
Полная версия:
Кенгуру, или Я тебя не понимаю
Мы уже подъезжали. Мой хорошо обученный водитель снизил скорость на повороте, затем промелькнул пункт пропуска в наш дачный посёлок, и потянулись дома соседей и друзей. По сердцу разлились спокойствие и тепло. Так всегда бывает, когда узнаёшь знакомые места. И я снова порадовался, что мне удалось выбраться в свой загородный дом. В последнее время это случалось нечасто, а жаль.
Здесь было очень красиво, зелено, а главное, тихо. Просто какое-то завораживающее спокойствие. Мы не жили на даче постоянно, в основном приезжали летом, когда тепло, всё расцветает и с улицы вообще не хочется уходить, но я любил бывать тут и осенью, и зимой.
За порядком на участке и в строениях следила помощница, которая жила здесь круглый год со своим мужем, поэтому чистота и вкусный обед мне всегда были обеспечены.
Я поднялся в дом, где меня уже ждали. Татьяна Сергеевна хлопотала с ужином. Я попросил её сварить борщ, надоела ресторанная еда, захотелось чего-то домашнего, настоящего, острого и горячего, чтобы сразу согревало. Зная мои пристрастия, домработница старалась мне угодить, и это ей удалось.
Отужинав, я прошёл в свой кабинет и, водрузившись в любимое кресло, укутавшись в плед и прихлебывая чай, приступил к увлекательному занятию – изучению своей биографии в Википедии. Я и не подозревал, что это так интересно. Мы как-то собрались с друзьями, разговорились, и выяснилось, что несколько моих коллег были недовольны тем, как их там пропечатали, если можно так выразиться.
Итак, Герман Алексеевич Громов, в настоящее время занимает пост президента финансовой корпорации Интерфинанс, одноименный банк которой входит в двадцатку крупнейших банков страны. Пока всё правильно. Родился… Год, число и месяц совпадают… Понятно, в Москве, отец – полковник ФСБ в отставке, мать – преподаватель английского. Тоже верно, повезло с родителями, благодаря маме с детства владею языком, что очень важно в моей профессии, а папа научил выдержке, аккуратности, умению добиваться цели и познакомил с нужными людьми. Я немного погрузился в детство и вспомнил его сладкий вкус.
Так, что ещё нового узнаю о себе? С детства был примерным учеником, побеждал на олимпиадах и очень рано выбрал профессию. Я скривился, как будто лимон проглотил. Полная лажа! Никаким примерным я не был, такой же, как все дети, вон с Ленькой Зайченко дрался во дворе как ненормальный – за лидерство и за девчонок. Ему почему-то всегда нравились те, которых выбирал я. Но выбирал-то я их для себя, а он вечно «влазил»…
И учился хорошо потому, что мама в этой же школе работала, и в олимпиадах побеждал по той же причине. Мама даже хотела за меня переписать сочинение на выпускном экзамене, чтоб точно на медаль. Но я воспротивился, был скандал, медаль не получил, о чём нисколько не жалею!
А профессию выбрал случайно, в тринадцать лет прочитал книгу про финансы и ставки, сразу захотел поиграть на бирже, только в то время их у нас не было. Зато теперь есть, а вот играть что-то расхотелось.
Так, что же дальше? После школы поступил в МГУ, защитил диплом. Было дело, и даже год правильный. Хотя папа был против универа, хотел, чтобы по его линии пошёл, но я не смог, не моё. А батя сильно на меня наезжал, я, по его понятиям, предал семейные идеалы…
Защитил диссертацию в Беркли, США, Калифорния. Ты смотри, и это знают! Год напутали, а тема правильная, старался. Повезло мне с Беркли! Это было странное время – ожидание каких-то нереальных событий. В то время попасть в Беркли – всё равно что попасть на крейсер Аврора в ночь перед штурмом Зимнего в семнадцатом году! Самый либеральный город Америки, наполнен студентами, авантюристами и представителями однополых меньшинств. Такой разнокалиберный калейдоскоп, и всё это имеет право на жизнь и право на выражение своих принципов, а тем более на их защиту! Демократия, больше похожая на анархию, этакая плохо поддающаяся анализу волна вольности.
Вначале меня закружило, опьянило и понесло, но потом, когда сторонники разных воззрений после долгих дебатов на моих глазах набили друг другу морды и всё остальное, я, конечно, поостыл. Спасибо, гражданская война у нас уже была, ничем хорошим не закончилась. К либералам всех мастей я с тех пор стал относиться с большой осторожностью, да и опыт приобрел серьёзный, потому и в политику не полез, хотя сватали, и очень настойчиво.
И с Яблонским знакомили, и программу партии помогал ему готовить, и даже самому во власть тогда захотелось. Но не зря же стажировался в Беркли. Американцы говорят: надо заниматься тем, что у тебя лучше всего получается.
Стоп! А ну-ка минуточку, и тут про «Апельсин»! И мои политические метания прописали, ничего не скроешь. А с другой стороны, ну было же? Пусть пишут, хотя опять всё наврали. Образование у меня экономическое, финансист по специальности, вот финансами и занялся. Всё-таки этот либерально-студенческий городок подпитал меня демократическими ценностями, и под их влиянием диссертацию написал о необходимости для нашей финансовой системы интегрироваться в мировую. Сейчас это неактуально, мы уже переинтегрировались, а вот в годы застоя это были революционные идеи.
О! Тут и пишут, что мои работы вошли в учебники студентов экономических вузов! Надо же, сколько нового про себя узнаёшь!
Так, вроде больше ничего интересного. Женат, жена – дочь известного в СССР политического деятеля. Двое детей. Хоть это правда. Хорошо, что не десять, да ещё от неведомых особ, как приписывают одному известному демократу.
Ощущение от прочитанного осталось неоднозначное. Вроде и не правда, и не ложь, вот всегда у нас так. Я задумался.
Судя по Википедии, получалось, что и жену я выбрал из меркантильных соображений, из-за величия её отца. Но это не так. Я любил Алину и долго её добивался. Кроме меня, за ней ухаживал Лёнька Зайченко, или Заяц, как его звали в школе. Потом были бурные годы молодости, со всплесками эмоций, любовью, страстью, ревностью, ссорами и примирениями. Всё было, а расчёта не было.
А вот сейчас никак – ни мира, ни войны. Остыли мы как-то, перегорели. Алинка не может мне простить того, что ушёл из политики. Денег ей хватает, а вот тщеславие осталось неудовлетворённым: ей бы очень хотелось видеть меня в правительстве или Государственной думе. Но тут я повёл себя очень жёстко и закрыл этот вопрос навсегда. Алина обиделась и замкнулась.
Я раздумывал, что мне теперь с этим делать. Полного развала отношений не хотелось… Но что-то новое придумать мне не дали, размышления прервал сотовый. Не очень хотелось отвечать, но звонил тот самый Зайченко, лёгок на помине, сто лет жить будет.
– Привет, – отозвался я, – говори, что стряслось.
– Да вот мимо проезжал, хочу заехать повидаться. Ты дома?
– Дома, жду, – пригласил я друга, но его звонок немного меня озадачил.
Леонид жил в Москве, и за городом ему делать было нечего, тем более проезжать мимо. И, другое, гораздо более серьёзное: как он узнал, что я именно здесь? Ещё утром я сам не был уверен, попаду ли на дачу или останусь ночевать в городской квартире, в течение дня ни с кем это не обсуждал.
Странно, вывод напрашивался только один: неужели он следил за мной? Флер дружбы мешал мне принять эту правду, но другого внятного объяснения я не находил. Лёнька, Лёнька, столько лет вместе!
Сегодня просто вечер воспоминаний. Мы жили в одном дворе, а учились в разных школах. Как ни странно, но наша дружба началась с ссоры, я уже не могу вспомнить из-за чего, но помню, что завязалась драка, прямо на улице, и мальчишки постарше нас растащили, потом мы месяца два не разговаривали.
Но в моем детстве все события происходили во дворе, других мест общения не было, а погонять мяч или поиграть в «войнушку» очень хотелось, волей-неволей пришлось заговорить, правда, иногда чёрная кошка пробегала между нами, и тогда мы дрались.
Оба были резкие, упрямые и отчаянные, один никогда не уступит другому. Потом подросли и очень сблизились, тем более, что вместе стали ходить в секцию бокса. Мы никогда не говорили об этом, но каждый знал: один не сдаст другого. Мы с ним были ядром нашего двора, да можно сказать, и улицы, другие пацаны чувствовали нашу силу и трогать нас побаивались. Потом вокруг нас стали образовываться группы, появились девчонки и первые отношения. Повзрослев, понял, что мы просто были два лидера в одной компании, и ни у кого стать первым не получалось.
Окончив школу, Лёнька пошёл в военное, я в университет, но дружба, а главное, чувство локтя осталось. Сейчас Леонид Иванович Зайченко занимает очень высокий пост в одной престижной спецслужбе. Иногда я думаю: надо же, коллизия жизни: Лёня работает начальником именно того управления, которое занимается экономическими преступлениями, то есть ловит представителей моей профессии, нечистых на руку.
Наши доверительные отношения испортились только один раз, когда мы оба влюбились в одну девушку. Но это было давно, Алина выбрала меня, и Заяц долго не приходил к нам, потому что очень переживал. А потом он женился, появились дети, и всё наладилось, мы стали дружить семьями.
Леонид уже подъехал, и я вышел на крыльцо его встречать. Жёсткое рукопожатие убедительно подтвердило, что Зайченко не теряет форму и физической силой обладает значительной. Мы давно не виделись, и я как-то по-новому посмотрел на друга: крепкий, плотный, коротко стриженный, с цепким взглядом и приплюснутым носом боксёра, он был очень энергичным и сразу производил впечатление сурового, способного решить любую проблему мужика. Казался выходцем из народа, таких лиц, широкоскулых, с коротким широким носом, очень много на улицах любого города, при этом был очень умён, хитёр и занимал нешуточную должность. «Да, – подумал я про себя, – не прост ты, Лёня, ох, не прост».
Мы прошли в мой кабинет и как старые друзья обнялись. Я знал, что именно он пьёт, поэтому коньяк и лёгкие закуски нас уже ждали. Леонид Зайченко, мой старинный друг, в свою очередь, придирчиво оглядел меня и с какой-то небольшой ревностью заявил:
– А, ты всё такой же, красавчик, плейбой, и возраст тебя не берёт, и вес не прибавляешь. Что делаешь? Неужто пластикой увлёкся? Только, честно скажи, ботокс уже колол? На спорт времени хватает? – начал он допрашивать меня.
Между нами всегда было такое небольшое соперничество, он ревностно относился к моей внешности и успеху у женщин. Конечно, я всегда придавал значение внешнему виду. Это же визитная карточка для любого человека, но Лёнька явно преувеличивал мои старания, до ботокса и пластики дело ещё не дошло, хотя я знаю несколько политических деятелей, которые не брезговали подобными приёмами, а чего не сделаешь ради рейтинга?
Мы прошли в мой кабинет, расселись, а точнее, развалились в креслах, наполнили бокалы и выпили за встречу. Вначале разговор был ни о чём, обсуждали общие темы, но я понимал, что ему что-то от меня надо, зачем-то же он приехал, неужто соскучился?
– Слушай, Заяц, что ты темнишь? – спросил я после третьей рюмки.
Я специально назвал его детским прозвищем, чтобы позлить и чтобы он сказал немного больше, чем хотел бы. Несмотря на нашу дружбу, профессия накладывает отпечаток, с возрастом Леонид стал очень закрытым и осторожным человеком.
– Да ничего я не скрываю, Громушка, – подхватил он игру, назвав меня школьным позывным. Потом стал серьёзным.
– Ты себе не представляешь, что творится. Сейчас чистка пошла по банкам, уже не в месяц – в неделю по пять банков закрывают! Везде «дыры» в миллиарды, и всё выведено в офшоры.
– Это ты мне про банки рассказываешь? Наслышан, это моя работа. А что ж вы их, этих умельцев, не посадили? Посадки где? Если они всё растащили? – возмутился я.
Леонид посмотрел на меня изучающим взглядом, потом всё-таки решил быть откровенным.
– А кто мне разрешит? Над нами прокуроры, правительство, олигархи. Все эти Доры, Жоры и Лоры, которые кормятся с этих банков.
Так мы называли близких родственников людей, облечённых властью: Доры – дети ответственных работников, Жоры – жены ответственных работников, ну и любовницы их же.
Леонид скривился, его лицо приобрело даже не злое, а какое-то ожесточённое выражение. Он сосредоточился, и по его виду я понял, что не самые приятные мысли занимали моего друга.
Кабинет у меня был не маленький, достаточно просторный, и я настоял, чтобы в нем был камин, люблю, когда в доме пахнет хвоей и смолой, горящими дровами. Сейчас камин мирно потрескивал, создавая уют. Я встал, подошёл к нему, поворошил угли и добавил в огонь ещё несколько небольших поленьев. Ленька всё молчал, мне не хотелось ему мешать, я долил коньяка в рюмки, мы выпили.
– А ты слышал, чем дело Павловского закончилось? – спросил он.
Я кивнул. Это было очень нашумевшее расследование против одного «полуолигарха» – полусумасшедшего, который лично у меня вызывал отвращение своей беспринципностью и мерзким поведением.
– Вот-вот, – продолжал Леонид, – мало того, что всех дольщиков кинул, «бабло» с людей в пару миллиардов собрал, а строить ничего и не собирался, так ещё красивые макеты о сказочной жизни сделал, распиарил, народ поверил, заглотил живца и деньги ему в долевое участие отдал: как же, город будущего! – Лёнька возмущённо выдохнул, наколол вилкой кусочек слабосолёной семги и отправил в рот. – А тот стал пользоваться чужими деньгами, как своими собственными! Я сначала думал, что он с головой не дружит, что его аист, пока мамке нёс, раз пять уронил, но законы он знает чётко, – Леонид остановился, посмотрел на бокалы, я наполнил их снова.
– И то ведь правда, по нашему законодательству получается, что хочешь, то со средствами дольщиков и делай, нет такой организации в стране, которая бы их контролировала. Хочешь – строй, не хочешь – на бирже играй, в офшоры спускай, такое впечатление, что закон специально для Павловского и писали! Вот он и ведёт себя, как отморозок! Прямо в рожу мне хохочет, так и не зря ведь хохотал, выпустили прямо в зале суда! Истёк срок давности! Надоело всё, смертельно! Я уже больше не могу здесь! Так хочется уехать от всего этого кошмара.
Я удивлённо посмотрел на Зайца – раньше никогда от него таких разговоров не слышал.
– Подожди, а ты куда собрался? И как ты это собираешься сделать? – спросил я, подвигая к нему закуски.
Леня выбрал тарталетку с красной икрой, одним махом закинул в рот и проглотил.
– Не знаю ещё, знаю одно: ты должен мне помочь, – Леонид посмотрел на меня с пристрастием.
– Я? Как ты себе это представляешь? – такой поворот не очень меня устраивал.
Я знал, что есть у Лёхи авантюризм, но не настолько же. Я снова пристально взглянул на него. Теперь стало понятно, почему он приехал на дачу: ему надо поговорить со мной очень серьезно и конфиденциально, чтоб исключить прослушивание. Действительно, это было лучшее место для такого разговора. Выглядел он усталым.
– Лень, может, тебе надо просто отдохнуть? Работа напряжённая, нагрузки очень серьёзные, – предложил я.
– Отдохнуть надо, но потом, сначала одно дело надо обмозговать и провернуть. Ты знаешь, я долго думал и понял, что сделать это мы сможем только вдвоём, мне нужен надёжный банк, а тебе нужно мощное прикрытие, – он выжидающе посмотрел, глаза его сузились и как бы прощупывали меня.
Я припомнил, что у Леньки почему-то застопорилось очередное назначение, но он причин не называл. Я навёл справки, и выяснилось, что Леонид вёл одно очень запутанное дело с участием высокопоставленных сановников, у него даже были неопровержимые улики.
Он наехал на одного крутого фигуранта, да не рассчитал силы, тот оказался позабористей, имел своих людей в правительстве, вот Лёньку и щёлкнули по носу. Обидно, конечно, вроде за правду мужик пострадал. Но эта игра с очень высокими ставками, поэтому просчитывать здесь надо сто раз и очень тщательно. Леонид это прекрасно понимал, мужик он был толковый, а вот всё равно обидно.
В кабинете было тепло и уютно, кресла были мягкие, приглушённый свет торшера и потрескивание дров в камине действовали умиротворяющее, коньяк начал размягчать наши головы и мысли, и мы немного раскисли.
– Гера, нам надо валить отсюда, я уже давно понял. Допустим, сейчас у тебя всё прекрасно, ты Президент «Интерфинанс», а вдруг твой банк кому-нибудь понравится, кто посильнее тебя? Можешь поверить мне, найдут сто вариантов честного отъёма собственности у населения. И всё! Хорошо, если голову унесёшь и ноги, а ведь и пострадать можно.
Я удивлённо посмотрел на Зайца: надо же, он сказал то, о чём я только что подумал. Сидел он, развалившись в кресле, и огромное кресло было ему маловато.
«Да… заматерел», – подумал я, и не только про фигуру. Честно сказать, мне совершенно не понравились слова Леонида. Но то, что они сделали с огромным и мощным банком «УГРА», просто не укладывается в сознании и вообще не должно происходить в правовом государстве. У банка лишь на основании совершенно непонятных, надуманных претензий в течение нескольких часов отозвали лицензию и ввели внешнее управление, отстранив прежнее руководство. Поэтому я задумался.
– Помнишь, я просил тебя об одном одолжении? – спросил Леонид приглушённым голосом, и в глазах его загорелся огонёк заговорщика.
Помнил ли я? Конечно, не забыл, месяца два-три назад Леонид уже приезжал ко мне и просил помочь ему перевести в офшоры значительные суммы, я пытался объяснить ему, что это просьба плохо пахнет и на грани нарушения законодательства, но он ничего не хотел слышать, заявив, что все вопросы с законом берёт на себя. Я уже раздумывал, как отказать ему, чтобы не обидеть, но он затих и больше к этому вопросу не возвращался, и вот опять.
Я кивнул:
– Конечно, помню!
– Это хорошо, так вот, задача усложняется, работать придётся примерно по такой схеме, допустим, у нас есть банк А, банк В и банк С. И есть три фирмы: № 1, № 2, и № 3. Предположим, фирма № 1 берёт в банке А кредит, покупает финансовые активы и переводит их в управление банку С, и он управляет за неплохие деньги. Потом, по поручению фирмы-собственника, по хорошей стоимости продаёт их банку В. В это время фирма № 1 перепродаёт права на ценные бумаги фирме № 2, а та через некоторое время перепродаёт № 3! И всё, для фирмы № 1 финита ля комедия, она или растворяется и исчезает, или её банкротят, это уже не важно, отработанный элемент. Теперь этими активами владеет фирма № 3, поэтому фирма № 2 тоже уже не нужна. А вот фирма № 3 поручает банку перевести активы на указанные нами счета. Конечно, детали могут уточняться. Ну как тебе?
Я смотрел на Леонида во все глаза. То, что он предлагал, было совершенно неожиданно для меня, это не могло мне даже присниться: человек, облечённый властью обязанностью ловить преступников, предлагает мне мошенническую схему, не самую толковую, которая у профессионалов могла вызывать много вопросов. Но теперь уж надо договорить до конца, по натуре я педант и привык всё доводить до логического завершения.
– Подожди, ты хочешь сказать, что собираешься вывести за рубеж заёмные средства и деньги вкладчиков, если заёмных не хватит? – уточнил я суть происходящего у моего друга.
Тот с улыбкой уставился на меня:
– Ну как тебе сказать: по правде или как есть? А что тебя пугает?
– То есть вы заранее знаете, что деньги никто отдавать не собирается?!
– Предположим, что да! – его тон был невозмутим, а вот мне стало не по себе и совершенно не хотелось в этом участвовать.
– Гера, но это же не бесплатно, никто же просто так рисковать не будет, каждый получит свою долю: и за выданные деньги, и за переводы, и за участие, и потом, главное, мы гарантируем прикрытие, – пояснил Леонид, запивая сказанное коньяком.
– Лёня, неужели ты не понимаешь, что это добром не кончится? Ты предлагаешь разорить множество честных людей, которые по глупости или под твоим нажимом, что вероятнее всего, доверят подставным фирмам свои деньги, которые через очень короткое время просто испарятся, растают как снег весной! – я начал заводиться, и голос мой звучал чуть громче обычного.
Леонид тоже стал нервничать, выпитый коньяк уже подействовал, речь его стала более резкой, а щеки покраснели.
– Герман, ты меня удивляешь! Ты не чувствуешь опасности? У нас с тобой не самые простые должности, и многие бы хотели нас «схавать», как говорят мультяшные герои. В этом случае выход только один: всё перевести в офшоры и улететь в тёплые края! – Журавли ле-е-тя-я-т в Китай, – самозабвенно прикрыв глаза, пропел он пьяным голосом строчку из популярной песни.
– Только ты не уле-е-тай, – передразнил я друга. – А какую сумму ты хочешь? – спросил я.
Леонид написал, не произнося вслух. Я присвистнул: это было запредельно много.
– Ничего себе! Ты хочешь вынести весь мой банк? – пришлось мне усмехнуться.
– Послушай, Герман, нам нужно постараться всего один лишь раз, и всё! Свобода!
– Ты что? Не понимаешь, как я рискую? Я финансист и зарабатываю на финансах. Мы работаем на гране фола, на самой гране разрешённого законом, но его я переступать не буду! – возразил я.
– Ты меня поражаешь, честное слово, как благородная барышня, дам – не дам, без любви! Я вообще не понимаю тебя! Что тебя заботит? Моральная сторона дела? Ах, какой честный парень, какой блюститель чистоты! Ну, и что ты с такими принципами в бизнес полез?! Да ещё в финансы! – заявил он, пьяно улыбаясь.
Я давно заметил эту его особенность: когда, принятый на грудь, винный градус уже зашкаливал, лицо Леонида расплывалось, делалось ещё шире, глаза немного добрели, их умный блеск затягивался хмельным туманом, а улыбка разъезжалась от уха до уха.
Но мне стало не смешно, я вдруг ясно осознал, что мы перешли ту черту, где кончаются шутки и начинаются никому не нужные пьяные базары. Его тупая упёртость начинала меня злить.
– Что происходит? – подумал я, и ненароком мелькнувшая мысль была острой, как скальпель, а затылок свела сильная боль. – Да это же классическая сцена агрессивного наезда спецслужб на банк с целью подчинения и перехвата финансовых потоков, вот и верь после этого в дружбу!
Я не выдержал:
– Заяц, прекращай этот бред, ты сам прекрасно понимаешь всю авантюрность и опасность твоих прожектов! Я в этом участвовать не буду!
Леонид не сразу воспринял мои слова, улыбка медленно слезала с его добродушного, расслабленного коньяком лица:
– А ты не гонишь коней, не торопишься? – злость мешала ему, поэтому он плохо себя контролировал.
– А не боишься, что завтра на твой банк наедут и ты сам все отдашь, только даром?
Мы оба с яростью уставились друг на друга.
– Леонид Иванович, алкоголь мешает Вам здраво мыслить, поэтому следите за фигурой речи, в таком тоне продолжать разговор я не буду! И потом, что это за шантаж? – я сдерживал себя изо всех сил.
– Ладно, ещё посмотрим, ещё сам ко мне прибежишь! – изрыгнул мой друг новую угрозу, махнул рукой, с большим трудом поднял свое грузное тело с кресла и, тяжело ступая, вышел из комнаты. Провожать его у меня желания не было.
– Пусть протрезвеет, – подумал я, – потом разберемся.
По опыту я знал, что в таких ситуациях его иногда заносит и он может натворить много чего интересного, о чём потом чаще всего жалеет. Подождём до завтра.
* * *Как мне не хотелось! Но утро всё равно наступило. Проснуться было невозможно, телефон молчал, и это было самое странное.
– Я ж отключил его сам, – догадался я и открыл глаза. Включённый сотовый бренчал без перерыва, я вдруг понадобился всем сразу: коллегам по работе, маме, детям, супруге и, конечно, шесть раз звонил Заяц! Вот точно бульдозер. Рингтон снова вывел меня из терпения, я уже начинал злиться. Это был Зайченко:
– Ты помнишь, о чём мы вчера говорили?
Ни свет, ни заря, ни здравствуй, ни прощай, начал он.
– Затрудняюсь сказать, что именно тебя волнует? Ты вчера такую пургу нёс, что сам царь Соломон не поймёт, чего ты хочешь! – рявкнул я.
– Ты что, Гера, не доспал? Я спрашиваю про серьёзные вещи! – голос его, как ни странно, был очень весёлый и абсолютно трезвый, это настораживало.
– Да пошёл ты! – разозлился я, но он меня перебил:
– Не лезь в бутылку! Я догадываюсь, что ты ещё спишь, так включи телевизор – проснёшься!
Чертыхаясь, матерясь и понимая, что утро безнадёжно испорчено, я включил телевизор. Услышанное произвело эффект ледяного душа.
Диктор одного из ведущих каналов без эмоций сообщал, что ЦБ в ближайшее время возьмёт под контроль и, возможно, отзовет лицензию у десяти банков, в их числе был и мой. Так вот почему он приехал именно вчера! Зайченко уже всё знал, я вспомнил его прозрачные намёки и реальную угрозу, горькая обида захлестнула меня! Ничего себе друг! Я стал понимать, что другого шанса втянуть меня в эту авантюру у Леонида, пожалуй, не было. Но как рассчитал всё, подлец! Точно, бульдозер.
И ещё я понял, что Леониду Ивановичу позарез нужны деньги, какие-то астрономические, потому что приличные, внятные суммы он мог бы взять у меня взаймы, как уже делал не раз. Да, и человек он был не бедный, а не сорил деньгами потому, что осторожничал, всё-таки не в простой организации работает. А вот зачем они ему нужны, пока не знал, в его легенду – якобы отъезд – я не поверил.