скачать книгу бесплатно
Разве, оболочка может желать чего-то из этого, если у нее нет души?
ГЛАВА 6
После двух чашек кофе, я собиралась съездить в морг. Я почти не спала, думая о том мужчине, что спрыгнул с эстакады. Скорая ничего не успела спасти его, к тому времени, как машина приехала, он был мертв. Я хотела помочь, но не знала, как? Все, что мне оставалось, это держать его за руку, облегчая переход на тот свет… и от этого, становилось еще хуже. Боже, он казался таким молодым. У него была вся жизнь впереди, но он решил ее оборвать. Догадываюсь – почему. Это был тот самый район, где промышляли продажей наркотиков. Я знала его, потому что Элиот часто приходил сюда за дозой. «Туннель Смерти», так его называл брат. Когда попадаешь в него, пути назад уже нет. И этот мужчина пришел сюда с конкретной целью. Наркоман, купивший дозу, а после, примерив на себя роль Хокинга
… жаль, что бессмысленно.
Перед тем, как выдвинуться в путь, а это уже было около девяти утра, я повисла на телефоне, обзванивая морги Нью-Йорка. Куда именно отвезли труп, мне не сказали, да и не было времени, потому что полиция задавала вопросы, при чем неохотно. Для них, это обычный случай, как и соблюдение формальностей, для меня… это нечто большее, чем просто смерть человека. Я чувствовала себя ответственной за то, что произошло. Я была с ним в последние мгновение, и моим долгом было узнать, кто он и есть ли у него родственники. Может, родители или девушка ищут его?
После седьмой попытки, у меня был адрес – больница «Нью-Йорк Immortal»,
с известным лозунгом – «тела мертвы, но души бессмертны». Забавно. Когда дело касается рекламы, никто не задумывается, что морг, это не то место, которое требует к себе повышенного спроса. Как будто работникам больницы, не терпится заиметь себе побольше клиентуры. Боже, и я знала, что это за больница. Туда же отвезли тело Элиота, после того, как я нашла брата мертвым, в квартире, которую он снимал с другом – наркоманом. Иногда, мне кажется, будь мама чуть сострадательней к Элиоту, он смог бы вылезти из ада, но вместо этого, она только и делала, что обвиняла его в глупости, слабохарактерности и никчемности. Как будто это давало мотивацию моему брату, чтобы бороться с зависимостью. Похоронив отца, мама превратилась в железную леди и воспринимала болезнь Элиота, как плевок в лицо. На тот момент, она отвернулась от него, а я же, пыталась достучаться до брата, вытаскивая его с галлюциногенных горок… в этот раз, просто не успела. И вот результат… Элиот умер, а мать переключилась на меня, обвиняя во всех смертных грехах.
Где логика, черт возьми?
Выскочив в августовское утро, я поежилась от прохлады. Асфальт блестел от дождя. В выемках собрались грязные лужи. Оглядевшись по сторонам, я чертыхнулась, что не надела под кашемировое пальто свитер из медвежьей шерсти. Ненавижу холод и влажность, а в этом месяце, слишком много промозглых дней. Солнце не так уж и радует Нью-Йорк, а если и теплеет, то недостаточно, чтобы хорошо прогреть воздух. Надо быстрее забраться в машину и включить печку, пока я не окоченела. Район, в котором я снимала квартиру, не имел собственной парковки. Это даже нельзя назвать спальным курортом… так, П-образная коллекция трехэтажных, жилых домов из желто-рыжего камня с пожарными лестницами, покатыми крышами и темными, узкими закоулками. Из освещения несколько фонарей, да и те не справляются. Там, среди мусорных контейнеров, обосновались бездомные. Я частенько натыкалась на них, когда выносила мусор. Место, где я могла оставлять Хонду, было очевидным. Подъездная дорога к дому… и как только мою машину до сих пор не украли? Ладно, я не единственная, кто держал свои четырехколесники.
Забравшись в салон, я запустила двигатель и включила печку, растирая руки.
Черт, может это плохая идея ехать в морг? К чему тревожить старые воспоминания? Мне не должно быть никакого дела до того мужчины, совсем никакого. Но… что-то было в нем, из-за чего на сердце было не спокойно. Наверное, его глаза. Я никогда прежде не встречала такого оттенка… цвет молодой травы. И самое главное, то, как он на меня посмотрел, прежде чем уйти – его взгляд был осознанным, словно мужчина понимал, что идти на попятную поздно. Он принял это решение и не боялся последствий. В его глазах отражалась не только сила, твердость, но и древность. Такой взгляд был только у тех, кто прошел через ад. Возможно, так и было и дело даже не в наркотиках.
Нечто другое.
Ладно, все равно. Выжав сцепление и переключив скорость, я вжала педаль газа, трогаясь с места. Выехав на дорогу, я увеличила скорость, минуя серию однотипных построек, смешанных с магазинами и кафешками. Всего пятнадцать минут, и я буду на месте, а там уже решу – входить в больницу или проехать мимо. Черт, неужели, я думаю о том, чтобы все-таки пойти на попятную? К чему тогда звонки в морги?
Бэт, соберись. Не нервничай.
Я пытаюсь, но в животе крутиться что-то плохое. Предчувствие или паника, но эти два ощущения не прибавляют мне решимости. Даже радио, когда я выбрала станцию 80-х, не ослабило напряжения в теле. Я пыталась не думать о том, что увижу на хромированном столе, как и старалась не вспоминать глаза мужчины.
– К черту все. – Крепче обхватив руль, я сосредоточилась на дороге. Проскальзывающий мимо пейзаж в бледно-серых и грязно-желтых тонах, превращал улицы Большого Яблока в открытки Холлмарка,
и едва ли кто-то желал придавить их магнитом на своем холодильнике. Я, точно нет. Вырубив печку, я покрутила радио, выискивая что-нибудь повеселее, чем унылое завывание Селин Дион. Посмотрев «Титаник», я была разочарована и раздосадована глупостью главных героев. Они оба могли выжить, если бы Джек не возомнил себя Флоренс Найтингейл.
Остановившись на старенькой «La Isla Bonita»,
я выдохнула. Так-то, лучше.
Сотовый зашелся трелью. Не спуская глаз с дороги, я потянулась за сумочкой, вытряхивая из нее содержимое, пока не нашла телефон.
Дэннис. Черт.
– Привет, Дэннис. – Я сделала музыку потише.
– Привет, Бэт. Как ты? У тебя все хорошо?
– Эм, да. А что?
Дэннис выдохнул, после чего, я услышала от него краткий монолог, что его знакомый полицейский сообщил ему о происшествии на эстакаде, а я была главным очевидцем и свидетелем. Так уж получилось, что Дэннис вел группы для тех, кто пытался покончить с собой… весело, правда? Поэтому, коп поделился этой информацией, заодно и упомянув обо мне.
Ладно, мир тесен, а мы по-прежнему упорно стараемся в него впихнуться.
– Со мной все хорошо.
– Ты куда-то едешь?
Хм, скажу, что в морг, Дэннис начнет меня отговаривать от поездки, а я этого не хочу.
– У меня кое-какие дела. Хочешь пообедать? – тьфу, зачем я предложила это? Ведь понятно же, что после посещения «формалинового мира» с жуткими зелеными коридорами и посудой из нержавейки для утрамбовки внутренностей, я не захочу есть. – Я позвоню тебе, как только освобожусь и мы поговорим. Ты же на это намекаешь? – доктор Фил
так и рвется из Дэнниса.
– С удовольствием с тобой пообедаю.
Слыша улыбку в его голосе, я сморщилась. Ненавижу лгать людям, а еще больше, слышать восторг, у которого нет продолжения.
– Тогда, договорились. – Я отсоединилась, бросив телефон на сидение. – Дерьмо.
Через пять минут, я была на Амстердам авеню, в Верхнем Вест-Сайде, припарковав свою машину у подъездной дороги. Высотное здание из рыже-белого кирпича и кучей квадратных окон. От центрального входа расходятся три лестницы, две из них с мини-эстакадой, для инвалидных колясок. Справа, парковочная зона для работников больницы и машин скорой помощи. Вдоль асфальтированной дорожки, круглые кусты топиари. По бокам, высокие дубы, с пышными кронами. Остальной участок покрыт газоном, с табличками – выгул собак запрещен. За крутящимися дверями, слоняется медперсонал. На другой стороне улицы, стояла церковь «Святого Марка». Я была там после… неважно.
Входя внутрь, я на секунду почувствовала себя героиней «Больницы Никербокер»,
только условия лучше и главный хирург не сидит верхом на лошади.
Двинувшись к стойке администрации, я понимала, что меня могут не допустить к моргу. На каком основании? Я не родственник погибшего и даже не его подружка, чтобы интересоваться деталями вскрытия. Ну, попытка не пытка.
За стойкой сидела пухлая женщина в бело-розовой больничной форме и что-то писала. Ее темные волосы, были уложены в пучок, но из него уже выбилось несколько прядок. Похоже, ночка была напряженной. Дожидаясь, пока она закончит заниматься бумажной волокитой, я оглядывала просторный, выкрашенный в белый цвет, холл, с рядами мягких кресел для ожиданий и развилками, ведущими в больничные отделения. Остановив взгляд на вывеске – интенсивная терапия, я сглотнула. По позвоночнику прокатилась дрожь, врезавшись в затылок. Покалывание, а затем жар под черепом, ничего хорошего не предвещал. Ох, черт. Что-то мне нехорошо. Машинально, я поправила пучок, пытаясь отмахнуться от поганого ощущения.
– Я вас слушаю?
Вернув внимание к медсестре, я выдавила из себя улыбку.
– Доброе утро. Вчера к вам поступил труп мужчины. Он спрыгнул с эстакады. – Брови толстушки удивленно подпрыгнули вверх. – Видите ли, я была очевидцем, и я же вызвала скорую. Мне бы хотелось выяснить его личные данные, потому что, – я запнулась, придумывая причину для любопытства. – У моей подруги пропал жених, и возможно, это он. При нем были документы?
– Вообще-то, мы не даем такой информации, если только вы не родственник или не супруга.
– Мне нужно только его имя. Жениха моей подруги зовут, Калеб Елоус. Пожалуйста, скажите, это был он или нет? Подруга почти потеряла надежду его найти. Помогите.
Медсестра тяжело выдохнула. После, оглянулась по сторонам.
– Хорошо. Сейчас. – Спустя пару минут нехитрых манипуляций в компьютере, она пробормотала, что при себе, погибший имел документы на имя – Майкл Вуд. – Это не жених вашей подруги.
Я протяжно выдохнула.
– Спасибо вам огромное. Я уверена, что он еще жив, и мы обязательно его найдем. – Черт, но я хотела увидеть… этого Майкла. Зачем? – Еще раз спасибо вам большое за помощь. – Выйдя на свежий воздух, я сжала переносицу.
Значит, Майкл Вуд.
Что же, поищем на него информацию.
Надо попросить Дэнниса, раз в его знакомых есть копы, то мне это пригодиться.
ГЛАВА 7
Больничный запах, я чувствовал даже отсюда. Несло не только дезинфицирующими средствами, но и медикаментами, в совокупности со специфическим амбре, при котором надо заказывать оркестр и священника. Я прищурился, различив дым, который коконом опоясывал стены больницы. Была еще одна странность, что на улице торчали старики и старухи в больничных сорочках. Судя по одеждам людей, было холодно, а старперов ничуть не волновал низкий градус. Собственно, и мне было комфортно в футболке.
– Что это за дым?
– Это энергетика всех тех, кто умер в стенах этой больницы.
– Хреновая энергетика. – Пробормотал я, доставая пачку сигарет. – А с людьми что?
– Они – души. – Годвин улыбнулся, когда недоуменно вскинул брови. – Да, Вик. Теперь, ты видишь души мертвых.
– Охренеть. – Подкурив сигарету, я огляделся по сторонам. Что-то многовато здесь душ. – Разве, они не должны быть в другом месте?
– Будут. Кстати, в этой больнице находится твое тело.
Я поперхнулся дымом, судорожно выкашляв лишний никотин из легких.
– Чего? Здесь? – в этой убогой клоаке с хрен пойми, что за аурой? – Почему здесь?
– А есть разница? Тебе же не впервой умирать. – С иронией, заметил «Рапунцель».
Затянувшись, я нарочно выпустил дым в его сторону, заочно посылая придурка к такой-то матери. То, что моя жизнь оборвалась с того момента, как я попал в спецподразделение «Фемида», было ожидаемо. Таково правило – хочешь стать одним из них, будь добр, собери две сотни на похороны и прочее дерьмо, включая билет в один конец. И я ничуть не был против, чтобы из меня сделали мертвеца, только тогда, я не был в курсе, что родителям по почте пришлют останки неизвестного мальчишки девятнадцати лет. Все, что мне сказали – теперь, ты собственность «Фемиды». Она твоя семья, твоя родня и твой дом. Рискнешь уйти, и тебя будут искать по кускам. Лучше там, чем дома с отцом ублюдком. Жаль, что я поздно понял, как далеко зашли игры со смертью.
– Идем.
– Мы не можем войти в больницу. Забыл? – я указал на себя, напоминая, что являюсь для всех трупом.
– Не проблема. Для других, мы невидимы. Пошли.
– И что мы там будем делать? – я отвернулся, наблюдая за машинами, которые, то отъезжали, то подъезжали. Марки сменяли друг друга, как и люди, чьи лица казались мне бесцветными и тусклыми. Аура действовала на это место, она меняла ощущения тех, кто переходил за границу, отмеченную серой дымкой. Обернувшись, я увидел, как ангел входит в крутящиеся двери больницы. Говнюк. Бросив сигарету, я спешно последовал за ним, входя в белую камеру пыток с медиками и посетителями. «Рапунцель» стоял около административной стойки, а его взгляд был направлен на девушку в голубом кашемировом пальто. Я встал рядом, не понимая, что так могло привлечь его интерес? – Ты чего на нее так вылупился?
– Не узнаешь ее?
Какая странная перемена в голосе. То, он шутит, то серьезный, как шлакоблок в стенах Форт-Нокса.
Когда девушка провела ладонью по стянутым в аккуратный пучок, волосам, цвета светлого хереса, я ощутил внезапное тепло в груди. Там, где когда-то билось мое сердце, стало тесно и больно, словно я долго обходился без кислорода, и вот, наконец, сделал свой первый вдох. Обойдя незнакомку, я выдохнул.
Глаза… эти глаза… Шотландский виски в ореоле густых, темных ресниц. Это была она. Та самая девушка, что держала меня за руку. Ее я видел, перед тем, как провалился в темноту.
– Что она здесь делает? – в этот самый момент, девушка обратилась к толстухе за стойкой. Она говорила о мужчине, который вчера покончил с собой. То есть, она говорила обо мне и очень просила назвать его имя. Еще придумала легенду о пропавшем женихе ее подруги. – Зачем ей мое имя? – я привалился к стойке, пристально наблюдая за девушкой. Она чертовски красива, а ее профиль, идеален. Я втянул носом, уловив слабый цветочный аромат.
– Ты хотел сказать, чужое имя?
– Неважно. Почему она спрашивает обо мне?
– Она очевидец твоего поступка.
Дерьмо. Хреновый расклад.
– Как ее имя? – я не мог оторвать взгляда от девушки. Я… думаю, я хотел остаться с ней рядом. Сопровождать ее до дома/работы/магазина… черт, да куда угодно, лишь бы не выпускать ее из виду.
– Понравилась? – усмехнулся ангел.
– Да. – Просто ответил я, не испытывая ни стыда, что пялюсь на нее, как старый развратник, и не угрызений совести, за то, что представляю нас в кровати. Ох, черт. Ради этого стоило отдать свою жизнь, чтобы снова почувствовать влечение. Из-за синих пони,
меня ничего кроме этого не интересовало… если так подумать, я не был с женщиной… полтора года. И как только у меня не случилась атрофия яичек, а член не стал пособием для изучения гериатрии.
– Скажи мне ее имя.
– Сам узнаешь. Сначала в морг.
– На кой хрен? – когда девушка закончила благодарить медсестру и двинулась к выходу, я едва удержался, чтобы не последовать за ней. Черт… это было сложно.
– Узнаешь. – «Рапунцель» ухватил меня за руку и уже через секунду мы были в светло-зеленой комнате со столами и холодильниками. Воняло здесь так, будто это место вымыли раствором из мертвого скунса, вымоченного в розах. – Ммм, нам повезло. – Ангел подошел к самому дальнему и нижнему морозильнику, открывая дверцу и вытягивая поддон. – С тобой еще не начали.
Машинально потерев грудь, я подумал, что бы почувствовал, если бы веселый доктор решил вскрыть мою грудную клетку? С девушкой, я испытал ощущения, а что касается всего остального? Вообще-то это странно, что-то чувствовать. Я же мертв, но эмоции продолжают работать на меня.
– Ксанакс нужен? – улыбнулся придурок, откинув копну волос назад. Я встал по другую сторону от поддона, пробегаясь взглядом по простыни, которой было укрыто мое тело.
– Зачем?
– Большинство, увидев свое тело, начинают рыдать. Кто-то смеяться. Блевать. Некоторые делают это одновременно. – Я сморщился, довольному лицу ангела. Затем, он полностью сорвал простынь, бросив ее на пол. – Да, ты красавчик. Жаль, что оказался идиотом, а мог бы быть неплохим человеком.
– И отчего я умер? – я скрестил руки на груди, внимательно проходясь взглядом по себе. Это одновременно странно и привычно, смотреть на себя. Как в зеркало, только с одним исключением – оригинал разительно отличается от отражения. Истощенной наркотой, тело с выступающими ребрами и дырой, вместо пресса. Пятна от инъекций и проступающие серые вены. Землистая, с голубыми пятнами, кожа. Синие губы. Правая рука и нога вывернута. Ублюдки, даже не потрудились вправить суставы на место, прежде чем приступать к вскрытию.
– Многочисленные переломы. Внутреннее кровоизлияние. Череп в крошки.– «Рапунцель» дотронулся до моего века, оттянув его вверх. Я вздрогнул, по большей части от отвращения, нежели оттого, что почувствовал легкое покалывание ровно в том месте, чего касался ангел. Мутный зрачок, так словно у природы в достатке было белой краски, что она переборщила с ней, застыл на одной точке. – Классика. – Он усмехнулся, ткнув меня пальцем в нос. Точнее, не меня, а мой труп…
– Может, хватит? – проворчал я, отчаянно желая хлопнуть его по руке. Я ему не игрушка, чтобы забавляться мной.
– Ладно-ладно. Но, ты почувствовал, когда я коснулся твоего тела, да? – я нехотя кивнул. – Отлично. Теперь, войди в себя.
– Ты в курсе, что у тебя с риторикой бардак? – я скривился, на этот раз от двойного подтекста косматого. Фразочка – войди в себя, определенно не имела ничего общего с возвращением духа в тело.
– Не правда. – Отмахнулся он. – Давай, Вик. Ты же хочешь продолжать есть и трахаться? Пока за тебя не взялся юный таксидермист, ты должен вернуться в свое тело.
– А вот теперь, стоп. – Я подозрительно уставился на «Рапунцеля». – Ты сказал, что моя душа ожидает приговора. Это мое физическое тело, а я оболочка. Так? В человеке есть только две вещи – душа и тело, а ты перевернул все с ног на голову. Я не могу быть оболочкой, потому это, – я ткнул на свое тело, – и есть оболочка, тогда, получается, что я душа.
– Ты – придурок. – Вздохнул Годвин. – И не две, а три вещи. – Когда я выдал серию нецензурных выражений, ангел хлопнул меня по груди ладошкой. Я снова почувствовал контакт. – Окей. Значит, слушай меня. Ты верхушка айсберга. Верхний слой эпидермиса. Внешний лоск. Покрытие. Слой тональника, черт, называй, как угодно, но точно не душа. Ты, – он махнул на меня рукой. – Слабая, тончайшая материя, которая не может ни с чем взаимодействовать. И пока мы спорим, время подходит к очень приятному процессу, который называется – аутопсия. Хочешь, чтобы твой зад заправили твоими же кишками? Валяй. Я посмотрю, когда ты вернешься в свое тело и захочешь гамбургер. Будет забавно наблюдать за попытками удержать жопой то, что ты проглотил.
– Как часто ты исповедуешься? – я немного охренел. Точнее, я еще с первой встречи охренел, когда ангел только открыл свой рот. Я все еще не уверен, что этот пернатый говнюк, имеет отношение к небесам. С его выражениями, ему место в Кентукки, но точно не в раю.
– Каждый, мать его, день.
– Я так и понял. – Потерев лицо, я выдохнул. – Мне надо в него влезть?
– Угу. Как Сэм Уит в Оду Мей Браун.
