скачать книгу бесплатно
Я довез Лиса до его дома, подождал, пока он выгрузит свою поклажу, попрощался с ним и двинул домой. А дома, судя по всему, меня ждала мама, которая, естественно, уже была в курсе произошедшего. Впрочем, уже вся деревня гудела, ведь в ней не часто происходили события такого рода. Да, конечно, люди жили-умирали, но все как-то «мирно». Я бросил мотик возле гаража и пошел в дом, решив разобрать вещи чуть позже. А когда заходил в калитку, то увидел, что брат Юрка опять чего-то мастерит в сарае.
– Юрбан, будь другом, загони с улицы мотоцикл, а то меня че то рубит, спать хочу, – попросил я его.
– Давай ключи, – он был рад конечно погазовать на вожделенной технике.
Я дошел до него, передал ключи и пошел в дом.
– О, Леш, вернулся? – мама отдыхала в своей комнате, мимо которой я пытался незаметно проскользнуть. – Что там у вас стряслось, рассказывай.
– Мам, может вечером, спать хочу, сил нет…
Я действительно еле стоял на ногах. Только сейчас весь груз пережитого свалился на мои плечи, заодно как следует придавив веки.
– Кушать будешь?
– Нет, потом, сейчас спать пойду.
– Леш, расскажи, что было, а то в деревне кто-что несет, говорят милицию вызвали, скоро приедет, мне надо знать обо всем, что тебя касается. А тебя, судя по всему, это очень касается.
Любая деревня, как и наш совхоз, живет своей, уникальной жизнью. Поэтому, чтобы, где бы не происходило, рано или поздно об этом узнают все. Так что я нисколько не удивился, что мама в курсе с кем я проводил ночь. Без подробностей и тонкостей, конечно. По крайней мере я на это надеялся.
Я присел на край ее кровати и рассказал версию, которую в той или иной интерпретации выдаст Лис:
– Ну мы потусили, поели, покупались, а вечером нам с Лисом Надюха и Катя предложили ночевать с ними, они типа побоялись одни. Ну мы и согласились. Все нормально было, все счастливы-здоровы. А ночью проснулся от крика, это Надя кричала. В палатке светил фонарь, и я увидел Катю, она лежала у выхода и как будто спала. А присмотревшись увидел, что у нее руки как-то неправильно выгнуты. Тут же Толян проснулся и увидел то же самое. Вот, собственно, и все, что я видел. А остальное, ты, наверное, уже знаешь…
– Да, говорят всякое, – подтвердила мама.
Она была еще на работе, когда к нам пришла соседка Татьяна Ивановна, потому что у нас телефона нет и позвонили ей, и сказала Юрику, чтобы за мной приехали. Но когда брат ей это пересказал, мама решила, что раз я на мотике, то значит, если жив-здоров, смогу сам добраться.
– Ладно, давай, иди ложись спать, отдыхай, а вечером надо будет полить огород, раз уж ты не в походе и собрать огурцы из теплицы.
Поспать мне в итоге довелось всего то полчаса. Благо я сразу же уснул, как только упал в кровать. Меня разбудила мама.
– Вставай, милиция приехала, хотят поговорить с тобой.
Я кое как продрал глаза, поднялся, одел футболку и вышел в кухню, немного смутившись от наличия в ней двух милиционеров, которые сидели за столом и пили воду из наших стаканов. На улице стояло самое пекло, градусов, наверное, 35 не меньше.
Я рассказал им ровно то, что ранее рассказывал маме, они все записывали и задавали вопросы. «Допрос» длился не долго, может минут 10—15, а после я снова пошел в кровать и проспал уже до самого вечера.
Часов в восемь начал поливать огород, а через полчаса поплелся в теплицу. В половине двенадцатого вечера, когда я уже лежал в кровати и пытался осмыслить все происходящее в моей жизни, в окно моей комнаты легонько постучали. Я сразу понял кто это. Ну кто еще может припереться в такой час? Конечно Сеня. Я натянул штаны и футболку и двинул в сени. Мама уже спала, как и Юрик. В сенках надел кроссовки и ветровку (блиииин, ту самую…) и вышел на улицу.
– Здорова, брат, – конечно же это был Сеня. – че меня то не забрал? Блядь, я же ненадолго отошел по делам, вернулся, а нас всего пятеро осталось. Хорошо, что жрачка осталась немного…
– Ну еп твою мать, тебе бы жрать да срать… ладно, извини, просто пойми меня правильно… мое состояние… тем более я знал, что за вами едут.
– Ладно, не парься, не «малохольный» же я, все понимаю. Кстати, Катюху положили в больничку на долго. У нее кости переломаны, как будто трактором переехали… да походу и не раз…
У меня ком к горлу подкатил… я еле сдерживался, чтобы не расплакаться прямо перед другом…
– Будет много операций, прежде чем она сможет начать снова учиться ходить. А может и не сможет, там все серьезно. Ее пока держат под наркозом, чтобы не умереть от шока, так кажись…, – продолжал «убивать» меня Сеня, – кстати, ты так и не рассказал, что произошло то…
– Не знаю я…, – еле слышно ответил я, – пойду, спать охота… завтра увидимся.
– Ладно… Это, я удочки припер, ты их оставил возле палатки. Давай, до завтра.
– Стой! Это ты подстроил, что мы с ней…? – вдруг само собой вырвалось у меня.
– Нет, – ответил он и скрылся в темноте.
В ту ночь, как, впрочем, и все последующие июльские ночи, я спал как убитый, без снов. Видимо из меня было вытянуто слишком много жизненных сил и мозг был не способен воспроизводить «картинки».
В последующее время, были исключены все подростковые развлечения, типа танцев и ночных, а чтобы не сходить с ума, я с головой погрузился в чтение книг, это занятие всегда успокаивало меня и отвлекало от проблем. А еще я не готов был расстаться с фильмами, которые теперь крутили в другом видеосалоне (Тяпка пока прикрыл лавочку), особенно когда всплывал какой-либо ужастик, не смотря на возможные последствия. Особенно меня впечатлили несколько фильмов: «Изгоняющий дьявола» и его продолжения об одержимости демонами, а еще «Детские игры», про куклу Чаки в которую вселился злой дух. Уж очень сюжеты этих фильмов были завораживающие идеей, что есть загробный мир… и намекало на то, что может быть со мной.
К Катиным родителям я насмелился прийти только через неделю. Они рассказали, что ее перевезли в краевой центр и там, на ее руках и ногах экстренно провели операцию, которая длилась 8 часов. Этих операций будет еще много, что вернется она не скоро и скорее всего первое время будет дома учиться, так как ходить не сможет, а может и уедет в краевой центр, к своей тетке. Я попросил при случае передать ей привет и постарался как можно быстрее уйти из их дома.
13 августа мне стукнуло 16. Конечно, вечером приходили друзья: Лис, Жора и Сеня, поздравляли с надеждой на жаркое продолжение. Но нет, после краткого общения и еще более короткого извинения я возвратился в кровать и снова занялся чтением книг.
Я думал, что дотяну в таком режиме до начала учебного года, который вместе с уроками и секциями принесет отсутствие времени на темные «думки», но наступило 22 августа. Вечером того дня, когда мы уже готовились ко сну, к нам постучались, как оказалось соседка, которая сказала, что маму зовут к телефону. Мама накинула халат поверх ночной рубашки, и они ушли к ней домой. Вернулась она минут через пять в слезах и всхлипывая, на мой вопрос «Что случилось?» она ответила коротко:
– Умерла моя тетка, ваша двоюродная бабушка Рая. Завтра выезжаем на похороны.
Ну зашибись, да что же это за жизнь! Что и кому я сделал? Умом я понимал, что это жизнь, мне рано пришлось повзрослеть, но все равно, какого хера?!
Следующим утром, рано, часа в 4 мы все были на ногах. Вечером накануне, мама договорилась с Василием Ивановичем, соседом, который жил через дорогу, отвезти нас в соседний городок Алейск, чтобы мы могли на проходящем через него автобусе доехать до Чарыша. Там нас должны были ожидать на Ниве родственники.
Дорога показалась мне долгой, а мы действительно провели в ней почти семь часов, и очень утомительной. Может, потому что дорога до самой деревни – гравийная, а может, потому что не было настроения и аппетита. А еще всю дорогу один говнюк, сидевший сразу за нами, в странной одежде, с косичками и дебильной панаме, всю дорогу слушал на кассетном плеере (вот жидяра, где взял то?) аудио рассказ, про персидского царя Ксеркса, который, разгневанный на свою царицу, изгоняет ее и выбирает в жены некую сироту, прекрасную молодку, которая спасает иудеев (кто такие?) от истребления персами. Блять, пришлось всю дорогу приобщаться к «прекрасному», теперь и я знаю эту историю молодой еврейки. В общем добрались мы до места только в шесть часов вечера. Нас приняла тетка Лена и мама тут же, не став отдыхать, стала помогать взрослым теткам вести приготовления к завтрашнему погребению, а мы с Юркой упали на кровать в летней кухне и вырубились напрочь.
Наверное, я проспал бы суток двое-трое, но нет, не довелось. Кто-то меня толкал в плечо и будил:
– Леша, вставай, надо помочь, – это была мама. – Давай сынок, потом выспишься.
– Встаю, мам.
Я кое как продрал глаза и поднялся на кровати. Было уже, наверное, часов одиннадцать вечера, может позже, на улице было уже темно.
– Что такое? Чего надо делать?
– Нужно пойти домой к бабе Рае, она на горе, может помнишь, живет… жила, возле своротка в центральный переулок, что за «верхним» магазином…
– Да, найду, а чего делать то?
– В общем то ничего особенного. Просто нужно там быть… Тех, кого хоронят нельзя оставлять одних… с бабушкой думаю будут рядом другие бабушки и мужики, на всякий случай. Вот. Ты тоже побудь с ней, помоги, если попросят, а то я совсем выбилась из сил, прилягу, завтра будет очень трудный день.
– Хорошо мам, ты отдыхай, я все сделаю.
– Ты только покушай, а то не ел с самого утра и возьми у тети лены фонарь, на улице темень. Да, Леш, чуть не забыла, вот, возьми этот крестик, отдашь бабе Поле, Лена сказала она там готовит избу, она положит его к бабе Рае, как положено. Я обещала своей тетке, что он будет с ней, когда придет время. – она передала мне маленький, медный крестик, висевший на толстой нитке, и пошла в дом.
На кухонном столе стояла не убранная еда, закрытая вафельным полотенцем. Я сел, быстро поел жареных пескарей, залитых яйцами с луком, выпил кружку горячего чая и двинул к месту дежурства. Когда выходил из дома тетя Лена подала старенький фонарик, который практически не светил.
С бабушкой Раей я не особо часто общался, но те нечастые моменты, которые я помнил с ней, были наполнены теплом и заботой. Она переехала из города в деревню, когда мне было, наверное, года 3—4. Тетя Лена, которая нас приютила по приезду – это ее единственная дочь.
Дошел я достаточно быстро, деревня-то не большая, хотя уже нихрена не было видно. Дом нашел сразу, только теперь он выглядел одиноко стоящей во тьме «заброшкой» на отшибе. Может потому, что было темно, а он был очень маленьким и там лежал покойник, может так и было на самом деле (весь дом – одна небольшая комната). В самой комнате света не было, но она озарялась каким-то освещением, видимо в сенях включили свет и открыли дверь. А возле него горел костер, вокруг которого сидело несколько мужиков, они о чем-то разговаривали не спеша.
– …говорю тебе, моя бабка такое могла вытворять… – с каким-то смешным акцентом послышалась речь одного из них, – с мертвяками разговаривала, как мы с тобой…
Когда я подошел и поздоровался, один развернулся в мою сторону и спросил:
– О, кажись Леха Юсов?
– Ага, – ответил я.
– Садись вон на то бревнышко, погрейся… Я дядя Сережа, может помнишь? Мы с твоим папкой дружим…
– Да, вроде помню, – соврал я, присаживаясь на какую-то грязную чурку, которую он назвал бревнышком.
Мне сразу стало понятно, что мужики для храбрости приняли. Да они особо и не скрывали, доставая бутыль какой-то мути из травы и наливая ее в медные кружки. Я сполз с чурки и уселся рядом на палено, прислонившись спиной к моему «стулу», так было гораздо удобнее, и стал тупо пялится на костерок, без единой мысли в голове. Минуты потекли медленно, где-то далеко заохала сова, а ей в ответ закричали другие ночные обитатели. Я впал в легкую дремоту, а мужики, опрокинув очередную стопочку «храбрительного» и закусив малосольными огурчиками, продолжили болтать о чем-то в полголоса:
– И чего ты там прогонял про бабку, Нафталин? – спросил один мужик у другого.
– Нафтали мое имя, умник… говорю, она могла говорить с мертвыми, вот те крест…, – снова сказал смешной голос. По-моему, это был чудик, который слушал аудиорассказ в автобусе.
– Ты, блять, еврей Нафталин, какой нахер крест? Пиздишь конечно! – парировал дядя Сережа.
– Не-не, говорю же могла, еще и лечить словами могла. – не много помолчав, он продолжил, – Был случай, я еще жил в Чините, бабку мою как-то привезли сюда посмотреть на мальчонку, его родители говорили, что он разговаривает с воздухом и про такие сны рассказывал, что волосы дыбом вставали… и не только на голове…
Мужики заржали, заставив меня вынырнуть из объятий Морфея и заставив снова прислушиваться к их трепотне…
– Дак вот, бабка потом говорила моей матери, что этого мальчонку диббук преследовал, мол он во снах его видел, об нем и рассказывал ей…
– Кто такой этот «дипук»? – спросил мужик, сидевший от меня справа.
– Диббук, правильно говорить. Это злой дух, а по-вашему – не упокоенная душа…
Он продолжил молоть какую-то хрень о духах и как с ними бороться, а я снова погрузился в дремоту, не зная, как заткнуть уши, чтобы перестать слышать их бубнёж. Получалось совсем плохо, мои мысли переплетались в замысловатый клубок с их болтовней:
– …Колька сам рассказывал, пару лет назад, когда обмывали «борозду», что он родился не один, а еще был и близнец… только от него особо ничего не осталось, пацаненок «съел» его… – шептал голос дяди Сережи.
– Да ты гонишь, пиздец срань какая! – чуть громче отозвался кто-то из мужиков.
– Да, вот те крест! Так что, хорошо, что они отсюда уехали, хер его знает, что это за урод родился…
Видимо я все же уснул, потому что через какое-то время дернулся во сне и встрепенулся от ворвавшегося в мозг из ниоткуда окрика:
– Мужики, надо переставить сундук, а то завтра не вытащим ее, – кажется из дома говорила какая-то бабуля, – я сама не передвину.
– Не-не-не, мы туда ни ногой…, – сказал мужик слева от меня. Они даже выпивать перестали и с выпученными глазами смотрели на окно дома.
Уж никак не ожидал, что взрослые мужики настолько суеверные и трусливые. Хотя кто знает, что они, а вернее КОГО, они там боялись. Наслушались баек этого еврея Нафталина, да дяди Сережи про какого-то пацана, что сожрал своего брата-близнеца…
– Я помогу, – откликнулся я, бодро встав со своего седалища и направившись в дом, очень уж не хотелось слышать болтовню пьяных мужиков.
Зайдя в сени, в которой бабушка вытирала посуду, доставая ее из старенького буфета, поздоровался с ней.
– Я баба Поля, подруга твоей покойной бабушки. Живу через три дома ниже отсюда. А ты, наверное, Лешка Юсов, Колькин сын?
Колька Юсов – мой отец, живший уже в другой семье, в этой же деревне. Как потом я узнал, с маминой подругой. Нет, он не ушел от нас к ней. Родственники все, как один, говорили, что он маму ждал еще 3—4 года, может одумается, а потом женился. Если честно, не знаю почему, но мне было как-то все равно. Но, тем не менее, я собирался, если будет время, сходить к нему в гости. По отцу я скучал…
– Сейчас закончу вытирать посуду и вынесем сундук из комнаты, он не тяжелый, но мне не сподручно, – щебетала бабушка Поля, пока я рассматривал убранство сеней старенькой избушки, – если не боишься, можешь пока побыть с Раей, думаю она будет рада…
Ага, рада… Может еще она и чаю предложит? Но я решил-таки последовать ее совету. Может из любопытства, может потому, что она так сказала, сам не пойму. В общем двинул я ко входу в комнату, но на самом пороге встал как вкопанный. Бабушка Поля заметила мое замешательство и сказала:
– Напугала все-таки? Ничего, ничего, вон мужики, кони такие, а ссут как дети малые, хорошо, что перед самогоном устоять не могут, – а затем шепотом добавила, – это они с бабами герои…
– Заходи уже, надоело слышать пустую болтовню… – из комнаты раздался скрипучий голос.
Я вздрогнул от неожиданности. В комнате по середине стояла лавка, на которой в гробу лежало тело моей бабушки, а с левой стороны от нее, сидела «дородная» бабка. Расположилась она на садовом кресле-качалке, укрыв ноги старым, байковым одеялом, сложив руки на животе и глядя в одну точку – в стену напротив. Освещения от лампочки с сеней было достаточно, чтобы рассмотреть ее лицо. А оно было «древним»: испещрено многочисленными морщинами, обвислые щеки как будто лежали на плечах, а густые, седые брови, словно две мочалки делали лицо отталкивающим. Толстые, вспухшие губы все время были в движении (видимо, что-то шепчет про себя). Но самым страшным были ее глаза – они были полностью белыми (теперь понятно, почему мужики не решились зайти). И все это усиливалось наличием тьмы вокруг, за исключением тусклого света от сенной лампочки и света от пары свечек.
Через пару секунд, как я шагнул и замер на пороге, ее губы перестали «говорить», она замерла, казалось, даже перестала дышать. А затем резко повернула голову в мою сторону и «уставилась» прямо на меня. Ее брови нахмурились, а глаза будто физически вцепились в меня. Если честно, мне кажется, я даже пернул (а может и обосрался малость) от такой неожиданности.
– Не бойтесь, он вас здесь не тронет, – проскрежетала она, – проходите, посидите с нами, я Есфирь…
Какой нахер проходи… Я стоял как вкопанный, не зная, чего делать и что сказать, а главное не понимал, как садиться на жопу, когда твои штаны полны «кирпичей».
Наверное, она почувствовала мое замешательство (видимо я еще «легко» отреагировал на ее вид, не орал же!):
– Да не бойся же, кому говорю? – сказала она, отворачивая голову снова туда, куда до этого «пялилась».
– Не бойся Леша, она не кусается, – сказала бабка Поля, входя в комнату из сеней, – бери вот этот сундук за ручку и потащили его в кладовку.
Сундук стоял возле двери комнаты, поэтому мне не пришлось «далеко» заходить в комнату. Хотя даже это «не далеко» – практически у самой лавки с гробом. Мы взялись за ручки, подняли сундук и потащили его. Он действительно был не тяжелым, но объемным.
– Рая была та еще «тряпичница», все старые шмотки складывала в сундук. Для кого – не понятно…
Мы перенесли сундук в кладовку, которая оказалась за дверью, что напротив входной двери с улицы и твердо решил пойти к мужикам. Но проходя мимо двери в комнату услышал «механический» голос Есфирь:
– У тебя много вопросов, кажется, я могу на некоторые дать ответы, если ты, конечно, не боишься этой дурочки…
Этой «дурочки» я не боялся. Баба Рая при жизни то была со мной, в те немногочисленные встречи, очень добра и участлива, а сейчас… Но откуда она узнала про терзающие меня вопросы, ответы на которые я и не надеялся никогда получить? Да и вопросы то сформулировать никак не получалось. Я робко переступил через порог, взял стул, что стоял возле «русской» печки и поставил его напротив бабки Есфирь.
– Видишь плохие сны? – сразу же первым вопросом она охерачила меня.
Я моментально вспотел и съежился. А она медленно перевела взгляд со стены на меня и стала «пялиться».
– Я же сказала, что он вас здесь не тронет, – сказала она, твердым голосом.
Я все никак не мог начать «разговор». Да и как начать, если «слепой» пригвоздил тебя взглядом и бесцеремонно изучает твою душу. А у меня было стойкое ощущение, что она смотрит сквозь меня, почти так же, как тогда, перед походом в видеосалон, 5 октября прошлого года.
– Кто он? – я решил, что раз уж она говорит о «нем», значит что-то действительно понимает в этой жизни.
