скачать книгу бесплатно
Нет ничего вкуснее воды: с утра, чтобы запустить обмен веществ, перед едой, чтобы съесть поменьше. Особенно сладостен вкус жизни после тренировки, когда тело ломит и болит, когда оно покрыто испариной, а в горле стоит вот точно такой же ком.
– Спасибо, – голос вернулся в норму. – Это восхитительно.
Наверное, мой довольный вздох был слишком громким, потому что соседки тут же рассмеялись. Искреннее и беззлобно.
А я со счастливой улыбкой вернула бутылку хозяйке и, наконец, осмотрелась.
Небольшая палата была выкрашена в ненавязчивый голубой цвет, три белые узкие кровати стояли в ряд, возле каждой располагалась тумбочка, а в самом углу помещения была раковина с квадратным зеркалом.
Я села чуть повыше и ощутила дискомфорт в правом боку. Отогнув край простыни, которой была заботливо укрыта, я задрала больничную сорочку, оголяя бедро, лобок и часть живота.
– Мне тоже переодеться надо? – поинтересовалась я, бросив взгляд на разношерстную одежду соседок. Одна была в видавшем виде голубом халате, в мелкую розочку, а другая в пижаме, под стать олимпийским спортивным костюмам.
– Да, это операционная сорочка, – подтвердила Катя и вернула все свое внимание книге, которую читала все это время. Судя по толщине, очередной фэнтезийный роман.
Я посмотрела на широкий пластырь, с розоватым пятном крови. Он был наклеен ровно на половине плоского живота, задевая тазобедренную косточку и закрывая половину пупка.
Интересно же, что там.
Я ногтем попыталась подковырнуть липкий краешек и потянуть, но ощутив болезненность в области шрама, оставила эту затею.
– Не торопись, сделают сегодня перевязку, тогда и глянешь, – не отрываясь от вязания, посоветовала Надежда. Заметив мой взгляд, она улыбнулась. – Это для моего внука Коленьки. Он обожает все красное.
Я приподнялась на локтях, чувствуя, как затекли мышцы всего тела. Сделав усилие, я выпрямила спину, расправила плечи и стала разминать шею. Выполняя стандартный комплекс упражнений, я про себя проговаривала его: «По кругу – в одну сторону, потом в другую».
– А где здесь можно переодеться? – спросила я уже вслух.
– В душевой, напротив палаты, но ты бы далеко не уходила, здесь переоденься, скоро тебя позвать должны, – в который раз напутствовала «нянечка.
Наверное, не стоило даже в мыслях её так называть. Если я проговорюсь, то женщина может и обидеться. А еще неизвестно, сколько нам дней провести в одной палате.
Подняв руки к волосам, я в ужасе охнула, привлекая к себе внимание.
– Что-то заболело? – участливо спросила Катя.
– Только чувство прекрасного, – прохныкала я и краем глаза заметила скептические усмешки женщин.
Но меня сейчас больше волновали свои сбитые в клок волосы, ибо я привыкла к безупречности своей внешности. Понимая, что с этим справится только бальзам-ополаскиватель, и расчёской туда даже не стоит лезть, я оставила в покое голову и наклонилась посмотреть на пакет. Рядом стояла сумка, с которой я выходила из дому. Меня посетило ощущение, что все это случилось не со мной. Такие резкие изменения даже пугали.
За один день может произойти все что угодно: человек может измениться, мир вокруг него может измениться, а может, и ничего не случится, но это не про меня. Еще с утра я планировала провести весь день в репетиционном зале, а вечером выполнить реферат по хореографическим спектаклям девятнадцатого века, а теперь лежу в больнице, не зная, как смогу прожить неделю или больше без движения и музыки.
Я, совершенно погруженная в себя, спустила босые ноги на холодный кафель и вдруг вздрогнула, когда услышала вскрик.
– Ого! Это что с тобой такое? – ужаснувшись, воскликнула Катя, внимательно рассматривая мои непривлекательные пальцы.
Наверное, во всём должна быть гармония. Если природа наделила меня привлекательностью и способностями к балету, то она должна была чего-то и лишить. Отца, красоты ступней, друзей, отношений, с которыми никогда не складывалось.
– Точно, балерина. А я думала, ты сочиняешь.
Я хмыкнула и сразу потянулась к пакету, чтобы достать носки и скрыть уродство. Если девушка в открытых босоножках говорит вам, что она балерина – врёт. У профессиональных танцовщиц пальцы ног всегда чем-то прикрыты.
Я выругалась, когда попыталась разобрать бардак в пакете.
Его явно собирал Марк. Только у него есть привычка всё запихивать.
С облегчённым вздохом я все-таки нашла носки, завёрнутые в пижаму.
– Значит, ты и правда балерина? Вот же здорово. Многие мечтают, а тебе вон как повезло.
– Ну да.
Бессмысленный ответ, не отображающий и доли тех чувств, что бушевали во мне.
Повезло? Повезло?! Кричала я про себя от возмущения.
Можно ли назвать удачей ежедневные тренировки, недосып, недоедание и слёзы безысходности, если кто-то оказался лучше тебя на городских соревнованиях. И нет, я не жаловалась. Это всё приближало меня к цели, пусть и медленно, как на пуантах, но верно, как движение поезда по рельсам, у которого нет права свернуть не туда.
Я уселась на кровати и достала из сумки старенький айфон. Посмотрев на пропущенные от матери и Веселова, я лишь пожала плечами. Это было ожидаемо, а вот беспокойство Валентины Марковны было удивительным и приятным. Всё-таки чудесная женщина. Строгая и требовательная к своим студентам, но мне это только импонировало.
Поговорив с матерью, я стала набирать Артура, но он меня опередил:
– Привет, Анют. Ты ещё жива?
– Живее всех живых, а ты уже сделал батман фондю с Таней? – спросила я с ехидцей в голосе и как будто бы недовольно, но он-то знает, что это проявление ревности не к новой партнерше.
– Ей до тебя как пешком до луны, во всех смыслах, – начал говорить он с придыханием, на что я только закатила глаза. – Не переживай. Я после выступления заскочу на минутку. Хорошо, что тебя в другой район не увезли.
– А что, не приехал бы? – прошептала я, чувствуя, как меня охватывает отчаяние. Он будет выступать, а я прозябать здесь. Ужасно.
– Да почему, просто это было бы сложнее. Тебе долго лежать?
– Дней семь вроде, хотя, я бы прямо сейчас на сцену выскочила.
С этими словами я зажала плечом телефонный аппарат, предполагая, что разговор затянется. Нам с Артуром всегда было, о чем поговорить. И начала разворачивать пижаму, чтобы переодеться.
Двигаться было еще тяжело, и мышцы казались одеревенелыми, но это не помешало мне, разговаривая, наклониться низко, чтобы вдеть ноги в брюки. Я приподняла сорочку, чтобы натянуть пижамные брюки и отвечала на какой-то глупый вопрос Артура про дизайн помещения больницы. Хихикнула в трубку. Друг с детства был эстетом.
В этот момент, неожиданно и совершенно неловко, произошли три вещи.
Послышался скрип открываемой двери, и в этот же момент Катя закричала:
– Какая у тебя родинка на заднице!
Я, вздрогнув от двойной неожиданности, вскрикнула и, подпрыгнув, плюхнулась животом поперёк своей кровати, оттопырив, так и не зачехлённую в брюки, ладную попку. Телефон, естественно, как кузнечик от меня отпрыгнул на пол.
Хорошо, в чехле, не разбился.
– Вид, конечно, замечательный, Синицына, но, по-моему, мы с вами оперировали живот, – произнес строгий очень знакомый голос. Соседки засмеялись, очень напыщенно и как-то фальшиво.
Ну, еще бы. Еще, поди, и ресницами захлопали.
Я с досады чуть вслух не застонала, еле сдержавшись. Повернув голову и выглянув из-за пелены волнистых волос, я посмотрела на серьёзное лицо Романа Алексеевича, в темных глазах которого, как угольки, тлели смешинки.
Я, ворча себе под нос, что-то о неуёмных женщинах и наглых мужчинах, рывком натянула брюки. Я ощущала жар в пояснице, там, где Роман Алексеевич взглядом касался обнаженной кожи.
Благодарно улыбнувшись Надежде, которая протягивала выключившийся из-за падения телефон, я взяла его и убрала под подушку. Сев на кровать, я из-под нахмуренных бровей прожигала взглядом дыру в дорогом на вид галстуке врача.
Впрочем, он своей вины явно не чувствовал и выглядел даже слишком довольным всей ситуацией.
– Ну, как вы тут, дамы? Я смотрю, не скучаете.
– Нет, Роман Алексеевич, – в один голос, как на параде перед генералом, ответили Катя с Надеждой.
Я только закатила глаза. Неужели и мне предстояло в скором времени встать по струнке перед этим местным языческим божком? Влюбляться в него не было никакого смысла. Боги лишь могут одаривать своим светом и вниманием, но никогда не полюбят смертных.
– Синицына, вы сильно не располагайтесь, – посмотрел он строго на то, как я сижу, скрестив ноги.
– Мне разве уже можно ходить?
– Ходить-то вам нужно, а вот выполнять акробатические трюки, что вы сейчас продемонстрировали, еще рановато. По коридору третья дверь направо. Я жду.
С этим он и вышел, опалив взглядом, прикрытую тонкой сорочкой, грудь, отчего я ощутила удушение, словно на шее повязали атласную ленту – гладкую, нежную, но сжимающую до хрипа.
С губ слетел еле слышный стон, но тут же был заглушён восклицанием:
– Какой мужчина!
Глава 6. Аня
Я только раздражённо посмотрела на женщин и, достав шлепки, обулась в них и встала. Страх сковал всё моё существо, концентрируясь внизу живота.
Резво переодевшись, уже не отвлекаясь даже на неторопливый разговор соседок, я вышла за дверь палаты. В коридоре было также светло, в разные стороны сновали врачи, пациенты и медсестры с капельницами и пилюлями. Повсюду раздавались просьбы больных и требование персонала.
Как и всегда чувствуя на себе взгляды окружающих, я на негнущихся ногах прошла по коридору и нашла нужную дверь.
В нескольких метрах, возле стойки администратора я увидела рослую женщину. И в обычное время я бы и внимание не обратила, но рука брюнетки лежала на предплечье Романа Алексеевича и это вызвало внутренний дискомфорт. Мысль о том, что женщина могла быть супругой моего хирурга, казалась невыносимо обидной.
Будучи балериной, я не отличалась умением красиво говорить, читать наизусть целые поэмы или выдавать остроумные шутки, зато я обладала гораздо более полезным талантом помимо красоты движения. Я понимала язык тела.
Танец – это способ передачи информации без слов. И в этой мизансцене, что я наблюдала, было ясно видно, что дама с модной стрижкой, возраста примерно моей матери, отчаянно желала Сладенького. Всё тело женщины тянулось к мужчине, глаза то и дело ощупывали привлекательное лицо и участок обнаженной шеи, а пальцы так и норовили вцепиться в ткань халата.
Внимание же врача было поглощено плинтусом с правой стороны от темной головы собеседницы.
Внутри живота возник неприятный отголосок тошноты, словно я увидела что-то запретное и неправильное.
Я слегка вздрогнула, когда светлая голова Романа Алексеевича повернулась, и он уставился прямо на меня.
Его тело напряглось, мышцы ясно обрисовались под белым халатом, а глаза чуть прищурились, напоминая ястреба, узревшего на дальнем расстоянии свою добычу.
Вот, это мужчина, который желает женщину. Очевидно, то, что Роман Алексеевич впервые видел меня в полный рост, сыграло свою роль.
И дама тоже оказалась неглупа и сразу заприметила резкую смену в собеседнике.
Она перевела взгляд на меня и с явственным высокомерием оценила и тонкий стан, и свежее молодое лицо, и копну всклоченных черных волос.
И если мне самой они и показались патлами, то взгляд, брошенный в матовое непрозрачное стекло в двери процедурной, подсказал, что выглядело это, как минимум, привлекательно. Если не сказать – сексуально.
Я вдруг вспомнила сказку, с которой я впервые танцевала на сцене. Это была «Мёртвая царевна» Пушкина. И вид этой порочно красивой женщины ясно давал понять, что как бы ни было налито и красно принесённое ею яблоко, принимать его нельзя.
Я быстро отвернулась, стыдясь, что меня поймали за подсматриванием. Отчего в душе набегали волны неприятной тяжести предчувствия.
Безотчётное волнение пробиралось под кожу, как игла медсестры – болезненно и осязаемо.
Слишком осязаемо.
Я невидящим взором смотрела на дверь, за которой мне предстояло остаться с хирургом один на один.
Возможно, Роман Алексеевич пригласит кого-то, но неуклонно приближающиеся беззвучные шаги и усиливающийся запах свежего одеколона словно шептал мне, что перевязка будет тет-а-тет.
Я медленно повернула голову, чтобы столкнуться с насмешливыми синими глазами, и вмиг ощутила дикое желание сбежать в свою палату к соседкам-хохотушкам. В любое другое место, где не будет этого настырного взгляда, который как магнит с разными плюсами – и притягивал, и отталкивал.
Пока он неуклонно подступал, я оценила неспешность его шага, в котором не было ленцы, а только затаённая сила. Роман Алексеевич напоминал спринтера, готового рвануть в любой момент. Наверняка, умение бегать для врачей крайне важно, ведь порой чья-то жизнь висит на волоске.
Он почти рядом и я, задыхаясь, окунулась в омут его темных глаз, загипнотизированная обещанием, полыхнувшим в них. Я одёргивала себя за столь несвоевременные мысли и желания, но разве внимание такого мужчины могло оставить безразличной меня? Хоть кого-то?
– Эта женщина ваша жена? – задала я вдруг вполне закономерный вопрос, чтобы хоть немного сбросить с плеч лямку власти и отвоевать себе личного пространства, потому что он подступил слишком близко, потому что он одно сплошное «слишком».
Роман Алексеевич резко побелел и посмотрел на меня, как на насекомое, словно я не достойна знать ответ на простой вопрос.
Больно надо!
Я еще раз кинула взор туда, где только что стояла дама и перевела его на мужчину. Он отвел свой острый взгляд и без слов открыл передо мной двери. Рукой он направил моё движение, чтобы проходила быстрее.
Подчинилась. Быстрее начнем, быстрее кончим.
Нет, об этом точно думать нельзя.
А он смотрел так, словно знал каждую мысль, что проскакивала в моей глупой голове, каждое желание, что обуревало молодое тело.
Откуда?
Он отвернулся, дав мне возможность вздохнуть спокойно, и стал выполнять простые, привычные для него действия: вымыл руки, вытер, натянул латексные перчатки, начал готовить раствор для обработки шва. Ничего особенного. Обычные действия обычного врача.
Вот только у меня прошла дрожь по телу от того скрытого эротизма, что сквозил в каждом его мерном движении рук. Он словно выполнял сложнейшие па из соблазнительного, но такого порочного балета «Кармен».
Я увидела, что голова его чуть повернулась, а взгляд зацепил трясущиеся руки, которые я заламывала, не зная, куда их деть. Он хмыкнул, негромко, но словно не сомневался в причине моего волнения.
– Синицына, если вы так и будете продолжать на меня смотреть, то я быстро переквалифицируюсь из вашего врача в…
