скачать книгу бесплатно
Неловкое молчание.
– «Кое-что» – это, возможно, «кто это сделал».
В ответ я получил непонимающий взгляд.
– Мы с Маргарет заметили странного парня, который болтался в музее… и вроде как проследили за ним.
– Вы – что сделали?! – воскликнул папа.
– Да, это было глупо, – признал я. – Но он казался подозрительным. И торчал в отделе импрессионизма.
Отец слишком спешил, чтобы проанализировать ситуацию как следует, поэтому доверился чутью:
– Быстро одевайся. Я скажу маме, что ты едешь со мной, и умолчу о том, что вы следили за каким-то подозрительным человеком. Разберемся с этим позже.
– Хорошая мысль, – одобрил я. – Хотя на самом деле нам вообще не требуется рассказывать ей об этом, ведь так?
Днем мы доехали бы от дома до музея минут за тридцать пять, но по пустым улицам домчались за двадцать. Этого времени мне как раз хватило, чтобы рассказать папе все, что я знал о человеке в кедах «Европа».
Отец затормозил, повернув на авеню Конституции, и впереди показалось здание музея.
– Там сейчас начнется полная неразбериха, – заметил он.
Подъехав ближе, мы увидели офицеров охраны, которые устанавливали деревянные заграждения поперек тротуаров, и съемочные группы новостных служб, выгружавшие камеры и прочее оснащение из грузовичков. Все расцвечивали красные и синие огни полицейских машин, заполонивших улицу.
К подземному паркингу было не подобраться, поэтому мы оставили автомобиль напротив Смитсоновского музея естественной истории и отправились дальше пешком.
На пропускном пункте отец сунул охране удостоверение, и мы зашагали по массивным ступенькам вверх, ко входу.
– Ищут улики, – заметил он, кивком головы указывая на копов, которые светили фонариками в кусты перед зданием.
Происходящее казалось абсурдом.
Мы зашли в центральную ротонду, и первым делом я увидел там пару детективов, опрашивающих уборщиков. Те нервничали так, словно гигантские колонны вокруг них были решетками камеры предварительного заключения.
– По-твоему, они свидетели или подозреваемые? – спросил я.
Отец лишь пожал плечами:
– Хороший вопрос.
По дороге я оглянулся через плечо, пытаясь оценить ситуацию. Обычно дневной свет создавал в коридоре яркую солнечную атмосферу. Но сейчас здесь царил жутковатый сумрак, а некоторые углы были совершенно темными.
Мы остановились, чтобы заглянуть в зал с табличкой «Импрессионизм/Галерея 85», где Маргарет и я видели копииста перед «Женщиной с зонтиком». Однако вход перегораживала ярко-желтая полицейская лента. Внутри оперативная бригада исследовала большой участок стены, где прежде висела картина.
– Ого, – сказал папа, увидев пустое место. – Ничего себе!
– Что пропало? – спросил я.
– «Ребенок с игрушками», – ответил он. – Ренуар.
– Невероятно, – выдохнул я.
В соседней галерее было еще оживленнее.
– Две другие картины похитили оттуда, – сказал отец. – «Урок танцев» Дега и «Девушка в белом» Ван Гога.
– Ренуар, Дега и Ван Гог, – я покачал головой. – Этот парень на ерунду не разменивается.
– Да уж, – сказал отец.
На лифте мы спустились под землю, на минус третий этаж, где располагался офис службы безопасности. Мрамор и песчаник придавали музею сходство с древнеримским храмом, но интерьер помещения безопасников словно скопировали из научно-фантастического кино. Мебель была из черной кожи и серебристого металла, а стены чуть ли не сплошь покрывали мониторы, позволявшие наблюдать за всем зданием.
Один мужчина, в стильной черной футболке и черных же джинсах, говорил с английским акцентом по мобильному телефону в углу офиса, другой яростно печатал что-то на центральной компьютерной консоли. Британец старался, чтобы его голос звучал спокойно, но мерил комнату шагами и выглядел каким угодно, но только не спокойным.
– Нет, сэр, у меня все под контролем, – совершенно неубедительно заявил он собеседнику. – Мы с этим разберемся.
Человек за компьютером поднял глаза и увидел моего отца:
– Рад, что ты пришел, Джим.
Он был грузным, с крупным луноподобным лицом. Бледность и круги под глазами создавали впечатление, что этот тип либо толком не спит, либо прячется от солнца. Пиджак на нем перекрутился, галстук съехал набок, и весь он казался помятой развалиной.
– Хочу, чтобы ты просмотрел данные с… – Он оборвал себя на полуслове, заметив меня: – А это кто?
– Эрл, это мой сын Флориан, – сказал папа. – История длинная… В общем…
Продолжить ему не дали: дверь распахнулась, и в помещение ворвались еще двое. Я узнал Сирену Миллер, начальницу службы охраны музея и папиного старинного друга: она приезжала к нам в гости, когда мы только перебрались в Вашингтон. Сейчас ее сопровождал высокий афроамериканец в темно-синем костюме с галстуком в тон – в отличие от Эрла, свежий и подтянутый и, в отличие от Британца, не старавшийся выглядеть спокойным. Он был совершенно спокоен и собран.
– Джим, это специальный агент Маркус Риверс из команды ФБР по расследованию преступлений, связанных с искусством, – представила своего спутника мисс Миллер.
– Рад познакомиться, – отец пожал ему руку.
– А это Джим Бэйтс, – продолжила Сирена. – Он консультирует нас, так что я попросила его о помощи, и… – Как и Эрл, увидев меня, она запнулась: – И он зачем-то привел с собой сына.
Риверс взглянул на меня – скорее с любопытством, чем недовольно, – и повернулся к моему отцу:
– Я бы сказал, наша ситуация – не совсем из серии «Приведем детишек, покажем им нашу работу». Я не прав?
– Прошу прощения, – ответил отец, – но Флориан, похоже, видел нечто… интересное. И, мне кажется, вы должны об этом услышать.
– Интересное? В каком роде?
– Расскажи им, – попросил меня отец. – Настолько точно и конкретно, насколько сможешь.
На меня уставились все. Даже Британец, который уже закончил телефонный разговор. Я робел перед этой компанией, тем более что в ней находился спецагент ФБР. Но, сделав глубокий вдох, приступил к повествованию:
– Примерно четыре недели назад моя подруга Маргарет и я увидели в зале с автопортретом Ван Гога светловолосого туриста. Он спал на диванчике – примерно четверть часа, пока не подошла его жена с младенцем.
Слушатели казались сбитыми с толку, однако меня это не остановило:
– Затем, две недели спустя, мы заметили художника, который копировал картину Моне «Женщина с зонтиком». Он был темноволосым. Одет как типичный студент, изучающий живопись. Совершеннейший хипстер. Учится в Университете Джорджа Вашингтона и живет в общежитии Филиппа Амстердама. Я делаю на этом акцент, потому что в это общежитие не принимают женатых и студентов с детьми. Такие должны жить где-то в других корпусах – я проверил в интернете.
Тут Британец нетерпеливо перебил меня:
– К чему это все? Исчезли предметы искусства на общую сумму в шестьдесят пять миллионов долларов. А мы слушаем детский лепет о каких-то пустяках. У меня только что был крайне неприятный разговор с начальством в Англии, и я заверял, что мы действуем оперативно.
Игнорируя его, я сосредоточился на агенте.
– Спящий отец семейства и художник в галерее – один и тот же человек, – сказал я. – Полностью изменивший внешность.
– Мы что, продолжим слушать это? Серьезно? – спросил Брит. – Каждая упущенная секунда – шанс убраться еще дальше для похитителей!
– Почему ты думаешь, что это один человек? – спросил агент.
– Оба носили кеды «Европа» – это такая марка беговой обуви, которую можно найти только в Восточной Европе. Оба – левши. И на щеках у них совершенно одинаковые шрамы. Я не думаю, что это один человек, – я в этом уверен.
Риверс, очевидно, пока не знал, как к этому отнестись.
– А, и вот еще что, – сказал я. – Два зала, в которых мы его видели и где он провел немало времени, – те самые, из которых только что украли картины.
И тогда агент улыбнулся:
– Что ж. Это действительно похоже на нечто интересное.
Глава седьмая. Картинка без звука
Моя история о человеке в кедах «Европа» заинтриговала агента Риверса. Но в смысле зацепок и возможных следов она имела далеко не первостепенное значение. Прошло уже две недели с того момента, как мы с Маргарет видели того типа. А преступление в музее произошло только что. Нужно было собирать свежие улики и смотреть записи с камер наблюдения.
Риверс позволил мне остаться, поскольку каждый копиист должен был получить разрешение на работу в музее. Улучив минутку, агент собирался раздобыть документы к этим разрешениям, чтобы я мог посмотреть на фото на анкетах и попытаться узнать того типа. Предполагалось, что до тех пор я буду сидеть у стеночки и ждать.
Молча.
О последнем мне напомнили не единожды. Но я не расстроился. Шло расследование настоящего дела, и мне предложили место в первом ряду, а в роли одного из хороших парней был мой отец. Запредельная круть! И я внимательно слушал, как взрослые воссоздают картину событий.
– Итак, с самого начала… – сказал Риверс. – Как кому-то удалось снять со стен три картины, не врубив сигнализацию?
– Мы обновляли софт системы безопасности, – объяснила мисс Миллер. – За это отвечал Эрл.
– Точно, – подтвердил Эрл. – Обновления проходят каждые несколько месяцев, но это была первая капитальная модернизация за много лет. Всю систему пришлось отключить для перезагрузки. Что значит – ни камер, ни датчиков движения, ни сигналов тревоги. На время обновления система, считайте, полностью ослепла.
– Вы должны были принять какие-то контрмеры, – заметил Британец.
– Мы так и сделали, – отозвалась мисс Миллер. – Совместили графики дежурств, чтобы на время обновления расставить по периметру дополнительных охранников.
– И они ничего не видели? – спросил мой отец.
– Ничего необычного.
– Прошу прощения, – вклинился агент, глядя на Британца. – Напомните, кто вы?
– Оливер Хоббс. Я из страховой компании.
– Во время перезагрузки вы находились здесь?
– Нет, меня вызвали после того, как обнаружили пропажу картин.
– И когда это произошло?
– Система отключилась в четверть второго, а в час тридцать две минуты все заработало вновь, – ответила мисс Миллер. – Смотритель включил тревогу в час пятьдесят две.
Риверс записал время в своем планшете.
Слова о смотрителе напомнили мне недавнюю сцену в ротонде, когда мы только пришли в музей. И теперь, просмотрев мониторы, я увидел, что полиция до сих пор опрашивает уборщиков. Пятеро дожидались у фонтана, а еще двое разговаривали с детективами поодаль. Все уборщики были в одинаковых синих комбинезонах. Свои тележки они выстроили в два ряда по четыре штуки у дальней стены. Я пожалел, что мониторы не транслируют звук, и я не могу подслушать, что там происходит.
На другой паре экранов я увидел группу криминалистов, ищущих улики в ограбленных залах. Они работали на удивление методично. Затем что-то меня насторожило, и я вернулся к картинке из ротонды.
Тележки стояли двумя рядами, по четыре штуки в каждом. Итого восемь. А уборщиков на картинке было только семь. Одного не хватало. Я проверил на других мониторах, ища кого-нибудь в синем комбинезоне.
Никого похожего.
– Пап! – выпалил я. – Папа!
Разговор за столом резко умолк: все уставились на меня.
– Флориан, от тебя требуется сидеть тихо, – нетерпеливо сказал отец. – Мы специально заостряли на этом внимание.
– Один из уборщиков исчез, – сказал я, указывая на монитор.
– О чем ты? – спросил агент Риверс.
– Здесь восемь тележек, но только семеро уборщиков, – объяснил я. – Откуда взялась лишняя тележка?
Агент вперил взгляд в экран и, тыча в него пальцем, пересчитал каждого. Семь. Риверс ничего не сказал. Просто выбежал из помещения, а Сирена и Эрл рванули следом.
Таким образом, я остался в компании отца и Хоббса, страховщика. Папа подошел и сел со мной рядом.
– Прости, – сказал я. – Знаю, мне не разрешалось говорить, но…
– Ничего, – успокоил он. – Здорово, что ты это заметил… хотя, наверное, для них – не очень здорово.
На экране мы видели Риверса, который горячо говорил что-то агентам, отведя их в сторону. Я снова пожалел, что у мониторов нет звука.
– Я задолжал тебе крупное извинение, – сказал Хоббс, подходя и протягивая мне руку. – Я был расстроен и взвинчен и сорвался на тебе. Надеюсь, ты меня простишь.
– Конечно, – ответил я. – Когда двенадцатилетний ребенок лезет на твое место преступления – это кого угодно взбесит. Я бы сам наверняка реагировал так же.
– Оливер Хоббс, – представился он, пожимая мне руку.
