Дни освобожденной Сибири

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ОБРАЗОВАНИЕ ВРЕМЕННОГО СИБИРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

Мавр сделал своё дело,

мавр может уйти.

Ф. Шиллер. Заговор Фиеско в Генуе

1. Сибирские министры собираются в Омске

Так заканчивался июнь 1918 г. – месяц эсеровского социализма* на территории Сибири. Трое членов Западно-Сибирского комиссариата по-прежнему находились в Омске, а Павел Михайлов – в Томске с больной женой и полностью вне политики. В тот же день, которым была датирована вызвавшая такую панику среди членов Частного совещания телеграмма, то есть 21 июня, по линии железной дороги (до Красноярска) была распространена ещё одна телеграмма на этот раз из Новониколаевска: «Члену правительства Патушинскому. Ввиду срочных дел, считаю совершенно необходимым немедленный приезд ваш и Крутовского [в] Новониколаевск. [О] дне выезда прошу телеграфировать – Новониколаевск, комиссариат, мне. Член правительства Иван Михайлов» (ГАТО. Ф.1362, оп.1, д.213, л.15).

_______________

*О том, что это был действительно умеренный социализм, а не радикальный, как у большевиков, свидетельствует хотя бы тот факт, что в конце июня комиссары ЗСК, как и обещали, издали постановление от 28-го числа о денационализации предприятий и о возвращении бывшим владельцам конфискованного при советской власти недвижимого имущества. Однако при этом были учтены и права трудящихся. Во-первых, их интересы на вновь возвращаемых буржуазии заводах, фабриках, торговых учреждениях и пр. защищали сохранённые волей Западно-Сибирского комиссариата органы рабочего контроля, а также профсоюзные организации. Плюс к этому, даже те рабочие и служащие, которые всё-таки подпадали под увольнения при вновь вернувшихся хозяевах, должны были, согласно ещё одному распоряжению (от 29 июня), извещаться об этом за две недели и обеспечиваться выходным пособием, равным среднемесячному заработку. Данное постановление распространялось также и на персонал государственных предприятий. Исключение составляли лишь служащие чисто советских учреждений, которые все до единого закрывались, для них денежной компенсации не предусматривалось, а днём предварительного извещения об увольнении считался день совершенного в том или ином населённом пункте противобольшевистского переворота.

Григорий Борисович Патушинский и Владимир Михайлович Крутовский являлись членами Временного Сибирского правительства*, избранными вместе с другими министрами в конце января в Томске на тайном заседании разогнанной Сибирской областной думы. Григорий Патушинский 26 января был арестован большевиками и направлен для содержания под стражей в Красноярск. Без малого пять месяцев, до 18 июня, он находился в тюрьме, причём сидел в одной камере с ещё одним видным политиком новой, революционной Сибири, председателем Сибирской областной думы Иваном Александровичем Якушевым. Их обоих, за день до того, как сдать город наступающим частям Чехословацкого и Средне-Сибирского корпусов, выпустили на свободу красноярские большевики. Чем было вызвано такое великодушие со стороны советской власти объяснить сейчас достаточно сложно** и не менее трудно в это поверить, однако факт такой есть и от него никуда не деться. 19 июня Патушинский, по некоторым сведениям, находился уже в Мариинске, но, получив известие об оставлении красными столицы Енисейской губернии, он опять вернулся в Красноярск, где его, по всей видимости, и застала телеграмма Ивана Михайлова о вызове в Новониколаевск. Владимир Михайлович Крутовский почему-то замешкался с отъездом, а вот Патушинский и Якушев в воскресенье 23 июня (в пять часов дня) в спешном порядке выехали из города по железной дороге на запад, по направлению к Новониколаевску, но перед этим они сочли своим долгом посетить в обязательном порядке Томск.

_______________

*Вот полный список первого правительства автономной Сибири:

Пётр Яковлевич Дербер – председатель правительства и временно министр земледелия, Пётр Васильевич Вологодский – министр иностранных дел, Владимир Михайлович Крутовский – министр народного здравия, Аркадий Антонович Краковецкий – военный министр, Александр Ефремович Новосёлов – министр внутренних дел, Иван Адрианович Михайлов – министр финансов, Иван Иннокентьевич Серебренников – министр снабжения и продовольствия, Григорий Борисович Патушинский – министр юстиции, Элбек-Доржи Ринчино – министр народного просвещения, Михаил Алексеевич Колобов – министр торговли и промышленности, Леонид Александрович Устругов – министр путей сообщения, Иван Степанович Юдин – министр труда, Виктор Тимофеевич Тибер-Петров – министр туземных дел, Дмитрий Григорьевич Сулим – министр экстерриториальных народностей, Николай Евграфович Жернаков – государственный контролёр, Валериан Иванович Моравский – государственный секретарь; Михаил Бонифатьевич Шатилов, Сергей Андреевич Кудрявцев, Евгений Васильевич Захаров, Гариф Шегибердинович Неометуллов – министры без портфелей.

**Обстоятельства чудесного освобождения Григория Патушинского его коллега по ВСП Иван Серебренников объяснил тем, что красноярским революционным трибуналом весной 1918 г. руководил некто Лакуциевский, которого на одном из дореволюционных процессов Патушинский в качестве адвоката защищал и добился для него сравнительно мягкого приговора. Процесс проходил в Иркутске, иркутянин Серебренников это вспомнил и написал письмо Лакуциевскому, в котором «попросил его посодействовать освобождению Патушинского и пытался усовестить его… не знаю, возымело ли какое-нибудь влияние моё письмо… но Патушинский был всё же из тюрьмы освобождён».

Зачем их так срочно вызвали и Патушинский, и Яковлев уже, видимо, знали или, по крайней мере, догадывались. Им в компании с другими находившимися на освобождённой территории министрами ВСП предстояло перехватить инициативу по управлению Сибирью у членов ЗСК и взять власть, что называется, в собственные руки. Такой, по-сути, политический переворот давно назревал, как мы смогли понять из вышеизложенного, его конструированием занимались многие сибирские политики, как в Томске, так и в Омске, и вот, наконец, настал тот момент, когда оттягивать до бесконечности процесс принятия окончательного решения стало уже, практически, невозможно. Невозможно по многим причинам, и главная из них заключалась в том, что по ту (западную) сторону Уральского хребта, а точнее в Самарско-Пензенском Поволжье к этому времени также была низложена большевистская диктатура, и к власти, как и в Сибири, пришли социалисты – эсеры, создав Комитет членов Учредительного собрания, сокращённо Комуч. Доблестные чехословацкие легионеры громили части Красной армии на всём протяжении восточной железнодорожной магистрали и вот-вот должны были соединить Поволжье и Сибирь в единую антибольшевистскую коалицию (огненную дугу). И для кого же, спрашивается, они добывали победу? Получалось, что для тех же самых красных, но – только умеренных, в лице эсеров и меньшевиков, а это, как многим представлялось, была уже своего рода точка невозврата.

Прозреть сибирским политикам наверняка кто-то помог; не без этого, что называется. По сведениям омской печати в июле в городе находились французский и английский вице-консулы, а также американский военный атташе, по-всей видимости, именно тот, который помогал в проведении переговоров представителей Центросибири с командованием восставших чехословацких войск в районе Мариинска. А если так, то он находился в Омске уже где-то с середины июня и, вполне вероятно, что принимал какое-то косвенное участие, как, впрочем, и другие иностранные гости, в описываемых событиях. Не берёмся утверждать, что всё было именно так, как мы сейчас предположили, это тема для отдельного исследования, и, тем не менее, высказать некоторые свои догадки на сей счёт мы посчитали нужным и даже своевременным, поскольку все дальнейшие события уже находились в прямой зависимости от иностранного влияния на сибирскую политику, что является на сегодняшний день научно доказанным и абсолютно неопровержимым историческим фактом.

Но вернёмся опять в Томск. Якушев и Патушинский прибыли сюда 24 июня, совсем ненадолго, всего на сутки, каждый по своим делам. Якушеву конечно же первым делом необходимо было снестись со своими коллегами из Сибирской областной думы, для чего члены Частного совещания опять-таки в экстренном порядке организовали своё внеочередное собрание, а точнее – два: 24-го и 25-го числа. Вопрос о передаче власти от Западно-Сибирского комиссариата пяти министрам ВСП, судя по протоколам тех заседаний, официально не обсуждался. Зная, каким образом совсем недавно прореагировали члены Сибирской думы на газетный заголовок телеграммы о «создании правительства», Якушев, видимо, так и не решился поднимать этот вопрос во время своего посещения заседаний Частного совещания, но наверняка обговаривал данную тему где-то в думских кулуарах и, уж точно, – с членами Потанинского кружка. Здесь, видимо, и было принято окончательное решение, – не ставя в известность находившихся в Томске членов СОД, осуществить, как и планировалось, передачу власти в руки Совета пяти министров, при этом данную смену политических декораций оформить лишь одним, что называется, волевым решением председателя Сибирской областной думы.

Из Томска Якушев и Патушинский выехали ещё с одним министром ВСП Михаилом Шатиловым, который вполне себе без всяких проблем только что (21 июня) вернулся из Омска, как вдруг срочно был туда опять вызван. В Омск, минуя Новониколаевск, все трое прибыли в четверг 27 июня, и уже на следующий день состоялось совместное совещание четырёх министров Временного Сибирского правительства – Петра Васильевича Вологодского, Григория Борисовича Патушинского, Ивана Адриановича Михайлова, Михаила Бонифатьевича Шатилова – и председателя Сибирской областной думы Ивана Александровича Якушева. По мнению комментаторов, участники того собрания в первую очередь определились в своём отношении к главным политическим вопросам текущего исторического момента, как то: категорическое неприятие большевистской диктатуры, Брестского мирного договора с Германией, национализации предприятий и имуществ, а также осуждение мероприятий советской власти, связанных с разгоном Всероссийского Учредительного собрания, Сибирской областной думы, органов городского и земского самоуправления.

Далее все согласились с тем, что, во избежание угроз политического реванша, как справа, так и слева, находящимся на территории Сибири министрам ВСП необходимо как можно скорее принять на себя власть на освобождённых территориях. Эсеры с их широко разветвлённой сетью нелегальных организаций, с их связями в двух российских столицах и даже за рубежом сыграли уже, как посчитали тогда ведущие сибирские политики, свою историческую роль, совершив в Сибири вооруженный переворот и восстановив власть демократии на местах. Теперь на смену им должны были придти совсем другие люди, те – которые занимались проблемами родного края на протяжении многих предшествующих лет и сумели плодотворно потрудиться на благо Сибири. За это министры, надо полагать, проголосовали единогласно.

2. Конструкция новой омской власти

Теперь нужно было определиться с названием вновь создаваемого органа высшей исполнительной власти и с его составом. Совет министров Временного Сибирского правительства – так решили назвать себя новые претенденты на власть. В состав Совета предполагалось включить пока лишь пять человек – присутствовавших на совещании четырёх министров, а также несколько подзадержавшегося в Красноярске Владимира Михайловича Крутовского. Находившегося в занятом ещё большевиками Иркутске Ивана Иннокентьевича Серебренникова учли как бы на перспективу, он должен был присоединиться к своим коллегам, как только это станет для него возможным. Всех этих людей, в отличие от комиссаров ЗСК, объединяла не партийная принадлежность, а приверженность идеям сибирского областнического* движения, все они являлись видными сибирскими автономистами, продолжателями дел Афанасия Прокопьевича Щапова (спился и умер в нищете), Николая Михайловича Ядринцева (покончил с собой) и Григория Николаевича Потанина (прошедшего через тюремное заключение, каторгу и ссылку, но Божьим промыслом всё-таки убереженного и дожившего до тех великих дней).

_______________

*Давно уже нам надо было объяснить непосвящённой части нашей читательской аудитории почему движение сибирских автономистов называлось областническим, а Сибирская дума областной, как-то не до того было, но сейчас, кажется, представился, наконец, случай. Итак, всё повелось со времён научных трудов одного из отцов-основателей нашего сибирского областничества, его первого теоретика Афанасия Прокопьевича Щапова, провозгласившего однажды (в середине XIX века), что «русская история, в самой основе своей, есть по преимуществу история различных областных масс народа», что в областных особенностях народной жизни и заключена, собственно, живительная сила всей великорусской нации. «Изучая русскую историю, – писал Щапов, – [мы] оставляем почти без всякого внимания этот областной элемент, сколько загадочный, столько же быть может, зиждительный, плодотворный элемент нашей будущей цивилизации». Под одной из областей России в этом смысле подразумевалась и Сибирь, весь Сибирский край с Дальнем Востоком включительно с автономиями по территориальному (Западная, Средняя, Восточная Сибирь, Забайкалье и т.д.) и национальному признаку (алтайцы, хакасы, буряты и т.п.).

Первым забил тревогу, по поводу случившегося, как ни странно, полковник Гришин-Алмазов, командующий Западно-Сибирской повстан-ческой армией и одновременно управляющий военным отделом ЗСК. Он ещё 27 июня, как только узнал о приезде в Омск сразу трёх министров, отправил в Томск в адрес Павла Михайлова срочное сообщение следующего содержания: «Ваше присутствие здесь крайне необходимо, и я очень прошу Вас приехать в ближайшие дни». Скорей всего командарм опасался не столько за своих друзей эсеров, сколько за собственные властные полномочия. Так или иначе, но ход был сделан совершенно правильный,

хотя, впрочем, уже и изрядно запоздалый. Павел Яковлевич в ответ пообещал Алексею Николаевичу приложить все силы «к экстренному выезду» из Томска, что, собственно, он и сделал, так что к 30 июня, ко дню решающей политической схватки, лидер Западно-Сибирского комиссариата уже находился в Омске.

И вот, наконец, тот день настал. Четверо членов ЗСК сидели напротив четверых министров ВСП*, а между ними Якушев. («Случайно попавшего» на эту встречу Гинса можно как бы не считать, хотя…) Чисто математически получалось так, что чью сторону примет председатель СОД, та группа окажется в большинстве и сможет одержать победу в развернувшемся противостоянии. Якушев выбрал группу сибирских министров. По какому-то совершенно невероятному стечению обстоятельств, по данным сарафанного радио и томской газеты «Понедельник», подписание капитуляции проходило (что, с нашей точки зрения, вполне символично), якобы, в том самом пульмановском вагоне военного министра Сухомлинова, в котором 2 марта 1917 г. подписал своё отречение от престола последний русский император Николай Александрович Романов. Большинство участников того совещания не дожило, к сожалению, до периода написания своих мемуаров, кто-то погиб во время Гражданской войны, кто-то сгинул в сталинских лагерях, кто-то – в эмиграции. И так получилось, что лишь Георгий Гинс, сторонний наблюдатель той исторической встречи эсеровских комиссаров и сибирских министров, сохранил для нас свои воспоминания о ней. Для тех, кто их читал, не лишним будет ещё раз восстановить в памяти этот текст, ну а тем, кто не знаком с ним, тем более должно быть интересно.

_______________

*Пятого, Вл. М. Крутовского, не стали дожидаться, он в тот день только ещё выехал из Красноярска и прибыл в Омск лишь 2 июля.

«Случайно я попал на совместное заседание членов Западно-Сибирского Комиссариата и членов Сибирского Правительства вечером 30 июня. Присутствовал и Якушев. Председатель Сидоров заявил, что Комиссариат, прежде чем сдать власть, просит членов Сибирского Правительства ознакомить с их программой.

– Это любознательность или условие? – спросил Ив. Михайлов.

Сидоров не сумел уклониться от ответа. Тогда все прения направились в русло формального вопроса: может ли Комиссариат противодействовать вступлению во власть министров Сибирского Правительства или ставить им какие бы то ни было условия? Имеют ли право пять министров требовать присвоения им прав, принадлежащих пятнадцати избранникам Думы, и кто правомочнее: пять министров или четыре члена Комиссариата, получившие специальные полномочия от всего правительства? Прения обострялись. Уже Патушинский заявил, что если Комиссариат не сдаст власти, то министры объявят об этом отказе всему населению. Уже, казалось, происходил разрыв сношений и переговоров, когда я взял слово и стал горячо убеждать Комиссариат передать власть Сибирскому Правительству, потому что Сибирскому Правительству, а не

отдельным лицам, присягали войска, от имени Сибирского Правительства действуют все власти, за Комиссариатом никто не пойдёт, а авторитет власти будет расшатан.

– Вы правы! – сказал мне Якушев, которого я тогда впервые видел.

Подействовали мои слова и на членов Комиссариата. Власть была передана. «Переворота» не потребовалось».

Передача власти формально была «узаконена» так называемой грамотой председателя Сибирской областной думы*:

_______________

*За то, что Якушев «оформил» передачу власти от ЗСК омскому Совету министров, в 1921 г., когда уже «по долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд, чтобы с боем взять Приморье – Белой армии оплот», Иван Якушев по решению приморского областного комитета партии социалистов-революционеров был исключён из рядов ПСР. Но это уже спустя три года, а после драки, как известно, кулаками не машут.

«Со дня низвержения советской власти в Сибири высшим представителем государственной власти являлся западно-сибирский комиссариат, назначенный сибирским правительством. Ныне по прибытии в г. Омск достаточного числа членов правительства, избранных Сибирской Областной Думой, сибирское правительство в лице председателя совета министров и министра иностранных сношений Петра Васильевича Вологодского и членов совета министров министра внутренних дел Владимира Михайловича Крутовского, министра финансов Ивана Адриановича Михайлова, министра юстиции Григория Борисовича Патушинского, министра туземных дел Михаила Бонифатьевича Шатилова принимает на себя всю полноту государственной власти на всей территории Сибири.

Подлинную подписал председатель Сибирской Областной Думы Иван Якушев» («Сибирская жизнь», №50 от 3 июля 1918 г.).

Как видно из только что приведённого текста, председателем нового правительства стал пятидесятипятилетний Пётр Васильевич Вологодский, сибирский областник из самых виднейших, ученик самого Ядринцева, юрист по образованию, томич по сути своей, поскольку большую часть сознательной жизни Пётр Васильевич провёл именно в нашем университетском городе. Став председателем Совета министров Вологодский сохранил за собой и пост Министра иностранных дел. Первым заместителем председателя правительственного кабинета, как свидетельствует Иван Серебренников, стал шестидесятидвухлетний красноярец Владимир Михайлович Крутовский, также один из самых авторитетнейших общественных деятелей, одним из первых, в период первой русской революции, выдвинувший идею по созданию общесибирской земской Думы. Поскольку Владимир Михайлович являлся врачом по образованию, его сначала, ещё в январе 1918 г. определили на должность Министра народного

здравия, теперь же, учитывая его общественно-политический статус (а может быть для того чтобы поскорее уговорить его войти в Омское правительство), ему доверили более ответственный пост – министра внутренних дел*.

_______________

*Министерство внутренних дел Сибирского правительства по своим основным функциям несколько отличалось на первых порах от общепринятого, так скажем, шаблона. В его ведении находился, главным образом, контроль за деятельностью местных органов власти, губернских и уездных комиссаров, городского и земского самоуправлений. Задачи по охране общественного порядка и управление милицией весь июнь и июль 1918 г. осуществляли непосредственно местные выборные органы демократической власти (губернские и уездные), и лишь в августе всё это перешло (вернулось на круги своя) в ведение министерства внутренних дел.

Четверо остальных министров нового Правительства являлись представителями молодого (уже третьего) поколения сибирских областников. Старшему из них Григорию Патушинскому было сорок пять, он так и остался на посту министра юстиции, тридцатишестилетний Иван Серебренников также сохранил за собой прежнюю должность министра снабжения, а Иван Михайлов – министра финансов. И лишь Михаил Шатилов, в январе получивший скромный статус министра без портфеля, теперь стал министром туземных дел, приняв в своё ведение весь спектр проблем, связанных с автохтонным населением Сибири и Дальнего Востока.

От имени всех находившихся тогда в Омске министров, как новой верховной исполнительной и распорядительной власти, в тот же день 30 июня вышло обращение к населению:

«Народам Сибири. Избранное Сибирской Областной Думой правительство в лице совета министров, вступая в верховное управление страной в полном сознаниии стоящих перед ним исторических задач неуклонно пойдёт по пути создания и укрепления на всей территории Сибири, как нераздельной части великой Всероссийской демократической Республики, незыблемого правопорядка, мощной государственности, осуществления воли Сибирской Областной Думы и дальнейшего развития деятельности комиссариата Западной Сибири, заменявшего до сего времени высшие органы управления. Совет министров призывает всё население без различия национальности, классов и партий, все государственномыслящие элементы, всех кому дорого возрождение России и свобода Сибири, объединиться вокруг правительства в его государственном строительстве на предуказанных Сибирской Областной Думой началах народоправства.

В то же время совет министров считает себя вынужденным заявить о своей непреклонной решимости обеспечить нормальные условия жизни в стране путём самой решительной борьбы со всякими противогосударственными выступлениями, откуда бы таковые не исходили и не потерпит ни малейшего поползновения каких-либо общественных групп на незакономерное вмешательство в деятельность органов правительственной власти; всякие в этом направлении попытки будут подавляться со всей суровостью, к которой обязывает правительство лежащая на нём в условиях настоящего исторического момента ответственность перед страной и народами Сибири.

Подлинное подписали председатель совета министров, министр внешних сношений Пётр Вологодский, члены совета: министр финансов Иван Михайлов, министр юстиции Григорий Патушинский, министр туземных дел Михаил Шатилов» («Сибирская жизнь», №50 от 3 июля 1918 г.).

Ещё одной важной персоной во всём тогдашнем правительственном раскладе являлся командующий Западно-Сибирской армией Алексей Николаевич Гришин-Алмазов. Он, как известно, поначалу выразил некоторое неудовольствие по поводу назревавших в Омске перемен и, возможно, даже готовился к какому-то противодействию им, но потом, поняв, видимо, в чью сторону клонится чаша весов, отступил и на несколько дней сказался больным, толи опять чего-то выжидая, толи просто ожидая решения со стороны новых властей относительно своей «скромной» персоны и дождался. Распоряжением Совета министров ему была объявлена благодарность*, он был назван уникальным военачальником и администратором, за ним сохранили должность командующего армией и назначили управляющим военным министерством. Почему не министром, вместо находившегося на Дальнем Востоке эсера Аркадия Краковецкого? Вопрос не простой и не однозначный; скорей всего потому, что Краковецкий имел тесные связи с иностранными представителями, в частности, с французскими дипломатами**, а это была, понятно, очень серьёзная по тем временам (и не только по тем) охранительная грамота.

_______________