Кенгуру, или Я тебя не понимаю

– Спасибо, что пришёл, Игорь, – сказал он.

Дударев улыбнулся в свою очередь, показав некрасивые мелкие зубы.

«Странно, – подумала я, – почему он к стоматологам не обратится?»

Потом перевёл взгляд на меня.

– Это тебе, спасибо, я же твой должник, – спокойно ответил он, разглядывая меня и улыбаясь, теперь уже мне, что не укрылось от Громова.

– Юлия Владимировна, мой главный советник, только из Лондона, дипломированный специалист, – представил меня Герман.

– Ты, как всегда, меня интригуешь, красивенные у вас советники, ни за что бы не поверил! А я подумал, личный эскорт, – удивился он.

Ресторан, в который привёз меня Герман, был пафосным. Всё соответствовало лучшим мировым и европейским стандартам, приглушённый свет хрустальных люстр переливался в гранях бокалов, скатерти слепили белизной, а официанты скользили, как тени. Я вообще определяю уровень заведения по официантам, в хороших местах их не нужно искать или звать, они незаметно следят за вами и угадывают ваши желания, тут же наливают вино или напитки, при этом почти не разговаривают и не докучают вам, только когда их о чём-либо спросят.

Пошли первые тосты, разговоры о том о сём, пили за красоту женщин. Я поняла, что очень понравилась Игорю, он слишком пристально меня разглядывал и слишком хотел произвести впечатление. Сыпал именами людей из правительства, хвастался, что очень близко знаком с ними. Сращивание власти и капитала очень точно описано ещё у Карла Маркса, а наша страна так вообще наглядное подтверждение теории: капитал, только у того и есть, кто во власти.

Зато Герман Алексеевич открылся с совершенно новой стороны, он был очень мягким, что настораживало, и как-то ненавязчиво и трогательно ухаживал. Герман тоже заметил симпатию Игоря ко мне, и это его раздражало.

«Да что ж такое, – думал он, – как только встречу интересную девушку, сразу все хотят её, просто какое-то бесконечное дежавю. А Игорь каков, сразу затанцевал, затанцевал».

И это начинало раздражать Германа всё больше и больше, что мешало переговорам, потому что его тон становился всё более резким, и ему приходилось себя контролировать.

Уже были испробованы лёгкие и не очень изумительные закуски, беззвучные официанты-тени сервировали стол под горячие блюда, как Герман решил, что пора переходить к делу.

– Игорёк, – обратился он к Дудареву, – а ты почему наши акции скинул? По прошлому году у нас не самые плохие дивиденды были. И по этому не хуже будут. (Здесь он отчаянно блефовал, но таковы правила игры, это как покер, ни в коем случае нельзя раскрывать карт.)

Я кивнула в знак согласия. Мне необходимо было очень пристально наблюдать за ними, чтобы вовремя включиться в партию, поэтому я заметила, как Игорь весь напрягся, и в глазах появилась сталь. Ощущение добренького толстячка вмиг рассеялось. Он заговорил, и сразу стал понятно, что перед нами опытный переговорщик.

– Знаешь ли, Герман, выгоднее всего продавать людям их мечты. А когда твоя мечта из хрустальной вдруг превращается в ледяную водичку и быстренько так тает, тут уж лохотрон не работает, вмиг поумнеешь, – начал заводиться наш визави и даже резким движением отодвинул от себя столовые приборы.

Вилка не выдержала такого обращения, упала и тоненько тренькнула. Но вышколенный малый из обслуги тут же поднял её и заменил на другую.

– Однако, – отметила я, – Дударев начинает нервничать.

– Какой лохотрон? У меня приличный банк, мы незаконными операциями не занимаемся, и вообще, если ты шёл по дороге и один раз споткнулся и упал, это не значит, что ты идёшь в неправильном направлении, – теперь уже начал заводиться Герман.

– Ну, вот, сам признаёшь! Всё-таки упал! – возразил Игорь.

Эта фраза сильно задела Громова. Ещё минута, и всё будет кончено не в нашу пользу.

– Господа… – голос мой звучал, как ручеёк, рука осторожно легла на руку моего спутника.

Мне нужно было любой ценой разрядить обстановку и остудить их пыл. Как там нас учили? Доктор Майрус, придите мне на помощь. Мозги работали молниеносно и быстро вытащили цитату из лекции специалиста, в очередь на обучение к которому выстроились почти все разведки мира. Великий гуру утверждает, что когда человек находится в состоянии стресса, уровень кортизола (гормона стресса) у него в крови повышается, человек становится агрессивным и склонным к импульсивным, необдуманным поступкам. И вот в этом случае давить на него нельзя, это вызовет обратную реакцию.

Для того, чтобы нейтрализовать его, надо очень внимательно прислушаться к нему, пытаясь понять его и его позицию, и если он видит, что вы его слышите, кортизол начинает падать. А уровень другого гормона, окситоцина, начинает повышаться. Окситоцин ещё называют гормоном доверия.

Изучая этот материал, я думала, что мне не придётся работать с такими клиентами, так далеко не зайдёт, но сейчас, на моих глазах, разыгралась сцена, классически описанная знаменитым нейрофизиологом. Возле меня сидели два разъярённых самца с запредельным уровнем кортизола, и ни один из них не слышал другого, что не могло вызвать ничего, кроме протеста.

– Герман Алексеевич, – я излучала само тепло, саму доброжелательность, – давайте спросим Игоря Владимировича, пусть он нам расскажет, у него, наверное, есть очень веские причины, раз он так поступил. Игорь, откройте нам страшную тайну, – я делаю круглые, испуганные глаза, – может, и нам надо избавиться от наших акций?

Герман смотрит на меня с удивлением и недоверием, но это не страшно, лишь бы не агрессия, иначе можно всё испортить. Игорь тоже как-то очень растерян, он явно не ожидал такого поворота. Но не выглядеть же придурком перед милой женщиной? Да, и с Германом их что-то связывает.

– Однако, ещё раз удивила, – подумал Герман, – и как это она так ловко всё перевернула, как будто с ног на голову? Но это не главное, важно другое – что она нравится мне всё больше и больше, и даже если б она была полной дурой, я бы не отпустил её ни за что!

– Я просто спасал свои деньги, потому что все знают, что вам скоро конец! – выдал Дударев.

– Боже, что он несёт, – простонала я про себя – глаза Германа опять заискрились злостью, и мне пришлось играть на опережение.

– Ну, не совсем так, – как можно мягче сказала я, – Вы не допускаете, что это ошибка? У Вас надёжные источники информации? Вы знаете, вот мне непонятно, почему Игорь Владимирович всем верит, а мне нет? А ведь я владею самыми точными данными.

Дударев уже немного начал втягиваться в игру, и ему понравилась моя позиция. С другой стороны, акции он уже сдал, и терять ему было нечего. А, хорошенькой женщине нужно доказать свою правоту и заодно утереть нос этому козлу Герману.

– Представьте, себе, из очень надёжных! Вот! – и он ловким движением руки, как фокусник из шляпы, вытащил из кармана то, что наша хвалёная служба безопасности не может найти!

Дударев передал мне свёрнутый листок бумаги: информационное письмо за подписью вице-президента банка-конкурента, в котором говорилось, что мы, Интерфинанс, и ещё четыре банка в ближайшее время прекратим свою деятельность.

Мы с Германом ошарашенно смотрели друг на друга: вот он, момент истины!

– Где ты это взял? – спросил Герман.

– Пришло по электронной почте, я просто распечатал.

– Вот гады! – выругался Громов. – Это же надо такое придумать, это бред, неправда и недобросовестная конкуренция!

Игорь засмеялся и опять превратился в «колобка».

– А ты где-то видел добросовестную? – Его глазки хитро заблестели, а лицо опять стало добродушным. И он с огромным аппетитом и удовольствием принялся уплетать томлёный говяжий бок в трюфельном соусе с грибами.

– И то правда, – согласился Громов.

Я быстро прикидывала в уме, что больше всех пострадали четыре финансовые организации, указанные в этом письме.

– Игорь, – спросила я, – Вы поверили и продали наши активы, а деньги отнесли им?

Дударев молча жевал и смотрел на меня, как бы решая, говорить – не говорить. Я продолжила:

– Так они Вас разыграли, у них дела не очень хорошо идут в настоящее время, очень много токсичных активов, им ЦБ дал срок месяц (это я знала точно, мне сказала Инна). У них начались предсмертные судороги, поэтому они и решились на такой трюк, всё равно терять нечего! Неужели Вы отдали им свои деньги?

Тот дожевывал великолепную говядину, был размягчён вкусной едой и алкоголем, и настроение у него снова было хорошее, но, видимо, на моём лице отразился ужас от содеянного им, потому что Игорь недоверчиво посмотрел на меня, но так как был калачом тёртым, ответил:

– Забрать-то я забрал, но им не отдал! – улыбнувшись при этом, а мы с Германом весело засмеялись.

– Отлично! – захлопала я в ладоши. – Тогда несите обратно к нам, не переживайте, всё будет хорошо! Да и заходить в акции сейчас – одно удовольствие, цены резко снизились, Вы будете в очень хорошем выигрыше! – изображая верх доброжелательности, предложила я.

– Только не тяни, – добавил Герман, – сейчас снова в рост пойдем. – И подмигнул Игорю.

После этого, естественно, надо было выпить за победу, и за удачу, и опять за женщин, особенно красивых! Настроение заметно улучшилось у обоих, всё-таки никто не хотел конфронтации. И расставались мы уже закадычными друзьями. Я всегда поражалась этому свойству русских людей сходится близко после дружеских посиделок. Потом Громов попросил меня немного подождать и пошёл провожать Игоря. Наверное, им было, что обсудить без меня, потому что он довольно долго не появлялся. Затем пришёл водитель Германа Алексеевича и молча, дал мне конверт.

Я с любопытством вскрыла его, там лежала пластиковая карта – ключ от номера на восемнадцатом этаже. И что мне с этим делать? Честно сказать, я была разгорячена вином, спорами с мужчинами и победой над Игорем, мне совсем не хотелось уходить домой. И потом, он мне очень нравился.

Меня никто не заставлял, не удерживал и даже не уговаривал, что, признаться, немного обидно. Чтобы потом ни о чём не жалеть, мне даже пришлось вспомнить основное правило принятия решения: для того, чтобы включить мозги, необходимо отключить эмоции. Как я ни старалась, разум не включался. Мои мозги с ужасом наблюдали со стороны за тем, что я делала, судорожно истеря при этом и обещая закончить жизнь суицидом! Но я их отключила! Вот так, представьте, я использовала самое главное правило с точностью до наоборот. Выбор я сделала, опираясь на эмоции, но абсолютно осознанно.

Лифт поднял меня на нужный этаж, электронный ключ пискнул, зелёный индикатор мигнул, и дверь отворилась, пропуская меня внутрь.

Тонкий прекрасный аромат сразу окутал меня, вся комната была заставлена необыкновенными букетами в огромных вазах, лепестки роз были рассыпаны по полу, дорожка из цветов вела к кровати. Это было очень красиво и романтично, как картинка из сказочных снов. Всё было настоящим, словно королевские покои, много хрусталя, позолоты, приглушённый свет и мерцание. Я не ожидала такой роскоши и немного ошалела после Инкиной хрущёвки. Надо же, просто «Тысяча и одна ночь»! Позже я узнала, что Герман Алексеевич любит театральные эффекты, красивые жесты, постановочные сцены, позиционируя себя этаким шахиншахом. Это был его обычный приём – ошеломить великолепием юную Золушку, чтобы она не успела опомниться. Признаюсь, это ему удалось.

Минут через пятнадцать Герман вошёл. Он улыбался и смотрел на меня. В его взгляде я уловила блеск вожделения, который всегда чувствую моментально, но он даже не скрывал, не маскировал этого, хотя бы из вежливости.

Где-то глубоко запрятанный, предательский страх шевельнулся во мне, я испугалась его мужской страсти и силы и боялась себя, потому что стеснялась быть глупой, неловкой, сказать или сделать что-то не так и испортить атмосферу волшебства, заполнившую пространство. Я не знала, что мне делать, всё-таки мы были чужими друг для друга люди…

Улыбаясь, он приблизился и сказал:

– Боже, как я рад, что ты пришла!

Я молчала, потому что была скованна неловкостью ситуации, и не понимала, что говорить. Любой звук казался мне фальшивым, но он тут же тонко почувствовал мое настроение:

– Знаешь, я всё время думал о тебе, я очень ждал эту минуту, – произнёс он мягким приглушённым голосом, бередящим душу, и я почему-то поверила ему. Наверное, потому что сама думала только об этом.

Я улыбнулась.

– Смешно! Надо же, какое совпадение, неужели так бывает?! – не без иронии заметила я, но это его «я очень ждал эту минуту» отпечаталось в голове и постоянно всплывало, как гимн счастью, как заглавный рефрен в моей сольной партии.

– Ты тоже этого хотела?! – не поверил мой мужчина, потом пристально посмотрел на меня. – Ты стесняешься себя, своих желаний? – догадался он, а я покраснела.

Он приятно негромко засмеялся, легко подошёл к очень красивому банкетному столику, на котором стояло шампанское в ведёрке со льдом, открыл бутылку, налил вино в бокалы:

– За невероятные совпадения! – глаза его искрились, губы улыбались, и я поняла, что мысленно он уже раздевает меня.

Его губы отчаянно притягивали мой взгляд, и я всё время на них смотрела, хотя понимала, что это глупо и этого делать не надо. Мне захотелось узнать их вкус, недоступный ранее. Всё оказалось гораздо проще, чем я думала. Герман потянулся ко мне, его руки легли мне на талию, и я инстинктивно прижалась к его лицу в поисках этих манящих, смеющихся губ. Это было очень вкусно, долго-долго и обжигающе, его желание постепенно передалось мне, медленно пробуждая воображение и чувственность, по моему телу прокатилась горячая волна, а сознание затуманилось.

– Ты необыкновенно красива, – произнёс он, целуя меня.

Больше он не говорил ничего. Я только успела отметить, что Герман очень хорошо знает, что делать, и мастерски выстраивает линию поведения. Ещё минута, и я была полностью в его власти и больше ничего не соображала. Ему нравилось расстёгивать каждую пуговичку на моей блузке, обнажать моё тело, снимать с меня одежду, вытаскивать шпильки и заколки из моих волос, распускать их и снова целовать меня. Мне это тоже нравилось, доставляло давно забытое удовольствие, я стремительно уносилась в мир блаженства, мир грёз, мир невероятного, острого сексуального наслаждения, которое возникает только в редких случаях, когда природа каким-то непостижимым образом включается в игру полов, вызывая между мужчиной и женщиной необъяснимое притяжение.

Да и зачем нужны слова? Что он мог сказать? Что любит меня, что не может без меня жить? Это было бы просто смешно и фальшиво! Я бы сразу это почувствовала, а так создавалась иллюзия нежности и любви, какого-то магического действия. Я ощущала себя Золушкой наоборот, не той, которую ищет принц, как в детских сказках, а другой, современной, которая сама ищет принца, находит его, но не может расколдовать. Очарование ночи рассеялось утром. Проснулась я в одиночестве и, вспомнив всё, с тревогой поехала на работу.

* * *

Наш визит к Игорю не прошёл даром, все вкалывали в ускоренном режиме. Герман Алексеевич немедленно обратился в ЦБ с требованием дать опровержение инсайдерской информации, распространяемой недобросовестными финансовыми организациями, а также в правоохранительные органы с просьбой о возбуждении дела против банка-конкурента за клевету.

Наша служба безопасности отработала по своим каналам и вместе с пресс-секретарём отправила подробные разъяснения в СМИ. Все эти действия возымели результат, падение акций было приостановлено. А через пять дней начался рост наших активов. Но самое главное, что ещё через три дня Игорь принёс нам свои деньги назад. Вот это было самой лучшей рекламой! Я уверена, что без совета с опытными финансистами он бы этого не сделал. Значит, наша репутация на рынке восстановилась.

Правда, до хорошего было ещё очень далеко. Вытаскивая банк из ямы, мы залезли в долги, и соотношение активов-пассивов было не в нашу пользу. Необходимо было срочно принимать меры. И, желательно, нестандартные, чтобы привлечь к нам клиентов.

Звонок телефона оторвал меня от работы – это была Инна.

– Юля, привет! Что происходит? Кенгуру!

Это означало, что Инна перестала меня понимать и чем-то очень недовольна, в её голосе слышались обида и недоумение. Я почувствовала угрызения совести, всё-таки я не права.

– Мы же договорились: никогда не отключать телефонов, а я не могу до тебя дозвониться несколько дней, и ночевать ты не приезжаешь, что я должна думать?

– Инусь, не переживай, всё хорошо. Просто я очень занята, – к сожалению, я пока была не готова всё объяснить ей.

Не могла же я сказать, что мы с Германом сошли с ума и он просто не отпускает меня. У меня возникало впечатление, что за мной следят, и когда я собиралась с работы, его водитель вырастал передо мной, как немая тень Алладина. Он забирал меня, и мы снова летели по ночным дорогам через пробки и слякоть, пока, наконец, не оказывались в укромном месте. Обычно Герман заказывал ужин в номер, он всегда терпеливо спрашивал, чего мне хочется, я отвечала:

– Чего-нибудь необыкновенного, неиспробованного, чего нет в меню, – и смотрела на него загадочным, затуманенным взглядом.

Он подхватывал мою игру и уточнял:

– Заманчиво, а можно поконкретней?

– Да, конечно! Любви: на первое, поострее, чтоб обжигала, как перец чили, на второе тоже любви, только погорячее, чтоб согревала, как коньяк, а на десерт любви сладкой, но не приторной, со всякими мармеладными изысками.

Он смеялся:

– Для такой худышки у тебя очень хороший аппетит, а ты не боишься, что всё не осилишь? – говорил он своими бархатистыми тонами, вызывающими лёгкий трепет. Но я не боялась.

– Ты же мне поможешь? – спрашивала я, заглядывая ему в глаза и замирая в ожидании.

И ещё он всегда просил принести шампанского, потому что заметил, что от шампанского я теряю голову, в меня вселяется лёгкий кураж, и всё становится нипочём. Я глотала вино, заедая фруктами, и становилась другой девушкой, совершенно раскованной, и Герман тонко замечал эту перемену.

– Когда я тебя увидел в первый раз, мне показалась, что ты очень колючая, как кактус. Я не ошибся? Мне даже страшно было к тебе подойти! – и он делал испуганное лицо.

Но тут, уже смеялась я, причём по-настоящему, с удовольствием.

– Чего ты боялся? Ха-ха-ха! Повтори, пожалуйста! Уколоться? Это что, новый анекдот? Громов боится подойти к девушке? Ты когда это придумал? Надо же, какой пугливый, наверное, тебе пора пить лекарство от страха! – говорила я, широко округляя глаза.

Мы смеялись, пили вино и целовались, я очень любила вкус его губ. Потом я уходила в ванну, включала очень горячую воду и становилась под гудящие струи воды, мне нравилось смывать с себя прошедший день. Через некоторое время приходил он и присоединялся ко мне, и мы вместе избавлялись от тревог, суеты и глупости пролетевших суток. Я закутывалась в огромную махровую простыню, а Герман просто растирал своё крепкое тело банным полотенцем, и через несколько минут мы оказывались в постели. А потом каждую ночь всё повторялась, как в первую…

В наших отношениях появилась какая-то неуловимая лёгкость, мы много шутили, разговаривали, мне было очень хорошо с ним. Моя первоначальная скованность исчезла, появилась внутренняя уверенность в том, что я сделала правильно свой выбор. Я потихоньку наблюдала за главным человеком в моей жизни и научилась понимать его мимику и жесты, угадывать его настроение, но, к моему ужасу, он был невероятно закрытым.

Я чувствовала, что очень нравлюсь Герману, но также понимала природу влечения: мы великолепно совпадали по темпераменту, диапазону преемственности, границ допустимого в интимных вопросах, но он всегда был очень сдержан в общении. Герман выстраивал стену в отношениях за пределами спальни, и туда вход мне был запрещён. Это было обидно, но он же ничего не обещал? И потом, я же сама на это согласилась.

Иногда мне казалось, что я лечу с огромной высоты, с обрыва, но по пути зависаю и в страхе болтаюсь в воздухе. В моём сознании всё слилось: ночи и дни, дни и ночи, всё смешалось, перепуталось, и я уже не могла отличить, что было вчера, сегодня, позавчера… Но, самое главное, чувство эйфории, полёта не покидало меня, и я впервые в жизни была по-настоящему счастлива.

– Ты шутишь?! – конечно, Инна мне не поверила. – Тебе действительно нечего мне рассказать? – настаивала она.

– Конечно, есть. Давай на днях встретимся и всё обсудим, – предложила я.

Я очень хорошо понимала, что как бы я ни пыталась себя оправдать, я ничем не отличаюсь от Мелани, просто превратилась в Мелани № 2. Поэтому и прячусь от Инессы.

Меня иногда заботила мысль о его семье, я знала только, что жена и дети проживают в Англии. Однажды он сказал мне, что их отношения с супругой перешли в стадию гостевого брака. Я спросила:

– Это как?

Но он странно посмотрел на меня и не ответил.

Но самое страшное, что я отчётливо видела, почему я не могла ему ничего противопоставить: я очень сильно его любила, меня тянуло к нему, и я ждала каждой нашей встречи. Так что, если быть честной, хотя бы с самой собой, дело не в нём, дело во мне.

* * *

Генерала звали Волчанский Олег Анатольевич, и надо сказать, его внешность и поведение невероятно точно совпали с фамилией. Был он сухощавый, подвижный, с близко посаженными тёмными глазами, и даже цвет волос отдавал серым серебром. Генерал никого не любил и никого никогда не хвалил, говорил очень резким отрывистым голосом, и за глаза все в отделении звали его Волчара. Уже одно это имя наводило ужас на подчинённых, потому что все знали о его беспощадном характере. Был он теоретически непотопляем, потому что много лет служил в охране высокопоставленного члена правительства, можно сказать, работал его тенью, и теперь старые связи очень помогали ему.

Так случилось, что сейчас я стал тенью Волчанского: последние несколько лет мне пришлось выполнять самые сложные, самые отвратительные его поручения, а что я мог сделать? Приказы надо выполнять!

Но однажды фортуна повернулась ко мне, извините, задом. И теперь мне предстояла очная встреча с ним. Он специально пригласил меня в свой кабинет, что означало высшую степень неудовольствия. Мне пришлось одеться в полную офицерскую форму, собрать волю в кулак и в назначенное время прибыть в управление.

Я поднялся на третий этаж, по сочувственным взглядам сослуживцев понял, что многие уже знают: я впал в немилость. В приёмной адъютант поприветствовал меня кивком головы и сухо сказал:

– Ждите, генерал занят.

Я присел на стул, достал телефон и отключил его. Главный терпеть не мог, когда у него на приёме раздавалась телефонная трель, это его ужасно злило. Необходимо было хоть так себя обезопасить! Хотя по сравнению с тем, что я натворил, это такая мелочь… Примерно через час адъютант поднял трубку внутренней связи, посмотрел на меня и сказал:

– Зайченко Леонид Иванович, Вас ждут, пройдите!

Я знал, что лейтенант был любопытным, ему нравилось подслушивать разговоры в кабинете у генерала и владеть всеми новостями, поэтому строго посмотрел на него:

– Только попробуй! – мой взгляд был жёстче штыка. – Пожалеешь, что родился!

Улыбка слетела с его и лица, и он пробормотал что-то невнятное. Я ещё раз зло сверкнул глазами и прошёл в кабинет.

Волчанский сидел за столом. Невысокий худой человек в большом кресле. Он даже не пошевелился, только его глаза встретились с моими. Я прошёл два шага вперёд и замер. Генерал молчал, а мне тем более нельзя разговаривать, он же старший по званию. Мне это не нравилось, лучше б ругался матом, тогда я хотя бы знал, что у него на уме…

Но вдруг его прорвало!

– Лёня! Ты хоть понимаешь, что натворил? Загубил всё, на что я потратил пять лет! Я добывал эти контракты, договаривался с нужными людьми в правительстве, чтобы они нам достались, а ты? (Дальше последовала нецензурная брань!) Я молчал. Так продолжалось минут пятнадцать, из них минут десять матом, но это был хороший признак, потому что это ещё не высшая степень неудовольствия, хуже, когда он говорит тихо, совсем тихо, спокойно и грамотно, вот тогда точно, тебе уже не выжить. Никак! Он остановился, зло скривился:

– Что ты предлагаешь, что делать будем?

Я выдохнул:

– Сейчас разрабатываю новый вариант с банком Громова, думаю внедрить туда своего человека для начала. Уже получилось выполнить некоторые начальные ходы, получить интересную информацию. Но у него очень хорошая служба защиты, поэтому необходимо действовать осторожно. Он очень педантичен, и охрана у него, пожалуй, одна из лучших в стране, многое будет зависеть от его позиции.

Это был крайний вариант для меня, всё-таки Герман был моим другом, но другого выхода я не видел, на кону стояла моя жизнь, а при хорошем стечении обстоятельств Герман мог сохранить и жизнь, и деньги! Но генерал знал всё.

– Это же твой друг детства? – язвительно спросил он.

– Да, мы выросли в одном дворе!