скачать книгу бесплатно
Во вторник пошел сильный дождь. Люди промокли до нитки. Река Бзюк оказалась вскрывшейся ото льда. Пришлось искать брод. По пояс в воде начали переплавляться.
А к вечеру похолодало так, что одежда превратилась в ледяные панцири. Окоченевшие пальцы еле удерживали винтовки.
«Ничего, – подбадривал бойцов Романовский, – скоро станица, там и заночуем».
Однако разведчики доложили, что в Ново-Дмитриевской большевики. С левого фланга их артиллерия. Численность не известна. Пойти в лобовую- погибнуть от шрапнели. Остаться до утра в степи – замерзнуть. Выбор невелик. Обойти нельзя – там река Водогай, еще одного «купания» люди не выдержат.
Совещание командующих получилось спонтанным. Поставили в круг сани и телеги, на которых ехали генералы и командиры отрядов. Все мокрые, прозябшие. Гражданская одежда Антона Ивановича Деникина- пальто, фетровая шляпа, полосатые брюки- потеряли форму, висели как тряпки старьевщика на широкой палке. Перед выходом из Ростова потерялся его чемодан с военным обмундированием. Времени на поиски не оставалось, пришлось надеть, что имелось. И уже в первые часы он еще раз убедился, что цивильная одежда совсем не годится для военных походов. Впрочем, и офицерская теперь никого не спасала.
– Что будем делать? – спросил генерал Корнилов, согревая дыханием ладони.
Вопрос адресовался ко всем, но никто не отвечал – на таком холоде с трудом шевелились не только руки, но и мозги. Начальник штаба армии Романовский после долгих раздумий предложил произвести обстрел окраины станицы с десяти орудий, а потом со стороны слияния рек Бзюк и Шебш тремя отрядами кавалерии ворваться в неё.
– Мы не знаем, сколько в станице красных, может, справа у них как раз основные силы, – сказал генерал.
– С чего бы им там быть? – возразил Романовский. – Вряд ли они нас тут особо ждали.
– Гадала девка на кофейной гуще. Положим за так людей, не восстановимся. Первый поход окажется для Добровольческой армии последним.
– Все одно люди в степи померзнут. Останавливаться нельзя.
– Нельзя, – согласился Корнилов.
Деникин сильно закашлялся, несколько дней назад он здорово простудился. Военный лекарь Шторкер сказал, что это бронхит. Антон Иванович из последних сил сдерживал хворобу.
– Не сомневайтесь, Лавр Георгиевич, – вступил в разговор командир ударного Корниловского полка полковник Неженцев. В полковники за ряд успешных операций он был произведен прямо во время похода. – Большевики и глазом не успеют моргнуть, как мы в станице окажемся.
– Хотел бы напомнить где нужна безрассудная стремительность, Митрофан Осипович, – сказал генерал Марков Неженцеву. – Когда вас одолевают окопные вши. А в военном деле главное- разумный подход и выверенность действий.
– Благодарю за напоминание, Сергей Леонидович, – поклонился Маркову полковник. – Вам виднее как бороться с насекомыми. Предполагаю, только с насекомыми.
– Оставьте, господа! – неожиданно повысил голос всегда спокойный генерал Деникин. – Хорошо, что вас не слышит командующий.
Михаил Васильевич Алексеев тоже неважно себя чувствовал, спал теперь после принятого лекарства в крытой повозке в конце колонны. Его не стали будить.
– Что за пикировка в столь трудный час! – продолжал укорять офицеров Антон Иванович. -Оставьте, господа, распри. Очень вас прошу. У меня предложение провести разведку боем станицы с трех направлений. Группами по десять-пятнадцать человек, не более. Откуда получим самый интенсивный огонь, туда и направим стволы наших пушек. И туда же устремим главный удар. Я тоже не думаю, что Ново-Дмитриевскую враг укрепил, как немецкий бастион. Большевики знают, что мы идем на Екатеринодар, но несколько раз наш путь менялся и вряд ли они успели перебросить войска нам навстречу. По нашим данным у комиссара Сорокина не более 30 тысяч штыков. Основные его силы сосредоточены в Донецком бассейне и у Екатеринодара. Он опасается не только нас, но и партизанских отрядов погибшего атамана Каледина. Царство ему небесное.
Все перекрестились. И тут неожиданно у повозок появился небольшой, курносый старичок в мятой шинели. Его печальные глаза были устремлены на облепленные грязью сапоги.
– Что же это вы, господа, без меня дела обсуждаете, я уже не в счет?
– Не хотели будить, ваше превосходительство, – ответил за всех Неженцев.
– Благодарю покорно за заботу. Но, думаю, как член триумвирата, имею права знать все что происходит в армии.
Корнилов подумал, что сейчас Алексеев скажет- в созданной мной армии, но не услышав этих слов от генерала, про себя усмехнулся- а ведь наверняка на языке это у «старичка» вертелось. Армия… сплошные калеки, только он способен привести ее к победе.
К повозкам подошли несколько студентов и два юнкера. Все заляпанные грязью, с красными, мокрыми носами. Правда, фуражки сидят ровно, с достоинством.
– Юнкер Лесин, – представился один из них. – Разрешите обратиться, ваше превосходительство.
– Не видите командующий проводят совещание? – поморщился Неженцев. -Никакого уважения.
– Срочное дело.
– Оставьте, полковник, – сказал Корнилов. – Слушаю вас, юноши. Что стряслось?
– Если мы двинем напрямую в станицу, нас всех положат.
– Это мы уже поняли. Всё?
– Нет, господин генерал. Мы слышали, что батарея красных с краю станицы. Мы подберемся к ней и забросаем гранатами. Вот.
Юнкер Лесин вышел вперед, распахнул шинель. За его ремень были заткнуты четыре ручные гранаты Р-14. Юнкера отодвинул высокий, худой, с таким же чахоточным, как у героя Достоевского, лицом студент. И он продемонстрировал свой запас гранат Рдултовского. Остальные юноши похлопали себя по бокам, давая понять, что и они не пустые.
У Корнилова неимоверно округлились казахские глаза. Алексеев начал чесать свою родинку на щеке. Деникин закашлялся.
– Откуда у вас столько? – спросил Романовский.
– У матросов пленных взяли. Комиссары и очухаться не успеют, как на небесах окажутся.
– И как вы собираетесь подобраться к красным?
– Со стороны реки. Вброд перейдем, я знаю эти места. У Сухой балки можно.
– А ежели вас заметят? – спросил Корнилов. – Надеяться на случайный успех мы не можем.
– Но и ждать благосклонности небес тоже не имеем права, – сказал студент. -Позвольте представиться, ваше превосходительство, Иван Подмёткин. – Не займем до утра станицу, все погибнем. Красные наверняка уже за подкреплением послали.
– Гляди-ка, какие стратеги! – покачал головой генерал Марков. – А что, коль выгорит…
Корнилов подошел к студенту и юнкеру, приобнял их:
– Господи, каких героев родит земля русская. Спасибо вам, сынки, заранее. От имени всей России. Дай Бог вам удачи. Действуйте, будем ждать вашего сигнала. Полковник Неженцев, выдайте юношам… воинам ракетницу.
– Не надо, – засмеялся юнкер Лесин, вынул из кармана немецкую трофейную ракетницу. – Все уже продумали. Дадим зеленую ракету. Впрочем, итак услышите.
Юнкера и студенты, весело переговариваясь, исчезли в полутьме. Некоторое время офицеры сидели молча.
– Вот, господа, еще одно свидетельство того, что у нас правое дело, – произнес, наконец, генерал Корнилов. – В нас верит молодежь и готова идти на смерть ради свободы.
И вдруг увидел, что мимо «собрания», которое проходило почти в голове армейской колонны, словно тени бредут офицеры и солдаты. Молча, ни на кого не обращая внимания, скрываются за холмом впереди. Лавр Георгиевич даже раскашлялся, как Деникин.
– Куда это они, Сергей Леонидович? Кажется, ваши.
Генерал Марков встал во весь рост на телеге. На его лице изобразилось полное недоумение. Он не знал что ответить.
– Не понимаю, – наконец пробормотал он.
– А кто понимает?! – закричал Корнилов. – Неженцев, Романовский!
Те соскочили с повозок, стали хватать за рукава первых попавшихся добровольцев. Но те, словно зомби, ни на что не реагировали.
– Кажется, на станицу пошли, – сказал Неженцев.
– Что значит «пошли»? Кто приказал?! Остановить!
Но бойцов было много, они двигались толпой, неудержимой лавиной. Шли на почти не гнущихся ногах, будто на ходулях.
Неженцев вскочил на коня, дернул поводья так, что поднял черного скакуна на дыбы. Потом помчался на холм. За ним устремились Романовский и Марков. Генералы Алексеев и Корнилов, путаясь в полах заледенелых шинелей, поспешили на возвышение пешком. Деникина разобрал дикий кашель. Его накрыл шинелью адъютант. Генерал велел везти его на телеге на холм.
Сверху, в полусумраке открылась удивительная картина. По широкому полю, вдали которого еле просматривались домики и куреня станицы, двигались кучками добровольцы. Винтовки за плечами, они даже и не думали о их применении.
Вероятно, дошедшие до отчаяния люди, решили что лучше быстрая смерть под шрапнелью и пулеметами, нежели медленное замерзание в степи.
– Сделайте же что-нибудь! – крикнул в отчаянии Корнилов. – Нельзя гурьбой, цепью!
– Цепью! – подхватил Неженцев.
– Разберись цепью на три сажени, цепью! – крикнул и Марков, поскакал к неуправляемым добровольцам.
Наконец, слова командиров дошли до замерзших бойцов, они стали вытягиваться длинной линией. Однако винтовки наизготовку почти никто не брал. Так и двигались как на прогулке.
– Орудия, орудия на холм выкатывайте! – приказал Корнилов.
Пока разбирались где пушки, пока втащили на нужно место две из них, в небе появились несколько белых шрапнельных разрывов. Они вспыхивали в стороне от поля, по которому шли добровольцы. Видно, большевики заметили наступающих. Однако подобная молчаливая атака стала для них неожиданностью, они растерялись. «Сейчас возьмут себя в руки и станут бить уже прицельно», – Романовский незаметно перекрестился.
С левой стороны станицы застрочил пулемет. Но добровольцы не отвечали, лишь некоторые взяли винтовки на изготовку для штыковой. Когда до окраины Ново-Дмитриевской оставалось совсем немного, некоторые бойцы побежали вперед с криками, которые невозможно было разобрать. Этот крик слился в один гул.
– Отставить орудия! Марков, где Марков?! – кричал Корнилов.
Но генерал Марков уже взял инициативу в свои руки. С тремя кавалерийскими отрядами Корниловского полка он вброд перешел реку, помчался по левому берегу, выскочил на дорогу и с нее ворвался в станицу.
Здесь укрепления красных оказались довольно жидкими – две батареи и человек сорок казаков. После нескольких выстрелов по алексеевцам, подняли руки. Пулеметы же с левой стороны станицы не смолкали. Изредка била артиллерия. По раскатистому, шелестящему звуку – шрапнелью.
Стемнело уже совсем, пошел снег с дождем и отыскать, откуда точно стреляют было трудно. Каждый выстрел- гибель бойцов Добровольческой армии.
И вдруг несколько тяжелых взрывов. Пулеметы стихли. Смолкли и пушки неприятеля.
В центре станицы началась каша – кто, где и чей разобрать было невозможно. Марковцы рубили всех без разбору, кто попадался под руку. Добровольцы, врывались в дома, выволакивали всех, кто там был на улицу. Стреляли, рубили, таскали за волосы, били головами об стены.
Прискакал с адъютантом Хаджиевым Корнилов.
– Прекратить! Немедленно прекратить вакханалию! Мы не бандиты, а освободители!
Адъютант несколько раз выстрелил из револьвера в воздух. Но это сразу не остановило бойцов, они находились в нервном перенапряжении. «Столько товарищей покосили эти „жидо-большевики“. Никому пощады не будет».
Приволокли упирающегося атамана станицы Филимонова.
«На кого руку поднял, собака!», – пинали его солдаты. Но Корнилов спас атамана от расправы, сказал, что разбираться будет утром, а сейчас все по хатам, греться.
Тем не менее стрельба в станице не смолкала до утра. Только часам к шести в Ново-Дмитриевскую вошел последний обоз Добровольческой армии.
Корнилов, Алексеев и Деникин, несмотря на смертельную усталость всю ночь не спали. Полковник Неженцев им рассказал, что артиллерию и пулеметные расчеты красных забросали гранатами студенты и юнкера.
– Герои, – вздохнул он. – Тот юнкер… как его… Лесин, первым бросился на большевиков. Подорвал себя вместе с ними.
– Остальные-то живы? – спросил Корнилов.
– Так точно, ваше превосходительство.
– Приведите их сюда.
Генералы обнимали «героев», называли их спасителями Добровольческой армии. Корнилов приказал каждому выдать по три месячных жалованья и обещал после взятия Екатеринодара наградить. Чем, правда, непонятно. Царские награды уже не годились, новых пока не было.
Утром генерал Корнилов вышел на площадь станицы. Там под дулами винтовок добровольцев на коленях стояли плененные большевики. Их было около сотни. Среди них немало офицеров. Лица бледные, осунувшиеся. Генерал велел поднять их с колен, обошел строй.
– Нас, добровольцев, воюющих за свободную Россию, всего несколько тысяч- сказал наконец Корнилов-. Вас же миллионы. Тучи обманутой черни. Моральной черни. Но мы вас сегодня разбили. И будем бить впредь, потому что на нашей стороне Бог и правда. А за что и за кого воюете вы? За жидо-комиссаров? Они вам ближе? Что вам обещают? Землю, мир и свободу. Не получите ни того, ни другого. Предатели всегда получают по заслугам. И вы получите. Предать полевому суду, – сказал генерал полковнику Неженцеву.
Некоторые пленные опустились на колени: «Простите, Лавр Георгиевич! Ничего не знали о Добровольческой армии». «Бес попутал». «Насильно удерживали, обещали семью расстрелять».
Корнилов презрительно оглядел пленных, нервно встряхнул головой, пошел прочь. За ним поспешил адъютант Хаджиев. Один из пленных ухватил его за полу шинели: «Хан, мы ж с тобой одной крови!» «Ты одной крови с шакалом», – ответил корнет.
Полевой суд, который состоялся днём, признал пленных невиновными. И оправдал. Неженцев сплюнул – так навоюем. Корнилов, как ни странно, отнесся к решению суда спокойно. «Может, и правильно. Не следует начинать великое дело с крови. Узнают о нашем милосердии, к нам потянутся», – сказал он генералу Алексееву.
Михаил Васильевич долго смотрел в окно штаба, который устроили в той хате, которую заняли ночью. «С крови, конечно, начинать не хорошо, Лавр Георгиевич. Да только на милосердии армия не держится. Лишь на порядке, дисциплине и жесткости. Чем грозит сердобольная демократия армии, мы узнали на германском фронте. Половина из этих пленных решила записаться в Добровольческую армию. Но единожды предавший, предаст и в другой раз».
«Вы слишком категоричны, Михаил Васильевич, – сказал генерал Деникин. – Армию на фронте разъела не демократия, а неопределенность идей и целей. За что гибли солдаты? За Константинополь, за парад в Берлине? Теперь же на кону родина».
«Дай Бог, Антон Иванович, чтобы люди это наконец поняли. Что на кону родина. Большевики заключили мир с Германией. Создали Украинскую державу. Отринули Прибалтику и Туркестан, сколько же нам понадобится сил, чтобы снова собрать всё воедино. Эх… Но мы справимся. Я верю, господа, что мы неприменимо справимся».
К вечеру в штабе собрались командующие, командиры полков и отрядов Добровольческой армии. Предстояло решить, когда и как следует начать наступление на Екатеринодар- главную цель похода, который многие уже окрестили ледяным.
За окном тесной хаты началась настоящая зимняя метель.
Прорыв
Снаряды взрывались вокруг фермы и в роще всю ночь, не давая Лавру Георгиевичу заснуть. Только прикорнул под утро на охапке сена, принесенной вечером в тесную, двухметровую комнату поручиком Хаджиевым, и вот опять. Рвануло где-то у кузницы, послышались сначала голоса, потом истошный крик. Вышел.
Во дворе, огороженном только с реки Кубани низеньким, плетеным заборчиком, корчился казак. Одна нога у него была оторвана выше колена, вторя, неестественно, подвернута под себя. Над ним стоял другой казак, качал головой, не зная, что делать. Рядом – пулемет Максима, который они, вероятно, чистили.
Из другой комнаты фермерского домика выскочил начальник штаба Романовский. Побежал за санитарами в перевязочный пункт, находившемся в том же домике за углом.
Раненого положили на шинель, понесли. За сапогами санитаров оставался темно-кровавый, пенящийся след. На него хмуро глядели невыспавшиеся офицеры, закуривали папиросы. День начался не лучшим образом, настроение с утра испорчено.
Впрочем, оно не особо поднималось все четыре дня штурма Екатеринодара. Комиссары проявляли невероятное упорство, не желая сдавать город. Разведке штаба удалось узнать только приблизительное количество большевиков – около 18 тысяч штыков. Несколько бронепоездов, полтора десятка тяжелых и легких орудий. Это при численности Добровольческой армии в 4 тысячи человек и 12 орудий. До наступления. А что сейчас не может сказать точно никто. Корниловский и Партизанский полки понесли серьезные потери, Офицерский почти полностью сохранился, хотя тоже есть убитые и раненные.
Генерал Марков держит своих людей в окопах, в бой не бросает, ждет удобного случая. А когда он наступит? С полковником Неженцевым связи нет, пропал и все. Накануне днем поступило донесение, что под огнем добровольческих орудий, красные оставили Артиллерийские казармы на окраине Екатеринодара. Успех, победа? К вечеру сообщение иного рода – большевики опять заняли казармы. Наступившим утром ситуация так и не прояснилась.
