Холодок

– Ты слышала, Шарлотта? – пафосным тоном обратился Андреас. – Мы воспитали не сына, а предел всех мечтаний. – Затем он посмотрел на Эриксона и сказал: – Смотри, не переусердствуй, чтобы потом у твоей девушки не завелась новая мечта.

– Да-да – вдруг сказал Мортен. – Вот я, например, свободен.

Андреас указал ложкой на среднего сына и сказал:

– А вот ты уже переусердствовал.

Эриксон произнёс абсолютно беззаботным тоном:

– Пап, не обращая внимания. Что он вообще может? Подарить женщине букет укропа?

– Вилли, ты чего не ешь? – приободрённым голосом спросил Андреас. – А ну-ка, давай. Давай-давай. Через пару дней начнём делать санки.

Услышав про санки, Вилли приподнял свой нос и потянулся к тарелке с кашей.

– Давай помогу – сказала Шарлотта, наполнив тарелку Вилли, после чего взяла блюдо и отправилась к кастрюле накладывать новую партию.

Йен вошёл в дом, когда всё уже было накрыто и ждали только его. Его голову всё ещё занимала Пенелопа, а потому он не сразу расслышал вопрос отца о том, мыл ли он руки.

Мартин был далеко не слепым и понимал, над чем его старший сын зависает так часто. Его раздражало то, что Йен пялится на соседскую девчонку, как будто он вот-вот планирует пригласить её на свидание. Хотя открыто Мартин никому об этом не говорил, но порой он считал именно эту девицу виноватой в том, что его сын стал настолько оторванным от реальности. При этом осуждать мальчишку за витание в облаках он не пытался, но не потому, что старался не ругать сына по каждому поводу, а просто потому, что уже не видел смысла, поскольку таков был характер Йена, который часто погружался в свои мечты, где был готов застрять на всю жизнь. При этом Колинда, которая была младше Йена всего на год, и Клаус, который младше ещё на три года, испытывали со стороны отца такой же подход в воспитании. Мартин твёрдо верил в то, что семьёй должен не просто управлять мужчина, а подавлять любое инакомыслие и любые вольности. Ему хотелось бы сделать из своего старшего сына настоящего мужика, но уже пару лет как Мартин осознал, что вряд ли он сможет этого добиться. Как бы он ни старался, Йен не мог превратиться из мягкого, миролюбивого подростка в сурового мужчину, готового устанавливать свои законы в доме и кем-то командовать. Такой подход не оправдал себя и в отношении Клауса, который не понимал, чего хочет от него отец, а просто рассматривал в качестве примера своего старшего брата. Он не витал в облаках, но и твёрдость характера в нём тоже не просматривалась. Колинда стала, пожалуй, единственной их трёх детей, кто превратился в то, что хотел видеть перед собой Мартин: послушная девушка, беспрекословно выполняющая любые требования, смирившаяся со своей ролью женщины, которая даже не пытается рассматривать альтернативы для другой жизни. Но в отношении дочери постаралась, скорее, Магдалена. Если Мартина дети побаивались, то её они искренне любили, чувствуя материнское тепло и любовь. Она была на год моложе Мартина, но являла собой абсолютную противоположность. Во многом именно благодаря Магдалене их дети избежали воспитания, присущего армейской казарме. При том что Магдалена была верной и покладистой женой, полностью принимающей волю супруга, она всегда сознательно стремилась к тому, чтобы сгладить те неровности в настроении детей, которые оставляла жёсткая и требовательная отцовская рука.

Завтрак, обед и ужин в их доме всегда проходили одинаково: ни единого слова за столом. Именно поэтому трапеза в этой семье занимала настолько короткое время, что у них, при желании, было ещё время сбегать к остальным семьям в посёлке и помочь расправиться с ужином.

4. Между вином и пропастью

Урожай был уже почти до конца собран. Оставалось несколько дней усердного труда и можно будет приступать к озимым посевам. Всё шло как было запланировано.

Это было время, когда старейшины посёлка, коими являлись главы семей, имели традицию после ужина собираться поздними вечерами в амбаре, играть в «Башню», в кости и пить вино.

Амбар был одним общим складом на весь посёлок, куда каждый из жителей мог отправиться в любое время за необходимой провизией. Параметры амбара были двадцать на пятнадцать метров. Пол был устелен досками, под которыми в качестве опоры находились деревянные балки. Под полом располагался погреб на всю площадь амбара. Под крышей был размещён чердак, который был сделан в форме прямоугольника. Чердак был задуман таким образом, чтобы пол растягивался от внешних стен вглубь на пять метров, оставляя таким образом пустоту в середине, что позволяло подставить лестницу и забраться наверх с любой точки первого этажа. В центре амбара стояла печь, которая топилась с наступлением сильных морозов. По этой причине внутри круглые сутки находился кто-то, кто присматривал за тем, чтобы костёр в печи не погас. Для этого старейшины и некоторые из их сыновей сменяли друг друга, дабы не позволить провизии замёрзнуть.

Помимо амбара в этой же части посёлка находились загоны для скота, где содержались свиньи, коровы, овцы, кролики и козы.

Тем вечером компания была в полном составе. За окном уже стемнело, а в амбаре царил громкий смех.

– Кто следующий? – бодрым голосом спросил Томас, выиграв в «Башню» у Карла.

Принцип игры был довольно простым. Шестьдесят деревянных блоков вытянутой формы с шестью гранями выстраиваются по три штуки в высоту, поочерёдно меняя направление блоков в новом ряду, после чего игроки начинают вытаскивать по очереди по одному блоку. Игра продолжается до тех пор, пока конструкция не рухнет при попытке вынуть очередной блок.

Томас тем вечером был в ударе. Перед Карлом он победил Вильгельма и Мартина. Теперь же напротив него сел Андреас.

– Сейчас я тебе устрою – грозно произнёс он в адрес Томаса, начав складывать блоки.

– Да-да – язвительно ответил Томас. – Эти сказки ты расскажешь кому-нибудь другому. Но только после того, как я опущу тебя с небес на землю.

– Научил же ты своего пацана охотиться – вдруг сдержанным тоном сказал Андреас. – Кстати, передай ему спасибо за зайца.

– Пустяки. Лучше бы мы сходили пострелять – ответил Томас таким же спокойным голосом, заканчивая складывать блоки.

– Да, надо бы как-нибудь.

Вдруг Андреас обернулся и сказал:

– Эй, Герман, давай с нами.

– А почему бы нет? – ответил Герман, вытирая рукавом капли вина с губ. Он сел сбоку, и игра началась.

За соседним столом сидели Карл, Вильгельм, Мартин, Густав и двое его сыновей – Рагнар и Генри, – каждый из которых был женат и имел детей. Кто-то играл в кости, кто-то поддерживал уровень вина во всех стаканах, а кто-то просто поддерживал разговор.

Андреас проиграл в «Башню» и сел за соседний стол, где играли в кости. Он взял бутылку и предложил Карлу долить вина в его стакан. Карл протянул стакан, но, по привычке, не говорил ни слова там, где обычно все говорят «спасибо», «благодарю» или «не стоит». В целом, Андреас никогда не испытывал желания заводить дружбу или наладить тесное общение с Карлом. Он категорически не разделял тех взглядов на жизнь, которыми выделялся Карл. Андреас считал привычки и манеры Карла слишком устаревшими, суровыми, а порою абсолютно безрассудными. Для него Карл был человеком, который лишён собственного мнения и слепо следует законам, которые унаследованы от предков. Несмотря на отсутствие всякой симпатии к Карлу, он всё же старался проявлять терпение и хотя бы изредка заводить с ним даже самые пустяковые разговоры. Андреас понимал, что это необходимо, если он хочет, чтобы его сын женился на дочери Карла. Ему нравилась Пенелопа, и он полностью одобрял выбор сына, считая, что эта девушка станет прекрасной женой и матерью.

Впрочем, у Карла уже был друг в лице Мартина, который уважал его консервативные нравы и суровость ума. Плюс ко всему, Мартин ненавидел Пенелопу, а заметив несколько раз, как Карл повышал голос на старшую дочь, он начинал уважать его ещё больше. Иногда Мартину казалось, что если бы у его соседа не было такой смазливой дочери, то и его сын не витал бы в облаках, мечтая о том, что однажды он обязательно женится на какой-нибудь принцессе неземной красоты. Он считал, что такие мысли очень вредны, поскольку из-за этого Йен рискует завести семью слишком поздно, чем следовало бы, или, того хуже, совсем остаться без потомства.

– Надо быстрее заканчивать со сбором, чтобы успеть разобраться с посевами – произнёс Густав, допивая остатки вина.

Густаву шёл пятьдесят второй год, что делало его самым возрастным в посёлке. Формально он не был главой поселения и не имел права решающего голоса, но считался негласным главой среди старейшин. При жизни его отец, Хенрик, вызывал у всего посёлка уважение и был большим авторитетом. Его почитали как мудрого человека с огромным жизненным опытом, а каждый его совет имел большую ценность. Когда Хенрика не стало, Густав почему-то решил, что авторитет отца передастся ему по наследству, и ему нет необходимости пытаться заслужить такое отношение окружающих своими стараниями. Впрочем, в посёлке никогда не было принято назначать главного среди старейшин. Каждый вопрос решался при помощи голосования. Но тем не менее Густав сознательно старался донести до всех мысль, что он здесь главный и его мнение не должно вызывать возражений. Демонстративно его никто не игнорировал, а примерять на себя роль вожака позволяли лишь из уважения к усопшему Хенрику.

К слову, свои причины ненавидеть старшую дочь Карла были и у Густава. Причиной послужило то, что когда его младший сын, Конрад, предложил Пенелопе поухаживать за ней, она ему решительно отказала. Некоторая вспышка ненависти пронеслась и по отношению к Андреасу, когда Густав выяснил, что Пенелопу окучивает Эриксон. Таким образом Густав пришёл к простому выводу, что, по мнению Пенелопы, его сын хуже сына Андреаса.

– Успеем – уверенно заявил Герман за соседним столом. – Уборка идёт по плану, так что времени хватит.

– Я бы на твоём месте не был так спокоен. Один раз в этом году погода нас уже удивила.

Герман не стал ничего отвечать, поскольку все понимали, насколько упрямым был Густав в своей правоте. Он ещё несколько минут приводил кучу доводов в пользу своего мнения, а Герман думал о том, насколько же Густав всё драматизирует. Сам же Герман был прямой противоположностью и предпочитал смотреть на любую проблему как на вопрос времени: стоит немного напрячься и никакой проблемы не будет. Вот и теперь, проиграв в «Башню», он сказал Томасу уверенным тоном, энергично размахивая руками:

– Так, давай ещё раз. Стакан пуст, так что теперь мне ничего не помешает.

Эти слова сильно развеселили Томаса.

Мартин окинул взглядом всех присутствующих, в последний раз всё взвесил и, в конце концов, рискнул произнести:

– Ну ладно. Я вижу, никто не хочет говорить об этом, тогда начну я. – Все тут же посмотрели на Мартина. Уперев левую руку в бок, он продолжил говорить без малейшей дрожи в голосе: – Надо смотреть правде в глаза. Урожай в этом году скудный. До весны его точно не хватит. Может пора уже обсудить альтернативу.

Первым ответил Густав:

– Я бы не сказал, Мартин, что здесь все сторонятся этого разговора. Все всё понимают. Просто надо закончить со сбором пшеницы, чтобы оценить окончательный объём провизии.

– А я смотрю, – начал Вильгельм, – вас совсем не беспокоит такой вариант.

– Мы просто реалисты – парировал Мартин.

– Вы просто сумасшедшие – возразил Томас.

– Поаккуратнее с выражениями – настаивал Густав.

Томас забыл про игру, опустил стакан на стол, резко встал с табурета, ткнул пальцем в сторону Густава и сказал с упрёком:

– Легко говорить, когда у тебя нет дочерей.

Немного повысив голос, Густав ответил:

– Это что ещё значит!? Не хочешь ли ты сказать, что я сволочь безжалостная!? Или может ты считаешь, будто я виноват в том, что у меня три сына!?

– Меня не волнует, что ты думаешь – продолжал Томас. – У многих из нас девочки старше десяти лет, и мы не собираемся выслушивать такие разговоры от тех, кто ничем не рискует.

– Да как ты смеешь!? – крикнул Мартин, ударив по столу. – У меня помимо сыновей тоже есть дочь, но я стараюсь мириться с волей судьбы, а не избегать ответственности.

Герману захотелось встать и призвать всех к спокойствию, но Томас выкрикнул очередную реплику:

– Да что ты говоришь!? У тебя есть дочь!? У Вильгельма их четверо, из которых только одной ещё нет десяти! Каково ему слышать подобные вещи!? Окажись ты на его месте, не думаю, что у тебя хватило бы духу поднять этот разговор!

Вдруг Андреас подскочил со стула, встал между двумя столами и закричал во весь голос:

– ДОВОЛЬНО!!!

В амбаре повисла тишина, которая была громче канонады пушек.

Быть может, Андреас и не заставил всех успокоиться, но, как минимум, он заставил всех сесть на свои места. Он же остался стоять и начал излагать своё предложение:

– У многих из присутствующих есть дочери. Прежде всего надо отнестись с пониманием к их мнению и не вести себя так, как будто мы тут обсуждаем участь какого-нибудь животного. Так или иначе, этот вариант обдумывать ещё рано. Мы ещё не собрали весь урожай и не провели подсчёт. В любом случае можно поохотиться. В конце концов, можно забить чуть больше скота, тогда мы заменим часть растительной провизии мясом и одновременно сократим расход урожая на содержание животных. Так что для начала каждому из нас надо поработать мозгами, – затем Андреас посмотрел на Мартина, а после на Густава, как бы адресуя свои слова им, – а потом уже предлагать подобное.

Мартин не мог понять Андреаса просто по той причине, что у него три сына и ни одной дочери. Густав же был уверен, что Андреас переживает за своего отпрыска, который уже нашёл себе невесту среди местных девушек.

Как бы там ни было, эта тема была закрыта. По крайней мере на время.

Допив свой стакан, Вильгельм встал из-за стола, собираясь возвращаться домой. Андреас и Томас предложили ему сыграть партию, но он в вежливой форме отказался. С каждым днём он старался всё меньше времени оставлять Аву одну, опасаясь преждевременных родов, как это уже было однажды, когда родилась Астрид.

Вскоре Вильгельм переступил порог дома. Обычно он сразу отправлялся к кровати, где, прежде чем закрыть глаза, крепко прижимался к Аве, которая на таком сроке уже не могла спать на животе и ей приходилось лежать на боку. На этот раз Вильгельм подошёл к кровати, где спали девочки. Он наклонился и поцеловал каждую в лоб. В эти секунды на его глазах уже начали скапливаться слёзы, но он нашёл в себе силы сдержать их.

Ещё какое-то время Вильгельм смотрел на девочек, особенно на Фриду, которая, казалось, ещё немного и вытолкнет с кровати Астрид. Он аккуратно переместил Фриду чуть глубже, после чего отправился в постель. Он прижался к Аве, обвил рукой вокруг её выпуклого живота и опустил веки, дабы поскорее провалиться в сон и хотя бы на время спрятаться от мыслей про Никса.

5. После заката

В те же самые дни осени, когда старейшины начинали собираться в амбаре поздними вечерами, женщины в посёлке тоже не сидели на месте. Убрав со стола, каждая стремилась провести время в чьей-нибудь компании.

Регина собиралась вытереть следы муки, которые обнаружила на полу, но Пенелопа попросила оставить это ей. Она поцеловала дочь в щёку и отправилась заправлять лампу маслом. В это время в дверь раздался стук. Регина поспешила открыть дверь. За порогом стояла Ава в окружении Ирмы, Астрид, Фриды и Ванды. Регина пригласила всех внутрь. Под конец она поцеловала Аву со словами приветствия, после чего попросила немного подождать, пока она заправит свою лампу. Ожидая Регину, Ава незаметно подошла к Пенелопе из-за спины и резко ущипнула за бока. От неожиданности Пенелопа закричала истерическим воплем, а Ава ещё долго не могла побороть свой хохот.

– Извини, – говорила она сквозь смех, – но я не смогла удержаться.

Пенелопа изо всех сил старалась сдержать улыбку, но это оказалось ей не по силам.

– Ладно – как бы прощая, ответила Пенелопа. – Ты, главное, смотри, чтобы малыш удержался.

Ава оценила эту шутку, схватившись ладонями за плечо Пенелопы, как бы нащупывая опору, чтобы не упасть, и, разразившись смехом, почти прижалась подбородком.

Вскоре появилась Регина. Она передала Аве масляную лампу, а сама взяла свежеиспечённый яблочный пирог. Они направились к выходу. Напоследок Регина сказала:

– Ну всё. Не скучайте.

Ава помахала рукой и сказала:

– Девочки, слушайтесь Пенелопу.

Вскоре раздался стук закрывшейся двери.

В такие вечера больше всех походу в гости к Пенелопе радовалась Ванда.

– А что на сегодня? – спрашивала она.

– Терпение, пупсик – ответила Пенелопа, вытирая остатки муки на полу.

Закончив с уборкой, она повела девочек в свою комнату и попросила немного подождать. Затем Пенелопа вышла на задний двор и громко произнесла:

– Так, все в дом!

Урсула, Вилли и Свен неслись на всех порах к Пенелопе. Заведя внутрь малышню, она закрыла дверь изнутри и отправилась в спальню. Там Пенелопа, как обычно в таких случаях, постелила друг на друга несколько широких и тёплых одеял, где все дети могли разместиться полукругом, а сама, с лампой в руке, села напротив, подобрав под себя ноги.

В каждый из таких вечеров, когда родители во всём посёлке расходились в поисках развлечений и занимательных разговоров, малышня сбегалась к Пенелопе послушать легенды и сказки. На этот раз в её руках лежала книга с рассказами безызвестных авторов.

Тем вечером она выбрала для детворы историю о любви между простым рыбаком и дочерью императора. По сюжету император насильно выдал свою дочь замуж за представителя высшего сословия под угрозой убийства рыбака. Рыбак такого пережить не сумел и, чувствуя, как внутри него угасает жизнь, решил пронзить собственное сердце кинжалом. Но за мгновения до этого юноша обратился к высшим силам и попросил только об одном: позволить ему переродиться для того, чтобы ещё хотя бы один раз, хотя бы одним глазом лицезреть лик его любимой. Однако расставания с юношей не могла вынести и дочь императора. Она испугалась настолько, что решила спрыгнуть из окна своей опочивальни в высокой башне. Влюблённых не стало в один день и в один час. Но затем, спустя всего несколько месяцев в городе появился незнакомец: днём – человек, ночью – волк огромных размеров. Незнакомец долго мучался оттого, что в его голове всплывал лик некой девы. Этот лик казался ему знакомым. Он не знал кем была эта красавица, но ему хотелось её найти. Он искал её долго, но так нигде и не встретил. Незнакомец был одинок, и одиночество это становилось всё невыносимее с каждым днём. Превращаясь в волка по ночам, он нападал на местных жителей, которые вскоре оборачивались в таких же волков. Незнакомец перестал быть одиноким, но лик прекрасной девы не давал ему покоя. Его вторая сущность, которая появлялась с наступлением темноты, не позволяла ему быть одиноким, создавая стаю, в которой он обрёл друзей. Но незнакомец всё равно чувствовал себя одиноким.

Вскоре под светом, ниспадающим на страницы с горящей лампы, Пенелопа дочитывала последние строки рассказа:

– Пленённый во плоти зверя, долгими веками он скитался по земле в поисках любимой в надежде, что она где-то ждёт его.

Лёжа на полу, подперев кулачками подбородок, впечатлённая Ванда глубоко вздохнула и произнесла по привычке:

– Давай ещё что-нибудь.

Но Пенелопа резко закрыла книжку, в результате чего раздался приглушённый хлопок, и сказала:

– На сегодня достаточно.

Расстроенная Ванда вздохнула ещё громче. Оттого, что Пенелопа отказывалась прочитать ещё одну сказку, остальным тоже было досадно, но больше всех негодовала именно Ванда.

В дверь постучали. Шарлотта поспешила открыть. На пороге стояли Регина с яблочным пирогом и Ава, у которой в правой руке висела лампа, а левая прижимала накидку к выпуклому животу, чтобы согреть малыша.

– Ну наконец-то – произнесла Шарлотта, по очереди целуя подруг в щёки. – Скорее, проходите.

Регина с Шарлоттой были закадычными подругами. Это можно было сказать и про Аву, но в их случае дружбу подогревало намерение детей вступить в брак. В своих беседах Шарлотта с Региной часто затрагивали тему свадьбы, рассуждая над тем, какое будущее они хотели бы видеть для Эриксона и Пенелопы. Регину уже как полноценную родственницу воспринимал и Андреас. При каждой случайной встрече он говорил, что ей следует почаще заходить в гости к нему домой, и что он по этому случаю попросит Шарлотту приготовить что-нибудь особенное.

– Кстати, Иветта передала, что не сможет прийти – сказала Шарлотта, заливая кипятком шиповник. – У них младший захворал. – После небольшой паузы Шарлотта добавила: – Надеюсь, вы во время ужина не сильно наедались?

– Не особо – сказала Регина, опуская первый кусок пирога на тарелку Авы.

– Насчёт меня можете не переживать – ответила Ава. Откусив внушительный кусок пирога, она добавила с набитым ртом: – Мне малыш поможет, а ему всегда мало.

Регина с Шарлоттой засмеялись, а когда смех стих, Шарлотта сказала:

– Сельма обещала принести запечённого зайца.

Услышав про запечённого зайца, Ава опустила веки и с некоторым вожделением подумала о том, как же ей захотелось мяса, продолжая при этом пережёвывать пирог, который она ела пока что в одиночестве, поскольку остальные предпочли сначала дождаться Сельму с зайцем.

– Магдалена тоже сказала, что не сможет – вдруг вспомнила Регина. – Правда не сказала почему.

Шарлотта добавила приободрённым голосом:

– Зато мы не увидим Роберту.

– Не смогла? – спросила Регина. Тот же вопрос хотела задать Ава, но пирог во рту не позволил этого сделать.

– Без понятия. Я её просто не позвала.

Для Регины с Авой это была прекрасная новость, как и станет для Сельмы.

Роберта, жена Густава, снискала репутацию местной стервы, с которой мало кто хотел водить дружбу. Однако Роберта имела привычку, не то чтобы напрашиваться, а просто ставить в известность, что она тоже присоединится к тому междусобойничку, который устраивают женщины в посёлке, когда их мужья собираются в амбаре, дети помладше отправляются к Пенелопе слушать сказки, а остальные кто куда. Само её присутствие не позволяло остальным женщинам говорить обо всём, что придёт в голову. Почти в половине из таких вечеров компания недосчитывалась одной или двух женщин. В тех случаях, когда Роберта не могла порадовать всех своим визитом, она воистину всех радовала. В отличие от своих мужей, жёны собирались не каждый день, но достаточно часто: большинство вечеров – особенно в холодные месяцы – они проводили шумной компанией. Прошлым утром Шарлотте «повезло» встретить на улице Роберту, которая посоветовала избавиться от этой ужасной шали. Конечно, Роберта не могла знать, что эта шаль была подарком покойной матери Шарлотты, но едва ли она пересмотрела бы свои манеры, даже если бы ей кто-нибудь сообщил об этом заранее. Шарлотта, не сказав ни слова, продолжила идти в сторону колодца. Тем же днём она обошла всех подруг и пригласила к себе на чай с булочками с маковой начинкой. Про Роберту она конечно же помнила. Помнила настолько, что не забывала держать её имя подальше от списка своих гостей.

Поскольку в семье жизни всех учил Густав, то Роберта занималась этим за пределами дома. Она считала себя мудрее и смышлёнее всех остальных просто хотя бы по той причине, что она была самой старшей среди всех женщин в посёлке. При этом её не волновало даже то, что, например, жена Германа, Иветта, была моложе всего на четыре года. В этом отношении Роберта далеко от мужа не ушла. Помимо того, что она не заморачивалась по поводу манер в общении, Роберта раздражала всех ещё и тем, что, приходя в гости в чужой дом, она открывала шкафы, переставляла предметы, раздавала указания, давала сигнал накрывать на стол и убирать со стола, ругала за скрипучие стулья и кривой стол, требовала от хозяйки выкинуть ложки и обзавестись новыми, говорила кому куда садиться и… В общем, она чувствовала себя как дома в буквальном смысле. Кроме этого, она была ещё и главным кулинарным специалистом, не упуская возможности сделать замечание по поводу сухости теста или нехватки сладости. В последний раз, когда Магдалена приготовила малиновый кекс, Роберта – то ли не нашла к чему придраться, то ли ещё что – сказала: «Попробуй в следующий раз добавить сюда орехов, да побольше».

Отсутствие столь токсичного духа делало посиделки настоящим отдыхом и отличной возможностью дать волю своим языкам, не испытывая никаких опасений, что их секреты может услышать кто-то, до чьих ушей они не хотели бы доносить эти разговоры.

Вскоре на пороге появилась Сельма. Следом за ней вошёл Людвиг, который держал широкую сковороду с приготовленным зайцем. Поставив блюдо на стол, юноша пожелал всем приятного аппетита и удалился.

Первым же делом Сельма подошла к Аве, которой она не позволила встать со стула.