
Полная версия:
Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба
Горацио: Верится с трудом. Это на него не похоже.
Секретарь: Да, если бы людей. (Почти шепотом). Он звал ваш призрак.
Горацио: О, бедняга… Душа простая и чистая, не знающая ни кривизны, ни оглядки. (Глухо). Жаль, там не было меня. В два голоса мы, может быть, и докричались.
Секретарь: Для шуток нету времени, Горацио. Весь Эльсинор трясет, как в лихорадке, хотя все делают вид, что ничего особенного не происходит. Похоже на торфяной пожар – наверху все, как обычно, тогда как внизу бушует пламя. Один неверный шаг – и ты в пекле. Послушайте, что я вам скажу, и отнеситесь к этому со всей серьезностью: бегите и, притом, немедленно.
Горацио: Бежать? Зачем?
Секретарь: Затем, зачем бегут!.. Зачем… Затем, хотя бы, чтобы не оказаться вместе с Бернардо и Марцеллом.
Горацио: Я виноват не больше, чем они.
Секретарь: А они, стало быть, не больше, чем вы… Отличная логика, друг мой. (Сердито). Да, что вы, ей-Богу, как малый ребенок!.. Вина найдется. Был бы человек.
Горацио: Да в чем причина? Объясните толком.
Секретарь: Я не имею права.
Горацио: Тогда, может быть, как-нибудь… иносказательно?
Секретарь (махнув рукой): Э, будь что будет… Только умоляю вас – никому ни слова.
Горацио: По рукам. Молчу, как рыба.
Секретарь (оглянувшись на дверь, шепотом): Заговор. (Быстро). Тш-ш… Ужасный заговор, Горацио. Он свил себе гнездо в самом сердце датского королевства, здесь, в Кронберге – и в нем причина всех этих арестов.
Горацио: «Свил себе гнездо…» – это очень образно.
Секретарь: Так образно, что если бы заговорщикам удалось осуществить хотя бы часть того, что они намеревались, то Дания погибла бы.
Горацио: Ужасная потеря… Значит Фортуна от них отвернулась?.. (Негромко). Проклятая баба. Сказать вам по правде, сердцем я почему-то сегодня с ними.
Секретарь: Ради Бога, Горацио!.. Или вы хотите, чтобы меня высекли кнутом за недоносительство?.. Если бы вы знали про их затеи, вы бы так не говорили.
Горацио: Жалею, что не знал.
Секретарь: Так сейчас узнаете. Достаточно сказать, что вступив в сношение с польскою короной, они готовили убийство принца, подначивали народ к неповиновению и – страшно вымолвить – на место святой веры отцов, хотели поставить, – ну, что бы вы думали?
Горацио: Я, право, затрудняюсь.
Секретарь: Синагогу!.. Что скажете?
Горацио: Они сознались? Сами?
Секретарь: Все, как один. Рейнальдо, слуга Полония, Корнелий, Вольтиманд, – все дали показания.
Горацио: Сами?
Секретарь: Важен результат. А он таков, что во всех показаниях мелькает ваше имя.
Горацио: Плевать на имя!.. Сами или нет?
Секретарь: Вы спрашиваете не о том, Горацио… (Поспешно). Нет, нет, послушайте меня. Когда лесной пожар, не на шутку разыгравшись, сжигает все, что встречается на его пути, – деревья, птиц, зверей, людей, целые деревни, – скажите, кто из них виновен? Кто перешел черту и разозлил стихию?.. Вот то-то же. Спросите у своего разума, и он вам ответит: когда творится ужас, то все виновны и все замешаны… Ну, как вам объяснить еще яснее?
Горацио: Ваше объяснение хромает. Когда все виновны, то уже никто не виноват.
Секретарь: Может быть, у вас в Италии. Но тут у нас в ходу другая арифметика. Когда не виноват никто, то виноваты все. (Не давая перебить себя). Да, да, да… Вот почему меч правосудия, поднявшись, сечет и правых и виновных, не разбирая и не прислушиваясь ни к крикам, ни к оправданиям, занятый лишь тем, чтобы искоренить зло… (Поспешно поднявшись). Простите, мне пора.
Горацио: Вы так оправдаете самого дьявола… (Негромко, словно сам с собой). Тут что-то другое, мне кажется… Вот только что?
Секретарь: Что?.. Я не знаю. Но что бы там ни было – бегите, не думая.
Горацио: Но не прежде, чем загляну в глаза нашему принцу.
Секретарь (почти с изумлением, не сразу): Зачем?
Горацио: Зачем?.. Зачем… Хотя бы для того, чтобы самому потом не опускать глаза.
Секретарь: И это после всего, что я вам рассказал?.. Помилуйте, Горацио! Где же ваше благоразумие? Лезть прямо в логово льва, – это, конечно, очень мужественно, но вашему мужеству не хватает благоразумия, а без него оно похоже на безумье… Простите, но у меня даже язык стал заплетаться… К тому же принц вас не примет. Ей-Богу, он вас не примет.
Горацио: Проберусь, как мышь.
Секретарь: Мимо дворцовых кошек? Сомневаюсь.
Горацио: Увидите.
Секретарь: Не хочу об этом даже слышать… (Сердито). В конце концов, поступайте, как сочтете нужным. Я вас предупредил, а там, как знаете. Но только, прошу вас, обо мне – ни слова. Заклинаю вас всеми святыми – даже ни полслова.
Горацио: Ни четверти.
Секретарь: Тогда храни вас Бог. Прощайте. (Идет к двери).
Горацио (быстро): Я с вами. (Сдергивает со стены плащ).
Секретарь останавливается возле двери. Набросив плащ, Горацио открывает дверь, но Секретарь не трогается с места. Короткая пауза.
Идемте же.
Секретарь (не трогаясь с места): Надеюсь, вы меня поймете правильно, Горацио, и не обидитесь, если я вам скажу, что будет благоразумнее, если нас не будут видеть вместе. По крайней мере, какое-то время… Ей-Богу, без обид.
Горацио: Так далеко зашло?.. Ну, что ж, конечно. Идите первым.
Секретарь: Правда – без обиды?
Горацио: Клянусь.
Секретарь: В какое ужасное время мы живем. Боже мой!.. (Идет к двери. Обернувшись). Послушайте меня, мой друг. Не испытывайте судьбу, не ходите к принцу. Тем более, что он сегодня охотится и, как я слышал, вернется только завтра или послезавтра, прямо к карнавалу… Обратите внимание, – это вам знак, чтобы вы оставили эту неразумную мысль.
Горацио: Проклятье!.. Только завтра?
Секретарь: Для вас, быть может, совсем наоборот, – благословенье. Я слышал, что когда Господь желает нас спасти и отвратить от каких-либо сомнительных дел, Он нам всегда дает немного времени на размышленья… Прощайте. (Идет к двери).
Горацио (рассеянно): Прощайте… (Вдогонку). И за все – спасибо.
Секретарь (обернувшись на пороге, шепотом): Горацио, бегите.
Горацио: Что?
Секретарь: Бегите. (Исчезает).
Пауза.
Горацио (медленно возвращается от двери в центр комнаты; скинув плащ и остановившись в центре комнаты, с недоумением): Да что это со мной?.. Я сплю? Иль брежу?.. Как будто висишь в пустоте, где не за что ухватиться. Где все чужое и мысль проходит сквозь вещи, их не цепляя. (Решительно). Стоп… Если по порядку… (Схватившись руками за голову). Ну, ленивый разум, – шевелись, пока еще есть время!.. (Медленно идет по сцене, негромко). Я сплю, и все это мне только снится… Допустим. Снится. И, при этом, я знаю, что я сплю… Тут какое-то противоречие. Но если это так, то это значит… Что же? Что пробужденье близко?.. Так бывает под утро, когда остатки сна еще туманят голову, но уже не обманывают тебя, и ты знаешь, что это только сон… Нет, нет, не то! Не то. (Схватив висящую на стене шпагу, рубит ей в ярости воздух). Не то!.. (Остановившись). Тогда другое. Раз я сплю, мне нечего бояться ни боли, ни страданий, – ничего из того, что превращает человеческую жизнь в пытку и заставляет человека искать спасенья в смерти… (С издевкой). Неужели?.. Ах, ты, дешевый софист!.. Как будто, если скажешь «здесь боли нет», ее не будет… Если б так… Кто не боится боли?.. И где найдется реальность, более чем что-нибудь другое убеждающая нас в том, что мы бодрствуем?.. (Твердо). Значит, все это не сон и я не сплю… Но что тогда?.. А? Вот вопрос, приятель. Ответь-ка, если сможешь. Что значат все эти сплетения вещей, событий, лиц, улыбок, звуков, смертей, рождений, ненависти, страхов, нелепых ожиданий, случайностей, молчанья, слов, обмолвок, тревог, негаданных подарков, потерь, беспочвенных надежд, разлук, предательств, крови? (Помедлив, негромко). Что значит?.. (Почти без выражения). Изгнанье, вот что. Так и есть – изгнанье… (После небольшой паузы). Изгнанье… Слово найдено. Изгнанье… Так. Теперь не упусти… Я существую, потому что изгнан. Вот факт, с которым не поспоришь. А эта пустота, в которой кружит все от солнца до последней пылинки, – она всего лишь другое имя этого изгнанья, – капкан, держащий нас от самого рождения до смерти, подогнанная цепь, которую не чувствуешь, пока она не натянулась… (Подойдя к открытому окну, не сразу). Кому пришло бы в голову сомневаться в том, что это море?.. Достаточно только спросить, чем оно подтверждает свое существование, как тысячи ответов придут на ум и каждый скажет: тяжестью воды, холодной глубиной, запахом гниющих водорослей, треском корабельной обшивки и криками тонущих, барашками на гребнях волн и шумом прибоя, солнечными отблесками и опрокинутым небом, и еще тысячью других вещей, тогда как я – одним своим изгнаньем… (Оборвав себя). Тс-сс… (Почти шепотом). Я изгнан и живу в своем изгнанье. Как крот в своей норе или, пожалуй, даже как змея в своей коже… Но что же это значит, Горацио?.. Вот то-то же, что значит!.. Что-то такое, к чему можно только прикоснуться, да и то, не словами, а случайным взглядом, смутным воспоминанием, загадочным намеком, – да, и то, похоже, лишь на мгновенье, как это бывает при вспышке ночной молнии. (Твердо). Раз изгнан, то откуда-то… Из Дома?.. Кто станет сомневаться?.. Верно, верно. Раз есть изгнанник, то должно быть и место, откуда он изгнан. Дом… Нет, нет, ясней не скажешь. Ведь как бы далеко ни простиралося изгнанье, оно всегда знает свои границы и ту точку, с которой оно начинает свой отсчет и которая зовется Домом. Ей-Богу, в самом этом слове есть какая-то прочность и достоверность… (Идет по сцене, негромко). Ага. Крючок заброшен. Теперь остается только вытащить рыбу… Ну, так тащи!.. Раз есть Изгнанье, есть и Возвращенье… Поймал!
Пауза. Горацио медленно идет по сцене, положив шпагу на плечо.
(Негромко, почти с удивлением). Так, значит, Возвращенье?.. (Помолчав). Возвращенье… (Помолчав). Вот тебе и еще одно слово, которое могло бы вместить сотни книг.
Короткая пауза.
(Вернувшись к окну и остановившись возле него, негромко, с усмешкой, которая едва угадывается). Итак, Изгнанье, Дом, Возвращение, – вот прекрасное доказательство против скептиков, древних и новых… (Громко). Поздравьте меня, принц. Я кое-что нашел. (Помедлив, вполголоса). Если только не оно меня.
Дверь медленно открывается.
Маргрет (появляясь на пороге, негромко): Горацио…
Горацио стремительно оборачивается, выставив перед собой шпагу.
Дверь была открыта…
Пауза. Горацио застыл со шпагой в руке.
(Входя). Горацио?
Горацио (хрипло): Его здесь нет.
Маргрет: Да?.. А это кто? (Сделав несколько шагов). Да, убери же шпагу. У тебя такое лицо, как будто ты с удовольствием кого-нибудь проткнул бы.
Горацио: Без удовольствия. (Швыряет шпагу на постель).
Маргрет: Ты сердишься?
Горацио: А что, заметно?
Маргрет: И даже очень. Когда ты сердишься, то у тебя один глаз становится меньше… (Осматриваясь). Ты один? Мне послышалось, что ты с кем-то разговаривал.
Горацио: С дьяволом.
Маргрет: Это не смешно.
Горацио: Еще бы. Тем более, что он просил тебе передать, что он тобой доволен.
Маргрет: Горацио…
Горацио (кричит): Его здесь нет!..
Маргрет: Но где же он тогда?
Горацио: Там, где шлюхи называются шлюхами, ублюдки – ублюдками, а свиньи – свиньями. (Резко). Ну? Что ты ждешь? Если тебе опять пришла охота порыться в моих бумагах, то милости прошу. (Неожиданно схватив Маргрет за плечо, подталкивает ее к столу). Вот стол, – забирай все, что понравится… Или тебе надо что-нибудь посущественнее? То, что у меня в голове? Или в сердце? Что тебя просили принести на этот раз?
Маргрет (глухо): Ничего.
Горацио: Неужели? Значит, ты пришла просто справиться о моем здоровье?.. Оно – отменное. Так можешь и передать – отменное.
Маргрет: Дай же мне сказать.
Горацио: Чтобы ты наплодила еще сто тысяч слов, в которых утонет и святой?.. Ну, уж нет… (С деланным изумлением). Бог мой! Или ты хочешь покаяться? Как же это я сразу не догадался. Если так, то ты ошиблась дверью. Тут тебя слушать некому. Иди к своему духовнику. А лучше – в монастырь.
Маргрет: Да, дай же сказать.
Горацио: В монастырь!
Маргрет: Горацио, не будь таким упрямым…
Горацио (кричит): Его здесь нет!
Маргрет (тихо): Он был бы здесь, когда бы захотел.
Горацио: Но почему-то он не хочет. Вот ведь дурень, правда?
Маргрет: Он захотел бы, если бы узнал… (Помедлив, негромко). Горацио… Мне угрожали смертью и позором. Представить страшно, что бы было, если бы я не согласилась.
Горацио: Ай-яй-яй… И смертью, и позором… Это большая редкость по нынешним временам, большая редкость… Надеюсь, все обошлось? Иначе, зачем бы тебе было один позор менять на другой? Хватило бы и одного. (Подходя ближе). Нет, в самом деле, этот обмен можно назвать удачным. Есть с чем поздравить.
Маргрет: Пожалуйста, не будь таким жестоким.
Горацио (резко): Моя жестокость – это только эхо… А ты чего ждала? Чтобы я разнюнился? Пустил слезу? Простил? Чтобы уложил тебя в постель и рассказывал тебе сказки? Легонько пожурил? Оставил без обеда?.. Когда швыряешь камень – жди волну…
Маргрет: Хотела бы я посмотреть, что бы ты делал на моем месте.
Горацио: Отличный выпад. Только жаль, что мимо… (Кричит, наклонившись к Маргрет). Мы тем и отличаемся от всех и друг от друга, что каждый на своем!
Маргрет молчит. Короткая пауза.
(Насмешливо). Ах, бедное дитя, – она не знала!
Маргрет (тихо): Но ты же видишь – я пришла.
Горацио: Чтоб снова вымазать меня своею краской? Прекрасный повод.
Маргрет: Чтобы сказать, что тебе грозит опасность.
Горацио: Какой самоотверженный поступок!… Опасность! И какая? Быть обворованным еще раз?.. Не грозит, потому что ты украла последнее.
Маргрет: Забудь хоть на минуту и выслушай меня, ради Бога, спокойно. Я слышала, случайно, что против тебя замышляют что-то серьезное… Горацио, я знаю это точно. Курок уже взведен, осталось выбить искру. Поэтому беги, пока не поздно.
Горацио (сквозь зубы): Вы, видно, все сегодня сговорились…
Маргрет: Пожалуйста, Горацио, беги. Беги, не мешкая.
Горацио: А что, отличный выход… (Негромко, в пустоту). Как мышь-полевка, которую вспугнула тень от ястребиных крыльев, быстро юркнуть в норку и затаиться, слушая свое дыханье? Или словно рыба, ныряющая в глубину и прячущаяся в водорослях, едва заслышав плеск весла? Но вот вопрос – зачем? (Маргрет, резко). Зачем, не знаешь?.. Чтобы унести с собою груз приятных воспоминаний о датской шлюшке? О двух десятках слов? О дюжине улыбок? О нескольких ночах? Об утренней прохладе, когда мерещится, что мир уже прощен? О блеске глаз? Обо всем том, что притворялось жизнью, чтоб превратиться вдруг, в одно мгновенье, в грязные отбросы, в труху, в гниющий труп?.. Ну, нет! Я предпочел бы вовсе обойтись без памяти, чем таскать с собой эту гниль. (Глядя в упор на Маргрет). Оставляю ее тебе, красавица. Пусть она приходит к тебе во снах, смотрит из зеркала, напоминает о себе сединой в волосах. Пусть не оставляет тебя ни днем, ни ночью. Пусть проступает сквозь румяна, просачивается через каждое слово, которое ты скажешь, а когда ты переступишь положенный предел, пусть она встретит тебя по другую сторону, пусть скажет: кроме меня – ничего больше!
Маргрет (помедлив): Прощай. (Идет к двери).
Горацио: Э, нет, постой. (Быстро подходит). Прощанье обладает свойством подводить итоги и раздавать долги. Мне кажется, что ты со мной еще не расплатилась.
Маргрет: Что ты хочешь?
Горацио: Не то, что тебе пришло в голову, красавица… Твой перстень.
Маргрет (быстро пряча руку): Нет.
Горацио (загораживая дверь): Хочешь поторговаться? Ну, что ж, давай, попробуй.
Маргрет (пытаясь пройти): Пусти.
Горацио (не пуская): Как только снимешь перстень.
Маргрет: Не сниму.
Горацио: Нет?
Маргрет: В конце концов, Горацио, это просто глупо. Глупо, глупо… Пусти.
Горацио (протягивая руку): Перстень, перстень…
Маргрет: Нет, ты сошел с ума. Пусти меня.
Горацио: Перстень.
Маргрет: В нем нет ни капли яда. Клянусь тебе. Ни капли.
Горацио: А полкапли?
Маргрет: Ни капли, ни полкапли.
Горацио: Сейчас посмотрим. (Хватает Маргрет за руку).
Маргрет: Перестань, мне больно!.. Отпусти!
Горацио: Пустить, так вцепишься в глаза…
Маргрет (пытаясь вырваться): Я закричу!
Горацио: Но только мелодично, если можно. Вот так: а-а!.. А лучше так: о-о!.. (Сняв перстень, отпускает Маргрет).
Маргрет: Дурак.
Горацио: Да, и, притом, еще грабитель. (Рассматривая перстень на свет). Ага. А говоришь, ни капли. (Надевает перстень на палец). Тут хватит на весь Кронберг, вместе со всеми его шутами и шлюхами… (Быстро протягивает Маргрет руку с перстнем). Не хочешь попробовать?
Маргрет (отшатнувшись): Ты сумасшедший!..
Горацио: Лишь изредка, сударыня. Когда встречаю таких, как вы. (Толкнув дверь). Ну, если нет, тогда тебе сюда.
Маргрет: Горацио, постой…
Горацио (не слушая): Прощанье было бурным, но недолгим. (Тесня Маргрет к двери). Прощай, прощай и помни обо мне…
Маргрет (на порог): Горацио…
Горацио: До гробовой доски и даже после…
Маргрет: Горацио, послушай…
Горацио: Его здесь нету, нету, нету, нету!.. До гробовой доски, запомни.
Маргрет (из-за двери): Горацио…
Горацио: И не было. (Захлопнув дверь, несколько мгновений стоит неподвижно, в пустоту, шепотом). До гробовой доски и даже после… (Повернувшись, медленно идет по сцене).
Пауза.
(Подобрав валяющуюся на постели шпагу и сделав несколько взмахов, вяло). Что там ни говори, ты поступил жестоко. (Выпад, резко). Но справедливо! (Отбивает невидимый удар). Ах, ты – ходячая добродетель! Разве не учили тебя, что там, где есть жестокость, нет справедливости? (Выпад, упрямо). Но что-то есть другое. (Защищается, отступая). Тебе мерещится. (Выпад). Но что-то больно явно. (Отбивает удар). Протри глаза. (Выпад, почти кричит). Мы видим не глазами! (Отступая). Вот-вот. Прекрасное оправдание для тех, кто хочет видеть только свои фантазии, приятель. (Несколько выпадов один за другим). Но это… видят… все… Когда бы только захотели… присмотреться повнимательнее… (Выпад). Изгнанье… (Выпад). Возвращенье… (Выпад). Дом… (Остановившись, негромко). Дом. Возвращение. Изгнанье. (В полный голос). Эй, принц!.. Я, кажется, нашел ключи. Осталась малость, – позаботиться о двери… Что скажите? (Прислушиваясь, замирает).
Пауза
(С легким поклоном). В таком случае, позвольте мне считать ваше молчание за одобренье… (Бросив на постель шпагу, накидывает на плечи плащ, глухо). До гробовой доски и даже дальше… Ей-Богу, это будет справедливо. (Уходит).
10.
Кронберг.
Большой костюмированный бал за день до коронации Фортинбраса. На сцене – сводчатое помещение с двумя накрытыми столами, на которых стоят вино и закуски. Это помещение примыкает к главному залу, откуда через высокую занавешенную арку доносятся музыка и смех танцующих.
Две женские маски лакомятся угощеньями возле одного из столов.
Входят Фортинбрас в маске льва и Трувориус в маске Справедливости.
Фортинбрас: Дай-ка мне поскорее что-нибудь выпить. Эта маска меня затанцевала.
Первая маска (приседая): Ваше высочество…
Вторая маска (приседая): Ваше высочество…
Фортинбрас (Трувориусу, разочарованно): Ну, вот. А ты говорил, что никто меня не узнает. (Снимает маску).
Трувориус (наливая вино): Вас должно радовать, мой принц, что сердца ваших подданных узнают вас даже под этой личиной.
Фортинбрас (взяв в руки кубок): Меня бы радовало больше, если бы они говорили мне в лицо то, что думают. (Пьет).
Трувориус: Лучше – то, что полагается думать, мой принц.
Фортинбрас (маскам): Как вы меня узнали?
Первая маска (приседая): По царственной походке, ваше высочество…
Вторая маска (приседая): По тому изяществу, с которым вы вошли, ваше высочество…
Фортинбрас (Трувориусу): Что я тебе говорил?.. Ни слова правды. (Пьет).
Короткая пауза.
Я все хотел спросить – что значит твой костюм?
Трувориус: Это аллегория Справедливости, мой принц. Вам нравится?
Фортинбрас: Больше напоминает платье кучера.
Трувориус: Очень остроумно, мой принц. В этих словах есть резон и не малый. Как кучер управляет лошадьми, так и справедливость управляет миром.
Фортинбрас: Или, скорее, платье палача.
Трувориус: Браво, ваше высочество! Вы смотрите прямо в корень. Палач рубит ненужные головы, тогда как справедливость отсекает порок.
Фортинбрас (задумчиво глядя на Трувориуса): Хотел бы я заглянуть в ту копилку, откуда ты достаешь все эти слова.
Трувориус (похлопав себя ладонью по голове): Она всегда в вашем распоряжении, мой принц.
Первая маска (подходя, кокетливо): Не захочет ли ваше высочество принять от меня этот букет и пригласить меня на следующий танец?
Вторая маска: И мой букет тоже, принц.