Хвост огненной кометы

– Ладно, – согласился я вздохнув. – Когда нужно ехать?

– Вчера.

Я обзвонил всех федералов – десантников, морпехов, летунов, но никто в тот день в Чечню не летел. Только в пресс-службе внутренних войск Василий Панченко с радостью мне сообщил, что их борт уходит на Моздок из Чкаловского через два с половиной часа.

– Возьмете?

– Нет проблем.

– Теперь от вашей пресс-службы вроде бы официальная аккредитация нужна.

– Не успею нарисовать, – прохрипел в трубку Вася, – начальника нет. Я позвоню в Ханкалу. Мой зам тебе бумагу на месте выпишет.

Заместитель Васи вертел под карманным фонариком мое удостоверение (на Ханкалу давно уже навалилась ночь) и ехидно улыбаясь, повторял одно и тоже:

– Давай аккредитацию. Нет аккредитации, будешь безвылазно сидеть со своей группой на базе.

Я прекрасно знал этого подполковника, так же как и он меня. Однако у Валеры К. (не буду называть его фамилию), видимо в голове что-то переклинило.

– Панченко по поводу меня звонил?

– Телефонировал. Ну и что? Я здесь хозяин, так и передай потом Васе.

– Зачем потом? – рассердился я.-Могу прямо сейчас рассказать ему по спутниковому телефону, что его подчиненные, вместо того чтобы выполнять свои служебные обязанности, пьют горькую, как собаки.

– А-а, собаки, – махнул куда-то рукой Валера.-А я ведь имею право без аккредитации тебя и в яму посадить. В зиндан хочешь? Могу.

Мне ужасно надоел подполковник, но приходилось выслушивать его ахинею. Оператор Володя Кипин велел своему ассистенту развернуть спутниковую связь. Почти в полной темноте я видел на его лице неподдельный испуг.

– У вас нет разрешения на пользование спутниковым телефоном в зоне боевых действий! – чуть ли не на всю военную базу закричал Валера.

Это была последняя капля. Я уже собрался не на шутку поругаться с Валерой, но из ближайшей палатки вышел человек в белой майке и камуфляжных штанах. Он спокойно сказал подполковнику:

– Все, хватит комедию ломать, иди спать.

Валера, как ни странно, послушался. Он сунул мне в руку мое удостоверение и покорно поплелся к брезентовому шатру.

– Майор ФСК Замятин, – представился человек закуривая.-Не обращайте внимания. От постоянного нервного напряжения некоторые даже от пятидесяти граммов водки в осадок выпадают. Ложитесь спать. В палатке для вас три койки приготовлены. Завтра с писульками разберетесь.

Внутри шатра потрескивала круглая буржуйка, над ней, на перекрученном шнуре болталась слабая сорокаваттная лампочка. Моя железная кровать оказалась напротив Валериной. Бдительный подполковник возлежал на ней прямо в форме, уткнувшись лицом в подушку.

В левом дальнем углу палатки кто-то похрапывал, причмокивал и разговаривал во сне непонятными, рублеными фразами. Умиротворяюще гудела высокая печная труба, а снаружи изредка шелестели, словно кто-то рвал пергаментную бумагу, пролетающие в сторону гор реактивные снаряды. Одиночные Ураганы хлопали где-то очень далеко и их едва различимые разрывы по звуку напоминали зарницу. Чуть ли ни каждую минуту раздавалось шипение, и в окошки палатки вливался молочно-синий свет. Медленно опускавшиеся на парашютах осветительные ракеты создавали в помещении атмосферу мертвецкой.

Прогоняя дурные мысли, я закрыл глаза, и тут же услышал выстрелы. Пара одиночных хлопков, затем длинная очередь. Палили из автоматического оружия, но не нашего. За время, проведенное на войне, я научился различать тембр Калашникова. А это был голос «чужой» – редкий и хлесткий. Скорее всего, М-16. Никто из находящихся в палатке на это не отреагировал. Но вот в дело вступил тяжелый пулемет, и Валера сразу подскочил на своей койке. Сопя и кряхтя, он выудил из – под подушки огромный, явно не табельный пистолет и метнулся ко мне. Залез под кровать и принялся под ней что-то искать. Наконец, удовлетворенно хрюкнув, выскочил из палатки.

– Для пьяного стрелка каждая бутылка цель, – проворчал майор Замятин и, вздохнув, повернулся на бок.-Вернись, Валера, я все прощу! Маниакальная депрессия.

Валера вернулся довольно быстро. Врезался головой в металлическую опору шатра и повалился на так и не разобранную постель.

19.05.95. С добрым утром!

Мне снился, конечно же, подполковник Валера. Он почему-то был с рыжей бородой и махал перед моим носом Маузером. «Думаешь, у меня нет патронов? – кричал Валера.-Это у тебя ничего нет, даже аккредитации. А в моем хозяйстве все на месте. Пули новенькие, лакированные, подкалиберные. Осечки не дадут. Нет, ты посмотри на них, посмотри». Подполковник схватил меня за плечо и начал трясти как грушу.

Я открыл глаза. Валера действительно держал меня за плечо, но в отличие от сонного кошмара, теребил аккуратно даже нежно.

– С добрым утром, пора вставать, – говорил он словно заботливая мама.

Он был чисто выбрит, причесан и от него пахло дорогим французским одеколоном. В его зрачках абсолютно отсутствовала та дикость, которая вчера делала его похожим на сумасшедшего.

– Что, в зиндан пора? – на всякий случай поинтересовался я.

– Какой зиндан? – искренне удивился Валера. – Командующий готов принять тебя в одиннадцать.

– У моей группы нет аккредитации, – все еще не верил я поразительной перемене в облике и манере общения подполковника.

– Документ уже готов, – он протянул мне аккуратный, пахнущий свежими опилками листок бумаги.-Работайте на здоровье.

Ну и ну! Ну, Валера! Меня так и подмывало напомнить о вчерашнем его поведении, но делать этого не стал. В конце концов, все мы пьяные мужики непредсказуемы, а тем более на войне. Хотя, именно здесь нужно всегда держать себя в рамках. Ладно, забыли.

– Давайте, ребятки, собирайтесь на завтрак, – приветливо кивнул Валера моим коллегам. Володя Кипин и Мишка Сотников сидели на кроватях в позах лотоса и не верили своим глазам.

Когда подполковник вышел, оператор выдохнул:

– Вельзевул, оборотень, – после этого он громко и с облегчением рассмеялся.

Мне же стало интересно, чего это Валера рылся ночью под моей кроватью. Свесившись головой вниз за край железной конструкции, я ахнул. Прямо под моим главным центром тяжести стоял открытый зеленый ящик с гранатами. Причем бомбы в нем покоились не в ячейках, а были насыпаны горкой. Некоторые из них уже оснащенные взрывателями. Я взял одну эргэдешку и мрачно положил на кровать между ног. Мои товарищи тут же нырнули под свои койки.

– Три выстрела от гранатомета, – констатировал Сотников.

– А у меня ящик с патронами и какой-то автомат с кривым стволом, – всплеснул руками эмоциональный Кипин.

Общественный туалет был занят. Длинное деревянное строение охранял боец с автоматом.

– Что, специальный пропуск нужен? – прищурился Мишка.

– Пойдите пока погуляйте, – загадочно улыбнулся военный.

Кипин тут же предположил, что сортир изволил посетить какой-нибудь генерал. А Мишка выдал версию, что, скорее всего, ночью в «богоугодное заведение» угодил снаряд, но не разорвался, и теперь ожидают прибытия саперов.

Коллеги не угадали. Через пару минут из дверей туалета выпорхнули две молоденькие барышни в ситцевых платьицах и желтых одинаковых сандаликах.

Дамы неспешно скрылись за рядами палаток, а боец многозначительно помотал головой и гордо, словно девицы были его любовницами, выдал:

– Корреспондентки.

– Из какого издания? – деловито поинтересовался Володя.

– Из центрального.

– Ага, понятно.

Зачем нам Антонов?

В столовой давали рисовую кашу с куриной тушенкой. Возле поваренка в ослепительно белом халате стоял тазик с водой, в котором плавали желтые кружочки масла. Здесь же лоток с большими кусками белого хлеба. Бери, сколько хочешь.

Как только мы вошли, я сразу заметил за дальним столом группу офицеров, среди которых выделялся своей задумчивостью и интеллигентностью генерал

Романов. Он неторопливо поглаживал свои пышные рыжие усы и что-то говорил сидящему напротив полковнику. Тот кивал головой и одновременно отправлял в рот полные ложки рисовой каши. За другими столами сидели солдаты, и, казалось, не обращали никакого внимания на командиров.

Мы пристроились возле выхода, а Кипин мне шепнул:

– Раньше командующий усов не носил. Надо же, вместе с простыми солдатами пищу принимает, молодец.

Группа офицеров поднялась как по команде и двинулась к выходу. Проходя мимо

Анатолий Александрович слегка нам кивнул.

Каша была вкусной, и когда Мишка Сотников уже приканчивал вторую порцию, в столовую влетел подполковник Валера. Его взгляд был нервным, но осмысленным, не как накануне.

– График меняется. Генерал готов принять вас прямо сейчас. Его ждут старейшины в Агиштах. Технику не берите. Антонов сказал, что хочет сначала поговорить по душам.

– Антонов? – изумился я, отрываясь от горячей кружки с вполне приличным какао. Ты же сказал, что мы встретимся с Романовым. Кто такой Антонов?

На стол рядом с тарелкой Кипина села жирная муха. Валера прицелился и метко саданул ее кулаком. Дохлое насекомое плюхнулось в Володькину кашу.

– Извиняюсь. Пойдете к Антонову, – загадочным полушепотом приказал подполковник.

– Ты хоть расскажи кто он такой этот Антонов, заместитель что ли?

– Узнаете в свое время.

К начальству, для беседы с глазу на глаз, технарей, как правило, не брали. На встречу шел только корреспондент. Но в тот раз Валера велел шагать к штабной палатке, всем троим. «Антонов распорядился. Раз работают вместе, какие могут быть друг от друга секреты?»

Пройдя по палаточному лабиринту, мы вышли на небольшой дворик. На низкой деревянной скамейке сидел и стряхивал в урну пепел с сигареты генерал Романов. Увидев нас, он сразу же встал, поздоровался и представился:

– Командующий внутренними войсками Антонов.

Я выпучил глаза. То ли у меня после полу бессонной ночи провода в голове перепутались, то ли… Я вопросительно повернулся к Валере. Он утвердительно кивнул. И тут до меня дошло. Конспирация! Кто, интересно, навязал Анатолию Александровичу псевдоним? Не сам же он додумался. Каждый боевик, да каждая ворона в Чечне знает в лицо генерал-лейтенанта Романова. И даже усы никого не собьют с толку.

Беседа по душам

Командующий пригласил всех сесть. Вновь закурил. Низко свесив голову, глядел себе под туго зашнурованные ботинки. Пауза затянулась. Наконец, я, откашлявшись, спросил:

(диктофонная запись)

– Какие задачи для вас, как командующего группировкой внутренних войск, сейчас являются первостепенными?

Романов тяжело вздохнул и на его загорелом лице я заметил некоторое напряжение.

– Дудаев объявил газават. Нужно как можно скорее собрать духовенство Чечни, чтобы оно признало этот газават незаконным.

– Думаете, чеченское духовенство пойдет против влиятельных тейпов, которые поддерживают войну против Москвы?

– Война уже всем надоела. Большинство чеченского народа хочет мира. Я почти каждый день один, без охраны езжу по различным селам, встречаюсь со старейшинами, простыми людьми и все они говорят, что пора заканчивать кровопролитие.

– Простым людям, может, и надоела война, а полевым командирам, командующим фронтами? Они ведь борются за власть.

– Я не раз встречался с Асланом Масхадовым. Он меня заверил, что если, так называемая, священная война будет отменена, он готов сложить оружие.

Благородный генерал Романов тогда не знал, что благородство и верность офицерскому слову абсолютно не свойственны Масхадову. По приказу Джохара Дудаева, он давно уже готовил диверсии против командующего объединенной группировкой Анатолия Куликова и его бывшего заместителя генерала Романова. А при встречах клятвенно заверял федералов в своем миролюбии. Доверчивость Анатолия Александровича сыграла с ним злую шутку. По приказу того же Масхадова, утром 6-го октября его диверсанты заложили под мостом на площади Минутка пять взрывных устройств. Когда колонна внутренних войск проезжала по туннелю, два из них сработали. Примечательно, что в этот момент вблизи районного центра Урус-Мартан проходила встреча специальной наблюдательной комиссии федеральных сил с 30-тью полевыми командирами. Обсуждали условия сдачи оружия, отвод российских войск от населенных пунктов. Боевики, а среди них находился, конечно же, и Масхадов, все как один заявили о согласии выполнить все условия федералов «ради достижения мира». Наши наблюдатели приехали без оружия, зато чеченцы с ног до головы были увешаны пулеметами, автоматами и гранатометами. Кто-то из офицеров тогда ухмыльнулся: и вы верите, что эти детишки бросят стволы и пойдут играть в песочницу?

«Детишки» прекрасно знали, что с минуты на минуту в Грозном должно произойти то, чего они так долго ждали. И, к сожалению, их ожидания оправдались. Взрыв прогремел в 13.10. А уже в половине второго чеченские переговорщики оседлали своих железных коней и умчались в горы. Ожидания… Накануне теракта у генерала Романова брал интервью мой коллега Григорий Брынза. На архивной записи видно, что Анатолий Александрович мрачен, как никогда. После записи, «без микрофона», он признался Грише, что по данным разведки ситуация в ближайшее время может сильно осложниться. Боевики готовят ряд диверсий против высших офицеров федеральных сил. Наши разведчики выведали расплывчатую информацию. А вот чеченские, вполне конкретную. Кто мог знать, что Романов проедет через Минутку около 13 часов дня? Только свои. Кстати, военные не раз рассказывали мне о предателях. Однажды на связь с одной из артиллерийских батарей вышел некто, представившийся полковником Ивановым. Он назвал точные позывные и передал координаты, по которым попросил огневую поддержку. Два часа федералы били по своим. Другой товарищ, продавал секретные штабные документы. Причем, за бесценок. Конечно, это единичные случаи. Но жизнь и состоит из мелочей, которые, складываясь в единое целое, порой приводят к непоправимым последствиям.

Анатолий Александрович остался жив. Вот уже двенадцатый год он лежит в военном госпитале им. Бурденко и все это время за ним ухаживает его жена Лариса Васильевна. По ее словам, муж где-то рядом с ней, но в своем мире. Он радуется приходу друзей и родных, но не хочет слышать о войне. Масхадов, когда узнал, что Романов находится в растительном состоянии, возликовал – «…его душа повисла между небом и землей. Для нее это самое страшное наказание». Наказание за что? За доверчивость, искренность и благородство. Когда еще горел искореженный взрывом генеральский автомобиль, на мосту плясала от радости толпа чеченцев. На одном из пролетов было написано: «Аллах над нами. Россия под нами. Победа за нами».

Когда я брал интервью у Романова, до трагедии оставалось четыре с половиной месяца.

(диктофонная запись)

– Мне не совсем понятно, Анатолий Александрович, вы ведете переговоры со старейшинами, боевиками, а вчера, по сообщению информагентств федеральные войска начали массированное наступление в горных районах, в частности возле Дуба-Юрта. Не кажется ли вам, что в данной ситуации ваше миротворчество бессмысленно?

Романов задумчиво стряхнул пепел с усов. Видно было, что к ним он не привык, и растительность его обременяет.

– По достигнутым договоренностям, боевиков уже не пускают во многие села. В тот же Дуба-Юрт. Они соорудили укрепления рядом с селом. Эти укрепления и штурмуют наши войска. Если нам удается решать вопросы мирным путем, для Дудаева это страшнее выстрела.

На следующий день я понял, что переговоры переговорами, а война войной. Чеченцы использовали временные моратории для перевооружения, передислокации и пополнения продовольствия. Генерал же Романов – очередная жертва кремлевских политиканов. Его бросили безоружным на амбразуру, когда до победы оставался всего один шаг. Судя по всему, это понимал и сам Анатолий Александрович. Потому и грустил. Впрочем, может, я ошибаюсь.

Тихий городок

Романов посмотрел на часы, интеллигентно давая понять, что беседа закончилась.

– В половине второго я вылетаю в Агишты. Буду говорить с людьми. Хотите со мной?

– Конечно.

Вместе с генералом исчез и подполковник Валера. От нечего делать стали бродить по базе. Узнали, где штаб Куликова, сняли проезд колонны бронетехники, пару вертушек зависших над аэродромом. И снова в голове жгучая и не дающая покоя мысль – из чего делать вечерний материал. Ну, поговорил с Романовым, хорошо, снять-то беседу не дали. Генерал обещал взять в Агишты? Сколько раз договаривался с военными об эксклюзивных съемках, а потом встречался с ними только в Москве.

Возле контрольно-пропускного пункта заметили съемочную группу НТВ. Елена Масюк настороженно бродила с внешней стороны колючей проволоки, а ее оператор с рук «гасил» натужно ворочавшийся в глубокой ямине танк. Т-72, увешанный мешками с песком и какими-то железяками, похожими на части двигателя, крутился во все стороны, выбрасывая из-под гусениц здоровенные куски глины. Володя Кипин тоже не мог пропустить эту картинку и велел Сотникову ставить штатив. Как только он приладил Бетакам на треногу, в объектив шмякнул кусок грязи. Кипин по-женски всплеснул руками и принялся придирчиво ощупывать «инструмент», словно доктор захворавшего ребенка. Конкуренты не злобно заржали. Вероятно, на базу Масюк не пускали за продудаевскую позицию их канала. А, может, и сама не хотела светиться в Ханкале. С камерой, слава Богу, ничего не случилось. Хорошо, что Володька не успел снять крышку с объектива.

Танк выполз на дорогу, затих, и из башни высунулась голова. Чумазый, с русыми нечесаными волосами боец, щелкнул бычок в кусты и прищурился:

– Эй, корреспонденты, деньги есть?

Командировочные средства Кипин всегда хранил в нагрудном кармане. Обычно финансовыми вопросами занимались ассистенты, но Володя не доверял бухгалтерию никому. По природе он несколько прижимист, но чрезвычайно добр.

– А что? – заволновался оператор.-Покушать хочешь купить? – он порылся в брючных карманах.-Могу из своих одолжить.

Володька обернулся на меня.

– Сам служил, знаю, казенной пищи не хватает.

Но по сытой физиономии паренька нельзя было сказать, что он голоден.

– Говори яснее, – подошел я ближе.

– Мы в город двигаем, – потер грязную щеку танкист. – Можем прихватить. Две стекляшки туда, две обратно.

– Какие стекляшки? – удивился Кипин.

– Ну, люди! Прокатим с ветерком, если на четыре пузыря дадите.

Оператор раскрыл, было, рот, но я его остановил. Ситуация понятна. В запасе еще три часа, до города на этой карете минут двадцать. Если судить по карте. Не плохая возможность подснять Грозный уже сегодня.

– Заводи! – вспомнив январские гонки, махнул я рукой.

И снова на танке. Сердобольный младший сержант Паша выдал нам широкую поролоновую подстилку, которая несколько смягчила нашу поездку. Сразу за военной базой тянулись безжизненные дома, с дырами в стенах и крышах. Я еще подумал – прекрасные позиции для снайперов. Так оно и оказалось. Позже военные мне рассказали, что из этого местечка, каждую ночь лупят по базе. Случается и по вертолетам из ПЗРК.

По городу ехали спокойно, не то, что в январе. По всюду, словно общипанные великаном, деревья. Почти ни одного целого. Но даже и на этих измочаленных снарядами деревцах, начинала пробиваться зелень. Символично, подумал я, и война, вроде бы, заканчивается и природа возрождается. Кто бы мог тогда предположить, что огню на этой земле еще полыхать и полыхать.

Свернули на одну улицу, потом на другую и остановились возле торговой палатки, которая была закрыта.

Паша вылез из люка и громко позвал:

– Шамиль! Шамиль!

– К Басаеву, что ли привез? – сглотнул Володька.

Вообще он любит задавать нелепые вопросы с таким видом, будто сам верит в их серьезность.

– Точно! – обрадовался служивый.-По ночам своими боевиками командует, а днем водкой приторговывает. Шамиль, мать твою!

Внутри палатки, за стеклом которой были аккуратно разложены пряники, жвачка, конфеты и другая мелочь, шевеления не замечалось.

– Ладно, – сплюнул Паша.

Танк вздрогнул, выпустил клубы желто-черного дыма, и его башня стала поворачиваться стволом в сторону палатки. Когда стальная труба коснулась края ларька, его хрупкая конструкция даже не затрещала, а запищала, словно была живой. Из бендежки сразу же выскочил Шамиль.

– Зачем делаешь, а?!

Танкисты выключили двигатель.

– Чего сидишь, как сыч в норе? Ты мне четыре пузыря задолжал.

– А-а, пузыри, пузыри!

Чеченец скрылся в палатке и через пару секунд уже протягивал младшему сержанту четыре бутылки «Столичной».

– Не паленая?

Чеченец прижал руки к сердцу.

– Ну, слезайте, – сказал нам на следующем повороте Паша, – приехали. Железки нужно кое-куда забросить, – он кивнул на привязанные части агрегата. Через час сюда же подгребайте.

– Почему чеченцу деньги не отдал? – хмуро спросил я.

– Потом отдам, – улыбнулся танкист.-За ним должок.

Что это был за долг, мы так никогда и не узнали.

Проводив взглядом танк, побрели в сторону центра города. Нам повезло, почти сразу натолкнулись на блокпост федералов. Представившись, попросили интервью.

– Да нет проблем, – обрадовались военные, а то все генералов показываете.

Вообще-то это была неправда, но я спорить не стал. Но как только дошло до дела – говорить на камеру, все, потупив глаза, начали разбредаться в разные стороны. Я велел Кипину включить камеру и буквально зажал майора Синицына возле блокгауза.

(диктофонная запись)

– Какова обстановка в городе?

– Обстановка в центре Грозного на сегодняшний день нормальная. Бывают обстрелы в ночное время, но очень редко.

– Ваши взаимоотношения с местным населением?

– С местными взаимоотношения самые хорошие. Совместно с нашим свердловским ОМОН-ом, службу несет местный ОМОН. Поддерживаем дружеские отношения. Все ребята, больше ничего не могу сказать.

Я отдал микрофон Мишке Сотникову и огляделся по сторонам, в надежде увидеть хотя бы одного чеченского омоновца. Но все лица были, как назло, исключительно славянского типа. Ладно, решили снять блокпост с фасада, так чтобы в кадр попал российский флаг. Возле дырявых мешков с песком на корточках сидел худенький боец без бронежилета и по-детски тер кулаками глаза.

– Что случилось? – участливо наклонился к нему Кипин.

– Гошу убили, – зарыдал солдатик.

– Друга?

– Ага.

Чуть в стороне я заметил тело белой окровавленной собаки. Головы у нее почти не было, только развороченная нижняя челюсть. Кровь еще не успела запечься. Я люблю собак, и их смерть воспринимаю очень болезненно.

– Кто ее?

– Снайпер вон из тех домов, – майор Синицын указал рукой на противоположную сторону площади.-Гошку еще в феврале подобрали. Ласковый был, добрый, но чужих не подпускал. Знал службу. Днем «чехи» по нам не стреляют, боятся, что облаву устроим, только ночью. Но на гадость всегда способны.

От того правильного майора Синицына, что давал интервью, не осталось и следа.

– Хорошие же у вас отношениям с населением, – горько вздохнул Володька.

– Тьфу! – сплюнул майор.-Сколько волков не корми… Это не для печати.

– Не горячись, Егорыч, – вступил в разговор капитан, похожий голосом на актера Хмельницкого. Да и во внешности его было что-то стенькаразинское.-Это Снегурочка работала. Глядите, мол, я ничего не боюсь и вы всегда у меня на мушке.

По словам капитана, среди чеченских снайперов полно девиц из Прибалтики и Украины, бывших чемпионок по стрельбе. Полностью отмороженные дамы, потому и прозвали их Снегурочками. Но не только иностранки отстреливали наших ребят.

– Взяли одну такую, – продолжал он, – красивая бестия, белокурая, глаз нельзя отвести.

А на прикладе девятнадцать зарубок. Оказалась москвичкой.

– И что вы с ней сделали? – осторожно поинтересовался Кипин.

– Да, что. За волосы и об стенку.

Через час, как и договаривались с танкистами, стояли на перекрестке. Время шло, а знакомого Т-72 видно не было.

– Срочные дела, наверное, – оправдывал военных Володька.

Пришлось ловить частника. Муслим, как представился, водитель, категорично заявил, что до КПП базы не поедет, выбросит нас за полкилометра. Согласились. Чеченец оказался на редкость разговорчивым. Сначала расспросил, откуда мы, а потом подробно поведал о себе и своих родственниках вплоть до седьмого колена.

– Я в Норвегию попрошусь, – сказал он, немного помолчав.-А что здесь? Думаете, это когда – нибудь кончится? Наши ваших убивают, ваши наших. Ненависть в крови. Двадцать поколений пройдет, пока кровь остынет.

– А как же мирные переговоры?

– Ха! – рассмеялся Муслим.-Кто кому верит? Вот генерал недавно приезжал в Веденский район. Уговаривал мирно жить. Все, все хорошо, руку, жал, обнимался. Уехал, а через пятнадцать минут все село катюшами разбомбили.

Володька Кипин поцокал языком и предположил: