скачать книгу бесплатно
– И тогда наше добровольческое море начнет живо наполняться людскими реками, – съязвил начальник штаба Лукомский. – Очередная утопия. Нельзя идти на поводу толпы.
– Иначе оно вообще высохнет, не успев наполниться хоть несколькими каплями, – вскинулся Савинков. – С кем вы собираетесь воевать против большевиков? Вы, господа, между собой договориться не можете! Создали какой-то триумвират – генерал Алексеев- финансист и общественник, вы, Лавр Георгиевич – полководец, Каледин- управленец Донскими землями. Но у вас нет ни достаточных денег, ни полноценного войска, ни донских областей для надежного тыла. Вы напоминаете беспомощного дракона о трех головах, который грозится всех спалить, но не способен не только изрыгнуть огня, но даже и дыма выпустить.
От этих слов в накуренной до нельзя комнате многие подавили смешки. Улыбнулся своему случайному противоречию и Савинков.
– Да заканчивайте же в самом деле курить, господа, голова уже кругом идет, – промокнул он кружевным, словно дамским платком вспотевший нос. – Совет! Вот что нас спасет.
– Хорошо, – согласился Лавр Георгиевич, – мы этот вопрос еще обсудим.
– Пока будете обсуждать, сюда уже придут большевики.
Савинков опустился на свое место, выпил полстакана ароматного чаю. Текинец знал в нём толк, тут же долил. Посмотрел на полные стаканы на столе командующего:
– Может, лимону, Ваше превосходительство?
– Не нужно, корнет. Спасибо. Триумвират, Борис Викторович, мера вынужденная и, надеюсь, жизнеспособная.
– Не знаю, – покачал головой Савинков. – Басня Крылова про лебедя, рака и щуку. У вас даже штабы разные. Почему на обсуждении воззвания нет никого из штабов генерала Алексеева и Каледина?
На это Лавр Георгиевич ничего не ответил. Сказал генерал Романовский:
– Вы же знаете, Борис Викторович, у генерала Алексеева много забот по поиску средств, встречи с представителями союзников. Нужно покупать винтовки, пулеметы, орудия, наконец.
– У кого? У кого вы собираетесь их покупать? Склады соседних губерний забиты оружием, а вам его не позволяют брать какие-то прапорщики и юнкера. Кому они подчиняются, а? Одному богу известно. А вы сидите и разводите руками- не дают. Да какая же вы власть! Нужно действовать решительно и без каких-либо сантиментов.
– Сами себе противоречите, Борис Александрович, – возразил Романовский. – Мы же не можем идти против народа. Массы должны сами понять…
– Массы – это та субстанция, из которой можно вылепить все что угодно и направить куда угодно. Порой, правда, приходится играть по её правилам. Временно. Вот потому и нужен Совет.
В прихожей послышались шум и голоса. В комнату вошли генералы Алексеев, Деникин, подполковник Неженцев.
Командующий был в своем потёртом, длинном не по росту, осеннем пальто шоколадного цвета. Черные брюки с бахромой гармошкой спадали на военные сапоги. Острые концы белых усов обвисли. Видимо, от сильного ветра глаза прищурены больше, нежели обычно, родинка на правой щеке набухла. И не подумаешь что генерал формирующейся Добровольческой армии. Встретишь на рынке, подашь копеечку. Разве выражение лица. Михаил Васильевич знал себе цену. Ведь именно он начал в Новочеркасске «великое дело».
Когда Алексеев с группой офицеров приехал в ноябре на Дон, атаман Каледин встретил его неприветливо: «Размещать военных негде и вообще в Новочеркасске вам задерживаться ни к чему. Лучше перенести формирование добровольческих сил за пределы города». Сразу возражать Алексеев не стал. Каледин все же молодец – после большевистского переворота ввел на Дону военное положение, разогнал местные Советы, чем смог удержать относительный порядок. Но именно относительный. Войсковое правительство, взявшее на себя всю полноту государственной власти, на самом деле мало чем управляло. Савинков был прав – склады с военным имуществом и продовольствием находились в ведении каких-то многочисленных комитетов, неведомо кем созданных и для чего теперь существовавших. При любых попытках проникнуть в их закрома, охрана оказывала сопротивление. Конфликты Каледину были не нужны и он с этим смирился. Главного же он добился – здесь не было «немецко-большевистской вакханалии», которая творилась совсем рядом, даже в соседней Екатиринославской губернии. Однако на следующий день Алексеев сказал Каледину: «Любезный Алексей Максимович, я благодарен вам за теплый прием. Но позвольте мне самому, как истинному патриоту и генералу от инфантерии, решать, где создавать Добровольческую армию». С тех пор между ними пробежала черная кошка.
Не сложились отношения у Алексеева и с Корниловым. Лавр Георгиевич добрался до Дона через месяц после Алексеева, когда добровольческая машина уже была запущена, двинулась хоть и со скрипом с места, а он, что называется, вскочил на подножку. Корнилов относился к Михаилу Васильевичу настороженно. Фаворит государя, который предал своего благодетеля. Эта темная история с телеграммой Николая II Временному правительству, в котором царь отрекался в пользу сына. Депешу Алексеев так и не отправил по назначению. Почему, для чего, куда он вообще её дел? Но главное- это Алексеев арестовывал Корнилова и его сподвижников в августе месяце после «мятежа». Правда, создал им в тюрьме хорошие условия и клялся: «принял на свою седую голову бесчестие только с одной целью, сохранить вам жизнь». Ко всему прочему ходили упорные слухи, что Алексеев принадлежит к военной масонской ложе. Что эта за ложа, какие у нее цели было неизвестно, но все равно настораживало. И разве можно такому человеку доверять?
Алексеев же считал, что Корнилов «просел», как генерал, после своей бесславной капитуляции перед Керенским. Именно тогда в августе можно было раз и навсегда покончить с большевиками, но из-за слабости характера генерал отступил и теперь Россия ввергнута в красный хаос. Да, принял предложение Керенского стать начальником штаба у главковерха, да арестовывал «мятежников», хоть и разделял их взгляды, но для их же пользы. Не посадил бы в Быхов под надежной охраной, скорее всего Лавра Георгиевича уже не было б в живых. Так что должен всю жизнь благодарить и низко кланяться.
Каледина же Корнилов воспринимал, как человека для себя загадочного и неуравновешенного. Сначала тот не поддержал Февраль, потом отказался выполнять указания Временного правительства, за что и был отправлен в отставку. Но на Дону его приняли с распростертыми объятиями, избрали Донским войсковым атаманом. И сразу после октябрьских событий в Петербурге Каледин кинул клич собираться «всем честным людям» в Новочеркасске для борьбы с большевиками.
Однако всем троим приходилось мириться друг с другом, потому как все они имели большой авторитет- Алексеев и Корнилов у боевых офицеров, Каледин- среди донских казаков.
Офицеры встали в приветствии. Поднялся со стула и Корнилов, слегка кивнул.
– Извините, что без приглашения, Лавр Георгиевич, – сказал Алексеев, отдавая пальто корнету Хаджиеву. Тот сразу предложил чаю. – Не помешаем?
Корнилов покраснел, явно стушевался.
– Мы… посылали, но видно… Обсуждаем воззвание, Михаил Васильевич.
Со стула аж подскочил Борис Савинков:
– Замечательно, что вы пришли. Я требую выдать мне мандат на право вести переговоры с демократическими силами в Москве от имени командования Добровольческой армии. Собирать для нашей борьбы офицерство и всех честных людей.
– Требуете, значит, – ухмыльнулся Алексеев. – А позвольте узнать, сколько вам на то понадобится денег? – Ответа ждать генерал не стал. – Так вот, любезный Борис Викторович, средств на это у нас нет. Ежели по доброй воле, то извольте, бумагу дадим.
– Не понимаю… Не понимаю, – чеканил каждое слово Савинков, обескуражено качая головой. – На всяких проходимцев у вас деньги находятся, а на доброе дело… То господин Корнилов щедро отсыпает монеты какому-то сотнику Грекову, который набрав на них бандитов, грабит людей и обозы под Ростовом, то объявляется некий черкесец Девлет-хан-Герай, обещая поднять за 750 тысяч рублей горские народы. Не понимаю, господа, это выше моих сил.
– Денег мы черкесцу не дали, – сказал Корнилов. – Их опять же просто нет.
– Да, положение с финансами сложное, господа, – с благодарностью принял стакан чаю от корнета Алексеев. – Но основная проблема, конечно, люди. Алексей Максимович Каледин мне доносит, что из донских казаков под наши знамёна готовы встать лишь 149 человек. И записываются в основном мальчишки, господа.
Корнилов мысленно поморщился – ему, ведите ли доносят… не армия, а клуб по интересам. Но виду, конечно, не подал, внимательно слушал. Генерал Алексеев продолжал:
– Один юноша приписал себе аж 2 года к 14, а когда за ним прибежала мать, он залез под кровать, расплакался и ни за что не хотел выбираться. Даже дети готовы встать в наши ряды. Однако нам нужны опытные бойцы. Пока мы располагаем 2—3 тысячами штыков, главным образом из офицеров Южного и Юго-западного фронтов.
Корнилов, конечно, знал эту цифру, но она была приблизительной. Офицеры приходили, а потом, получив месячное жалование в сто целковых, пропадали. Объявлялись, как и говорил Савинков, в новочеркасских или ростовских кабаках пропившиеся, промотанные, а то и побитые. И некому эти разгулы было остановить. Следовало срочно создавать комендантскую роту. Но какие права она бы имела? Офицеры пока никому не присягали. Просто добровольцы. С этим пора заканчивать, думал Корнилов, без дисциплины и жестких требований ничего не получится. А, главное, пора привлекать их к делу. Большевики скоро будут у Ростова. Придется брать и мальчишек. Что ж, каждый имеет право в этот трудный час защищать родину и честь.
– Поэтому я и пришел к вам, господа, без… церемоний, – говорил Алексеев. – Предлагаю в воззвании усилить моральную составляющую нашего дела. Люди просто не понимают чего мы хотим, многие поверили большевикам. Следует четко прописать: Добровольческая армия должна стать на страже гражданской свободы истинного хозяина земли русской- ее народа. И через Учредительное собрание выявит державную волю свою. Перед этой волей должны преклониться все классы, партии и отдельные группы населения. Ну а в конце: вставайте в ряды российской рати, все, кому дорога многострадальная Родина, чья душа истомилась к ней сыновней болью.
Кто-то зааплодировал.
– Я позволил себе, господа, процитировать часть текста воззвания, который составил многоуважаемый Антон Иванович Деникин. Он сейчас пишет Конституцию. Думаю, никто возражать против этих слов не будет.
Никто возражать не стал. Черновой вариант воззвания штаба Алексеева уже многие видели. Все ждали что еще скажет Михаил Васильевич, не за этим же только он пришел к Корнилову да еще с Деникиным и подполковником Неженцевым. Последний был назначен командующим Корниловского полка, но к неудовольствию Лавра Георгиевича, не отходил от Алексеева.
– Слова замечательные, – подал голос Савинков. – Но они только и остаются словами, если ничем не подкреплены. Я все же надеюсь получить мандат и…
– Ладно. Мы изыщем для вас некоторые средства, Борис Викторович, – оборвал Савинкова Алексеев. – Вы, эсеры, умеете добиваться своего и всегда одерживать верх.
Последние слова прозвучали с явной издевкой. В партии эсеров в свое время состоял и Керенский. Правда, позже возглавил трудовиков, но продолжал себя считать именно эсером.
– Позвольте! – взвился Савинков. Он понял, куда было нацелено острие Алексеева. – Большевиков проспали не только мы. Вы, господа генералы, сделали все, чтобы…
Корнилов решительно поднялся, постучал по столу, несколько расплескав один стакан:
– Прекратите, господа, сейчас не то время, чтобы устраивать дрязги. Мы все, слышите, мы все виноваты в том что произошло! И я не снимаю с себя основной груз ответственности. В августе нужно было идти до конца, – он с вызовом посмотрел на Алексеева, но тот взгляда не отвел, – а теперь декабрь. Декабрь, господа!
Повисла тишина. Корнилов замешкался, потом обернулся на начальника своего штаба Лукомского:
– Александр Сергеевич, будьте любезны, доложите нам что с артиллерией.
Генерал встал, оправил видавший виды китель без погон. В некоторых местах он был аккуратно заштопан. Огладил «царскую» бородку с усами.
– Мы вынуждены, господа, порой действовать самыми…, – он долго подбирал нужные слова, – неблаговидными методами. Это вам господин Савинков. К тому, что вы учили нас не стесняться в средствах. Извольте слышать, мы и не стесняемся. Два орудия мы, хм… взяли у 39-ой дивизии, что самовольно оставила Кавказский фронт и устроившую в Ставропольской губернии Содом и Гоморру. Попросту украли, да. Юнкера постарались. Еще одну батарею позаимствовали на донском складе. Упросили комитет выдать пушки для отдания почести погибшим товарищам и просто не вернули. Полковник Тимановский пытался купить за 5 тысяч рублей батарею у вернувшихся с фронта казаков. Но донцы неожиданно отказались от сделки. Войсковой штаб почему-то решил, что их батарею распускать рано. С кем и на чьей стороне они собираются воевать, непонятно. Но самое прискорбное другое. Кубанский атаман согласился передать нам десять орудий в Екатеринодаре. Мы послали туда около 40 офицеров и юнкеров. А на станции Тимашовской вагон с добровольцами окружили казаки, разоружили, прицепили к другому составу и отправили к большевикам в Новороссийск. Нескольким юнкерам удалось бежать, они и рассказали о… неудаче.
Корнилов подошел вплотную к Лукомскому, взглянул на него своими острыми, как азиатские клинки глазами:
– Это не неудача, генерал, это позор. Как можно было поступить так неосмотрительно?! Вы же знаете, что под Екатеринодаром казачий разгул. Почему не поставили в известность меня? Нужно было выбрать другой путь.
– Виноват, Ваше превосходительство.
– Оставьте «ваше превосходительство», Александр Сергеевич. Мы теперь все просто солдаты родины. И не имеем права неосмотрительно жертвовать своими товарищами. Сколько у нас всего орудий?
– Двенадцать батарей, ваше… Лавр Георгиевич.
– Что вы по этому поводу думаете, Митрофан Осипович? – обратился Корнилов к подполковнику Неженцеву.
– Еще несколько пушек можно взять у казаков запасного полка в станице Задонской. Они вроде бы готовы вступить в наши ряды. 35 человек.
– Вроде бы… Ну что ж, не числом так умением, как говорил Суворов. Есть сведения из Петербурга?
К столу Корнилова подошел генерал Деникин. Он выполнял обязанности помощника Алексеева. На нем был вполне приличный цивильный костюм. За полторы недели, пока он добирался до Новочеркасска, обноски, в коих генералу приходилось маскироваться, вызвали в нем такое отвращение, что сразу по приезду на Дон, купил себе добротную одежду. Выбирала ее невеста Деникина Ксения Чиж. Она появилась на Дону почти вслед за ним. Теперь Антон Иванович выглядел, в отличии от других штабных добровольцев, сущим франтом. Но его не оговаривали – генерал собирался жениться, а жениху даже в тяжелое время не следуют выглядеть неприлично.
Антон Иванович поправил зеленый в крапинку галстук, заколотый на воротнике снежно-белой сорочки серебряной булавкой, заложил руки за спину:
– Из Петербурга поступает информация, что большевики продолжают переговоры с немцами в Брест-Литовске о мире. Ведет их Троцкий с бароном Кюльманом и генералом Гофманом. Он предлагает отвести армии к границам 1914 года и вывести немецкие войска с оккупированных территорий России. В свою очередь немцы настаивают на предоставлении государственной независимости Польше, Литве, Курляндии, Эстляндии и Лифляндии, выводе русских войск из Турции и Персии. По нашим сведениям Литовская тариба уже заявила о независимости Литовского государства, а в Брест-Литовск, с согласия немцев, направляется делегация украинской Центральной рады. Нет никаких сомнений, что вскоре будет создана марионеточная Украинская республика, которая устроит и немцев, и большевиков. Немцы наверняка предъявят еще кучу дополнительных требований. Но Троцкий и Ленин согласятся на любой, хоть и унизительный для России мир. У них нет другого выбора. А нам придется противостоять и большевикам, и новоиспеченной Украине, и немцам.
– Для чего же кайзеру нужны эти независимые государства, неужто он печется о благе народов? – задал вопрос генерал Романовский.
– Все очень просто, Иван Павлович. Германия в бедственном положении и понимает, что война для неё проиграна. Ей нужно довершить план развала России, начатый с переброски большевиков и прочей террористической нечисти летом из Швейцарии. Что же касается Украины… Открыто она выступать против нас не будет, но, боюсь, может нанести удар в спину в самый неподходящий момент. Некоторая надежда на генерала Скоропадского. Он со своим национальным украинским батальоном, который вы, Лавр Георгиевич, в августе и создали, теперь где-то под Киевом. После ухода немцев он, возможно, попытается взять власть. Но это только предположения.
Офицеры молчали. Тяжелый сизый дым от папирос поднимался к потолку, обволакивал стены с отклеившимися обоями, словно в комнате подожгли дымовую шашку. Как на фронте. Но там было все понятно – здесь наши позиции, там – неприятеля. А теперь получается враги кругом, а противостоять им фактически нечем. Только идеей и желанием.
– Я хорошо знаю Павла Петровича Скоропадского, – заговорил, наконец, Корнилов, – если бы он взял власть на Украине, это было бы нам на руку. Наша же сегодняшняя задача, Антон Иванович, разъяснять людям всю пагубность и преступность немецко-большевистских предателей родины. Думаю, этот момент нужно усилить в воззвании.
– По моим сведениям, – подал голос Савинков, – среди большевиков нет единства
по мирному договору с немцами. Тот же Троцкий не хочет идти им на уступки, но Ленин его упорно ломает. Дай бог, на этой почве они перегрызут друг другу глотки.
– Дай то бог, – тяжело вздохнул Корнилов.
Эти же слова повторили чуть ли ни все.
– В казне нашей армии сейчас около 2 миллионов рублей, – продолжил генерал Деникин. – По нынешним ценам, этого едва хватит на обмундирование, оружие и патроны для 3 тысяч добровольцев. Мы держим связь с союзниками и рассчитываем на денежную помощь. В их интересах финансировать армию, которая после разгрома большевиков продолжит борьбу с кайзеровской Германией.
– Не знаю, – пожал плечами Корнилов. – Союзники никогда не были нам друзьями, только временными попутчиками. А уж если вспомнить Крымскую войну… При первой возможности растерзают. Но другого выхода у нас нет. В пустое они вкладывать не будут. Нужно показать на что мы способны самыми решительными действиями и в самое ближайшее время.
– Как же с Донским гражданским Советом? – принялся за свое Савинков.
Корнилов с неудовольствием посмотрел на эсера. Его взгляд перехватил генерал Алексеев.
– Мое мнение, нужно поддержать предложение Бориса Викторовича о создании Совета, – сказал он.
Савинков уже несколько дней утомлял Михаила Васильевича этой идеей. А теперь, как выяснилось, упорно донимал и Корнилова. Совет так Совет, во что бы не играть, главное чтоб на пользу дела.
– Может, и в самом деле этот шаг пополнит наши ряды, – озвучил Алексеев свои мысли. – Еще раз подчеркиваю – пока не встанет на сторону добровольческого движения весь народ, мы не победим. Что ж, раз люди заражены революционными идеями, так пусть получат то, чего хотят. Несколько цинично, но…
– Логично, – закончил за генерала Корнилов.
– Ну, что-то вроде того.
– Я тоже пришел к такому выводу, Михаил Васильевич.
– Очень рад, что наши взгляды совпадают, Лавр Георгиевич.
– И я доволен тому безмерно.
Офицеры даже перестали затягиваться папиросами, пристально всматривались в лица Корнилова и Алексеева. Лукавят или говорят искренне? Что за войско, если в нем нет единства и взаимопонимания среди командиров? Такая армия обречена изначально.
– Ах да, – как бы вспомнил генерал Алексеев. – Я ведь еще вот по какой причине зашел… Некоторых офицеров моего штаба подозревают в том, что они якобы называют вас диктатором и даже готовят на вас покушение. Я провел беседу с теми, на кого мне указали. И они искренне, повторяю, искренне меня заверили в глубокой симпатии и уважении к вам, Лавр Георгиевич. Надеюсь, недоразумение исчерпано.
– Полностью, Михаил Васильевич.
За окном раздались выстрелы и крики. То ли кого-то грабили, то ли кто-то просто палил из нагана и вопил с пьяных глаз.
Обычные декабрьские дни в Новочеркасске, где зарождался «оплот русской независимости».
На следующий день воззвание Добровольческой армии появилось в газетах. Белая метель усиливалась.
Ледяная цепь
Лед на реке Раба вспух, местами потрескался. Не выдержит артиллерию и телеги со снарядами. Пушек-12, боеприпасов к ним около 700. Весна накатывалась с неудержимой поспешностью на кубанскую землю. Но спешить нужно было и алексеевцам – успеть отдохнуть в южных станицах или черкесских аулах, чтоб со свежими силами двинуть на Екатеринодар.
Разъезд Офицерского полка генерала Маркова пытался найти более крепкий лед близ станицы Некрасовской, но нарвался на красных матросов. Отступили с двумя легкоранеными. При этом удалось уложить несколько большевиков.
Командующий советскими войсками на Кубани Сорокин, назначенный на эту должность в начале месяца, уже какой день наступал на пятки. Иногда его отряды совершали дерзкие налеты на колонну Добровольческой армии с разных сторон. Но всегда получали достойный отпор. Красных не преследовали, а те не ввязывались в прямые бои. Видно ждали когда силы добровольцев иссякнут. И это была верная тактика. Измученные, полуголодные, плохо одетые офицеры, солдаты, кадеты, юнкера и студенты слабли с каждым днем. Порой и между ними возникали конфликты. Особенно задирались друг на друга кадеты и студенты. Пару раз самому генералу Корнилову приходилось показывать им кулак.
Иногда пленили матросов и казаков. Первых сразу пускали в расход- «иди, плавай теперь по небу». Не от злобы поступали так. Как считали- по справедливости. От рассказов местных крестьян о бесчинствах «морячков» по станицам и хуторам у алексеевцев шевелились волосы. Только за то, что те продавали Добровольческой армии продукты, или кто-то из села вступил в ее ряды, людям -старым и малым вспарывали животы, выкалывали глаза, закапывали в землю живьем. «И откуда в русском человеке взялась эта звериная злоба? -сокрушался помощник Алексеева генерал Деникин. – Чернь душит Россию». Боясь мести большевиков, крестьяне отказывались продавать добровольцам припасы, пускать их на ночлег. Приходилось вести долгие переговоры с атаманами станиц, чтоб разместить до утра военных и гражданских. Платить за это немыслимые деньги, которых было в обрез.
Среди пленных казаков попадались земляки, порой родственники добровольцев. Шурин – шурину приставлял к шее заточенную, как бритва шашку: «Ба, Михайло! Что же ты, жидо-большевикам продался?» «А ты генералам – кровопийцам пятки лижешь, иуда!» И свистели шашки – а куда их, пленных, кормить ведь надо, у самих лишь крошки по карманам.
Но не все, попавшиеся в руки добровольцев, были столь смелыми и дерзкими. Некоторые просились принять их в «белую» армию. «Белыми» стали называть себя сами офицеры – алексеевцы. Белый цвет – символ чистоты, правды, истиной власти, порядка и единения с Богом.
И брали. А что делать? Всё Добровольческое войско насчитывало не более четырех тысяч человек, среди которых чуть ли не треть – безусые юнцы. Юнкера да кадеты. В Ростове «гуляли» после возвращения с германского фронта тысячи офицеров, но записываться в ряды Алексеева и Корнилова не спешили – «Снова идти на войну? А, может, красные не такие и страшные, может, ничего, обойдется?» – вопрошали они друг друга за штофом водки в прокуренных кабаках и ресторанах.
Верховный руководитель Добровольческой армии генерал Алексеев был категорически против отхода на отдых. Предлагал сходу занять Екатеринодар. «Это поднимет авторитет нашего дела, Лавр Георгиевич, – обращался он не раз к командующему армией Корнилову. – Привлечет в наши ряды офицеров и солдат с фронта, казаков наконец». Корнилов отвечал очень резко: «Занимайтесь управлением и снабжением армии, Михаил Васильевич. А военную тактику и стратегию позвольте выбирать мне». Алексеев краснел до корней волос: «Вы командующий, вам и решать, Лавр Георгиевич». «Вот именно».
В Усть-Лабинске, перед переправой через Лабу, Корнилова пытались убедить в необходимости повернуть на Екатеринодар генерал Деникин и начальник штаба Алексеева Романовский. Но генерал был непреклонен – двигаемся на юг.
А на следующий день в случайно попавшейся советской газете прочитали, что красные в начале марта уже взяли Екатеринодар. Атаман Покровский сдал большевикам его без боя. Корнилов показал газету Алексееву и Деникину. «Вот, господа, если бы мы пошли на Екатеринодар, то непременно потерпели фиаско. Теперь рисковать и подавно нельзя». И немного подумав, добавил: «Накануне, Михаил Васильевич, я был с вами… несколько неучтив. Простите. Нервы на пределе». «Никакой неучтивости с вашей стороны, Лавр Георгиевич, не было, – ответил, глядя в сторону, Алексеев. – Обычный разговор двух солдат».
Когда командующий армией ушел, Деникин сказал Алексееву: «Не на пользу дела ваши разногласия с генералом, Михаил Васильевич. Теперь же Лавр Георгиевич прав – на Екатеринодар сразу идти нельзя. Следует отдохнуть». «Спасибо, Антон Иванович», – непонятно за что поблагодарил Деникина Алексеев. – «Но в Закубанье мы окажемся в сплошном большевистском окружении».
Так и случилось. Теперь красные избрали тактику мелких укусов- по десять-пятнадцать кавалеристов нападали на отставшие обозы с продуктами и раненными, растянувшиеся на несколько верст, разрозненные отряды армии.
Чем южнее, тем меньше становилось снега в степи. Сани и телеги скрипели по камням, проваливались в неимоверную грязь. Она чавкала под размочаленными сапогами офицеров и кадетов, ботинками солдат, юнкеров и студентов. Армия, больше напоминала колонну дезертиров. Двигалась молча, словно обреченно.