скачать книгу бесплатно
– Твоя вера не интересует меня, – шипел Вельзевул. Его голос резко сорвался на измученный кашель, он, издавая клокочущие звуки, с преградой сплюнул комок голубоватой крови. Массивные рога словно заискрились на долю секунды, отражая отвращение. – Твоя жизнь не будит во мне любознательности, меня нервирует только то, что ты мешаешься. Твое время отцвести пришло, одуванчик, так выбирай между смертью от рук дитя или возможностью переродиться с весной.
***
– Там происходит что-то очень ужасное! – кричал Сеймур. Ему не нужно было бежать, он лишь парил, тревожно поглядывая назад. И… так сложно и трудно было понять, что чувствовать. Казалось, вся природа резко замерла в ожидании.
– Выпусти меня! Идиоты! Отпустите меня! – кричала Мальвина так истошно, что резало уши. – Вы не понимаете, что делаете! Отпустите меня! Пожалуйста, выслушайте!
– Ты достаточно напортачила, – Лютер бежал, спотыкаясь, но не падая, и взгляд его был направлен только вперед, пока ранее заплетенные волосы теперь свободно трепетали. – Выброси ты эту дрянь. Вельзевул убьет тебя!
– Он не сможет меня убить, если вы выслушаете меня! – кричала девочка в ответ. – Но вам плевать, да?! Самоуверенные ублюдки! Тупые мужики, считающие, что можете решать за других! Ни черта вы не спасаете! – Мальвина то плакала, то кусалась. Но Лютер действительно был… «умнее» в рамках собственного представления мира.
– Она не ставит барьер, Лютер, – кажется, за период всего того момента, когда они бежали, Сеймур ни разу не посмотрел на дорогу. Только на дом. – Лютер, она не ставит его…
– Она жива?
– Она не ставит барьер…
– Не иди за ней!
– Я бессилен… это ужасно, я ничего не могу, я…
– Замолчи. Ты нужен мне здесь, – Лютер шикнул, сверкая ожесточившимися глазами. – Куда нам идти?
– От церкви до церкви. Спустимся к дороге, поймаем попутку. Быстрее. Вельзевул далеко…
– Им нужно больше времени на восстановление. Спокойно.
– Я идиот… – Сеймур дрожал. – Она не ставит барьер… А если он сможет ее убить?
– Тогда мы тем более уже ничего не сделаем, – Лютер переполнялся злостью. – Просто иди вперед. Нам нужно спасти Мальвину. Я клянусь тебе, – он поглядел в сторону Сеймура, – она останется в живых. Лили будет в порядке.
IV
Его грузное тело напоминало Лили брошенный в море камень – время сточило ему грани, но вместо гладкого шара образовалось острое лезвие. Вельзевул и Лили спали младенческим сном, вымотанные обменом эмоций, да и Лили готова была терпеть, не зная, отчего в ней такое страдальческое рвение.
– Зачем вы сотворили это? – черные костлявые руки обвивали ее шею. Это сон, непрерывно разрывающий бытие на части, раздраженно напал на сознание.
– Вы были более снисходительны ко мне наяву… – саркастично подметила Лили. – Выйди из моей головы.
– В своем разуме вы слышите только неподдельного меня. Нет смысла накидывать на себя ярлыки. Я говорил, что должен был размазать вас по стене. Обычно я не вмешиваюсь в жизни людей, но если твоя малюсенькая головенка возомнила себя достаточно сильной, чтобы пойти наперекор мне – либо вы оправдаете свое самомнение, либо умрете.
Что-то незнакомое будило ее внутреннее спокойствие, крупно повезло очнуться первой. Что делать в такой ситуации? Какие решения должны приходить в голову? Чувство нарастающей тревоги медленно перетекало в панические идеи об убийстве, удушении, но все казалось таким ничтожно-глупым, что Лили, медленно поднявшись, попыталась… что? Что ей оставалось делать? Она замерла, разглядывая худое длинное тело, запекшуюся кровь. На самом деле дьявол был до мерзости обаятелен. Вельзевул, укрытый пледом из жуков, и Вельзевул, бессильно размякший на деревянном полу, совсем отличались. Путем небольшого осмотра Лили заметила торчащие из спины занозы.
«Он бился обо все, что только можно было… не думаю, что маленькие деревяшки повредят его», – Лили тревожно обхватила себя руками.
А Вельзевул насмехался. Лежал замертво, молча, смеясь над ее действиями, но не имея достаточных сил на то, чтобы подняться. Соитие потрясло его в разы болезненнее, он не мог почувствовать собственных конечностей, потому только терпел, пока зияла дыра в груди, холодно обветриваемая по краям занозами из костей и плоти.
– И вы даже не поможете мне? – простонал он, будто бы давя на жалость, а Лили только пошатнулась от его грозного голоса. Она не имела никакого желания связываться с чудовищем, но, может, если она поможет ему, он не будет предпринимать попыток убивать? Нужно обо всем договориться, нужно думать спокойно.
– Что мне будет за это?
– Я все равно убью вас. Не ищите выгоды. Ваша душа «светла» ровно до тех пор, пока вы сами не оказываетесь в опасности, и далее безвозмездной помощи можно уже не ожидать.
– Неверно, – Лили нахмурилась, она все еще стояла на месте. – Хорошо, раз меня все равно ожидает смерть, – девушка молча верила в слова Сеймура о собственной нетронутости и безопасности гораздо больше, потому что видела, как слаб оказался Вельзевул, – зачем вам Мальвина?
– Воровка, – осекся Вельзевул, и с его рта полилось еще больше густой черно-лиловой крови. – Я не имею никакого желания рассказывать ее сообщнице о том, что произошло.
– Вы боитесь испытать стыд, что не смогли проконтролировать пропажу? – Лили довольно встревоженно закусила губу. – Или у нее оказалось что-то более могущественное, чем вы сами, и она этого не знает?
– Н-да… Вы говорите так, только пока я лежу. Помогите мне встать.
Лили долго стояла на одном месте. Он не приказывал ей, хотя само предложение звучало указывающим образом. Помочь Вельзевулу – равнялось сунуть руку в клетку к голодным львам за бесплатно, и такое мог совершить только человек с суицидальными наклонностями. Если честно, Лили не являлась примером безупречной любви к себе, она была склонна жертвовать чем-либо, даже заранее зная, что выгодной стороной это ей не обернется. Может, она была настолько щедра и богата своей душой, что, даже если бы лев откусил ей руку, у нее было бы что-то настолько интересное и значимое, что она о ней даже и не вспомнила бы. Стоит заметить, что и привычная апатия стала дышать одним с ней воздухом. В любом случае, с пустым взглядом Лили наклонилась ближе к изнывающему чудовищу, приложив усилия, чтобы помочь ему подняться. Весил он гораздо больше, чем… выглядел? Девушка смогла только перевернуть его на спину, чтобы увидеть, что в нем действительно зияла такая огромная сквозная дыра, что она быстро поняла причину отсутствия его сил.
И Вельзевул, и Лили осознавали, что если она не даст этой ране зажить – он не сможет подняться. Единственная хитрая мысль, мелькнувшая в их головах, была так симметрична, что они догадались об осведомленности друг друга.
– Я не буду мешать естественному процессу, если, конечно, возобновление якобы «позвоночника» для вас является обыденным ходом регенерации, как у человека заживление ссадины, – тихо сказала Лили. И Вельзевул не смел просить о большем. Ему невероятно дорогим казалось время, медленно раздувающееся, точно стекло над огнем. Мир живых неторопливо пребывал в собственном ритме, не подходящем под цикл бессмертной жизни дьявола, но он готов был ждать столько, сколько потребуется. Резкая колющая боль пронзила плечи. Вельзевул поморщился:
– Что вы делаете?
– Выдергиваю палочки. Почему вы называете себя всесильным? Пустить вас в дом, показать чужую душу, как вы уже лежите, едва дыша, на чужом дереве.
– Каждый день вы видите дьявола у себя дома? – Вельзевул посмотрел на Лили. Она вспомнила Сеймура.
– Нет, но я кормлю дикую собаку.
«Позор, боже. Причем здесь хромая собака? – Лили сжала губы в тонкую кошачью полосочку, стыд прилил к голове пламенной кромкой. – Что угодно делаешь, лишь бы выглядеть нормально, да, дура?»
– Причем здесь собака?.. – недоумение привело в состояние беспокойства.
– Она очень милая, – Лили ухмыльнулась, но колени сводило. – И похожа на черную-черную тучу. Возможно, в своей короткой щенячьей жизни она увидела больше ада, чем ад может себе позволить предложить. Хотите чай?
– Где мой желудок? – осклабился Вельзевул.
– Послушайте, в моем доме нет настолько острых вещей или больших патрон, чтобы буквально изъять такой идеальный ровный круг плоти из чужого тела, – Лили продолжала увлеченно изымать занозы из его плоти. – Я даже боюсь предположить, что, обернувшись пару раз и осмотрев комнату, я не нашла части ваших легких или желудка, а кости – тем более. Ваши жуки, случаем, не питаются вашим же мясом? Да и как вы говорите без воздуха?
– Как много слов… – Вельзевул отвернул белое-белое лицо, усыпанное синими кровавыми веснушками, в сторону. – Вы ведь понимаете, что меня беспокоит не это. Мне нужно скорее встать и найти «Мальвину», – ее имя прозвучало с толикой отвращения, – в зияющая дыра просто мешает мне подняться из-за отсутствия опоры. Я встану и сразу же обмякну, в таком положении нельзя вершить правосудие.
– Раньше я думала, что дьяволы плохие, но недавно поняла, что по библейским идеям вы просто наказываете грешников, а параллельно с тем самостоятельно способны иметь какую-либо негативную привязанность. Например, соблазн, чревоугодие. Это не мешает вам «вершить правосудие», и получается, дьявол, способный признать свой грех, но при этом наказывать других – лицемер, достойный того суда, который предлагает. Или же в полномочия его разума входит нечто, что человеку трудно понять.
– Я не люблю изобилие дискуссий с незнакомками, – Вельзевулу быстро надоела болтовня одуванчика.
– Я просто пытаюсь вас отвлечь. Признайтесь, мои мысли кажутся вам интересными.
– Нет, может, я терплю, потому что ожидаю, что человеческое сострадание нарушит границы, и вы предадитесь слепому поклонению мне.
Лили улыбнулась этой идее:
– Значит, в этот момент я рассмотрю и поменяю свои приоритеты, посчитав правильным то, что не считаю нормальным сейчас. Но если у меня получается ограничить самого дьявола, разве я не все правильно делаю?
– «Ограничить»? – Вельзевул точно буйвол постарался подняться, используя безжизненные руки. – Вы… – он заглянул в глаза Лили и понял, что его догадки являлись правдой, – …возвели святую стену?!
– Вы имеете в виду купол? Да, – Лили слегка отстранилась, чтобы меньше взаимодействовать с Вельзевулом.
В нем оказалось больше силы. Даже не имея позвоночника, он взревел, отчаянно подводя руку к выходу из дома, но тонкая смоляная кисть в крапинках крови ударилась о невидимый щит, состоящий из водянистого воздуха, и затем поднялась к Лили, лучистому божьему одуванчику, но и ей никакого вреда нанести не смог, обжигая ладонь. Ненависть сочилась из открытых ран, обливая все, что было под ним:
– Вы спятили! – Вельзевул ударил стену, снова беспомощно падая на землю. – Не вам, смертной дьяволице, судить неприкосновенность Мальвины, вы понимаете это?
– Если бы Мальвина была единственным, что провоцирует меня на такие отчаянные риски, я бы уже умывала руки, пропустив вас.
– Хочется сделки? Чего-то еще? – Вельзевул шипел. – Нет, не хочется… Как и в прошлый раз…. Она непорочна для условий дьявола и знает это… Какие мотивы ты преследуешь? – он снова посмотрел на нее кипящими кровавым супом вместо глаз.
– А вы не расскажете, чем Ви так провинилась? – Лили осторожно улыбнулась, снова присаживаясь на колени. Она убедилась, что Вельзевул не способен притронуться к ней, расслабилась и была готова перейти к наступлению. – Может, вы поделитесь, а я расскажу свою историю?
– Мне делать больше нечего, кроме как изливать душу смертной.
– Я слышала, у дьяволов нет души.
Вельзевул непонятно нахмурился, как будто бы в нем на одну маленькую секунду забилось в тревожной агонии сердце, но он вовремя вспомнил, что никаких внутренних органов у него нет, и кровь, напитывающая силы, всего лишь неприличная смерть. Яд, не способный достать до светлых волос Лили, пропитывал пол, проникая под него, но в то же время ступни девушки словно очищали все, к чему прикасались.
«Швабра…» – досадно подумал Вельзевул.
– Уста смертных лгут непрерывно, отчаянно, и руки по локоть у вас в крови, только видимо руки – глыбы любви, защищающие близких. В этой истории ваша смерть пропишется гибелью человечности, так не идите на это добровольно, Лилит.
«Или ее рождением».
Лили неприятно поморщилась: то, как он выговаривал ее имя, отвращало, но сохранить «жизнь» Сеймуру – приоритет.
– Вы говорите правду? – она подняла на него любопытный взгляд, но встретила только ледяного дьявола.
– Нет, я молчу о лжи, искореняя ее. Лучшее условие существование неправды – попытка разоблачения. Неужели вы не хотите подчиниться времени? Вы прекрасно знаете, как умело существенная тварь уравняет чаши весов.
– Я знаю, что поступаю правильно, Вельзевул, – и взгляд Лили встревожил самого дьявола. – Ну что там о чашечке чая? – она снова мягко улыбнулась. Лишь бы он не услышал ее волнение.
«Нельзя думать о нем, как о ребенке, – беспокойные мысли вились в голове, – он сильный, он охраняет мир, и пусть его намерения – целая тайна, я должна оставаться смелой духом, должна быть рядом с Сеймуром. Куда важнее сейчас не забывать о себе. Нет, о других – я в безопасности. Вельзевул – лишь любопытное животное, возмущенное тем, что его характеристики не оценили якобы по достоинству, но чего мне кичиться, если я ни смерти не боюсь, ни жизни? Адское наказание – безразличный рычаг, нажми на который – напуганные люди понесутся каяться в грехах… И я ни за что не буду винить человечество в страхе смерти. И все-таки я обесцениваю Вельзевула, защищаясь от чувства вины перед собой».
***
Уставшие беглецы взяли перерыв – тяжело дышали, унесшись от привычного вида церкви и леса более чем на десять километров. Для дьявола это секунда, для них – несколько трудных часов непрерывной спешки. Едва развитый городок встретил своей небольшой священной землей. Всю дорогу Мальвина брыкалась, умоляла отпустить ее, рычала, кусала Лютера, но все почему-то было не таким, а Сеймур только тревожно пытался почувствовать, что же случилось внутри дома. Взволнованно трогая свои неощущаемые ладони, думал: «Я чувствую эту силу, мое солнце справилось, мое солнце сильное, мое солнце расцветет… Продержись, моя ценность, Мальвина будет в безопасности… Мы спасем ее, обещаю, что спасем, как мне жаль, что ты сейчас одна вместе с ним… – призрака пробирала неприятная дрожь. – Умоляю, прости меня, если сможешь».
Лютер молчал. Он поставил Ви на ноги, заплаканную и одинокую, пытаясь приобнять за плечи, но руки Лютера пугали, она отворачивала лицо и настолько активно просила перестать вести себя эгоистично, что Сеймуру оставалось лишь размышлять: что же значит эгоизм на самом деле? Да, против воли Мальвины они утащили ее, за нее решив вопрос о безопасности, но в глубине души Сеймур осознавал, что это неверный метод избавления проблем. Таким образом, Лютер, священник, ставил крест на ее способности самостоятельно мыслить и действовать, потому что считал ее наивным ребенком, но если считать, что цель оправдывает средства, священника нельзя винить – такая маленькая Ви уже добилась охоты самого дьявола на себя!
И Сеймур тоже молчал. Стесненный опасливыми мыслями и мерзким самоощущением, он хотел поскорее смыть с себя грязь, да вот только он – воздух. «Нам только и останется, что шататься по могилам у церквей, если вы, двое взрослых адекватных мужчин, продолжите вести себя детьми, – все еще ругалась Ви, но с ее словами я не мог не согласиться. – Идиоты. Какой опасности вы подвергаете Лили? Оставили ее с Вельзевулом… – странное выражение лица на миг изменило девчонку. – Даже он будет более приятной компанией, чем вы. Дьявол не имеет ушей, он их себе рисует, но внимает человеческие слова охотнее их сородичей…» – сердилась сиротка, сжимая кулачки от негодования.
– Нам нужно найти ночлег и пищу, – витая в собственном разуме, Лютер стыдливо отказывался воспринимать истину слов Мальвины, подкармливая свою правдивую ложь идеями. – Не всякая церковь это предоставит. Ты должна найти максимально безобидный выход из проблемы, понимаешь? Что ты сделала?
– Заткнись! – Ви вскрикнула, раскидывая руками. – Решать за других ты горазд, а теперь я точно ничего не смогу сделать. Вы позволите мне уснуть прямо сейчас?
– Не время для сна.
– Вот и отлично, глупцы, – она ходила то вперед, то назад. – Все только ломаете… – в какой-то отчаянный момент Ви легла на холодный земляной покров, пытаясь забыться, однако в ту же секунду непонятливый Лютер подхватил ее, ругая за глупые и детские идеи. Девчонка очень сильно нервничала, мяла свои руки, кусала пальцы, она все не могла успокоиться, видимо, осознавая, какому риску подвергла всех вокруг. – Заходите, чего встали! – наконец-то выпалила та, двинувшись вперед.
Церковь встретила своей нравственной пустотой, которую ощутил даже Лютер, нервно разглядывая висящие по бокам иконы. Они давили, сжимали его разум даже в чужих угодьях, но мужчина не мог оступиться. Священник шел уверенно, ведя Мальвину под руку, боясь, что она ускользнет и натворит чего-либо еще. Им навстречу вышел человек в похожем одеянии с серыми глазами, сливающимися с одеждой, наблюдая за шагами путников. Около сорока или сорока пяти дала бы ему Ви; сгорбившийся, жалкий и одинокий, он проповедовал здесь один, что практически было параллелью с Лютером. Безумно обрадовавшийся посетителям, поскольку одиночество уже начинало давить на стены, мужчина сжал кисти рук в сцепке, неловко, широко улыбаясь; плечики его подрагивали от волнения:
– Здравствуйте, – выдохнул он, наклонив голову. Лютер ласково улыбнулся, не сводя глаз с хрупкого священника.
– М-м, – Ви потянула к себе руку Лютера, но он даже не поглядел на нее.
– Здравствуйте, – с уважением прошептал мужчина, но вскоре повысил тон, – не предоставите ли вы нам, пожалуйста, ночлег?
– В-вас двое? Простите мне мою заикность… Я очень давно не свидовался с людьми, – мужчина робко посмотрел на Мальвину, в его глазах появился незнакомый огонек. – Какая девочка!.. Сколько лет?
– Да, двое, – кивнул Лютер, а Сеймур незримо улыбнулся. – Так не поможете ли, просим?
– Церковь – обитель нуждающихся, – кивнул он, черная ряса соприкоснулась с полом. Лютер напряженно посмотрел в сторону. – Проходите, не беспокойтесь, о, не беспокойтесь, да?.. – жалость в его голосе непроизвольно выдавала страх, сочувствие, вину. Священник так хотел общаться! – Меня… зовут Лепеп, вы обращайтесь, я всегда рад помочь.
И одна только Мальвина, тревожно оббегающая картины и фрески взглядом, заметила, что они наблюдают. Что глаза их, выведенные кистью по ткани, шевелятся, сердятся, что одни только зрачки беспокойно дрожат, словно чужие глазницы навеки заперли в рамках двух дыр внутри картин, и одна только вечность да грешница со священником могут видеть, как иконы истошно рыдают, в конвульсиях изнывая от сухости распахнутых век. Казалось, если в священнике не остается божественного, церковь подвергается проклятию. И ни один священник никогда не был святым, нет – люди часто заблуждались, не зная, во что верить.
Спустя небольшое количество времени они сидели в выделенной комнатке, все втроем молчаливо мнущие руками время; Сеймур не двигался с места, но душа его, терпкий жадный огонек, металась от стены к стене, стиснутая желтизной церкви. Лютеру здесь тоже не нравилось. Гадкий цвет стоял перед его глазами, слегка посягнувший на кроваво-красную грязь рясы. Покачав головой, священник заметил, что Мальвина пытается уснуть – это его рассердило, но безмолвие стало благодарностью за проявившуюся покорность.
«Не пытается вырваться, не кричит больше, не убегает, не плачет… с ней стало даже проще, чем в Гекате, – Лютер посмотрел в узенькое «тюремное» окошко, подмечая, что свет практически рыжими щупальцами заполоняет и без того давящую комнату. Здесь было душно: даже если распахнуть настежь дверь, воздух станет только пыльным. – Мальвина так печальна в своей сонливости, мне искренне жаль ее, маленькую девочку… Как священное лицо, должен ли я спасать грешницу? Могу ли я оставить ее как грешник?» – размышления прервал тяжелый стук. Сеймур подал знак, что присутствует.
Жадно потянуло в сон – нет, нельзя, в этих стенах есть своя трагедия, и не один только пустой неживой городок неподалеку имеет свои трещины, здесь тоже священность поддается приставке «лже», Лютер не без стыда чувствовал это. И в то же время был ли его стыд чем-то осознанным, не напускным? Он не мог ответить на этот вопрос – каждую ночь его почти убеждали в том, что Лютер не имеет никакого права спать в стенах Бога, но что, если Бог давно покинул праведную землю? Сеймур снова стукнул. На этот раз Лютер досадно перевел взгляд на источник шума: призрак указал на вычищенные комочки кошачьей шерсти в углу.
– Хочешь что-то сказать, но слишком слаб, чертенок? – Лютер неодобрительно сжал губы, будучи довольно ласковым в своем обращении. – Я не знаю, почему здесь была кошка.
Стук повторился.
Сеймур ли это был?
Обернувшись, Лютер приметил, что Мальвина уже практически уснула, а затем присел на корточки около дубовой плесневеющей тумбочки, чтобы получше рассмотреть комки кошачьей шерсти: осторожно сложенные, они упали от дуновения ветра с комода, будто бы кто-то раньше заботливо выглаживал одомашненное животное по утрам, коллекционируя шерстку, а затем резко перестал.
– Что ты хочешь мне этим сказать? – шепот Лютера чем-то успокаивал едва не дремлющую Мальвину.
Сеймур не ответил. Хорошо, значит, Лютеру просто нужно запомнить, что здесь есть комки кошачьей шерсти. Еще внимательно покрутившись на одном месте, мужчина вскоре сел на кровать напротив Ви, сцепил руки на груди и стал очень увлеченно думать: наверное, гуляя по сознанию, священник выглядел жутковато. Сеймур особенно за ними наблюдал, глубоко внутри себя до трясучки переживая за чувства к Лили – она была сильной, выносливой, но тревога мертвеца нарастала, предвещая ревностную беду. Убитый точно мог определить, когда волнение имело все поводы топить мысль – и он, конечно же, сейчас чувствовал именно это предвкушение несчастья.
– Не спится, – резко шикнула Ви, поднимаясь, хватаясь за тяжелую голову.
– Ты пыталась уснуть? – в голосе Лютера было что-то странное.
– Ты что, не заметил? – сиротка язвила. Наверное, узнай Мальвина, что ее так называют, случилось бы куда более значительное несчастье. – Старалась ни о чем не думать. Кажется, даже если у меня и получится отрубиться, ничего не приснится…
Лютер хотел что-то сказать, но снова молчаливо облизнул нижнюю губу, отвлекая свое язвительное сознание от желания резкословить. Между бровками появилась пагубная морщинка, выражающая досадное разочарование:
– Ты бы хотела что-то увидеть?..
– Я бы все рассказала, как есть, если бы вы не утаскивали меня от дьявола. И дьяволу бы все рассказала. Исповедовалась бы ему. Я слишком поздно принимаю верные решения, – Мальвина говорила уверенно, ожесточенно, но ее пальцы нетерпеливо и волнительно сжимали края одеяла, выдавая страх. Лютер не хотел его замечать – желал доверять словам. – Но ни ты, ни этот черт из табакерки не захотели меня слушать. И то, «Сеймур», – да? – кажется, знает гораздо больше меня самой. Нечего по снам гулять, никто тебя в них не звал!
Сеймур обиженно сглотнул. Кто это заметит? Только пустота мертвой грани. Той монетки, которая, подлетев в воздух, не вернулась – никогда мы не узнаем, на какой из двух позолоченных сторон таится дух мертвеца.
