Собрание сочинений. Том 1. 1980–1987

– Благодарствуйте заранее! Мне, наверное, уже и корейку принесли. (Вспомним, что путь в комнату парткома пролегал через ресторанный Дубовый зал, так что до дымящейся корейки было рукой подать).

И все же тем, чей голос спас Ковригина от исключения из рядов КПСС, стал милый, смешной начинающий писатель, автор двух повестей, задержанных поздней советской цензурой, тот самый Полуяков, которого Ковригин не позвал за праздничный стол с той самой корейкой, не увидев в нем человека, в самом прямом смысле повлиявшего на его судьбу. Но Полуяков не обиделся: наверное, ироничный взгляд на мир, свойственный герою и его творцу, страхует личность от такой скверны, как обида…

Только подлинная любовь и подлинное творчество оказываются в сатире Полякова вне сферы сатирического смеха, направленного на отрицание. В повести «Демгородок» (1993) объектом злой политической сатиры становятся уже не литературные нравы, но политическая среда начала 90-х годов с весьма узнаваемыми персонажами. Однако и здесь любовная интрига играет важнейшую роль, правда, совсем другую, чем в «Козленке…».

С жанровой точки зрения повесть «Демгородок. Выдуманная история» – это антиутопия, описывающая один из возможных вариантов довольно близкого будущего, притом вариантов вполне реальных, как это представлялось тогда. Все демократические реформы в России привели к полному хаосу и завершились военным переворотом, во главе которого встал командир атомной субмарины «Золотая рыбка» капитан первого ранга, а впоследствии адмирал Рык. Будучи человеком твердых политических убеждений, адмирал Рык устанавливает военную диктатуру, однако при этом он обладает мягкой и даже чувствительной душой. Своих политических противников он не уничтожает, не депортирует, не гноит в тюрьме, а перевоспитывает, поселив в особые демгородки (демократические городки), которые представляют собой резервацию, а точнее садовые товарищества за колючей проволокой. Обитатели – политические фигуры демократической (ельцинской) эпохи, журналисты, лидеры распавшихся ныне партий, занимаются в Демгородке садоводством и огородничеством. Там обитают, к примеру, два президента (экс-ПРЕЗИДЕНТ и ЭКС-президент), которые продолжают вести между собой острые политические дискуссии, выращивая морковку и капусту. Однако по разведданным, у многих из них еще остались на западных счетах деньги, украденные у народа в период «демократической смуты». Для того, чтобы узнать номера возможных счетов, спецслужбами затевается сложнейшая операция под кодовым названием «Принцесса и свинопас», которая разворачивается на протяжении всей повести с невероятными историями двойных и тройных агентов, неожиданными детективными сюжетами, немыслимое переплетение которых и создает комический эффект пародирования триллера. Лена, дочь соратника одного из президентов, обитающая в Демгородке, оказывается не только в центре любовной интриги (она, «принцесса», влюбляется в «свинопаса», простого солдата, работающего на грузовике-ассенизаторе), притом поначалу эта любовь предстает как запретная связь, а потом обрастает все новыми и новыми конспирологическими подробностями: в какой-то момент уже трудно разобраться, кто на какую террористическую организацию, партию, политическую силу работает.

Но и здесь все же любовь побеждает – в этом комическом переплетении конспирологических сюжетов! В результате операции, где все обманывают всех, где до самого конца не ясно, кто есть кто, с какой стороны «Молодые львы демократии», а с какой – член общины «Юго-восточного храма», погибает «принцесса» – выпускница Кембриджа, а ныне дочь изолянта № 55 – так официально именуются обитатели Демгородка. Память о ней сохраняет только Мишка, солдат-ассенизатор, а на самом деле законспирированный агент спецслужб…

Поляков заканчивает повесть прямой цитатой из «Отцов и детей», которая описывает появление стариков Базаровых на могиле сына: Мишка, «свинопас», уцелевший в той операции, навещает могилу Лены, и в сей момент писатель, кажется, с трудом удержался от повторения пушкинских слов о «равнодушной природе», введенных в эпилог Тургеневым. Пафос конспирологического наворота поднимается почти до трагической темы гибели любимой… и вновь оказывается в стихии комического! Мишка, хранящий трогательную любовь к выпускнице Кембриджа, смотрит старую запись любительского спектакля, поставленного в Демгородке: «Спектакль он смотрит лишь до того места, когда на сцене в окружении пьяных плейбоев появляется роскошно одетая Лена и, замечательно хохоча, говорит:

Когда б вы знали, сколько в банках вашихХранится в тайне миллионов наших,Вы б обалдели б…

Поляков никогда не оказывается лишь сатириком, хотя сатира его остра, а образы, на которые направлен его смех, всегда узнаваемы. За внешним сатирическим планом скрывается нечто большее: в конце концов, пройдет еще несколько лет, и мало кто из читателей сможет узнать, кто такой автор программы перехода к рынку «Девять с половиной недель» или же знаменитый психотерапевт, два раза в неделю дававший установки всей стране и залезавший с экрана телевизора своим целительным взглядом в самое народное нутро. Строго говоря, реальный комментарий к этим двум произведениям нужен уже сейчас: слишком многое ускользнет от человека, не заставшего во взрослом возрасте рубеж 80–90-х годов.

Но помимо конкретно-исторического аспекта проблематики в этих произведениях есть еще и общечеловеческий, значимый на все времена. Он формируется двумя темами, проходящими в том или ином осмыслении через все сочинения Полякова: это тема любви и тема творчества. И то, и другое наполняет жизнь смыслом и дает возможность преодолеть и измену Галатеи, и пустоту, и фантасмагорические навороты игр спецслужб. «В объятиях любимого существа человек хоть на мгновение, хоть на долю мгновения чувствует себя бессмертным, вечным, неуничтожимым – и ради этого упоительного заблуждения готов на все». То же упоительное заблуждение (заблуждение ли?) дает и творчество.

* * *

И все же тема пустоты, тема онтологического «ничто» становится одной из сквозных тем мета-романа, творимого Поляковым.

Роман Ю. Полякова «Грибной царь» (2004) фиксирует драматическую ситуацию, в которой оказался человек середины первого десятилетия ХХ века: это культурно-историческая десоциализация человека, выключенность его из контекста тысячелетней истории и отсутствие связи его судьбы с историческими перспективами России – по той причине, что в самом обществе не востребованы эти связи. Бизнес крупный и мелкий, а также офисно-менеджерская жизнь (а еще лучше – чиновничье-управленческая) оказываются вне всякой связи с жизнью общей, национальной. Таким образом, человек к тридцати годам ощущает себя не гражданином своего отечества, а менеджером, клерком, обслуживающим (если удастся хорошо устроиться) интересы транснациональных монополий. Увы, так устроена современная экономика, ей подчинены социальные структуры, ею определяются социальные процессы. Смеем предположить, что это устройство не является единственно верным. Скорее, наоборот: оно не только не учитывает исторические перспективы российской цивилизации и государственности, но противоречит им.

Начать с того, что попираются глубинные, выработанные веками национальной жизни и быта принципы отношений, когда культ личного успеха не мог доминировать в общинном (коллективистском, соборном) сознании, когда слово и честность априори были важнее финансовой состоятельности и определяли ценность личности, когда чистоплотность превалировала над нечистоплотностью и существовало понятие нерукопожатного человека, когда честь ценилась выше собственной жизни.

В современной литературе присутствует если не осознание, то ощущение той идеологической, грозящей перейти в онтологическую, пустоты, о которой мы говорим. И с этим ощущением, очень современным и актуальным для эпохи «нулевых» годов, приходит к своему читателю Поляков. Он обращается к тем же людям, что были с ним в армии, к тем своим сверстникам, кто начинал работу в райкомах ВЛКСМ, когда был еще выбор (возможно, иллюзорный) между тотальным цинизмом и двойной моралью, с одной стороны, и идеалами, выработанными несколькими десятилетиями советской эпохи, идеалами вовсе не ложными, напротив, впитавшими в себя национальные ценности предшествующих эпох – с другой. Теперь этот выбор далеко позади, идеалы отвергнуты и осмеяны, а то, что раньше мыслилось как культ личного материального преуспеяния и отвергалось, стало «modus vivendi» современного человека, томящегося в прозрачных офисах, московских пробках, в бесконечной иерархии чиновных лестниц.

Строго говоря, намного труднее осознать отсутствие идеала, цели, идеи, чем констатировать наличие таковых. Думается, что отсутствие общенациональной исторической и идеологической перспективы стало каким-то привычным явлением, не нуждающемся в осмыслении. Но его если не осознала, то отразила современная литература. Проблематика романа Ю. Полякова «Грибной царь» во многом обусловлена той бытийной пустотой, которую переживает современный человек, способный хоть немного мыслить, будь он владелец своего небольшого бизнеса, бывший военный, студент…

Сюжетом романа становится своеобразная игра. Директор фирмы «Сантехуют», торгующей санитарно-техническим оборудованием, в первую очередь модными унитазами (что за ироничная деталь!), будучи человеком по нынешним временам вполне добропорядочным (разведен с женой, живет один, заводит себе молоденькую любовницу, заботится о непутевой дочке-студентке и охотно продлевает ее пребывание в институте, покрывая академическую неуспеваемость солидными спонсорскими взносами), проснувшись поутру в обществе двух проституток, пытается осознать последствия для своего здоровья ночных приключений. Человек солидный, преуспевающий, не злодей и не ханжа, может быть воспринят весьма позитивно. К нему действительно испытываешь симпатию: на глазах рушится семья, бывший друг-сослуживец, которого Свирельников, в прошлом офицер, нашел на московской улице в плачевном положении размышляющим о самоубийстве и поднял по старой дружбе на ноги, взял к себе в бизнес, становится любовником бывшей жены и конкурентом, этот бизнес «пилящим». Он нуждается в личных и глубоких отношениях с дочерью, но та воспринимает его, скорее, как «кошелек», и о теплых отношениях с отцом нет речи. В то же время понятно, что все эти кризисы произошли не сами по себе, что вину за них несет сам Михаил Дмитриевич Свирельников, успешный бизнесмен, торгующий сантехникой. Чтобы представить, сколь глубоки произошедшие за пару десятилетий общественные сдвиги, можно вообразить, какие чувства вызвал бы этот роман у Игоря Дедкова, познакомься он с литературными персонажами первого десятилетия ХХI века!

Сюжет романа составляет все увеличивающийся зазор между внешним благополучием жизни главного героя (прочный бизнес, отсутствие частных и иных долгов, полная материальная независимость) и томительным ощущением мертвенной пустоты, наполняющей его бытие. Завязкой романа становится едва ли не кафкианский сон, в котором герой собирает грибы, замечательные и красивые, но разломив один, обнаруживает гниль, притом вместо обыкновенных желтых личинок внутри копошились, извиваясь, крошечный черные гадючки. Пробужденье связано с еще большим кошмаром: задыхаясь от отвращения и боли, герой рванул на себе свитер и увидел, что «множество гадючек, неведомым образом перебравшихся на его тело, уже успели прорыть серые, извилистые ходы под левым соском» – после этого герой и обнаруживает себя в компании двух проституток, ожидающих расчета. Метафора мертвечины и гнили реализуется и на уровне детективного сюжета романа: обнаружив за собой слежку, герой поручает своей службе безопасности расследование, подозревая в готовящемся покушении жену и ее любовника, бывшего своего сослуживца и товарища, и готовит ответные действия соответствующего характера. Поляков показывает незаметное, но катастрофическое выветривание неких исконных нравственных основ человеческого бытия: спасая себя и свой бизнес, герой заказывает убийство брошенной жены, и лишь добросовестность службы безопасности предотвращает преступление: выясняется, что жена не готовит никакого криминала в отношении Свирельникова, лишь хочет прибрать к рукам половину бизнеса бросившего ее мужа – всего-то навсего.

Роман имеет кольцевую композицию: страшный сон о собирании грибов повторяется в конце, но уже наяву. По звонку мобильного телефона Михаил Дмитриевич узнает, что убийство не состоялось – и получает огромное облегчение, сродни опьянению, «ту внезапную добрую слабость, какая нисходит, если на голодный желудок выпить стакан водки». У читателя возникает надежда, что именно в этот момент герой сможет ощутить возрождение подлинного в себе – но нет, Поляков безжалостно реализует метафору мертвечины и тлена, с которой начинается роман. Герой благодарит Грибного царя, огромный и красивый гриб, который, как ему кажется, спас его от преступления: «Михаил Дмитриевич с трудом повернул голову и, благодарно посмотрев на своего спасителя, нежно погладил его холодную и влажную, словно кожа морского животного, шляпку:

– Спасибо!

От этого легкого прикосновения Лесной царь дрогнул, накренился и распался, превратившись в отвратительную кучу слизи, кишащую большими желтыми червями…»

Увы, жизнь героя, человека очень современного, погруженного в социально-историческую, психологическую, ментальную среду середины двухтысячных годов, не имеет никакой опоры, кроме денег, которую приносят импортные унитазы. В сущности, имея по нынешнему стандарту весь большой джентльменский набор (хороший автомобиль, полную свободу в средствах, пылкую любовницу, связи в средней и высшей чиновной иерархии, без чего и бизнес – не бизнес) герой не имеет ничего, кроме денег (да и их собирается уполовинить бывшая жена с любовником). Он покупает деньгами и подхалимажем и чиновные связи, и молодую любовницу, и дочь, не задумываясь одаривая ее, а та еще и фыркает… Пустота, которая накатывает на героя романа, может разрешиться чем-то подлинным, например, встречей с Грибным царем, легенда о котором принесена из детства, но и он, как мы уже знаем, оказывается гнилым…

Роман онтологической пустоты – такой жанровый подзаголовок может быть дан «Грибному царю». Есть ли из неё перспектива выхода? Попытка его обрести угадывается в художественной системе романа «Любовь в эпоху перемен» (2015). Здесь тоже есть просвет: спустя 20 лет обрести надежду, если не из детства принесенную, не из рассказов деда, то из собственной юности, из любви, испытанной тогда, давным-давно, в эпоху перемен.

Роман заканчивается некрологом главному герою. Конечно же, смерть персонажа как завершение сюжета была известна в мировой литературе и до Юрия Полякова, но официальный некролог в конце романа, из которого читатель узнает о кончине героя, уже знакомого и полюбившегося, все же нечто совершенно неожиданное. При этом автор исподволь готовит нас к такой необычной развязке. Геннадий Скорятин, «седой апоплексический импозант», как он представлен на первой же странице, главный редактор газеты «Мир и мы», в просторечии – «Мымры», размышляет о заполнении шестой полосы, взвешивая в разговорах с сотрудниками редакции, что ставить в номер. Одна статья острее другой, но важно не ошибиться и точно почувствовать расклад нынешнего политического пасьянса. Если из номера убрать статью «Мумия» о Ленинском мавзолее, то возникнет «дырка».

– А что в «дырку» поставим? – спрашивает главный у своего давнего друга и заместителя.

– Найдем. Может, еще и некролог какой-нибудь выскочит. Жизнь течет. Помру – напишите.

Но помирает не первый заместитель Володя Сунзиловский, прозванный Сун-Цзы-Лы за свою любовь к Китаю и страдающий неизлечимой онкологией, – из жизни уходит главный редактор «Мымры» и главный герой романа Геннадий Павлович Скорятин. Его некролог и «выскочил» на шестую полосу.

«Шестая полоса» – так называются первая и последняя главы романа. Композиционное кольцо (разговор о возможном некрологе в первой главе и его появление в последней) замыкает круг жизни главного героя: жизни яркой, творчески насыщенной, богатой событиями, успешной, с множеством заграничных командировок, мельканием в телевизоре, свободной от унизительного безденежья, – и при этом глубоко трагической. История трагического жизненного благополучия – так можно было бы обозначить сюжет этого романа.

Возможно, автор этих строк и не вполне прав, но ему очень жаль героя, созданного воображением писателя. Ведь история жизненной катастрофы процветающего успешного человека показывает, сколь незаметны и опасны капканы, силки, ловушки, расставляемые жизнью, и мало кому удавалось их миновать. Но вот осознать всю степень катастрофизма собственного бытия и смело оценить невеселые жизненные итоги, пусть и заплатив за это некрологом на шестой полосе, как это сделал Гена Скорятин, удается далеко не каждому. Чаще подобные размышления если и появляются, то анестезируются крепким алкоголем, который не дает углубиться в бездны самоанализа. А такой самоанализ требует определенной честности – и от героя, и от автора. Да и от читателя, если он готов следить, как все увеличивается бездна между внешним успехом и внутренней катастрофой. Повторим: осознание катастрофы собственного бытия требует от личности немалых усилий, и оно если не гарантирует герою охранной грамоты в иных мирах, уже после публикации некролога, то уж по крайней мере дает ему право на всевозможное читательское понимание и симпатию.

Можно сказать, что это роман об ошибках. Герой ошибается, и принимает страсть к надменной однокурснице, которая его едва и замечает, за любовь, в результате чего семейная жизнь в тот период, когда мы застаем Геннадия Скорятина в его редакционном кабинете, напоминает поездку в купе поезда с похмельным, закусившим черт знает чем попутчиком, – и когда долгожданная конечная станция, никто не знает…

Он ошибается в любовнице и прозревает неверность, застав ее с индусом, торговцем лавки колониальных товаров; ошибается в друге, который «сливает» написанную Геной статью о пороках нынешней власти под названием «Клептократия» политическим оппонентам; ошибается в собственном отцовстве (отношения с дочерью вдруг резко портятся и жена открыто говорит ему, что ребенок не его)… Мало того, Скорятин, практически перестав общаться с дочерью, тем не менее периодически отсылает ей деньги, которые та, как выясняется в конце концов, отдает своему настоящему отцу, выпавшему ныне из журналистской обоймы, выброшенному на помойку современной российской истории. Кажется, что автор, нанося герою удар за ударом, даже переходит некую границу правдоподобия, гротескно сгущая абсурдные факты его жизни, нагромождая заблуждение за заблуждением, заставляя героя вновь и вновь расставаться с иллюзиями, переживать отрезвление, обрекая его на мильон терзаний.

Казалось бы, сама судьба кидает Скорятину спасательный круг: в редакционной почте он находит письмо из небольшого провинциального городка Тихославля, к которому прикреплена фотография милой девушки с наивной надписью: «Это наша Ниночка в день рождения. Не забывай нас!»

Эта фотография и мотивирует обращение Гены Скорятина в прошлое, в давнюю историю любви, которая через много лет поманила его знакомством с дочерью, о существовании которой он не знал…

Поляков использует характерную для него жанровую романную форму, прибегая к приему сжатия времени: сюжетное действие романа охватывает один день, а фабула вмещает всю жизнь персонажа. Именно так построен роман «Замыслил я побег…» (1999). Олег Трудович Башмаков, уходя из семьи и желая избежать муторного объяснения с женой, готовится к замысленному побегу и собирает вещи, необходимые ему в новой жизни с молоденькой любовницей Ветой. Каждый предмет, вещь, бытовая деталь мотивируют обращение героя в прошлое, где «перед ним воображенье свой пестрый мечет фараон». Случайная и, казалось бы, сюжетно немотивированная гибель героя оказывается объяснена всей логикой неудачной жизни, которая предстает перед читателем не в сюжете, но в фабуле, тогда как сам сюжет включает в себя лишь несколько часов чемоданных сборов.

Тот же принцип романной композиции писатель реализует и в новом своем произведении. Проведя весь день в редакции и узнав об изменах любовницы, о дочери, таскающей его деньги первому мужчине матери и своему настоящему отцу, о предательстве друга-соратника, а в конце рабочего дня – о собственном увольнении, Гена Скорятин вспоминает практически весь свой жизненный путь, который завершился, судя по всему, вечером того же самого дня, такого длинного и тяжелого для героя.

Однако между двумя романами – целых полтора десятилетия, что не могло не отразиться на их проблематике. «Любовь в эпоху перемен» – и сложнее, и обладает теми смыслами, которые, наверное, не могли воплотиться в конце прошлого века, когда создавался роман «Замыслил я побег…». Иными словами, национальный исторический опыт первых полутора десятилетий века XXI и осмыслен, и отражен в новом произведении в первую очередь в частной судьбе его героя, человека, непосредственно включенного в исторические процессы современности и в силу своей профессии, и в силу своего склада мышления. Заставая главного редактора «Мымры» в день, исполненный тяжелых прозрений и внезапно мелькнувших, но обманувших надежд, мы соотносим его частную судьбу с национальной исторической судьбой, время его частной жизни с историческим временем.

«Любовь в эпоху перемен» – само название указывает на многие смыслы и готовит к их истолкованию. Знаменитое китайское проклятие, широко известное в 90-е годы («чтобы жить тебе в эпоху перемен»), отсылает читателя, помнящего нашу «эпоху перемен», к его собственному опыту тех лет. Неожиданно «эпоха перемен» возникает в эпиграфе – стихотворной строфе некого Сунь Цзы Ло (насколько мы знаем, такого поэта ни в одну эпоху китайской истории, как общей, так и литературной, не существовало). Написанная автором и стилизованная в духе китайской образности строфа завершается строкой «Грустна любовь в эпоху перемен…», которая и предлагает один из возможных кодов интерпретации романа: соотнесение частного и исторического сюжетов. И в самом деле, главное событие личной жизни Гены Скорятина, которое и мелькнуло через два десятилетия обманным лучиком надежды, как раз и приходится на время исторических перемен национальной судьбы, которое герой так и не отважился сделать временем перемен судьбы частной.

Так мы подходим, возможно, к главному вопросу романа, формирующему его проблематику: насколько плодотворной могла быть эпоха перемен в русской социально-политической жизни и насколько сильно обманула она тогда, четверть века назад? И ответ на этот вопрос дается через личный сюжет романа: эпоха перемен обещала герою любовь и новую жизнь – его собственную, семейную, с женщиной, способной его понять и принять. И обманула. Потенциала эпохи перемен не хватило не только на национальную жизнь, но и на личную. Впрочем, частная судьба в романе Полякова оказывается отражением судьбы национальной… До чего же знакомый сюжет – русский человек на rendez-vous! Герой встречает женщину, с которой готов связать жизнь, а потом теряет – по собственной нерешительности и из-за желания все как следует взвесить и оценить, как у Тургенева в «Асе», по неумению понять себя самого и представить вовремя, что теряешь, как у Бунина в «Солнечном ударе», или потому что дает возможность постылой жене и ее любовнику разрушить только что возникшую любовь. Так – в новом романе Полякова. И потерять навсегда, чтобы жгло потом всю жизнь. Ведь вспоминая о Зое, милой девушке, встреченной во время командировки в уютный провинциальный городок Тихославль, и потеряв ее, «Гена вздрагивал всем телом, словно от удара широкого отцовского ремня, и слезы обиды сыпались из глаз. Чувство непоправимой потери мучило и мешало жить. Он просыпался ночью, тихо лежал, перебирая в памяти мгновения… Ему казалось, если удастся вспомнить какую-нибудь забытую нежность или прикосновение, случится чудо: все вернется и останется. Но ничего, конечно, не возвращалось, и душа ныла от плаксивого отчаяния… И наконец память о короткой любви превратилась в туманную печаль об утраченной молодости с ее ослепительными безумствами. Лишь иногда, при знакомстве с какой-нибудь женщиной по имени Зоя, вздрагивало сердце и на миг терялось дыхание».

Как и всегда, русский человек на rendez-vous проявляет удивительную беспомощность и несамостоятельность. Он почему-то позволяет своему начальнику, тогдашнему редактору еженедельника Исидору Шабельскому, который по совместительству выполняет еще и обязанности любовника Ласской, жены Скорятина, объясниться с Зоей и открыть ей, что в семье Геннадия Скорятина ждут ребенка, утаив, правда, вопрос об отцовстве. Ведь ситуация усугубляется тем, что жена Гены ждет ребенка от своего любовника, а не от мужа. Впрочем, познать эту истину Скорятину придется еще не скоро. Этот сюрприз автор припасает для героя ближе к концу, а все точки над i расставляет самый последний день, тот самый, когда мы и застаем Скорятина в его редакционном кабинете. Слеп человек…