Влюбился заново… в жену

Герман кивнул и взглянул на меня глазами, в которых плескалась затаённая боль.

– Бабушка говорила тебе что-то нехорошее…

Он не спрашивал – утверждал. И в этом вопросе я тоже решила не играть в молчанку. Ответила ровно:

– Да. У нас с ней вообще не особо складывается общение. Так что вряд ли она появится у нас дома в обозримом будущем.

Следующая возникшая пауза была ещё более дискомфортной, чем те, которыми мы заполняли неприятную беседу до сего момента.

– Давай я приготовлю нам что-нибудь вкусненькое, – предложила Герману, чтобы сменить неприятную тему.

На что он покачал головой, лёг на постель и свернулся калачиком.

– Я не хочу, – ответил сын, отчего возникло чувство, будто мне полоснули по сердцу.

Постояв немного, не зная, как ещё помочь своему ребёнку, я дождалась, пока он заснёт. Видимо, напряжение было столь острым, что его нервная система попросту не выдержала…

Что ж, это к лучшему. Как говорится – утро вечера мудренее.

Укрыв Германа пледом, я всё же покинула его комнату и хоть мне тоже совершенно не хотелось есть, заняла себя готовкой.

Моя откровенность в любом случае приведёт к чему-то новому, скорее всего, неприятному. Илья так просто мне это с рук не спустит.

Но подумаю я об этом как-нибудь потом.

***

Сын отпросился погулять с другом и немного поиграть в футбол в ближайшем дворе, и я, конечно же, противиться не стала.

Как раз занялась насущными делами – посетила скромную, но весьма интересную выставку, которая была связана с моей деятельностью. Меня вновь охватило размышлениями о тех задумках, которые я хотела воплотить в проекте – трудилась я ландшафтным дизайнером, и заказ у меня был весьма масштабный.

Когда же вернулась домой – первое, на что наткнулся мой взгляд: обувь Кудряшова в прихожей.

Чёрт бы его побрал, он что, снова был здесь? В том месте, где его совершенно не ждали?

И да – сам Илья обнаружился… мирно спящим на моей кровати. Причём с той стороны, где обычно я и устраивалась на ночёвку.

Но самое главное заключалось не в этом. Кажется, бывший муж решил поиграть в какие-то свои игры, потому что он… притащил с собой сумки!

Наглости у Кудряшова было не занимать. И если он решил, что может вот так вот на голубом глазу притащить сюда своё барахло, не спросив моего на то позволения, то мне предстояла очень важная миссия. Показать и словами, и действиями, что здесь Илью никто не ждёт. Особенно на ПМЖ!

– Какого чёрта тут происходит? – проговорила я чётко и раздельно таким громким голосом, что от него аж самой захотелось вздрогнуть.

Кудряшов как-то забавно тонко вскрикнул, вскочил на постели и заозирался.

Потом заметил меня и уставился обвиняющим взором, в котором плескалась искренняя злость.

– Катя, ну ты что? – возмутился он. – Так же и до инфаркта недалеко!

Я указала на сумки, стоящие возле кровати. Потребовала ответа непримиримым тоном:

– Что это такое, дьявол тебя раздери? Ты решил устроить из моего дома перевалочный пункт, потому что твоя Лиля тебя бросила?

Илья поджал губы, будто бы сейчас я нанесла ему смертельную обиду. Затем вздохнул так тяжело, что его можно было бы даже пожалеть, если бы я не знала: в этой реакции притворства больше, чем у шлюхи, которая изображает любовь за деньги.

– Никакая Лиля никуда меня не бросала, – отрезал он. – Я сам от неё ушёл.

Он спустил ноги с кровати, встал и подошёл ко мне. Я сложила руки на груди и замотала головой, давая понять, что приближаться ему точно не стоит.

Однако дальше случилось то, чего я вовсе не ожидала. Кудряшов какое-то время посомневался, а потом шагнул ко мне и попытался обнять.

И тут я испугалась. Мне в голову пришла мысль, которая поначалу показалась дурацкой: а что сейчас может помешать Илье насильно меня обнять и начать, например, нацеловывать? Это от того мужа, с которым я прожила столько лет, подобного ожидать не приходилось, но сейчас-то всё иначе.

Видимо, заметив мою реакцию, Кудряшов замер, а на челе его отразилась работа мысли. Может, он вообще сейчас стоял и думал: не стоит ли применить силу? И посмотреть, сломаюсь ли я под его напором. О насилии я, конечно, не думала, на такое он пойдёт вряд ли. А если вдруг у нас завяжется небольшая стычка, уж конечно, я не побегу в полицию с заявлением наперевес.

Однако, мой страх, судя по всему, отрезвил Илью. Он буркнул обиженно:

– Ты что, действительно считаешь, что я могу причинить тебе зло?

Отвечать я не торопилась. Врать, что уж конечно, даже не подозреваю мужа в том, будто он может мне навредить, было бессмысленно. Илья сам всё видел по моему лицу. Но и обвинять его в том, чего он не сделал, поводов тоже не имелось.

Отойдя обратно к кровати, когда не дождался от меня ни слова по данному озвученному вопросу, Кудряшов повторил:

– Я сам ушёл от Лили. И планирую жить здесь, у себя дома. Если не хочешь пускать меня в супружескую постель – так тому и быть. Стану ночевать на дива…

– Нет!

Это слово я выкрикнула ещё громче, чем свой вопрос, который совсем недавно разбудил Илью.

– Это исключено! – добавила тоном, в котором уверенность была просто огромной.

Ну неужели он и впрямь всё это говорит не в шутку? Мы разведены, никакого воссоединения больше не будет, как бы он ни старался сделать вид, что я действительно теперь что-то для него значу.

Он ведь меня отлично знает. И в курсе того, что прощения не будет.

– Катя, пожалуйста, давай не будем доводить до абсурда. Я не хочу напоминать тебе, что это такая же моя квартира, как и твоя, потому что…

Илья запнулся, подбирая слова, а я закончила за него:

– Потому что ты сам сказал, что уходишь к своей уникальной Лиле и не станешь претендовать на это жильё!

Я произнесла эти слова с нажимом, потому что у нас действительно состоялся такой разговор. И Кудряшов был при этом настолько убедителен, что я ему поверила.

У наших друзей была подобная история. Наш приятель ушёл из семьи пару лет назад, потому что полюбил другую и стал с нею жить. И он ни словом, ни делом не показал, что его первоначальная затея оставить бывшей жене и отнюдь не бывшим детям квартиру, трансформируется в желание вернуться хоть когда-либо.

– Да, так действительно было. Но сейчас всё изменилось! И дело вовсе не в том, что мне негде жить. Уж я найду возможность снять себе что-то другое. Просто я решил, что так мне будет проще тебя вернуть. Ты увидишь своими глазами, какой я на самом деле честный и надёжный муж.

Дослушав сию тираду, я запрокинула голову и расхохоталась. И пока Кудряшов опять превращался в буку, который смотрел на меня взглядом ребёнка, получившего незаслуженную оплеуху, я пыталась осознать простую, но в то же время очень сложную вещь.

Что мне делать, если этот баран вобьёт себе в голову вероятность претворить свой план в жизнь?

От необходимости выяснять этот немаловажный момент меня избавило возвращение домой сына. Я даже чертыхнуться не успела, когда услышала звук открываемой двери, а из прихожей досталось осторожное:

– Мам?

Герман наверняка увидел обувь отца у порога. А когда прошествовал в нашу комнату, я вообще напрочь забыла обо всём. Потому что сын вдруг сделал то, чего мы с Ильёй уж точно никак не ожидали. Опустил голову, рыкнул, словно волчонок, и…

… бросился на Кудряшова с явным намерением его поколотить.

Замерев от ужаса, который сковал меня по рукам и ногам, я, словно в самом страшном полусне наблюдала за тем, как Герман, налетев на отца, попытался его ударить. Он занёс ручонку, сжатую в кулак, и Илья только в последний момент увернулся с каким-то диким, полным шока, звуком.

– Герман! Господи, Герман! – вскричала я, кидаясь к своему ребёнку.

Тому, кого и нужно было защищать в первую очередь – прежде всего от того, в каком состоянии он пребывал сейчас.

Вся ситуация, созданная руками Кудряшова, была сильнейшим потрясением для нервной системы нашего несчастного Германа. И сейчас если Илья бы ему ответил, я просто не знала, что делать.

Вернее, на ум просилось лишь одно: броситься на выручку сыну, защитить его даже ценой собственного здоровья. А вот как в дальнейшем быть с тем, какая непоправимая травма будет нанесена Герману, я не знала.

Однако, предпринимать никаких воинственных действий и не пришлось. Драться с десятилетним ребёнком Кудряшов не стал. Он как-то умудрился схватить его за плечи и не позволить нанести себе удар, легонько встряхнул, после чего воззрился полным ужаса взглядом.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – закричал Герман, пока я быстро высвобождала его из рук отца и прижимала к себе.

– Геша… Да что такое случилось-то? – с недоумением проговорил Илья, смотря то на меня, то на сына.