скачать книгу бесплатно
– А всю и не надо. Ты отпуск поживи. Успокоишься, авось все и переменится.
Наташкины слова произвели впечатление, я потянулась к телефону с намерением звонить в Одессу.
От страхов я избавилась, как только села в поезд. Путешествия всегда меня увлекают. Попутчики попались веселые, и вопрос, хотели меня убить или нет, занимал меня недолго.
Через три недели я возвращалась домой загорелой дочерна и настроенной весьма оптимистично. Отдых явно пошел мне на пользу. Валентина Васильевна, или попросту Валька, моя институтская подруга, в очередной раз попыталась выдать меня замуж. Попытка с треском провалилась из-за моего свинского характера (Валька попросту забыла, что родилась я в год Свиньи). Так вот, хоть она и провалилась, но след в душе оставила: я чувствовала себя счастливой, юной и невероятно привлекательной, как будто только что победила на всемирном конкурсе красоты.
С вокзала я добиралась на такси. Жара стояла страшная, на пять делений термометра выше, чем в Одессе. Но даже это настроения не портило.
Я вошла в квартиру, бросила чемодан и отправилась на кухню: открыть балкон и разморозить холодильник. Перед отъездом сделать это я не удосужилась и теперь боялась в него заглянуть. Распахнув балконную дверь, я потянулась к холодильнику, да так и замерла, открыв рот. Обычно в нем, как говорится, ничего, кроме дохлой мыши, а сейчас… Кто-то основательно его загрузил.
Я достала банку красной икры (черная, кстати, тоже была), вскрыла, взяла ложку и, не торопясь, всю съела, присев на полу и размышляя. Первое, что пришло в голову: вернулся мой бывший муж. Но как-то эта мысль мне не показалась. Во-первых, с чего бы ему вот так вернуться, а во-вторых, опустошить холодильник он, конечно, способен, но заполнить первоклассным продуктом нет и еще раз нет.
Может, кто-то временно жил в моей квартире и в знак признательности оставил все это? Ключи были у Наташки, но она сама, при всей своей душевной щедрости, на такое не годилась.
Ну и что я должна думать? Кто-то перепутал мой холодильник со своим? Мне захотелось съесть банку черной икры, но, поразмышляв, я отказалась от этой мысли: если все это не дурацкий розыгрыш, то удовольствие лучше продлить.
Я зашвырнула банку в мусорное ведро, а ложку в мойку и пошла в комнату. На журнальном столе, в хрустальной чешской вазе величиной с ведро (подарок свекрови к дню моего рождения), стоял огромный букет роз. Я подошла и сосчитала цветочки: двадцать пять штук. Выглядели они свежо и нарядно. Я огляделась: нет ли иных перемен? На первый взгляд все как обычно.
Кто ж этот неведомый благодетель? Кому Наташка ключи доверила? Гадать я не люблю, потому подошла к телефону и ей позвонила.
– У кого это от жары припадок щедрости? – поинтересовалась я, как только смогла ответить на первые двадцать вопросов.
– Ты что имеешь в виду? – насторожилась Наташка, слово «щедрость» неизменно ее тревожит.
– Двадцать пять роз и целый холодильник жратвы.
– Заливаешь…
– Заливают за ворот, а я пятый день трезвая. Кому ключи давала?
– Никому. Хоть за язык повесь…
– О господи, зачем? Только не пугай меня, а? Если ты ключи не давала, кто ж тогда по моей квартире бродил?
– Может, Андрюшка? – Андрюшка – это бывший.
– Умнее ничего придумать не могла? Двадцать пять роз переведи на бутылки. Да его удар хватит…
– Может, он изменился…
– Может. В жизни бывают вещи и вовсе невероятные. Вот один мужик с девятого этажа упал и не разбился.
– Остри на здоровье, только я вчера у тебя была, цветочки поливала, и ничего в твоей квартире такого особенного не усмотрела. И ключи никому не давала. К цветочкам претензии есть?
– Нет.
– Тогда не обессудь.
– Ладно, приезжай в гости. Как-то я все это съесть должна?
– Вечером приеду, а сейчас мне некогда.
Я повесила трубку и задумалась. Не верить Наташке причин не было, однако мысль о том, что кто-то неведомый бродил по моей квартире, вселяла тревогу. Мой дом – моя крепость. Вот тебе и высокие стены…
Тут телефон зазвонил, эта была Наташка.
– Слушай, ты золото с собой брала? Кольца, сережки?
– Нет. Зачем они на юге?
– Так проверь, а то, может, розочки оставили, а все вчистую выгребли. Видак цел? Их в первую очередь тащут… если взять нечего. Он легкий и вынести без проблем…
– Чего ты городишь? – изумилась я.
– Цел?
– Цел.
– Слава богу… А золото проверь…
Я пошла проверять. Открыла шкатулку и слабо икнула: сверху лежали деньги. Как любит выражаться Наташка, «не рубли, а деньги», то есть доллары. Я извлекла пачку и пересчитала: тысяча «зеленых». Заглянула в шкатулку: на мое золото не позарились. Я принялась разглядывать пол, похлопывая пачкой долларов по коленке. И начала кое-что понимать. То, о чем я думала, мне не нравилось.
После обеда зазвонил телефон. Так как никто, кроме Наташки, о моем возвращении еще не знал, из ванной, где я в тот момент пребывала, я выскакивать не торопилась, а подошла не спеша, когда он прозвонил уже раз пять. Однако Наташкин голос я не услышала, и никакой другой, кстати, тоже. На том конце провода интересно молчали, наслаждаясь моим заунывным: «Алло, я слушаю…»
Я повесила трубку и еще минут десять смотрела на телефон. Потом оделась, села в кресло и стала ждать.
Ждать пришлось недолго. Где-то через полчаса в дверь позвонили, я глубоко вздохнула, собираясь с силами, и пошла открывать.
Сначала я увидела верзилу. Когда такие типы возникают перед тобой, то глаз способен зафиксировать только их, а уж потом приходит черед всяким мелочам: стенам, окнам и гражданам обычного роста. Мне понадобилась минута, чтобы сообразить: на меня со счастливой улыбкой смотрит бывший пациент Стариков Юрий Петрович.
– Здравствуй, дочка, – сказал он. Я вздохнула и сделала шаг в сторону, пропуская их в свое жилище. Они вознамерились прошмыгнуть в комнату, при этом забыв разуться. Хотя в квартире и наблюдался стойкий пылевой покров, это показалось обидным, и я сказала:
– Тапочки вот здесь, возле вешалки.
Юрий Петрович несколько суетливо вернулся в прихожую, снял ботинки и облачился в тапочки бывшего мужа. Верзиле тапок не нашлось, он потопал в носках.
Я приглядывалась к ним. Больше, конечно, к Старикову. В верзиле рассматривать было нечего, а его ответный взгляд рождал в душе смятение. В общем, я смотрела на своего недавнего пациента. Выглядел он неплохо. Куда бы ни отправился он тогда на «Скорой помощи», а угодил к специалисту. Меня так и подмывало спросить, куда и к кому, но вряд ли они ответят.
Юрий Петрович устроился в кресле, вытянул ноги в тапочках и с улыбкой разглядывал меня, а я его. Дорогой костюм из легкой ткани, светлая рубашка, золотые часы, волосы подстрижены и аккуратно зачесаны назад, неприятный желтоватый оттенок исчез, седина отливала серебром, Юрий Петрович не лишен был некоторого щегольства. В целом выглядел респектабельно. Золотые часы навели меня на мысль, и я ее высказала:
– Ваши вещи, часы и перстень, в милиции…
Он как-то небрежно махнул рукой, целиком поглощенный созерцанием моей особы. Мне это надоело.
– Цветы и продукты ваша работа?
– Моя, – сказал он и улыбнулся шире.
– Я вам что, ключи от квартиры оставила?
– Не сердись, дочка, – запел он. – Хотел сюрприз сделать. Думал, приедешь, порадуешься…
– Я и порадовалась при мысли о том, что кто-то бродит по квартире в мое отсутствие.
– Прости старика, – убрав улыбку, попросил он. – Хотел как лучше, не сердись, очень прошу. Теперь на всем свете для меня нет человека дороже, чем ты, дочка…
– Вот что, Юрий Петрович, – начала я, но он меня перебил:
– Зови меня дядей Юрой…
– Никакой вы мне не дядя, и я вам не дочка. Это первое. Второе: вы мне ничем не обязаны. Я врач, мое дело лечить людей. Что я и делаю. За свою работу я получаю деньги, называется зарплата. За розы спасибо, а вот деньги заберите. – Я поднялась, достала доллары и положила на стол. – Продукты тоже. Правда, банку икры я съела, не буду врать, съела совершенно сознательно, а не по ошибке. Так что мы с вами квиты, и потому у меня убедительная просьба: появляться в моей квартире только по приглашению. Деньги за аккумулятор верну через месяц, а сейчас, извините, не могу – отпуск.
Юрий Петрович слушал, разглядывая свои руки, и заметно печалился.
– Не поняла ты, дочка, – вздохнул он. – Я, старый дурак, как-то все неправильно сделал… Не хотел я тебя обидеть, прости. И деньгами этими не за жизнь свою расплачивался. Я много чего повидал на свете и знаю: не все за деньги купишь. Потому и к тебе пришел, думал, если есть еще такие люди, значит, не зря мы землю топчем.
– Спасибо за лестное мнение, – нахмурилась я. – Но это ничего не меняет.
– Что-то я все-таки не так сделал, – покачал он головой. – Я ведь пока к кровати прикованный лежал, все думал – как поднимусь, к тебе поеду. И встреча наша не такой виделась. Прости, если что не так. – Он даже поклонился.
У меня стойкое отвращение к театральным эффектам, чувство такое, что тебя водят за нос. С другой стороны, он выглядел совершенно несчастным, а особого повода злиться у меня не было: в конце концов, икру я съела.
Подумав, я поднялась и сказала:
– Давайте пить чай.
– Ничего не надо, дочка, – забеспокоился Юрий Петрович, но я уже шагала в кухню.
Через десять минут мы пили чай. За это время доллары со стола перекочевали на полку. Я покачала головой, а Юрий Петрович засуетился:
– Что ты в самом деле, пусть лежат, вдруг понадобятся. Зарплата у тебя плохонькая, работа тяжелая. А мне куда деньги девать? Жены нет, детей не нажил, вот и мыкаюсь один на старости лет.
– Вам пятьдесят четыре года, и вы вовсе не старый, – одернула я, очень уж он увлекся. – Вполне можете жениться и даже детей завести. Вот мой сосед, к примеру, так и сделал и живет припеваючи.
Юрий Петрович с готовностью засмеялся. Понемногу разговор налаживался, а вот чай мои гости не жаловали. Юрий Петрович сделал пару глотков, а верзила как замер возле стены, привалясь к ней спиной, так по сию пору и стоял. Причем сразу и не решишь, то ли он стену, то ли она его поддерживает.
Я ему из вежливости налила чашку, но он ее как будто не заметил, стоял и пялился в угол комнаты. Из любопытства и я взглянула: угол как угол, даже паука там не было, но ему чем-то понравился. Мне что, пусть.
Мой новоявленный дядька пел соловьем, я начала томиться, и, чтобы ему немного испортить настроение, поинтересовалась:
– А почему он стоит? – Хотя, по моему мнению, он правильно делал – ни мой диван, ни тем более стул такую тушу не выдержат. Юрий Петрович запнулся на полуслове.
– Коля? – спросил неуверенно.
– Вот он, – ткнула я пальцем в верзилу. Коля все-таки от угла оторвался и посмотрел на меня. – Он глухонемым прикидывается?
– Нет-нет, – очень серьезно ответил Юрий Петрович.
– Я знаю, что он говорящий, – заверила я. – Просто меня раздражают люди, которые стоят столбом и что-то за моей спиной высматривают. Лучше бы чай пил.
– Я не люблю чай, – этим своим дурацким голосом заявил верзила и на меня уставился. Было это обременительно для моих нервов, уж лучше пусть бы в угол смотрел.
– Ты о Коле плохо не думай, – ласково запел Юрий Петрович. – Он парень золотой, мы с ним давненько друг дружку знаем, не один пуд соли вместе съели. Это он с виду сердитый, а душа добрая…
– Да я верю, – пришлось пожать мне плечами, хотя в истинности сказанного я питала сомнения.
Коля взгляд отвел и вновь сосредоточился на стене. Мне стало легче дышать. Чай остывал, и по всему выходило, что пора нам прощаться. Верзила от стены отлепился, а Юрий Петрович поднялся.
– Спасибо за чай, дочка, – сказал он, и оба в прихожую потопали. С радостно бьющимся сердцем я отправилась следом. Вспомнила про деньги, вернулась. Оба за это время успели обуться.
– Возьмите, – сказала я.
– Обижаешь, – покачал головой «дядя Юра».
– Я от вас деньги принять не могу, и обсуждать здесь нечего. За подарки спасибо. Желаю вам здоровья. Вид у вас цветущий, но поберечься все равно не мешает. Всего доброго.
Юрий Петрович вознамерился что-то сказать, но я уже дверь распахнула, и им ничего не оставалось, как выйти.
– До свидания, – сказали они дружно. Я слегка удивилась, что верзила открыл рот, улыбнулась, кивнула и хлопнула дверью.
– Свалились на мою голову, – посетовала я и занялась уборкой.
Вечером приехала Наташка; узнав о визите, обрадовалась.
– И чего ты дурака валяешь? – набросилась она на меня. – Хочется ему поиграть в доброго дядьку, ну и на здоровье. Деньги ей, видите ли, не нужны. Не нужны, неси мне. Приму с благодарностью. Я из-за этого сукина сына тоже натерпелась… Нашла когда проявлять честность и принципиальность. На честных воду возят.
– На дураках, – поправила я.
– А нынче что честный, что дурак – одно и то же. Дядька одинокий, ты ему вместо дочери, пусть раскошелится. Баксов небось полны карманы, коли тыщами швыряется.
– Деньги эти он не своим горбом заработал, – усмехнулась я. – Скорее всего украл.
– А кто не ворует? Я вот, к примеру, в больнице лекарства беру, бинт, вату. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кстати, ты тоже перчатки брала, на своей даче копаться. Брала?
– Ты, Наташка, дура совсем, – возмутилась я. – Сравнила…
– Не вижу принципиальной разницы. Воровство – оно всегда воровство… Чего-то мы не туда залезли… Старичок на благое дело потратиться хочет, не на водку и девок, а на молодое дарование.
– Ты точно дура, – кивнула я. – Во-первых, он не старичок, да и старички разные бывают, начнет с «дочки», а чем кончит, никому не ведомо. Нет уж, обойдусь без благодетелей. Хоть и не пожрешь икру ложкой, зато покой дорог.
– Да ну тебя, – отмахнулась Наташка. – В конце концов, он тебе действительно обязан. Повезло раз в жизни, спасла богатого человека, так чего ж от счастья рожу-то воротить?
– Слушай, может, ты его себе возьмешь? – не выдержала я.
– В отцы? Так я с радостью, но он мой вклад в общее дело принципиально не желает замечать. Ты у него спасительница.
Я покачала головой и стала пить чай.
