Сахва

Но долго поразмышлять об этом не удается: паника налипает на меня, заключает в тиски, когда я понимаю, как глубоко погрузилась подлодка. Я ощущаю увеличивающееся давление ревущей воды. Кислород становится токсичным. Все ниже и ниже! Воспоминания о разговоре Первого с Нулевым режут душу тупым ножом.

Стены подлодки кажутся слишком хрупкой защитой. Соленая жидкость, которой наглатываются балластные емкости, сдавливает судно с нарастающей силой. Металл прогибается, уступая давлению глубины, поет песню мученика, утробно, с надрывом. Чем глубже, тем громче его стон. К нему примешивается гудение ГГС и «щитов». Эта какофония становится невыносимой. Жидкость снаружи больше не кажется водой. Не может она вести себя столь агрессивно. Это исполинское морское чудовище пытается сожрать нас! Оно уже втиснуло субмарину себе в пасть с тысячью гигантских ножей вместо зубов и скоро перекусит ее надвое.

Начинается горячка: дефицит кислорода в мозге. Дышу глубже и чаще. Борюсь с паникой. Но дно все ближе! Первый и Нулевой вновь заговорили на ту же тему. Меня уносит куда-то, не знаю куда, но вон отсюда, поэтому не противлюсь этому. Продолжаю делать мощные вдохи и выдохи. Сознание отслаивается от меня. Просачивается сквозь стены внутреннего и внешнего корпусов подлодки. Границы между мной и водой стираются. Она обволакивает, дотрагивается до каждого миллиметра тела. Несколько секунд я был свободен от мыслей, а когда они вернулись, быстро понял, что погружен не в ледяную соленую воду. Нет, эта субстанция была тёплой и приятной… Амниотическая жидкость.

Что происходит? Назову это «регресс памяти». Сознание разворачивается, регрессирует, как если бы дерево начало врастать обратно в землю. Я зародыш в утробе. Понимание невозможности этого события отброшено. Чувство абсолютной защищенности. Покой в «ритмичном бездействии». Хочется остаться здесь на вечность. Прошлое продолжает засасывать. Я эмбрион.

Мои биологические часы отключаются. Голова уже не нацелена на влагалище, а принимает прежнее положение, в котором я пробыл внутри матки большую часть времени. Я стремительно уменьшаюсь. Перестаю слышать материнский голос. Пищеварительная система перестает работать. Остальные системы тоже. Попадаю в полную зависимость от плаценты. Конечности растворяются, принимая грубую форму некоей живой сырьевой заготовки. Мозг уже не контролирует тело. Я покрываюсь лакуной. Мой эмбрион уже не отличить от плода мыши или свиньи. Процесс моего рождения продолжает обращаться вспять. И вот я становлюсь эмбриональным шариком, по форме похожим на маленькую трубку. Как приятно было сбегать обратно во чрево! Но если все так пойдет и дальше, придется разлучиться с маткой…

Удается выбраться из восприятия, которое обрушилось так резко, и вспомнить, где на самом деле находится мое неподвижное, равномерно вздрагивающее от глубоких вдохов-выдохов, тело. Скорее всего, выходу из измененного состояния сознания поспособствовал гулкий, грозный удар подлодки о морское дно.

Я не просто перестал ощущать внутриутробное существование. Еще и вспомнил, зачем здесь оказался. Вспомнил свою миссию. Нужно добраться до электронных мозгов этого судна. Маршрут и план действий были выжжены на скользкой коре моего мозга. Необходимо добраться до той части интеллекта машины, которая отвечает за пожарную безопасность, и отключить ее. Для этого я начинаю двигаться в намеченном направлении.

Глубина моря, на дне которого я сходил с ума, нависла своей вседозволенностью. Звуки стенания прочнейших металлических стен, жужжащий в ушах гнет всесильной воды снова пригвоздили меня к месту. Далеко я не ушел. А ведь уже пора было действовать! Согласно плану, я должен был начать к моменту, когда субмарина ударится о дно. Но и пробудиться я должен был именно в тот момент…

Снова дышу глубоко и часто. Чувство, что я нахожусь в чреве матери, вернулось. Противостоять этому невозможно, пытаюсь хотя бы с этим смириться. Уменьшаюсь в размерах. Звуки внутри материнского организма уже не слышны, даже матка становится безмолвной. И дальше, дальше, как незаметный придаток, как хвост, о котором позабыл хозяин, меня несет к истокам, к Акту Творения. Я, то есть то, что от меня осталось, открепляюсь от стенок матки. Состою уже не более чем из шестнадцати клеток – бластомеров. Мне страшно, но почему-то я счастлив. Теперь я бластоциста. Моя плоть разрыхляется. Вот-вот я стану одноклеточным организмом. И едва я стал зиготой, меня будто разорвало надвое. Процесс неболезненный, но, почему-то, печальный. Распадаюсь на две клетки. На какой-то едва заметный миг пришло ощущение двойственности, когда можно было ощутить себя сразу обоими пронуклеусами, мужским и женским ядром внутри яйца. Но потом некая сила убедила меня, что я сперматозоид. При мыслях о судьбе женского ядра доносится еле различимый голос Нулевого…

Утрачена дуальная целостность, если можно так выразиться. Теперь я лишь нечто половинчатое. Я настолько мал, что боюсь об этом думать. Я одноклеточный ядерный организм. Сперматозоид! Слышу голос Первого из недр, из остатков восприятия того мира, в котором находилось мое тело. Вслушиваюсь. Радует хотя бы то, что Первый больше не секретничал с Нулевым, а говорил по делу. Он предупреждал, что запустит в нас торпеду через минуту. К этому времени я уже давно должен был справиться с системой пожарной безопасности. Но я не мог этого сделать из-за того, что «превратился» в сперматозоид. Не было возможности и предупредить об этом коллег: слова наотрез отказались мне служить.

Торпеда покажет свою пасть через двадцать секунд. Из матки я переместился в парные гонады – яички отца. Что это?.. Нагло слепит яркий, то ли лиловый, то ли фиолетовый свет. Во всем хаосе происходящего ярко сияла единственная уверенность – все это я уже переживал когда-то.

Старт. Начало животворящего паломничества. Я и еще около полумиллиарда сперматозоидов готовы отправиться в путь, к главному и единственному призу. Едва слышный голос Нулевого. Кажется, голос взволнованный. Похоже, они догадываются, что у меня что-то пошло не так. Нулевой говорит Первому, что нужно отложить пуск. Но поздно.

Торпеда летит к нам. Удается воспользоваться жалкими остатками человеческого сознания, чтобы понять – сейчас раздастся взрыв. Смерть, выпущенная Первым. Даже не видя летящего снаряда, я ощущаю в нем всю энергию агента Один. Удар! Взрывная волна топчет подлодку. Казалось, зубы потрескаются, а жилы прорвут кожу. Но не меньше девяноста процентов экипажа выживает: Первый знал, что делал, атака спланирована с фанатичной педантичностью. Голос агента Ноль. Напрасно он вытачивает из звуков, букв осмысленные фразы: толстая пелена помешательства позволяет распознать лишь бесформенный словесный сгусток. Это сигнал Яйца, поход к которому я начал вместе с сотнями миллионов собратьев! Призыв, звук которого ни с чем не спутать.

Теперь голос Нулевого – главный и единственный ориентир. Иду на него. Я – торпеда, пущенная Первым. Снова слышу, как вода тискает судно в своих могучих челюстях. Но сейчас ощущение всеобъемлющей влаги успокаивает: это семенная жидкость, потчующая фруктозой и глюкозой, защищающая меня от смертоносных кислот. Нет! Ошибка. Это смертоносная кислота на стенках влагалища, которая уничтожает больше половины моих собратьев. Некоторых из них я вижу, вот они бегут, стянутые огнем, плавятся и падают. Я слышу их страдания. На долю секунды вспоминаю, что никакие это не сперматозоиды, а подводники, гибнущие от пожара. Но эта вспышка тухнет быстро и неумолимо. Теперь мы, выжившие сперматозоиды, ждем События. Ждем, когда «врата в матку» разверзнутся. Пора конкурировать жестче: во что бы то ни стало нужно первым добраться до Нулевого, источающего прогестерон…

Едва мы оказались в матке, я начал убивать. Все сперматозоиды, что попадались на пути, сразу умирали, выбывали из игры, лишались возможности повстречаться с Яйцеклеткой. Я устроил настоящий геноцид. Следующий этап. Сейчас главное угадать, в какую из фаллопиевых труб вплыть. Ошибка – смерть. Угадал: продолжаю слышать голос Нулевого. Пространство сузилось, ограниченное размерами проходов в фаллопиевой трубе. Догоняю конкурентов и забираю их жизни. Один удар – одна жизнь. То же делаю с теми, кто пытается догнать или обогнать меня.

Сильный жар. Больно. Пробую боль на вкус, разбираю на части. Она напоминает о моем настоящем теле. Прихожу в себя и сразу отпрыгиваю от пламени, облизывающего туловище. Опускаюсь, падаю, касаюсь ладонями пола, ощущаю что-то теплое, липкое, жидкое. Упираюсь туда взглядом. Кровь. Кровь вытекает из тела. Из трупа подводника. Вокруг много крови, при тусклом освещении подлодки она кажется коричневой. Множество кровавых луж деформировалось, соединяясь в одно озеро. Пол завален трупами. Огненные ядовито-оранжевые лохмотья трясутся в агонии. Держусь за рукоятку ножа. Его лезвие спряталось в печени одного из подводников. Что в фаллопиевой трубе делают мертвые люди?! Но потом я окончательно прихожу в себя.

Что я натворил? Перерезал половину экипажа подлодки, думая, что они сперматозоиды, что они конкуренты. Громадный моряк бежит на меня, подняв над головой корявую железку весом не меньше пуда. Разит ей то место, где я стоял миг назад. Этот удар убил бы меня сразу. Мой нож действовал успешнее: уже дважды побывал в брюшной полости здоровяка. Но тот все отказывается падать и умирать. Голос Нулевого оживает в ухе. Он в гневе, тревоге, растерянности. Кричит в наушник. Мне ничего не остается, как сказать Нулевому и Первому правду.

– Умоляю, отложите упреки и истерику. Нам нужно импровизировать!

То, что я сделал – то есть не сделал – для операции имело роковое значение. Наша цель – похищение одной из ядерных боеголовок, которыми вооружено это подводное судно. Мы втроем должны были выманить ракету наружу. Именно для этого Первый пустил в нас противолодочную телеуправляемую торпеду. Атаковать нужно было так, чтобы лодка не была уничтожена. Нужно было только лишь устроить на ней пожар, сохранив ядерные боеголовки и наши с Нулевым жизни. При появлении огня на судне срабатывает система пожарной безопасности. Если же огонь подбирается к «ядерному отсеку», нагревая его до определенной температуры, то электроника, предотвращая взрыв оружия массового поражения в брюхе подлодки, осуществляет автоматический пуск ракет. По очереди. Сначала больше всего пострадавшие от пожара – самые опасные.

Поэтому мне было необходимо отключить систему пожарной безопасности, помочь огню выжить, чтобы он помог нам. Но я не справился. Шипящая белая жирная пена, напоминающая взбитые сливки, умертвила почти все кусочки огня.

Снова растворяются привычные обстановка и мироощущение, оставляя лишь еле заметный след, напоминающий о старой яви. Продолжаю резать подводников. Сражаюсь за победу в фаллопиевой трубе с другими сперматозоидами. Голос Нулевого все ближе. Скоро его можно будет услышать и без наушника. Мечтаю о нашей встрече. Вожделею оплодотворения. Яйцеклетка все ближе!

– Пробуем вручную? – предлагает Нулевой, главной задачей которого было обеспечение нам путей отхода. Он все понял и не задавал мне лишних вопросов. – Система… как она называется? В общем, система, позволяющая перемещаться из отсека в отсек, перешла под мой контроль.

– Конечно, пробуем, – отвечаю я.

– Первый?

– Я здесь.

– Ты уже перебрался на тягач?

– Да.

– Тогда давай ближе к нам.

– Мне не стоит пока ничего спрашивать?

– Не сейчас.

– Объяснимся позже, – ответил я, наделяя эти слова двойным смыслом. Передышка: подводники перестали атаковать. Две трети личного состава подлодки существует лишь в виде разлагающейся биомассы.

– Эй, Ноль! – воззвал я.

– Я не ноль, слышишь ты, пришлый ублюдок!

– Ну хорошо, Нулевой…

– Если ты еще раз…

– Давайте не сейчас! Пожалуйста! – призывает нас к благоразумию Первый.

Нулевой сообщает, куда нужно идти. Затем сообщает, где будет ждать меня – отсек, в котором располагается особый транспорт, «управляемые баллоны» в человеческий рост с мощным винтом на конце. На таких аппаратах передвигался спецназ этой подлодки, выполняя особые поручения. Нулевой держал наготове два таких баллона. Ими мы и воспользуемся для побега. В отличие от меня, Нулевой сделал все, что от него требовалось. И если все мое осознание снова не снесет в повторное переживание своего рождения, у нас даже появится маленький шанс выжить. У меня же появляется собственный план, о котором я пока не распространяюсь.

– Второй! Теперь ты должен самостоятельно прорваться ко мне. Все устроено, мне остается только дождаться тебя.

«Я жду тебя», – говорит мне Яйцеклетка! Нет, стоп, это сказал Нулевой. Похоже, снова начинается… Нет! Ведь это уничтожит весь мой план, который я только что придумал! Сражаюсь с тремя подводниками. Остальные, порабощенные яростью, желая растащить меня по частям, напиться моей крови, распиливают болгаркой дверь, которую заблокировал Нулевой. Эти трое мало что знают о рукопашном бое и хотят сбить меня с ног, чтобы задавить массой. Тесное пространство на их стороне. Судя по кителю, один из них – командир этого судна. Он мне и нужен. Улыбаюсь своей удаче. В улыбку врезается кулак. Даю сдачи, вырвав бившему кадык. Еще двое. Один нужен живым, второй мешает. Я на полу, придавленный двумя рассвирепевшими моряками. Убить могу лишь командира, но пока нельзя. Лодка вздрагивает неизвестно почему. Это позволяет вырваться, совершить очередное убийство и остаться один на один с командиром. Мой новый план начал реализовываться.

Мы в «рубке управления». Вокруг скопление светящихся квадратов разных размеров, их сотни, с различными надписями. Будто я оказался в особой галактике, где звезды были квадратными и очень близкими. На главном мониторе голубой светящейся ниткой изображена подводная лодка.

Полторы минуты, четыре сломанных пальца, и командир готов выполнить мою «просьбу». В двух предложениях излагаю Первому и Нулевому свой план. Он довольно прост. Я запущу ядерную ракету вручную, для этого и прибыл в «рубку управления». Мы продолжаем действовать, давя эмоции, порожденные новой надеждой. Сообщаю о начале пуска. Нулевой говорит Первому, чтобы тот подготовил специализированный подводный тягач к перехвату ядерной боеголовки.

Металлический диск пилы изрыгает водопады рыжих раскаленных искр. Ущипнув перепонки, люк падает на пол. В рубку управления врываются те, кто так хотел до меня добраться. Что за суровые люди эти подводники Хартленда! Я столько их перебил, но они продолжают упорствовать. Их натиск, признаюсь, обескуражил даже меня.

Мои ребра едва не трескаются. Я на полу. Абсолютно не считаясь с моим положением, безумие снова наваливается на меня. Как много вокруг сперматозоидов, которые мешают мне достичь Яйцеклетки! Вырываю гениталии одного из врагов. Его рев плещется, ударяясь о металлические стены. Еще двое мешкают. Увечу им кадыки. Агония швыряет их на пол. Стоя на телах, из которых выдыхалась жизнь, активирую программу пуска ядерной ракеты. Строго по инструкции, которую изложил мне командир субмарины после небольшой пытки.

На мой хребет рушится могучая рука еще одного подводника. Я не заметил его, сконцентрировавшись на сложном процессе пуска. Сближаясь с полом, успеваю лизнуть взглядом монитор. От схематичного изображения субмарины отрастает пунктирная линия – траектория полета ракеты. Теперь эта линия возвращался в то самое место, откуда начиналась… Ударивший меня подводник уже никак не мог отключить пуск ядерного оружия, но успел поменять его цель. Ракета уничтожит объект, внутри которого пребывала до запуска. Да, голубая светящаяся пунктирная линия на мониторе, образовавшая замкнутый круг, недвусмысленно намекает на то, что подводная лодка уничтожит сама себя.

Компьютер вслух считает секунды до пуска. Замолкает. По лодке проходит вибрация и глобальная смерть выплывает в море, чтобы сделать круг и вернуться. Подводная лодка обречена. Целых три удара ушло на то, чтобы убить того, кто обрек судно на гибель. Но это всего лишь вышедшая из игры жизнь. Ничего уже не исправить. Пуск нажат, цель назначена, процесс необратим. Я слишком поздно убил этого человека, к которому проникся уважением. Достойный соперник, который бился до конца и достиг цели. Миссия провалена. Мы не похитим ядерное оружие. Нулевой, узнав от меня об окончательном фиаско, сообщает о маленьком шансе спастись. Но зачем?..

Субмарина будет уничтожена через девять минут. Нулевой досконально объясняет, как добраться до места эвакуации, спасения, бегства. Несмотря на всю ненависть, что этот агент испытывает ко мне, он не бросает меня умирать. Хотя уже мог бы оказаться в спасительном тягаче вместе с Первым.

Раздается утробный, басовитый звук. Где-то что-то лопается. В подлодку начала литься вода, а затем и кромешная темнота. Черная пелена рушится на веки. Слышу, как скрипит открывающийся люк. Как раз в том направлении, куда я должен следовать, слышатся шаги. Выжившие подводники. Начинается очередная мясорубка в узком проходе. Мое дыхание учащается в схватке, хотя дышать и без этого тяжело. Я снова размеренно черпаю глоткой огромные дозы воздуха.

Не в силах сопротивляться, не имея к этому ни воли, ни желания, опять оказываюсь странствующим сперматозоидом. Передо мной смертельные враги – резидентные клетки иммунной системы, что по ошибке восприняли меня как угрозу. Убиваю и эти клетки, хотя прямой угрозой являюсь лишь для других сперматозоидов. Путаюсь в ресничках фаллопиевой трубы, перерезаю одну из них, освобождаясь. Теплый сок льется на меня, приводит в чувство на миг. Это не ресничка, а очередная глотка.

Яйцеклетка призывает. Задача у Нулевого одна – спасти, продлить наши жизни, начавшиеся когда-то… Жизнь – такой была его цель. Жизнь. Снова вплываю в общую реальность. Она черная. Абсолют черноты – мрак в утробе дохлой стальной рыбины, возведенный в квадратную степень морской глубиной.

Спустя примерно минуту удается сообразить, куда нужно направляться. Не избежать новых встреч с кафирами. Два отсека, и я на месте. Еще немного. Яйцеклетка совсем рядом. Плыву по фаллопиевой трубе, уничтожая сперматозоиды. Это продолжалось, пока яйцеклетка – в ужасе от мыслей об отторжении эндометрия, менструации, своей гибели – не закричала мне, как будто, прямо в ухо.

– Быстрее, Второй!!!

Следую к месту эвакуации. Внимательно слушаю через наушник все подсказки Нулевого. Первый подгоняет подводный тягач, который вместе с нами должен был увезти драгоценный груз с обогащенным ураном внутри. Рублю троих подводников огромным гаечным ключом, который случайно подобрал. Бью, вспарывая не рассеивающийся мрак, ориентируясь лишь по звукам. Несколько раз и сам получаю по своему, так называемому, лицу, но держу удар. Яйцеклетка где-то совсем близко. Небывалые радость и волнение захлестывают меня. Понимание торжественности момента завораживает. Структура мембраны головки меняется, делая меня быстрее, сильнее. Я должен быть первым… Должен превратиться в полноценную жизнь.

Расстояние до Яйца уменьшается, а число мертвых подводников, с моей помощью, увеличивается. Девять с половиной миллиардов живых людей. Плюс или минус десять, какая разница?.. Меня снова валят на пол. Это помогает случайно нащупать пистолет, который я обронил, пребывая в измененном состоянии сознания. Три последних патрона – три убийства. Еще двоим ломаю шеи.

Передо мной люк, за которым находится Нулевой, если верить его словам.

Я вот-вот стану чемпионом! Обрету величие! Стану тем самым пилигримом, который доставил генетический код отца. Осталось лишь пробраться через корону радиата в зону пеллюцида и убить несколько сперматозоидов, дабы они не опередили меня. Но они набрасываются, засыпая меня ударами. Еще бы, ведь только один из нас может стать участником Акта Творения! Тяжелый предмет ударяется о мою голову. Чернота тает, на смену ей приходит небытие.

Синие и желто-зеленые огоньки. Двигаются, удаляются от меня. Похоже, избегают. Перемещаюсь вслед за ними: красиво. Вокруг меня черно-синяя муть, похожая на чернила. Видны лишь эти огоньки. Становится различим бурый продолговатый предмет. Когда он оказывается на расстоянии двух метров, удается рассмотреть глаза. Без огоньков это было бы невозможно. Но не они бросаются на мое внимание первым делом, а некий щуп, что располагался у этого «нечто» прямо между глаз. Он светился на конце ярко-голубым сиянием, шевелился, будто исследуя меня, сканируя. Это продолжалось, пока «нечто» не открыло пасть. Внутри пасти мерцала омерзительная бездна, в ней шевелилось что-то. Из пасти торчали огромные зубы, похожие на сосульки разной длины, на вид острее катаны. Пасть продолжала раскрываться, приближаться, и теперь можно было рассмотреть ее хозяина. Разъяренный, невменяемый взгляд, под стать зубам. Мистический щуп вот-вот дотронется до меня. Так вот как начинается вечное пребывание в аду.

Потом это существо что-то начало сотрясать сбоку. Я не сразу понял, что именно, пока не увидел, что в него входит нож с совой на конце рукояти, раз за разом. Нож был в руке, облаченной в костюм для глубоководных погружений. Только сейчас я заметил, что на мне был такой же костюм. Рука с ножом принадлежала Нулевому. Существо пошло ко дну. Его взгляд даже не изменился, когда оно перестало жить.

– Что, идиот, решил пообщаться с Меланоцет Джонсоа? – спросил меня Нулевой с помощью нашего средства связи.

– С кем?

– Меланоцет Джонсоа. Их еще называют морские черти. Их желудок столь пластичен, что они могут поглотить добычу, превышающую размер их тела. Хотел побывать там? А вон те милые синие и то ли зеленые, то ли желтые огоньки именуются «светящимися анчоусами». Это все обитатели морских глубин, самого дна. Не многие способны жить под таким давлением воды. Мне пришлось изучить все это для одного из заданий…

– Мы живы?

– Пока да. Но надолго ли – непонятно. Посмотри назад.

Я смотрю. И вообще осматриваюсь. Оцениваю ситуацию. Я сижу на одном из тех «баллонов», на которых мы и планировали совершить побег. Привязан к нему хитроумным способом, специальным ремнем. Похоже, Нулевой каким-то образом управлял обоими, пока я не очнулся.

На расстоянии примерно пятидесяти метров – хотя вода могла искажать ощущение пространства – плыли восемь таких же «баллонов с наездниками». Выжившие подводники. Они явно хотели настигнуть нас не для того, чтобы поздороваться.

– А где те, что отпинали меня?

– Убиты мною, конечно же, – ответил Нулевой. – На твоем месте лучше бы стоило беспокоиться о тех восьми выживших, что преследуют нас.

– Подлодка еще цела? – спросил я, забыв поблагодарить Нулевого за спасение.

– Да, она взорвется через полторы минуты. Догоняй, нужно мчаться изо всех сил, у наших преследователей есть отличные подводные ружья! А у нас – только этот нож! – после этих слов Нулевой начал удаляться от меня, разгоняя свое средство передвижения до максимальной скорости.

Мы свободны от подлодки. Но не от ее обитателей. Мы с Нулевым сверлим водную массу. На плечи нам взобрались по два других баллона – с воздухом. В наши рты пролезли трубки, которые вместе с маской позволяли дышать.

Опять начинается. Снова нет сил этому противиться. Вода начала проходить сквозь меня. Я и глазом не успел моргнуть, как снова стал сперматозоидом. Яйцеклетка дразнит, вырываясь вперед, не давая догнать себя и оплодотворить. Вожделею слияния. Мечтаю растереть нас в пыль, чтобы мы растворились друг в друге. Для создания чего-то третьего. Для создания продолжения.

Но, когда я просовываю макушку в старую реальность, где удираю от подводников, рождается еще одно желание. Я хочу ринуться наверх. Увидеть небо. Там жизнь, а здесь, в обволакивающей меня ледяной жидкости, какой-то зал ожидания, чистилище. Это вода, это не моя среда: у меня нет жабр.

Подводники начали настигать нас, когда стал различим звук приближающегося тягача с Первым. Яйцеклетка удаляется. Вижу, уже вижу тягач Первого. Две реальности втягивают меня попеременно одна в другую, как им заблагорассудится. Похоже, золотая медаль первому… кто придет к финишу, к Яйцу, достанется не мне. Гори оно все огнем!

Я сперматозоид. Единственным напоминанием о привычной реальности служит информация о том, что взрыв произойдет через одну минуту. Почти все внимание преследующих нас подводников приковано к тягачу. Я собираюсь этим воспользоваться, чтобы попасть наверх. Но ведь тогда тягач не защитит меня от подводной взрывной волны. Все равно! Вверх. Это решено: подлодка покоиться на дне и мы отплыли от нее уже на приличное расстояние. Вперед и вверх! Это может спасти меня. Зачем то я начал цепляться за жизнь.

Подводники стреляют в нас. Виляю в сторону, надеясь на то, что моя хитрость будет спасительной. Так и происходит: ни один из восьми преследователей не увязывается за мной. До ядерного взрыва сорок пять секунд. Вперед и вверх! Восьмерка подводников продолжает мчаться за Нулевым к замершему тягачу, готовому нас спасти. Они рвутся сквозь темно-синюю жижу, от обжигающего холода которой нас спасают костюмы. Мое отсутствие то ли не было замечено, то ли никого не интересует. Большего мне и не нужно.