
Полная версия:
Странная неожиданность
Вот поэтому вы, при вашей мелкости, углядели только носатую глупую шлюху, ненужную ни для чего. Вроде как карасик с ладонь, да щуренок с локоть потыкались носиками в бок здоровенному быку, лежащему на отмели, ничего не разглядели, и дальше поплыли, злую плотвичку Василису из зарослей выковыривать да разглядывать – то ли сразу убить, то ли к делу приспособить. Такой плотвы в Киеве немало.
Захарий твоему раннему приходу радовался, не знаю, увидел меня или нет. Яцек – щенок вроде тебя, тоже не углядел.
В вашей ватаге самая сила, третья сила, грозная силища, – это у протоиерея. За ним – божественная мощь! Мы все против него – мелочь. Он всяких ведьм просто носом чует. А мне было весело за счет такого божеского силача покушать, поэтому защиту вроде морока на себя накинула.
Не знаю, что за сила в черном волхве таится, против которого вы идете, но ведь священник-то против него не боец. Его лучик света видел?
– Да.
– Это Христова сила. С ней убивать не ходят, она на другие дела рассчитана.
– Николай бесов силен изгонять, а бес это знаешь какая страшная сила?
– Конечно знаю, брала как-то для бабушки парочку. Она уж старовата была за девственницами гоняться, да потом на Лысой Горе с другими ведьмами скакать, а меня это еще привлекало. Астарот или Вельзевул, не помню даже к кому из самых главных обращалась, прислал двух демонов, а бабушка их к делу приставила. Вот пусть бы и гонял протоиерей диких бесов, которые норовят в людях поселиться, нам они без надобности. Те бесы, они вроде диких животных, от них никакой пользы нету. Мы любим работать с демонами. Вот там выучка! А на что вам Невзор-то понадобился? Не таись, может присоветую чего толковое.
Почему бы и нет, подумалось мне, такое дело новое, не знаешь – где найдешь, где потеряешь.
– Тайны большой нет. Не говорим, потому что боимся – мешать будут. К Земле летит камень большой, скоро мы с ним столкнемся. Погибнет Земля целиком и безвозвратно. Это мнение белых волхвов и антеков.
– Живы еще, подземные жители…, – как-то необычно прошелестела Оксана, зачем-то сгорбившись и изогнувшись, – у них все Антекон 25?
– Да, он.
– Они подолгу живут, не то что мы твари наземные… И в колдовстве лесные антеки посильней вас, волхвов будут… Вы что хотите делать?
– Наши сильные волхвы считают, что нам надо дойти до Русского моря и заручиться поддержкой дельфинов. А еще нужна будет помощь от астронома из Сельджукского султаната.
– Так вот зачем тебе поляк-поисковик понадобился… А Невзору, старому козлу, чего все неймется? Зачем он к вам под руки лезет?
– Черные думают, что Земля уцелеет. Будут всякие бури и наводнения, пожар и голод. Нарушится сегодняшний миропорядок, народы опять станут разрозненными племенами, лишатся привычных религий, и черным волхвам станет удобней командовать новым человечеством.
– Воспоминания об Атлантиде не дают им покоя… Да. Могут ошибиться белые, могут глупость выдумать черные, но антеки не ошибаются никогда! Не чета они в этих делах людям! Старшая нация. И хоть ведьмы и черные волхвы всегда стояли по одну сторону ограды, а белые по другую, в этом деле я за вас. Внучка с вами пойдет, хватит ей тут, в Киеве, ворон своими шлюшными замашками пугать! Землю спасет, а там посмотрим. Ей уж пора в столице Большой Старшей делаться, а не прошмантовкой худой скакать!
Я опешил. С кем я тут стою разговариваю?
– А вы… кто?
Оксана рассмеялась.
– Не понял еще, атаман-быстромысл, с кем в холодке вечеряешь? Бабка я Ксюшина, Большая Старшая ведьм стольного града Киева Пелагея.
– Вы же умерли!
– Называй, как всех – на «Ты», брось свои будущие замашки. Умираем мы, Большие, когда сами захотим. Можем омолодиться, можем переселиться в новое тело, подобрав подходящую молодуху, можем приходить в душу к близким людям с того света. Меня забавляет приходить на зов к Моему Дыханию. Вдобавок сегодня действительно по важному делу вызвала.
Давай подумаем, чем я в походе смогу помочь. Ксения с вами пойдет, меня всегда на помощь призовет, да и сама достаточно сильна. Мелочь какую-нибудь уладить, и сама сможет.
– Давай о главном, – прервал я Пелагею. – Если ты так мощна, может поможешь нам Невзора извести?
– Рада бы помочь, да не могу. Черные волхвы всех наших родоначальниц связали страшной клятвой и сами ее нам дали. Мы их не убиваем, они нас. От нашего рода Лада Прекрасная поклялась. Если хоть одна из нас против клятвы пойдет, весь род немедленно в страшных муках вымрет. Были случаи спервоначалу и с их стороны, и с нашей. В этом мы все уверены. И души исчезают тоже безвозвратно.
– Но судьба Земли…
– Нет нас, на Землю наплевать.
– А другие люди, дети…
– На чужих людей ведьмам вдвойне наплевать! Нас даже в сказках добренькими и хорошенькими не делают!
От этих речей Пелагея распрямилась, выровнялась. Голос ее мощно загрохотал. Кругом залаяли собаки. Как я от ужаса не обделался, ума не приложу…
– Орать-то хватит, не на Лысой Горе перед своими голосишь. С дельфинами что?
– Знаю к ним лазейку.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался я.
– Лет сорок тому назад, Невзор заезжал по какому-то своему делу в Киев и сильно хвастался, как он с дельфинами общий язык нашел, и как они для него все делают. Помогал ему в этом деле джинн, которого он у арабов за большие деньги вместе с серебряным кувшином купил.
Наши, не будь дуры, подпоили его быстренько заморским вином с сонным наговором (порошок класть было нельзя – почувствует), и кувшин украли. Вертели его и так, и этак – нету джинна. Перепрятал черный его куда-то. А Невзор после этого уехал быстренько.
История эта за давностью времен почти у всех стерлась из памяти, шутка ли сорок лет прошло. И я бы забыла, если бы хоть кто-то еще похвалился своими успехами в разговоре с дельфинами. Нет и не было таких людей даже и в далеком прошлом. (Не будет и в далеком будущем, мрачно подумалось мне). Я не раз у Старших из других городов и просто поживших на Русском море ведьм спрашивала. Даже слухов и глупых небылиц об этом не ходит.
Вы Невзора убейте, а я, не торопясь, в его вещах, одежде, обуви, заколке для волос, хоть что-нибудь, что может быть хранилищем для джинна, поищу. А без этого весь ваш поход смысла иметь не будет.
– Пожалуй. А что еще нужно знать, чтобы джинном командовать?
– Два слова. Это ключ к любому арабскому магическому замку.
Вспомнилось «Сезам, откройся!», и вот тебе хранилище золотого запаса Госбанка и Форт Нокс в одной пещере. А вот с джиннами, вроде, достаточно было просто потереть кувшин. Но реальность-то параллельная! У них здесь так запаралеллилось, у нас иначе. Наплевать. Потереть вещицу, которая вместо кувшина у нас будет, никогда не поздно.
– А где нам эти загадочные слова брать? Пытать Невзора перед смертью?
– Бросай шутить. Слова чуть ниже горлышка по кругу на кувшине были арабской вязью выгравированы.
– Какой-нибудь «Бум-барах, трам-тарарах»?
– На арабском ли они, или на русском, джинн поймет. Девчата в свою пору переводы у двоих ученых арабов в разное время и в разных местах сделали. Арабов полно в ту пору с товаром на Запад через Киев ходило. Итог один: нужно громко сказать – «странная неожиданность».
– Странные какие-то слова…
– Других нету.
– А если при нем джинна не окажется?
– Не может быть!
– Почему?
– Оставить такую драгоценность где-то, Невзор не осмелится – прячь не прячь, магическим путем найдут и похитят, – объяснила Пелагея, – а доверить кому-нибудь на хранение – нипочем не отдадут.
– Почему?
– Черные. Они иначе не умеют.
– Будем искать, – меланхолично заметил я.
– Астронома пусть поляк ищет. Какие у вас еще есть трудности?
– Я по жене скучаю…
– Вот ей голову и будешь морочить, если живым вернешься. Богуслав чего-то у тебя не весел, буйну голову повесил. Он главный волхв твоего отряда. Не дай бог из-за тоски-печали ошибется или не сумеет чего? Вам всем конец.
– У него любимую девушку замуж отдают.
– Далеко?
– Во Франции.
– А как он об этом прознал?
– Антеки показали Францию, городок Мулен, пятнадцатилетнюю девицу Полетту Вердье, в прошлой жизни Анастасию Мономах. Славе дали с девчонкой поговорить. Девушка Богуслава помнит и любит, но ее через несколько дней отдают замуж.
– А он?
– До Мулена слишком много тысяч верст.
– А подземные черти чего?
– Что они могут сделать? Прокопать подземный ход ко входу в церковь и утащить невесту прямо из-под венца? А ей обязательно нужно получить с жениха деньги за свою свободу, отдать их родителям, и идти топиться в тамошней речке Алье.
– Господи, да я такой подлости от антеков никогда в жизни не видала! Шел себе человек мимо, по– хорошему и нужному делу, зачем его было в эти стародавние дела опять впутывать? Да еще и черте где, аж во Франции! Ведь твой Богуслав, это ж Славка из боярского рода Вельяминовых?
– Именно он.
– Я Настенку со Славкой еще в подростках при дворе Ярослава Мудрого помню. Я тогда Анну кое-чему и по женской, и по ведьмовской линии обучала, а их от нее гоняла. Девушке скоро во Францию ехать, за короля замуж выходить, всю власть сразу под свою руку брать, столько всего надо было знать и уметь, а тут эти щеглы вечно под руками вьются, отвлекают от дела.
А она Настеньку любила, вечно ей чего-то по– гречески втолковывала. Та еще по-русски говорила не очень, а грек-переводчик, которого она с собой из Константинополя привезла, половины наших слов не знал.
А Славка прилип к Мономахине страсть как. Еще прыщавый щенок, а полюбил девчонку необычайно. Потом, когда она яд выпила, его из петли три раза вынимали. Два дружинника при нем по распоряжению отца неотлучно находились. И опять его 25 паразит во все это втягивает!
Анна мне периодически с птицами весточки шлет. Но сейчас то ли долетит до нее эта птица, то ли нет, бабушка еще надвое сказала. Времени у нас очень мало. Пошли, попробуем через связь этих мелких подлецов протиснуться.
Силенок у нас, конечно, маловато. У Антекона 25 целая орда этой мелочи под землей бегает, а у нас? Ты, да я, да мы с тобой. Но путь уже налажен, а там, глядишь, Анна сможет нам помочь. Она там женский монастырь открыла, молодых ведьм учит. Сколько у нас сейчас времени, вот бы знать!
Я глянул на часы.
– Девять вечера.
– Ну ты силен, боец из будущего! – ахнула Большая Старшая. – Во Франции времени поменьше, девушки еще не разбежались, и у них можно силы взять. Побежали, может и успеем!
Мы махом влетели в обеденную залу. Сидели только наши. Других посетителей уже будто кто-то вымел железной рукой. Все разом загалдели, замахали руками.
– Пойдем скорей!
– Куда ты пропал?
– Наливай штрафную!
– После, народ, после! – отмахнулся я. – Богуслав, пойдем, дело есть срочное!
Разрумянившийся после первых стопок водки, Слава поднялся из-за стола. Улыбаясь, спросил:
– Кому-то за бой в Киеве должны остались? Сейчас всех уважим!
– Бежим скорей! Потом посмеемся!
Глава 14
И мы потащили расслабленного боярина к нашей комнате, по дороге объясняя ему суть дела. Когда он понял, что опять может увидеть свою ненаглядную, уже он нас потащил.
В комнате мы его усадили, и Пелагея взялась теребить его память, чтобы взглянуть, откуда удобнее залезть в чужой коридор. Для этого она стала, поглаживать Богуславу голову двумя руками.
– Может быть антеки каждый раз заново все выстраивать будут? – спросил я.
– Не может быть! – рявкнула Большая, не отвлекаясь от своего занятия и взъерошивая волосы все более резкими движениями пальцев рук, – слишком много силы впустую уйдет!
Я решил не мешать признанной мастерице черной магии и для поиска женского монастыря, созданного бывшей королевой, окунулся в Интернет. Обитель святого Винсента с собором и женским монастырем нашлась махом, оставалось сориентироваться на местности.
Вдруг в воздухе появилось окно.
– Нашла! Вот оно! Мулен?
Слава вгляделся.
– Мулен!
Изображение трепетало и вспыхивало яркими разноцветными точками. По краям цвели радужные разводы. Пиратская копия и есть пиратская. Правда, надо заметить, покупку лицензированного канала нам никто и не предлагал.
– Вон она! – показал рукой побратим.
Пелагея навела свою плохонькую камеру на девушку.
Полетта уже активно махала рукой, бежала к нашему окну и кричала:
– Слава!
Богуслав метнулся с нашей стороны.
– Настя! Как ты там?
– Осталось всего три дня, милый! Половину денег уже сегодня отдали…
Изображение и звук исчезли разом. Экран схлопнулся. Богуслав рухнул на топчан и завыл в голос в неизбывной тоске. Вот так показали… А какой он был веселый несколько минут назад…
– Хватит выть! – гаркнула Большая Старшая ведьма, – в Санлис!
– Четырнадцать верст севернее Парижа, – уже тараторил я, – поселок Санлис, обитель святого Винсента…
– Я туда стрижей наводила с письмами, – буркнула сквозь зубы ведьма, – найду!
Камера неслась стремительно. Быстро нашли женский монастырь, замелькали пока еще пустые кельи. Наконец вылетели в какой-то зал. Человек тридцать девушек, одетых в одинаковые темные платьица, внимательно слушали пожилую невысокую женщину. Увидев ее, ведьма истошно заорала:
– Анна! Это я, Пелагея! Скорее помоги!
Наше окно уже угасало. Силы и Старшей, и мои, уже были на исходе. В глазах то темнело, то светлело, нарастал шум в ушах, начало подташнивать. Эх, не успели…
Угасающее изображение на прощанье показало, как напряглась старушка во Франции, как она показала на нас рукой и что-то сказала. Вместо нормального звука было неразборчивое шуршание. Прощай Анна Ярославна, больше уж нам не свидеться…
Вдруг экран засиял по-новому, появился звук. Переводчик, видимо, включился пораньше, и шелестел мне последнюю минуту уже перевод. Теперь французский язык я знал в совершенстве.
– Девушки, скрестили руки на груди, сделали глубокий вдох, выдох, вдох, – дай силу!
Девушки с силой выдохнули, и окно стало не менее качественным, чем в бункере у Антекона 25. Звук зазвучал безукоризненно,
– Здравствуй, тетя Пелагея. Как ты помолодела!
– Здравствуй, Аннушка. Это тело моей внучки, Оксаны.
– Говори дело, держать тяжело.
– Помнишь Настю Мономах?
– Конечно.
– Она сейчас в городишке Мулен, у вас, во Франции.
– Не знаю такого.
– Он невелик, скорее поселок, – вмешался я, – стоит на реке Алье южнее Парижа, чуть восточнее Буржа в самом центре Франции.
– Сколько до него?
– Я путаюсь во французских мерах длины.
– В них все путаются. Каждая земля по-своему меряет, порядка нету. У каждого свое лье, свой туаз. Говори в верстах.
– До Мулена 300 верст.
– Поищем, – благосклонно кивнула мне королева.
– Девчонку сейчас зовут Полетта Вердье, – продолжила Пелагея, – ей пятнадцать лет и красавицу за гроши и против воли через три дня отдают замуж за богатого купчика. Она, как и в прошлой жизни, любит Славку Вельяминова, а он ее.
– Слава там рыдает?
– Кому ж еще!
– Далековато, конечно, для трех дней, – задумалась Анна. – Если получится вывести девушку из-под венца, когда Славу ждать?
– Неизвестно. Ему надо от Земли большой камень отвести, и он идет с ватагой к Русскому морю. Слышала о такой напасти?
– Как не слышать. Наши темные колдуны говорят, что большой беды не будет. Потрясет кое-где, большие дожди будут, часть Англии смоет.
– Все брешут. Рассыплется Земля, не выдержит удара. Лесные антеки не ошибаются. Да и белые волхвы о том же толкуют. Черные уж больно покомандовать хотят, как в прошлый раз, после Атлантиды. Но и меньшая катастрофа, нам, ведьмам, лишняя. Неохота бродить по обожженной или залитой Земле вместе с полудикими племенами.
– Согласна. Свяжитесь со мной через три…
Окно затряслось и закрылось.
– Долго Франция по сравнению с нами продержалась, – заметил я, – Анна, видно, очень сильна.
– Да и я бы не ослабла, если бы меня тридцать молодых ведьм, лучших из лучших, отобранных по всей Франции, в едином порыве своей силой поддержали.
– Да, без поддержки ослабли мы не на шутку, – согласился я.
– Пустое. Сейчас быстро придем в нужную силу.
– Может для тебя это и пустяк, а у меня звон в ушах до сих пор держится.
– Почернение в глазах и тошнота уже прошли?
– Да вроде да, – поражаясь ведьминой информированности, ответил я.
– И у меня прошли. Нас с тобой с непривычки обоих одинаково накрыло. Здесь в дело не вся сила идет, а ее тонкий лучик. Вроде как кусочек, оттенок радуги. И почему-то он у тебя такой же мощи, как у меня. Развил его в будущем?
– Да, – сказал я, – на особых инструментах: телевизоре и мониторе. На телевизоре с детства развивал, очень старался.
– Хватит вы о ерунде! – заорал наш пылкий влюбленный, – отдадут мне Настю или могилу ее покажут?
– Это как Аннушка изловчится в далеких землях. Кто знает, в какой она силе в этом Мулене окажется? Она мне писала, что во Франции король правит на небольшой части ее земель, остальное расхватали графы да маркизы. У ее второго мужа, графа де Крепи, подвластных ему земель было чуть меньше, чем у ее сына Филиппа Первого, унаследовавшего корону после отца. И черт его знает, чей он теперь этот Мулен?
Богуслав опять упал на кровать и зарыдал. Мы с Пелагеей переглянулись, развели руками – ну что тут можно сделать?
– Я ухожу. Дальше пусть с вами Ксюшка валандается, – заявила Большая ведьма, и ушла.
Лицо древнерусской худобы приобрело привычное выражение наглой беспардонности и дурости. Я отсчитал ей честно заработанные деньги.
– Довольна?
– А то!
Споров не было.
– Ты все видела, что мы тут творили? – спросил я у бабенки.
– Бабушка от меня ничего не прячет! – дерзко заявила продажная давалка, – она меня этим учит. Мне скоро Большой Старшей у ведьм делаться, надо все про все знать!
– Может хоть годок просто в старших походить? – скептически усмехнулся я, – не высоко ль сразу то замахиваешься?
– В самый раз. Чему меня эти две старые дуры, Меланья да Гореслава могут выучить? На молоденьких, особо наглых ведьм орать? В колдовстве я гораздо сильнее их обеих вместе взятых, а народом надо уметь командовать, как это делала бабушка: повела бровью, одно-два слова проронила, – и побежали, поскакали ведьмы в разные стороны, исполнять то, что Большая Старшая делать велела.
Да, и я таких руководителей повидал, правда очень мало, и о колдовстве от них речь даже и не шла. К сожалению, мне это искусство предоставлено судьбой не было.
– Скажи тогда, Большая, как нам боярина-то унять? Вон его как корежит всего!
– Может мне к нему под бочок умоститься? Глядишь и утешу… Недорого совсем встанет!
– Ты мне здесь свои шлюшные замашки брось! Не ко времени. Если не можешь ничего другого предложить, иди лучше в обеденный зал и там твори, чего хочешь!
Оксана была конечно права. Нет другого способа отвлечься от прежней любви, кроме как прилипнуть к новой избраннице. А ей, с ее ведьминскими умениями, перекуковать любую красавицу раз плюнуть. Можно было бы и попробовать, кабы на месте Славы другой мужчина был. Только Богуслав – человек-кремень. Он чуть из этого нового капкана выкарабкается, от одной мысли, что пока во Франции его любовь пропадала, он тут на дешевенькую киевскую проститутку польстился, возьмет да и повесится.
Выход был только один – древнерусский, исконный – выпить водки. И какими бы успокаивающими, трижды испытанными средствами, медицина не заманивала нашего человека, этот метод остается много веков основным.
Но боярин очень горд, а Ксения может подсунуться с неуместным замечанием, произносить которые она изрядная мастерица. Может враз всю малину мне обгадить! С этим надо было разбираться немедленно, пока не втюхался в свежеподанное дерьмо.
– Ксюха, у меня к Богуславу серьезный мужской разговор, присутствие чужого человека нам будет в тягость.
– Чужой, а кто тут чужой? Я? Я в доску своя!
Пока она пела эти сладкие речи, я успел донести ее худосочное тело до выхода, распахнуть дверь и выкинуть будущую Большую и Старшую, ставшую в этот момент от женской злобы небольшой и страшной, в коридор, после чего запер дверь на задвижку. Задвижка сразу же взялась рывками ползти назад. Во как! Оксана отказа не приемлет!
Я жестко двинул запор в закрытое положение и наложил закрывающее заклятие, подаренное мне Антеконом 25. Минуты две понаблюдал за тщетными попытками коридорной умелицы.
Видимо, в ход пошли все известные людям методы. Задвижка пыталась прыгнуть с силой вперед, поерзывала вперед-назад, проворачивалась вокруг собственной оси – все безрезультатно. Магия антеков всегда значительно превосходила человеческую. Сказали нельзя открыть – значит нельзя.
Теперь дверь можно только вышибить вместе с косяком. Ксения не пренебрегла и этим вариантом. Раза три она ударила своим тщедушным телом в преграду. Но то ли вес в 45 кг оказался слишком незначительным для борьбы с препятствием, то ли киевские столяры-плотники не пожалели древесины на изготовление двери с коробкой (смешно было бы ее жалеть в 11 веке, когда Киевская Русь стоит в сплошной чащобе!), но этот метод тоже оказался неэффективным.
В общем, вся Оксанкина джига в сочетании с киевским гопаком оказалась слаба против величавого подземного хоровода Антекона 25 и тысяч антеков. Как говорили в 20 веке – здесь ваша не пляшет!
На детские коридорные выкрики:
– Все бабушке скажу! – я не обратил никакого внимания.
Можете хоть свою «Черную книгу» приволочь, открыть этот запор могу только я.
Богуслав лежал вниз лицом и тихо всхлипывал. Да, ослаб опытнейший воевода, невзгоды сломили железную волю умного весельчака. Впрочем, неизвестно еще как бы я себя вел, неожиданно лишившись Забавы. У каждого из нас есть свое слабое место.
Как же его вытащить опять к водке? Какой-нибудь простенький трюк, наверное, не пройдет. Начнешь его звать выпить, а он тебе буркнет – вот один и пей, а мне это ни к чему. Или зарычит: что ты меня, как девицу обхаживаешь? Успокоить хочешь? Сам иди и успокаивайся! И дальше будет думать, то ли веревку как в прошлый раз идти мылить, то ли как Аннушка в реку сигануть.
Подойти надо как-то нетрадиционно, чтобы он меня, а не я его пьянствовать звал. А как? Задачка не из простых… Я присел на свою кровать, и стал ломать голову.
Обозлить боярина? Неизвестно, чем дело кончится. Может просто уйти в другую комнату, а ко мне закинуть на ночевку кого-нибудь. Может треснуть какой-нибудь магической штукой, волхв он все-таки не чета мне.
Отвлечь какой-нибудь забавной историей? Сейчас такой трюк не пройдет, не расположен он сегодня к веселью. Напомнить о детях в Переславле? Ему на них наплевать, заботится только о Мономахах.
Рыкнуть на Богуслава? Хорош рыдать! Нас великое дело ждет! Слава не из слабаков, его этими воззваниями не поднимешь. Скажет равнодушно: потише ори. Когда идти пора будет – скомандуешь. С ерундой больше не отвлекай.
Кругом какая-то безнадега. Сильный человек, в минуту непривычной для него слабости, неудобен в общении.
– Что-ты там ноешь, нормально пой! – рявкнул Богуслав, – всю душу вынул!
А чего я тут ною? А самого русского нашего поэта! И я начал петь самым задушевным своим голосом:
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Спел песню полностью.
– Кто такое мог написать?
– Великий русский поэт Сергей Есенин.
– В ваше время жил?
– Немного пораньше.
– Давай вместе споем.
– Давай!
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
– Ведь это обо мне песня… Я уже пожилой и много повидавший человек, спокойно доживал свои дни. Настя уже казалась полузабытой сказкой молодости.
Был уверен: никогда мне больше не испытать такой силы чувств и впечатлений. Как это в песне:
О, моя утраченная свежесть
Буйство глаз и половодье чувств.
Такая любовь – удел юности. Прошло, как весенняя гроза. Вспоминай в сумрачные осенние деньки, как тут сверкало и громыхало в мае, твоя зима уж на пороге – готовься к черноте.
И вдруг кончилась печальная песня. Все вокруг засияло и загремело – я опять встретил мою Анастасию! Оказалось, что это не я стар, это моя жизнь без нее состарилась.
Я полжизни не живу, а существую! Брожу по каким-то нудным делам, воюю без всякого огня в душе, ложусь в постель без любви с разными женщинами, воспитываю детей, если случайно появляется время, и мне совершенно все равно какими они вырастут. Они рождены от нелюбимой женщины, и сами нелюбимы. Пью водку без всякого азарта.
Умрет Настя, уйду следом. И Анна определенно сказала – слишком далеко, не успеет. Конечно, меня там нет, табуна ахалтекинцев нет – некому скакать день и ночь, загоняя коней насмерть. А от чего умер Есенин?