засопев, сунул руку в штаны…

Он закричал, только отбежав в лес. Словно бы искал своего князя, да вот никак не мог найти.

– Кунига-а-ас! Княже-е-е!

– Кто-то кричит! – напряглась Бируте. – Тебя ищет.

Крики приближались:

– Княже-е-е!

– Это Гинтарс, – поспешно одеваясь, княжна узнала слугу по голосу. – А ну-ка, милый, помоги застегнуть.

Довмонт откликнулся уже полностью одетый.

– Эй, кто там? Я здесь!

– Кунигас! – треща ветками, Гинтарс выбрался из кустов и, вздохнув, искоса взглянул на Бируте.

– Что орешь на весь лес? – нахмурился кунигас. – Дичь распугаешь!

Парнишка, поклонясь, приложил руку к сердцу:

– Явились королевские посланцы, мой вождь.

– От Миндовга? – удивленно переспросил Даумантас. – И что ему нужно?

– Не знаю, княже. Просто очень хотят тебя видеть. И княжну – тоже хотят.

В Новогрудке, столице объединяемой Миндовгом Литвы, умерла жена бывшего короля, а ныне великого князя, Юрате, в крещении – Марта. Великая княгиня была далеко не первой женой престарелого короля, и возрастом ненамного обгоняла Бируте, коей приходилась родной сестрой.

– Юрате! – узнав горестную весть, юная княжна бросилась мужу на грудь и зарыдала, бессильно вжав кулаки. – Юрате, милая… сестренка…

Бируте звала умершую королеву Литвы языческим именем, под каким знала в детстве.

– Как мне жалко… Юрате… Ой, у нее же остались дети! Бедные сироты…

Миндовг звал Бируте и Даумантаса к себе, в Кернаве. На похороны княжеская пара уже не успевала… но хоть почтить память умершей. Да юных племянников ободрить.

– Едем же, о супруг мой! Немедленно едем. Вели же седлать коней.

* * *

Столицу обустраивали. Расположенный на высоком холме прямо в середине города королевский замок представлял собой поистине неприступную крепость, которая все еще строилась, расширялась, росла и вширь и ввысь. Сейчас как раз надстраивали главную башню – гордость Миндовга.

Великий князь Литвы, вновь обретший свою древнюю веру, но потерявший королевский титул, встретил гостей в главном зале, увешанном трофейным оружием, шлемами и щитами.

Даумантаса он приветствовал холодным кивком, Бируте же удостоилась куда большего почтения. Ради нее великий князь даже соизволил встать с трона. Подошел, обнял, по-отечески поцеловал:

– Ах, милая. Юрате так хотела видеть тебя! Увы, не успела. Боги забрали ее к себе.

– Мы хотим навестить могилу сестры, князь.

– Навестите! Прямо сейчас и пойдем. А ну, давайте-ка…

Осанистый и пузатый, великий князь тряхнул косматой бородищей и окинул Довмонта тяжелым взглядом. С княжной же обращался ласково, пожалуй, даже слишком. Называл «красотулечкой» и «сердцем», что сильно не понравилось молодому нальшанскому кунигасу.

Вслед за хозяином гости спустились с высокого каменного крыльца. Слуги поспешно подвели лошадей.

– Юрате просила похоронить ее в склепе, – Миндовг, как и Бируте, предпочитал называть умершую жену ее языческим именем.

– Да, она так просила… – с помощью слуг престарелый и грузный князь едва умостился в седле. – Но я рассудил иначе! Высокий, покрытый дубравой холм – что может быть лучше? Там недалеко и святилище – есть, где славить богов. Вы ведь хотите принести жертву?

– Да-да, – закивала княгиня. – Конечно же хотим. Мы привезли с собой белых петухов и черного поросенка.

– Петухов? Поросенка? – Миндовг презрительно скривился и развел руками. – Ну, если вы считаете, что это достойно умершей, то… Я бы посоветовал вам купить молодую и красивую рабыню. Полоцкие торговые гости недавно привезли к нам светлооких псковских дев. Не так уж и дорого. Вот это была бы жертва!

– Помнится, княгиня была христианкой, – не выдержав, холодно усмехнулся Довмонт… Точнее – Игорь. Еще не хватало человеческие жертвы тут приносить! Да пошел этот толстопузый бородач к черту!

– Она ведь не отреклась от Христа, так?

Не отреклась. Эту информацию нальшанский кунигас получил еще в пути, от встречных купцов. Так ведь умершую и похоронили – под именем Марта. Может, это сам Миндовг ее и… того… За то, что посмела пойти против! Все может быть – время дикое.

– А раз так, то вряд и наши древние боги считают ее своей, – быстро договорил Даумантас. – Однако жертву им принести надо. Пусть не обижают заблудшую душу.

– Вот-вот!

– Мы сами разберемся с жертвой, – внезапно заявила Бируте с неожиданной твердостью в голосе. – Сделаем все, как надо, князь.

– Сами так сами, – покладисто согласился Миндовг.

– И еще… – юная княжна немного замялась. – Я бы хотела… хотела бы пойти на могилу сестры одна.

– Ну… ежели супруг отпустит, то… Не имею ничего против.

Властелин Литвы заливисто расхохотался и подогнал коня.

– Отпустишь? – с грустью спросила Бируте.

– Да.

Так и вышло. Княжна пошла на могилу одна, Миндовг и Довмонт дожидались ее в дубраве. Дюжие стражники в кольчугах и при мечах ошивались неподалеку. Бируте вернулась быстро, и уже все втроем пошли к жертвенникам – серым плоским камням, что располагались близ старого дуба. Если б на литовских землях когда-то стояли непобедимые римские легионы, то верное, этот дуб помнил бы и их. Впрочем, тогда вся история этих – и не только этих – мест пошла бы совсем по-другому.

Седой и сутулый старик криве вместе со своими помощниками уже дожидался визита высоких гостей. Первым делом принесли жертву Диевасу, отцу всех богов, потом Перкунасу и богиням – Земине, матери-земле, и Велионе, хранительницы душ мертвых. Богам достались белые петухи, богинями – черные поросята.

Взяв острый нож, старый жрец ловко отчекрыжил петухам головы, поросятам же всадил лезвие прямо в сердце, так, что не было почти никакого визга. Алые капли упали на жертвенники, и жрец, воздев окровавленные руки к небу, призвал милость богов.

– Дуй, ветер! Шумите, деревья!

Игорь-Довмонт вздрогнул: под эти возгласы принесли в жертву Ольгу! По-настоящему принесли – взрезали живот и вырвали печень.

Впрочем, все это вполне могло и привидеться. Ну, не может так быть в двадцать первом веке, чтоб людей так вот, запросто, резали… словно жертвенных поросят или петухов.

– Дуй, ветер!

– Шумите, деревья!

Слова криве подхватили и его молодые помощники-жрецы. Откуда-то взялись и вайдилутес – юные девственницы жрицы с распущенными волосами, в белых развевающихся одеждах. У каждой в руках была крынка с молоком. Молоко наливали в глиняные блюдца, поставленные у самых корней могучего дуба. Налили… завели хороводы и песни.

– Дуй, ветер!

– Шумите, деревья!

– Выползайте, священные ужи!

Словно бы услышав жриц, из-под корней дуба и в самом деле выползли два залтиса – ужа. Выползли и сразу же поползли к блюдцам. Знали – куда.

* * *

Шел пятый день тризны. Правда, уже не для всех, а лишь для близких родичей, для гостей. В трапезной уже накрыли столы.

– Иди, Даумантас, – спешившись, бросил Миндовг. Поводья его коня вмиг подхватили слуги. – Ты же, милая княгиня, пойдешь со мной. Я возглашу тебе волю мой погибшей жены и твоей старшей сестрицы. Также ты увидишь детей. Племянников. Славные мальчуганы. Юрате так не хотела, чтоб их воспитывал чужой человек. Ну, идем же, Бируте!

Все это очень не понравилось Довмонту. С чего бы это отпускать юную да еще и беременную супругу с этим бородатым чертом, не внушающим никакого доверия?

– Я пойду, – оглянувшись на мужа, княжна упрямо набычилась. Игорь знал этот синий взгляд исподлобья. Когда так сверкали глаза, значит, выступать против нечего было и пытаться. Упрямые, что тут сказать! Что Бируте, что Оленька. Уж что вобьют в голову – ничем не выбьешь.

– Не беспокойся, – Миндовг покровительственно похлопал гостя по плечу. – Я просто не хочу зря пугать детей. Они ведь тебя не очень-то знают.

Не хочет пугать детей, надо же! Игорь скривился – на себя б сначала посмотрел, черт бородатый!

– К тому же Юрате и впрямь хотела что-то передать своей юной сестричке, – между тем продолжал великий князь. – Понимаю, что ты все равно узнаешь, но… Пусть она выслушает это одна. Такова уж воля умершей.

– Что ж, – глянув на Бируте, Довмонт повел плечом. – Пусть так и будет. Я здесь подожду, во дворике.

– Как знаешь.

Дворик… Уж скорее – дворище. Широкие и массивные ворота, много хозяйственных построек, каменных – на века. Высоченные башни, по всему двору – штабеля кирпичей и досок, ошкуренные бревна, груды приготовленных для строительства камней.

Бируте все это хорошо видела сверху. С верхней площадки главной башни, куда ее привел бывший король.

– Смотри, красиво как! – горделиво похвастал Миндовг. – Это мой замок, это мой город. Здесь все – мое. Правда, уже совсем скоро я выстрою еще одну столицу – в Менске. Как думаешь, там тоже такая крепость понадобится?

– Не знаю… Скажи же, что хотела передать сестра? – юная княжна подошла к самому краю площадки, еще не огороженной прочной кирпичной кладкой. Глянула вниз – дух захватило! Помахала мужу рукой, но тот не увидел, не запрокинул голову.

– Да, о просьбе супруги, – старый князь нахально взял Бируте за руку и заглянул в глаза. – Юрате, моя бедная Юрате, умирая, просила, чтобы ее детей воспитывал родной человек. Ты – милая Бируте!

– Ты хочешь отдать мне на воспитание своих детей? – изумленно переспросила девушка.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – резко перебил Миндовг. – И ты ею станешь.

Юная княгиня отпрянула, синие очи ее вспыхнули ужасом и гневом:

– Но я же…

– Есть древний обычай, – старый князь осклабился, показав желтые, еще вполне крепкие зубы. – Если умирает княгиня, то вдовец вправе взять в жены ее младшую сестру. Вот и я возьму – тебя. А твоему мужу мы сосватаем новую жену, чтоб без обиды. Пусть выбирает, какую хочет.

– Нет! – Бируте сжала кулаки. – Нет! Я сказала.

– А я сказал – да! – князь схватил деву за руки и кого-то позвал. – Видишь, здесь и жрецы. Я исполню свой супружеский долг прямо сейчас. А потом они нас поженят! Ну, не противься же, нет. Поверь, я богат и могущественен. Очень…

Чмокнули старческие губы. Никого не стесняясь, Миндовг полез с поцелуями. Да и кого было стесняться-то? Жрецов?

Бируте ударила его коленом в пах, отскочила…

– Иди, иди сюда, курочка… – крякнув от боли, князь быстро совладал с собой и, издеваясь, поманил княжну пальцем. Потом обернулся к жрецам: – А ну, подержите-ка ее… Сейчас, сейчас мы с нею поладим.

Миндовг резко выбросил вперед правую руку, намереваясь схватить Бируте. Та непроизвольно отпрянула, попятилась… И, внезапно потеряв равновесие, полетела вниз, нелепо взмахнув руками. Прямо с высоты башни! На мощенный камнями двор. Упала прямо перед мужем – вдребезги, в кровь…

Довмонт поначалу ничего не понял, но потом…

– Она сама, сама же! – бежал по лестнице старый князь. – Ну, все же видели. Я же не виноват. Это просто так вышло.

Кунигаса во дворе не было. Разбившийся почти что в лепешку труп был, а Довмонта – нет.

– Он делся куда-то, – начальник стражи растерянно разводил руки. – Я подбежал – тут ведь такое, а он… и… Исчез куда-то!

– Поймать! – Миндовг закатил стражнику звонкую пощечину. – Если же не сыщете, то… Усилить охрану! Жрецы… Живо позвать жрецов! Пусть ищут новую жену нальшанскому кунигасу. Ну и заодно мне.

* * *

Языческая душа первобытного литовского кунигаса среагировала быстро. Игорь, наверное, долго стоял бы столбом перед трупом супруги… вернее, перед тем, что от нее осталось при падении… Даумантас же так не поступил. Он четко знал – здесь опасность. Возможно, это сам Миндовг убил Бируте и сейчас прикажет убить своего гостя. Погибшей, увы, не помочь. Надо было спасаться, уносить ноги, для того чтобы отомстить. Обязательно отомстить, и так страшно, как… как, кунигас еще не придумал. Придумается, ничего… И месть будет страшной! Лишь бы сейчас уйти, не попасться бы…

От Новогрудка до Утены неблизок путь. Однако же многолюден, удобен. Нынче лето, многие крестьяне везли на рынки сено, ягоды, мед. Медленно тащились телеги. Пылили по дорогам купеческие возы, запряженные невозмутимыми медлительными волами. Обгоняя их, проносились всадники на быстрых конях. Из Новогрудка в небольшой городок Лиду, центр Дайновского княжества. Из Лиды – обратно в Новогрудок.

Новогрудок, или «Новый городок», давно обустраивался Миндовгом, Лида же еще только строилась, и тамошний правитель стремился ладить с великим князем Литовским, хоть и считался еще почти что самостоятельным властелином.

Опасаясь вполне возможной погони, Даумантас пристал к скоморошьей ватаге из Полоцка. Просто попросился, сказал, что умеет петь и играть на бубне. Даже исполнил а капелла песенку группы «ДДТ» про осень. Один куплет, больше не помнил, но старостам скоморошьим понравилось. Взяли в ватагу, так вот дальше и шли, по пути выступая на ярмарках.

Скоморохи направлялись в Кернаве, а уж там было рукой подать и до Утены. Правда, продвигались не торопясь, делали длинные дневки, а на крупных торжищах, бывало, задерживались и на пару-тройку дней. Вот как в Лиде.

Лидскую крепость окружал высокий частокол с массивными угловыми башнями и перекинутым через широкий ров мостиком самого чахлого вида – чтоб, в случае чего, можно было быстро разобрать. Вокруг крепости во множестве располагались дома, домищи и домики самого разнообразного вида, от полуземлянок с двускатной крышей в накат до двухэтажных изб, срубленных на высокой подклети. Вдоль домов тянулись заборы и плетни, за которыми виднелись сады с огородами. Капуста, огурцы, репа, зеленый, вышедший в самый рост, лучок, рядом – яблони, груши и сливы.

Стоило все это недорого, вполне можно было купить… или не покупать – со скоморохами частенько расплачивались натурой. Теми же огурцами, луком. С мясом пока что было не очень – ждали осени. Тогда, ближе к зиме, только и начинали забой скота, чтоб на холоде дольше хранилось. До осени перебивались дичью да рыбой, в изобилии водившейся в здешних речушках.

Покинув Лиду, скоморохи все так же неспешно добрались до Кернаве, откуда до Утены было уже рукой подать.

Всю дорогу князь думал о трагической смерти супруги и корил себя за то, кроме воинов стражи, не взял с собой тех, кому мог бы полностью доверять – Любарта, Альгирдаса, да хоть того же Гинтарса. Не взял… Седой воевода Сирвидас, Любарт с Альгирдасом нужны были в Утене – присматривать за местным людом, Гинтарс же приболел, поранив на рыбалке ногу. Впрочем, и без того людей с княжеской парой хватало, не голодранцы же! Да и верные друзья вряд ли бы помогли в этой ситуации, Миндовг не взял бы их с собой, точно так же, как и Довмонта. Так что не помогли бы…

Что же такое произошло в Новогрудском замке? Почему Бируте оказалась на башне? Миндовг велел ее сбросить вниз? Зачем? Правда – зачем это ему надо? На пустом месте нажить себе врага, мстителя… Не похоже это на великого князя. Он, конечно, тот еще тип, однако же не дурак. Нет, не дурак… Тогда почему же так случилось? Впрочем, что гадать? Рано или поздно Миндовг ответит за эту смерть, и ответит так, что содрогнутся боги!