Спасительная неожиданность

– Я за свой счет поплыву! Мне на ваши деньги наплевать!

– Конечно плыви, но на другом судне, нам не мешайся. Я капитану побольше денег дам, только бы он тебя ни под каким видом на свой корабль не брал.

Наина осеклась, упала обратно на стул.

– А что же делать, – прошептала она, – мне обязательно нужно при моем Ванечке быть…

– Тебе бы еще одной, полезной ипостасью разжиться, тогда бы точно взял, да еще и приодел бы в дороге.

– Где же их берут? – опять воспылала предсказательница.

– Да кто где. Я с мертвого Невзора снять изловчился и уже при помощи этого чужого естества с дельфинами столковался, Таня у подруги взаймы взяла, и в бою ведьму Василису пришибла. А у тебя, как видишь, ничего нету.

– Дайте, дайте мне!

– Своего отдать не могу, у меня Боба не отнять, это чисто мужской вариант, а вот у Танюши Пелагея съемная, и перекинуть ее минутное дело.

– А что это вы их по именам зовете? – с подозрением спросила Ная, – они что, живые люди?

– Да где там! – недрогнувшим голосом соврала Большая ведьма, – это просто полезный инструмент для ума, ну как молот у кузнеца или топор у плотника. Не нужен инструмент – отложила, подала команду: Пелагея, уйди! Понадобился, скомандовала: Пелагея, приди! – вот и все дела. А имена им для удобства в работе дадены.

– Минус в том, – опять взялся рассказывать я, – что Татьяна с нами нипочем идти не хочет, сильно по родным соскучилась. А мне ее Пелагея во как нужна! – и я чиркнул оттопыренным большим пальцем себе по горлу. – В кого только ее перекинуть, ума не приложу!

– В меня! – недолго думая выпалила Наина.

– Да ты вся какая-то хлипенькая, – стала куражиться Пелагея, – выдюжишь ли, не знаю. Я вон богатырка, лошадь поднимаю, а вот ты…

– Это я только с виду жиденькая, – не сморгнув, сбрехала Наина, – а так быка на плечах унесу, и не охну!

Я мысленно поаплодировал обеим – как естественно для женщины обмануть ближнего своего и добиться поставленной цели. Видимо, это тоже послужило в свое время с пользой для выживания гомо сапиенсов.

А ведьма между тем времени зря не теряла.

– Клади руки ладошками кверху! – Ная положила, Пелагея тут же накрыла их богатырскими ладонями – говори: я согласна принять Пелагею, – я согласна принять Пелагею, – прошелестел повтор, – чуешь, пошла?

Наину передернуло как от удара током, а Таня, теперь уже только Таня, упала на стул и откинулась на спинку. Все! Переход завершен!

Тут из кухни в обнимку вышли повеселевшие Хрисанф и Иван. Каждый тащил в свободной руке по здоровенному кувшину вина. Ох, не видать мне сегодня взваров и отваров!

Увидев сомлевшую Наину, Ваня забеспокоился.

– А что это она какая-то сонная?

– С Татьяной связалась на ладошках силой меряться, – включился в фестиваль врунов и я, – конечно не одолела, но глянь, как богатырку умаяла!

Конечно, богатырская сила и мощь показывали свое превосходство над слабосильным задором, и Таня возилась уже побойчей Наи, но вид ее тоже оставлял желать лучшего.

– Хрисанф, добавь приличной закусочки и посуды, да и сам с нами присядь – в ногах правды нет. Вот еще что, чуть не забыл: поляку супчику или бульончику хотя бы спроворить, может полегчает пареньку.

– Тому, который…

– Именно тому! – остановил я ненужные уточнения, – которого вы вчера с Христо на тележке катали.

Хрисанф неторопливо подумал и сказал.

– Суп только к обеду будет, но бульончика уже сейчас можно налить.

– Так наливай, не тяни время.

И понеслось! Повар таскал харчи, мы с Ваней разливали винный дар богов по бокалам, а проспавший все на свете и только что пришедший Богуслав вместе с богатыршей сдвигали столики.

В конце концов все присели за получившийся Г-образный стол и залудили по первой. Девчонки раскраснелись, мужики расхрабрились, и вторая тоже ушла влет. Завязалась бурная беседа. Я проследил, чтобы Венцек не пил слабенькое винишко, а сразу дернул 100 грамм крепчайшей граппы и начал хлебать бульон.

Венцеслав выпил, и глаза полезли на лоб, а потом со зверским усердием начал наворачивать хлебово. Конечно, не мед мы тут пьем, но подобное, как учат гомеопаты, лечится подобным, вот и приходится клин клином вышибать. Больше пить ему сегодня не велел.

– Но мне же полегчало! – пытался поспорить носитель королевской крови, – значит если еще чуть-чуть выпить, станет совсем хорошо.

Подрастают новые поколения, и все с той же охотой и усердием лезут в прежнее дерьмо, – подумалось мне. Значит и бородатый анекдот про японца, пившего, а потом опохмелившегося вместе с русским, пойдет вместо аргумента на ура.

– Венцеслав, тебе приходили сегодня в голову черные мысли, что лучше бы умереть, чем терпеть эту муку мученическую?

– Было дело, когда уж вовсе невыносимо поджимало.

– Так вот, если еще сегодня выпьешь, завтра будешь думать: лучше бы я умер вчера!

Венцек торопливо отодвинул от себя стакан и ушел на берег моря проветриваться. А я уже выяснял у Хрисанфа, куда запропастился ловкач Ламврокакис.

Оказалось, что Христо прибежал в корчму раньше всех, съел кусок сыра и глотнул чуть-чуть винца, выпросил кувшин крепленой радости и маленькую корзиночку фруктов, после чего унесся в неведомые дали.

– Либо маяк погнал в одиночку штурмовать, либо на приезжих купцов всей своей мощью обрушился, – высказал резонное соображение Богуслав. а на меня цыкнул:

– Ты больно-то не увлекайся! Защита твоя от винища вновь в полной силе!

Так просидели еще часок. Тут рыбаки притащили Хрисанфу исчезнувшую в будущем рыбу берзитику.

– Никто на рынке целиком ее брать не хочет, – пожаловались они, – все кусочки просят. Повырежут из середины лучшие куски и разбегутся, а мы кукуй там с остатками. Ты вроде бы обещал рыбу взять полностью?

– Возьмем обязательно! – заверил я тружеников моря. – Часто ли она в ваши сети идет?

– Да не чаше раза в месяц попадается, и с каждым годом все реже и реже, – поделились секретами истребления редкого вида морских обитателей рыболовы. – Прет в основном кефаль да барабуля!

Хрисанф расплатился, и окрыленные удачным сбытом рыбаки отчалили к новым трудовым достижениям, а мы взялись рассматривать невиданную рыбу, положенную на два сдвинутых столика.

Она отливала ярким серебром чешуи, длиной вытянулась аж на три метра, морда, как у скумбрии, плавники большущие, ярко-красные. Кто ж ее в этих-то веках извел? Врагов, подходящих ей по размеру, в Черном море явно не отыскать, и экология сейчас просто чудесная. Человечество еще слабовато, рыболовецкие сейнеры с громадными тралами море как гребенкой не причесывают. А рыба, между тем, пропадает. Загадки без разгадок…

Хрисанф в кухню эту здоровилу затаскивать не стал, а то там будет не развернуться, быстренько порезал ее на куски прямо там, где лежала и утащил тушить к обеду. На чье-то предложение пожарить, ответил коротко:

– Не ужарится! – и продолжил свою производственную деятельность. Да, настоящий мастер всегда увлечен своим делом, и разговоры разговаривать ему просто некогда.

В конце концов и рыба, и Хрисанф исчезли в недрах кухни. Мы посидели еще с полчаса, и тут с победой вернулся Христо. С собой он вел двоих русских купцов.

– Видите сколько сидит народу? А ведь не сезон, и время не обеденное, – вещал Ламврокакис, усиленно жестикулируя рукой с пустым винным кувшином. – Люди понимают, что такую еду они могут получить только здесь, только в этой харчевне, и при этом не заплатить лишнего.

– Что ж, – скомандовал купчина постарше, – веди повара дяди императора.

Христо убежал.

– Чего бы ты хотел, Андрюха? – усмехнулся в бороду пожилой, – намаялся, поди, в дороге по первому разу, истомился без вкусной-то еды. Конечно, таких расстегаев, как твоя матушка стряпает, мы тут не получим, грека все врет, это видно, но может здесь и верно неплохо кормят?

– Я, дядька Мартын, ужасно вкусной рыбки хочу! Так этот корабельный кулеш умаял, ну просто мочи нет!

– Тряхнем, племяш, мошной! Я для тебя деньги не пожалею! Если здесь рыбы нет, в другое место враз уйдем, мы сейчас с тобой люди гулливые. Сыщем рыбу!

Хрисанф вышел неласковый, отвлекли от любимого дела. Все эскалопы были им сразу забыты.

– Рыба есть, но вся делается по заказу. Другой сегодня не будет!

– Пошли, Андрюшка! Не рады нам здесь, отказывают в рыбце.

Христо растерянно глядел на кулинара и пытался подавать ему какие-то непонятные знаки, но поджавший губы Хрисанф опять закусил удила, и не внимал никаким позывам. Ситуацию надо было спасать. Порушит этот нравный умелец Ламврокакису почин, и пиши пропало, отчается мелкий жулик в этом славном деле себя найти, опять с сомнительными друзьями воровать и разбойничать подастся.

Я подошел к уже вставшим купцам, широко улыбнулся и начал:

– Здравы будете, гости торговые! Откуда идете и куда? Радостно видеть на чужбине земляков!

– Русский?

– А то! С самого Новгорода Великого сюда сушей дошли.

– А мы смоленские. На двух торговых ладьях с товаром в Царьград идем.

– И мы туда. Чего везете?

– Да как обычно: мед, воск, лен, пеньку, шкурки пушного зверька всякие. А вы с чем?

– Да мы не по купеческой, по казенной надобности справляемся. Давайте выпьем за знакомство, пошли за наш стол. Хрисанф, выкати нам крепленого, посчитай в мой заказ. Да пока наша рыба готовится, дай приличной закусочки какой-нибудь.

– Ну пошли, причастимся вместе! Тебе, гляжу и рыбу тут дают.

– О! С этой рыбищей отдельная история! Ловят ее в месяц раз, вкусна необычайно, по моей просьбе взяли и теперь делают. И исчезает эта берзитика из Русского моря, в другой раз уже может и не попробуешь.

Андрей вздохнул.

– А мы пролетели! Нам рыбы не досталось…

– Так берзитика эта в четыре аршина длиной! На всех хватит! Вам, гости дорогие, смоляне любезные, от моего угощенья не отвертеться, придется с моей ватагой кушанье делить. Счас лучшие куски получите! – и я повлек Мартына с Андрюшкой к себе.

После первых двух стопок разговорились.

– А ты чем по жизни занят? – поинтересовался битый жизнью и потому осторожный старший купец. – При князе каком кормишься?

– Две лесопилки поставил, дешевыми досками Новгород обеспечиваю, и кареты изготавливаю – тоже сам сбываю.

– Так знаменитые новгородские повозки ты делаешь? – ахнул Мартын.

– Я, я, – зажевывая крепенькое винцо сливами отозвался я, – на моих клеймо стоит – большая буква «М» в круге. Это по нашей фамилии Мишиничи обозначено. А если очень приглядеться, то на передней ее ножке буковка «В» видна – меня Владимир зовут.

– Я ж говорил! – заорал молодой, – а ты щербина, щербина!

– Тут глаз особо зоркий нужен, – пояснил я, – не каждому дано увидеть.

Афишировать свое боярство я счел излишним: мы, мол, друзья-купцы, и этим все сказано. А знатный представитель правящего класса всегда у простого человека рождает недоверие, обильно сдобренное опаской.

Хрисанф внес здоровенное блюдо с рыбой. На кусках были видны прилипшие кружочки моркови и следы какой-то зелени. Повар был теперь всем доволен, и лицо его лучилось тихой радостью от хорошо выполненной работы.

– Хрисанф, садись с нами, хватит метаться туда-сюда.

– Да там еще этой берзитики…

– Сейчас эту съедим, еще принесешь. Христо, давай к нам, тоже попробуешь рыбки.

– А собакам рыбу можно дать? – поинтересовался Хрисанф.

– Если без костей, то можно.

– Сейчас очищу!

– Сейчас выпьешь с нами за Русь-матушку, закусишь рыбцом, а потом и почистишь. Всякому овощу свое время.

Берзитика оказалась на удивление хороша, прямо какая-то помесь осетра и сома в одном флаконе, – в меру жирная, пряная, нежная – ну просто праздник души и жедудка. А может быть все дело в том, кто ее готовил?

Поевши, купцы невзирая на мои возражения щедро расплатились с Хрисанфом и ушли по своим торговым делам. Мы договорились с ними встретиться здесь же, ближе к ужину.

Корчмарь тут же выплатил Христо оговоренную сумму и хотел вновь отправиться к родным плитам для дальнейшей варки пищи, но был мною остановлен.

– Подожди, Хрисанф, не убегай. Поговорить с тобой хочу по очень важному делу.

– Говори! – горячо отозвался содержатель харчевни, как-то сразу поверивший в мою манеру ведения дел. – От твоих речей польза есть!

– Конечно извини за дерзость и за то, что вмешиваюсь в твои дела, – начал я разговор, стараясь не обидеть шеф-повара с взрывоопасным характером, – но нельзя так себя с гостями вести.

Хрисанфа аж перекосило.

– Да знаю я, знаю! Поэтому и толкую про сервитума! Вечно от меня все бегут, и второй раз не приходят.

– Надо не толковать, а немедленно нанимать подавальщика еды – полового. Иначе бросай мучиться и иди в наемники – не станет народ к тебе ходить, за свои же деньги твой тяжелый характер терпеть. Для человека очень важно, чтобы к нему подошли с уважением, внимательно выслушали, дали понять, как именно он здесь важен и нужен. Пусть покормят похуже, наплевать, но как было хорошо и душевно именно в этой харчевне покушать!

– Да нету такого слуги на примете! – прорычал византийский буян и перевел взгляд на Христо.

– Да враз бы сбегал, привел и охранника, и полового, но я обещался Владимиру к дельфинам его сводить.

– Обошлись уже своими силами, не волнуйся. Займись-ка лучше местными срочными делами. Кстати, а что у тебя с маячным смотрителем, – спросил я у Христо, – поговорили? Или он тебе сразу палкой в лоб зазвездил, без лишних разговоров?

– Слава Богу обошлось, – перекрестился при этих словах переговорщик. – Вначале принял меня нелюбезно, и дубье было при нем, а потом разговорились и поднялись в башню винишка выпить. Я его сразу после приветствия поблагодарил и похвалил за хорошую работу – дескать только огонь этого маяка не дал нашему судну о скалы разбиться.

Выпили, поговорили, попели песен – скучно Линдросу там одному. Потом стали обозревать окрестности. Все три гавани просматриваются оттуда замечательно. Тут и заметил две русские ладьи, идущие к дальней пристани, простился с Линдросом и побежал купцов встречать. Смотритель звал заходить еще.

– Ладно, иди, займись поисками работников, ибо нельзя такому славному месту пропасть дать. А тебе, Хрисанф, не в обиду будь сказано, лучше у плиты стоять, чем посетителей своим гордым нравом разгонять.

На том и порешили. Тут оживилась Наина.

– Пойдем-ка, мастер, я тебе покажу, как с дельфинами столковываться нужно!

– Да пошли – вдруг и верно невиданно ловка окажешься. Враз ожерелье какое-нибудь подарю!

Вспышка трудового энтузиазма превысила все мыслимые пределы! С такими лицами люди впервые прорывались к Северному полюсу или искали в джунглях Эльдорадо.

– Побежали! – одухотворенно прокричала уверенная в себе кудесница, – потом кораллы купим!

– Купим, купим, – успокоил я ее, – объевшись только бежать тяжеловато, и так дойдем. Богуслав, ты идешь?

– Да, да, только вот еще пару, нет троечку, кусочков рыбки съем, и обязательно пойдем.

Да уж, боярина от простой кефали-то было не отвлечь, а от берзитики его втроем не уволочешь! И кусищи были здоровенные, а кушал он не быстро, поэтому я решил Славу пока не трогать – справимся и так.

– Ладно, ребятишки, пошагали без воеводы. Дело наше не быстрое, захочет, потом нас найдет.

Вышли на пустынный бережок. Дельфины плескались и стрекотали неподалеку, явно жили обычной жизнью.

– Боб, это афалины или белобочки? – забеспокоился я.

– Самые что ни на есть афалины, – успокоил меня Полярник, – испытывай свою девицу смело, условия у нас с ней равные. Вдобавок они сейчас даже и не охотятся.

Что ж, начнем!

– Наина! Полезай в воду. У тебя час. Получится, не получится, вылезай и рассказывай. Будешь врать – сразу увижу и брошу тебя здесь, в Херсоне. Слишком многое на кону стоит, чтобы на вранье отвлекаться. Расскажешь честно – взыску не будет.

– Да я…

– Время пошло! – прервал я хвастунью. – Через час позову. Сразу не вылезешь, коротай зиму здесь. Иван, уйдешь со мной, если она выкобениваться начнет? – и я подмигнул пареньку.

Он понял не сразу, но понял.

– Пусть только посмеет головы людям морочить! Мне честная жена нужна, а не болтливая врунья.

Наина торопливо взялась срывать с себя тряпки, обиженно бурча:

– А говорил, что любишь, подлец!

Я отвернулся от ее обнаженных прелестей, а Ванька сиял широкой белозубой улыбкой: жена любит, друг-мастер доверяет, с Хрисанфом помирился, выпил уже немало – живи не хочу!

Я посмотрел, как идут дела, минут через пять. Наина держалась за здоровенного дельфина, еще двое рассекало вокруг. Видимо перекачка мыслей уже началась.

Ваня мирно дремал, наевшаяся ячневой каши с мясом и очищенной берзитики Марфа зевала. Тишина и покой царили на Русском море.

Мешали только неприятные мысли. А если Большая мать Черного моря откажет нам в помощи, наплевав на генетические установки, что мы будем делать? Пропадать? Других идей у меня не было. Надо срочно посоветоваться с кем-нибудь поопытнее нас с Богуславом.

Все Старшие белые волхвы в помощи с дельфинами нам отказали, из авторитетов остались одни антеки.

– Марфуш, поговорить бы надо. Давай отойдем, не будем Ванюшке спать мешать. – Отошли. – Как бы мне с императором Антеконом связаться? Позарез надо!

– Поп-ро-бую, – неуверенно прогавкала среднеазиатка.

От ближайшего схрона мы уже ушли на полтыщи верст, вряд ли собака достанет туда своим призывом. Да и откуда подземным жителям знать что-либо о водных обитателях? Чепуха какая-то на постном масле!

Может если нам тут откажут, пройтись по Средиземному морю, поискать другую Большую мать? Только очень уж это море велико, как пить дать не успеем никого найти. Мы предположим возле Италии воду будем мутить, а ее стая где-нибудь в Гибралтаре рыбку ловит.

Марфа оживилась.

– Го-во-ри!

О как!

– Положи на собаку руку! – скомандовал Боб, – больше будет пользы, чем вы тут между собой перегавкиваться станете. Марфа пусть помолчит, я для тебя все озвучу.

Наглая инопланетная рожа! Что он себе позволяет? Впрочем, наплевать, лишь бы толк был. А Полярника потом придумаем чем прижучить.

Я кратенько изложил ситуацию для Антекона.

– Введешь дельфинихе в мозг ключ, – последовал незамедлительный ответ, – после него она что хочешь для тебя сделает, хоть на берег умирать выкинется.

– Откуда же у вас такой ключ? – поразился я.

– Когда медведики из этих мелких китов разумных существ делали, а полярники с мартышками занимались, наш народ уже в силе был, мог блокировать эти усилия других разумных рас. Вот они от нас паролями и откупились.

– И для людей тоже есть такой пароль?

– Конечно.

– Скажи!

– Перебьешься. Слушай дельфиний. Точнее пусть слушает твой жилец-переводчик.

И у меня в мозгу родился жуткий скрежет, кряканье, скрип. Мне это не запомнить и нипочем не воспроизвести. Потом тишина.

Марфа встряхнулась и легла возле моих ног. Она явно сильно устала, тяжело дышала, и стоять пока была не в состоянии.

– Боб, ты хоть чего-нибудь запомнил?

– Где уж там! А на что мне это нужно? Я и не пытался.

Мои ноги подкосились, и я шлепнулся на пятую точку возле Марфы, столкнувшись с таким отношением к гибели Земли. Ну уж мог бы хоть пару раз крякнуть для моего успокоения, свинья иноземная!

– Я своему переводчику запомнить поручил, – продолжил Полярник, – есть у него такая функция. Он не ошибется, неоднократно проверял.

Я упал на спину. Слишком много неожиданных впечатлений. Ну просто какая-то звездная неожиданность навалилась!

Немного отлежавшись, мы с Марфой вернулись к мирно спящему Ивану. А еще через пять минут из моря вылезла голая и злая Наина. Первым делом она отвесила пинка своему благоверному и зарычала:

– Разлегся тут Ивашка-дурашка! А люди в море из последних сил трудятся!

Иван, ничего не понимая со сна, молча чесал ушибленную бочину, а ласковая женушка продолжала орать, нисколько не смущаясь своей наготы:

– Что ты, что рыбы эти, никого понять невозможно! У дельфинов только какая-то хаса-паса на уме, и у тебя, поди, в башке каша одна! Бросит он меня тут, понимаешь ли! Да я тебя, подлеца, на краю света сыщу, глаз вырву и сожрать заставлю!

Тут Ваня наконец-то разобрался в ситуации, повалил суженую ловкой подсечкой, навалился сверху и принялся целовать. Ная еще немного поколотила любимого кулачками по спине, потом ослабевшие ручонки опустились вдоль тела, а затем обхватили своего единственного подлеца. Что ж, милые бранятся, только тешатся.

Я взглянул на часы. На то, чтобы понять свою несостоятельность в деле общения с дельфинами, колдунье хватило двадцати минут. Без Боба Полярника у человечества нет никаких шансов договориться с братьями по разуму.

А молодые средь бела дня затеяли какую-то сомнительную возню, и Ванина рубаха уже оказалась задрана, а портки медленно, но верно приспускали ловкие женские ручки. Бог вам в помощь, а я не буду мешать чужой любви.

– Пошли, Марфа, отсюда, супчику похлебаем, – прошептал я, и мы тихонько отправились восвояси – опять в харчевню.

– Ты, Володь, извини, если я сегодня был грубоват, – зазвучал у меня в голове голос Боба, – времени было очень мало, картинка с Антеконом вся дрожала и прыгала, того и гляди исчезнет, а другой может и не быть – исчерпаем энергию.

Вот оно что! А я-то, дурак, дулся… Скоро как Хрисанф, из-за мелочей на людей бросаться буду. Охо-хо, грехи наши тяжкие…

Наконец показалась корчма. В ней Богуслав уже весело чокался кружками с каким-то бойцом со шрамом через все лицо и саблей на боку, а Хрисанф стоял и напряженно слушал высоченного светло-рыжего мужчину. Христо сидел поодаль и тоже вслушивался в беседу с интересом.

Я подсел к Ламврокакису. Прошептал:

– Кто это?

– Это Эйрик, – так же негромко ответил Христо. – Он из викингов, я его половым привел.

Хотелось спросить: а императорского военноначальника на помывку посуды ты тут часом не пристроил? Но неспешная речь норманна привлекла мое внимание. Говорил он по-гречески неплохо, небольшой акцент почти не чувствовался.

– И вот в результате из всего нашего древнего рода Эклундов остался в живых из мужчин один я. Вечером пришел ко мне друг покойного отца Ивор и сказал:

Гуннарссоны не оставят кровника в живых. Они уже убили пятнадцать ваших воинов, и тебя не оставят в покое. У них нет ни чести, ни достоинства – навалятся на тебя кучей и зарежут.

Мы, род Лундинов, можем за тебя вступиться, и вызвать от твоего имени одного из их бойцов на честный бой, но ведь тебе всего семнадцать лет, плаваешь ты недавно, и любой мужчина постарше и поопытнее убьет малолетку сходу.

Я не испугался и спросил: а вдруг все-таки я его убью?

– А их тридцать человек, из них два берсерка, и выходить на тебя они будут по очереди. У них старшая Одиндиса, ваши лишили ее единственного сына, и снисхождения тебе можно не ждать.

Так что хватай меч отца и свой топор и пошли к купцам с Готланда, пока темно. Они уходят на свой остров завтра рано утром, и за твой проезд мной уже оплачено. Оттуда отправляйся по пути из варяг в греки, и чем дальше уйдешь, тем лучше. В вашем доме останутся одни женщины и дети, им мстить не будут.

Я взял меч и топор и отправился в Византию. И вот я живу здесь уже десять лет без малого, взял в жены Поликсену, у нас родились две дочки – Аеропа и Адриана. Называю девочек греческими именами, чтобы кто-нибудь не пронюхал из какого они рода. О нашем поселке Хассмюре уже и тосковать перестал.

Поликсена упросила, чтобы я оставил воинскую службу, и уже пять лет, как я стал половым. Корчму, в которой я прежде работал, продали, а новый хозяин открыл на ее месте какую-то мастерскую. Сейчас брожу без дела.

– Языки какие знаешь? – скрупулезно вникал трактирщик далее.

– Шведский, немецкий, греческий, русский и генуэзский. Последние годы их корабли зачастили в наши гавани. Латынь понимаю, но говорить на ней не могу.

– Да и так молодец, столько языков выучил! – восхитился Хрисанф.

– Мне чужая речь легко дается. Латынь не освоил, потому как на ней почти уже и не говорит никто.

– Это хорошо. А заказ не перепутаешь? Ведь народу иной раз много, одним одно надо, другим другое.

– Не первый день служим.

Тут Эйрик показал привязанную на длинную веревочку к поясу дощечку.

– Доска натерта воском, на ней все, что надо и пишу. Если заполнилась, стираю, быстренько мазну опять воском, и по новой пишу.

– А чем пишешь?

– Да уж не пальцем! – улыбнулся бывший варяг, – писало имею, – и показал небольшую заостренную железочку, формой похожую на карандаш.

– Ты принят. Вначале платить буду немного. Не будешь пьянствовать на работе, прогуливать, воровать, обижать клиентов, денег быстро добавлю, не обижу.

– Я завтра с утра приду. Или сегодня уже нужен?